иду личное оружие, то весьма разнообразно. -
Глаза Юзванда затуманились воспоминаниями. - Метательные ножи десяти
видов, как обоюдоострые, так и сугубо колющие, с зазубринами прямого и
обратного хода. Я всегда предпочитал "шершень" - им было одинаково удобно
что отрезать голову противнику, что доставать занозы из ладоней, а
рукоятка очень подходила для откупоривания сосудов с горячительным.
     -  Кто же был вашим противником, геургут? Против ожидания, Юзванд не
насторожился, не выпустил все колючки. Наоборот, на его лице вызрела
блаженная улыбка.
     -  Был бы полководец, - загадочно произнес он, - а противник
найдется.
     -  Читруны и цмортенги? Эхайн расхохотался:
      - Кто видал живого читруна? Разве что вы, этлауки: вы же души не
чаете в самых страховидных и богомерзких тварях. Что же касаемо
цмортенгов... Ни другу, ни злобнейшему своему врагу, включая вас, не
пожелаю выйти против цмортенга - с прибором ли для вскрытия консервов,
вроде "шершня", в полном ли облачении, в тройной броне и с пятью полными
боекомплектами, - даже если цмортенг больной и пьяный.
     -  Драд-двегорш! - процедил Кратов сквозь зубы. - Объяснят мне,
наконец, что это за монстры такие?
     -  Кроме того, бойцы штурмовых отрядов личной гвардии гекхайана имеют
при себе: саморазворачивающиеся метательные сети для лишения врага способности к перемещению, двух модификаций: с когтями и без оных; пластиковые канаты для полного обездвижения врага и личного перемещения в вертикальных плоскостях, для
чего упомянутые канаты могут снабжаться самозащелкивающимися крючьями;
взрывные устройства для ручного и реактивного метания шестнадцати
модификаций, отравляющего, ослепляющего, оглушающего, иного
деморализующего воздействия, а также локального и массового поражения...
     -  Довольно! - возопил Кратов.
     -  Хха! -ощерился Юзванд. - Вы всерьез полагали, что одного вечера
будет достаточно даже для простого перечисления всех видов вооружения,
которое мы создавали, шлифовали и оттачивали годами и столетиями?!
     -  Я полагал, что в Судах справедливости и силы не используется весь
ваш арсенал...
     -  Высший героизм - прийти на Суд с голыми руками. Но это - лишь
проявление личной доблести. Статут справедливости не обязывает вашего
противника обладать равной с вами доблестью. История знает прецеденты,
когда поединщик оказывался с голыми руками против всадника с лучевым
копьем.
     -  А знает ли ваша история прецеденты, когда голая рука одерживала
верх над оружием?
     Юзванд посмотрел на него оценивающе.
     -  Такие случаи бывали, - сказал он. - В позапрошлом веке некто
Абгаэбр, виллан ттарда Ирпалми, добился справедливости в поединке с
тяжеловооруженным сеньором, будучи оснащен лишь двумя кулаками. Правда, по
окончании Суда кулаков у него осталось всего ничего, но имущество и титулы
побежденного он таки унаследовал. На вашем месте, яннарр Кратов, я не стал
бы возводить это редкостное исключение в правило...
     -  И что бы вы предприняли на моем месте? Эхайн отвел взгляд.
     -  Никто не упрекнет меня в малодушии, - промолвил он. - Но для
начала я не стал бы бросать вызов ттарду Лич-лэбру.
     -  Даже если он оскорбил бы вас так же тяжко, как злосчастный
Азитуэбр - вашего деда?
     -  Азитуэбр был бражник и волокита. Его здоровье было изнурено
бесчисленными аристократическими пороками. Наследственность же Лихлэбров
еще не успела расшататься настолько, чтобы потребовать вливания новой
крови, и третий ттард Лихлэбр отважен и силен, как это и подобает эхайну.
     -  Тем не менее, пока у нас - ничья...
     -  Чему я безмерно удивлен.
     -  Хорошо, иначе поставим вопрос. Чем может воспользоваться на Суде
сам ттард Лихлэбр?
     -  Не думаю, что, помогая вам советом, я нарушаю какие-то этические
нормы, - сказал Юзванд со вздохом. - При обычных обстоятельствах ттард
явился бы на Суд в облегченном комбинезоне штурмовика с одним-двумя видами
холодного оружия. "Шершень", "двойное жало", какой-нибудь стилет... И,
возможно, на крайний случай он припас бы портативный энергоразрядник
"Горний Гнев".
     -  Но обычными сложившиеся обстоятельства никак не назовешь, не так
ли?
     -  Вы уже знаете? - насупился Юзванд. Ни черта Кратов, разумеется, не
знал, но на всякий случай многозначительно кивнул.
     -  Вы, верно, уже смотрели последнюю сводку новостей, - продолжал
эхайн. - Так что смею предположить, что во изменение сложившегося порядка
вещей ттард Лихлэбр явится по вашу душу на большом самоходном бронемехе
"Пожиратель равнин" со спаренными тяжелыми лазерами и восемью ракетами
класса "земля-земля".
     -  Бронемех, - задумчиво сказал Кратов. - Пожиратель, стало быть,
равнин... Благодарю вас, геургут. С меня достаточно.
     -  Что такое? - нахмурился Юзванд. - Мы прошлись только по самым
вершкам!...
     - ...а меня уже мутит, - слабо улыбнулся Кратов.
     -  Но вы же говорили, что с детства любили оружие!
     -  Не "с детства", - поправил Кратов, - а "в детстве". Огромная
смысловая разница. Возможно, я был неточен в переводе на "эхойлан"... Люди обыкновенно взрослеют и оружие больше не любят. Их предпочтением становится техника для созидания.
     -  Странно, - промолвил Юзваыд. - Выходит, мы - дети в большей
степени, чем вы, люди?
     -  Вы раньше нас вышли в космос, - заметил Кратов. - Я не слишком
сведущ в вашей истории, но, быть может, вы опередили нас еще в чем-нибудь.
Но вы все еще обожаете ладные и красивые цацки. Вы соблюдаете древние
традиции, что простираются в ваше высокотехнологическое общество из
родоплеменной древности. Вы следуете раз и навсегда заведенным обычаям и
ритуалам. Вы живете напоказ, не упуская ни единого случая
продемонстрировать уверенность и силу, будь то истинная сила или только
видимость ее.
     -  Гнусный этлаук! - проскрипел Юзванд. - Кто дал вам право?..
     -  Я не хотел вас оскорбить, - Кратов упреждающе выставил ладонь.
     -  Но вы сделали это!
     -  Когда вы, геургут, привыкнете к тому печальному факту, что мы -
представители разных культур? И что меня труднее вывести из равновесия,
нежели вас? Все это время вы сами непрерывно оскорбляли меня, мою расу,
мою культуру, а я терпел и улыбался. Отчего, вы думаете?
     -  У вас не было выбора, - надменно сказал Юзванд. - Вы на чужой
территории, и я - сильнее.
     -  Ну что ж, с первым я согласен, - мягко сказал Кратов. - Знаки
вашего гостеприимства я ценю, в особенности - вашего дорадха. Что же до
второго... Не забывайте, что этим вот не так чтобы большим кулаком я
завалил ттарда Лихлэбра.
     Юзванд следил бешеным желтым взором за его манипуляциями.
     -  Это была случайность! - сказал он упрямо.
     -  Это была не случайность, - возразил Кратов. - Если вы
действительно что-то значите в масштабах своего департамента и приобщены к
достоверной информации, то должны знать, что военные победы эхайнов на
галактических фронтах всегда одержаны над мирным населением. И всюду, где
те же люди давали вам сдачи, они побеждали. Мы сильнее вас. Извините мне
мое мальчишество, но даже я - сильнее. Просто мой кодекс диктует мне
сдержанность и терпимость в общении с вами... капризным несмышленышем. А
вас удивляет, что у этлауков тоже есть кодексы поведения?
     -  Об этом никто мне не говорил, - буркнул Юзванд.
     -  Да у нас еще больше кодексов, чем у вас! И нигде не сказано, что
тот прав, у кого кулак крепче... - Кратов вдруг хихикнул: - Зато в одном
своде правил говорится: "Никогда не спорь с дураком - люди могут не
заметить между вами разницы".
     -  Это мы - дураки?! - лицо Юзванда пошло пятнами.
     -  Вы далеко не дураки, - возразил Кратов. - Вы - очень шустрые,
сообразительные ребятишки. Но мы - старше. Мы можем относиться к вашим
проделкам в Галактике со снисхождением. Мы терпеливы. Вы же у нас
младшенькие...
     -  Что это значит? - с негодованием вскричал эхайн, занося кулак над
столиком.
     -  Мы братья, Юзванд, - произнес Кратов. - Мы братья... "Столику
конец, - подумал он мельком. - Потом наступит черед окон и стен. Но
терминал я ему не отдам".
     -  Один мой брат погиб при штурме крепости Аггет, когда мне было
десять лет от роду, - недоумевающе дернул плечом Юзванд. Кулак замер в
сантиметре от столешницы. - Другой еще ходит пешком под скамейку. Что вы
имеете в виду?
     -  Это метафора, - пояснил Кратов. - А вы должны уметь мыслить
метафорами. Ваши уставы и кодексы по большей части составлены из метафор.
     -  Драд-двегорш, - устало обронил Юзванд, разжимая пальцы. - Я не
умею мыслить метафорами. А если и умел, то уже разучился. В вашем обществе
я тупею... или начинаю сознавать собственную тупость. У меня от вас мозги
скоро вскипят и полезут из ушей. Позвольте мне удалиться...
     Кратов вдруг сообразил, что Озма до сих пор не появилась из бассейна.
     -  Кстати, - спросил он нарочито небрежно. - Как теперь поступать с
этим вашим... дорадхом?
      - Возьмите его за шкварник и суньте обратно в сосуд, - посоветовал
Юзванд, укладывая свой багаж. - Плотно закройте крышку, чтобы ваши крики
не потревожили его сон. Напуганный дорадх ни к чему не годится.
     -  С чего вы взяли, будто я стану кричать? - насторожился Кратов.
     -  Не обязательно вы. Это может быть и ваша самка.
     -  Не называйте эту женщину самкой! - потребовал Кратов.
     -  Я и вас не называю мужчиной! - удивился эхайн. - Но после дорадха
ваша, спутница непременно пожелает продолжения.
     -  Непременно? - озабоченно спросил Кратов.
     -  И в изобилии, - кивнул Юзванд. В его лице и голосе не было и тени
насмешки. - Дорадх сделал свое дело. Теперь ваш черед доказать, что вы
способны удовлетворить... женщину не хуже мелкого домашнего животного


     11.

     -  Когда я была маленькая, совсем девочка, у меня была бестгюла...
зверек. Я звала его - папулус... пушок... пуховик...
     -  Пушистик, - наудачу подсказал Кратов
      - Да, пожалуй... Помню, что он был пушистый, с большой головой,
длинным хвостом и треугольными черными ушками.
     -  Кошка, - предположил Кратов.
     -  Вряд ли, на Магии кошки - большая редкость, это же не Эльдорадо,
не Земля. Что я, по-вашему, не знаю, что такое кошка?.. Потом я выросла и
забыла про пушистика. А потом вдруг вспомнила и стала всех спрашивать, но
никто не понимал, о чем идет речь, ни мама, ни отец, ни сестры...
     -  У вас есть сестры?
     -  Да, и обе намного старше меня.
     -  Тоже певицы?
     -  Вы будете смеяться, но в нашей семье лишь я обладаю музыкальным
слухом. Отец говорит, что это божий дар, который ангелы уронили по дороге
не на ту голову... Но не сбивайте меня своими вопросами!
     -  Я обожаю задавать вопросы. Хотя иногда мне удается просто слушать.
     -  Вот и попытайтесь. Я хочу рассказать вам про своего пушистика,
потому что это - самая большая загадка, что мучит меня все эти годы. Как
может быть, что я помню его, а другие даже не понимают, о чем я говорю? Не
могла же я выдумать себе друга! Он был вот такой, - Озма нешироко развела
ладони, - и голова у него была, как у младенца, большая, круглая, покрытая
мягкой светлой шерстью. Эту голову хотелось гладить между ушек и прижимать
к себе в порыве нежности... Материнский инстинкт, не правда ли?
     -  Правда.
     -  Мне было лет пять-шесть, не больше. И друзей у меня было немного.
Я еще не пела, а только слушала музыку и удивлялась, когда другие,
подпевая или наигрывая, фальшивили. Для меня это было странно, а порой
просто злило, и я вела себя как маленький чертенок. И тогда у меня
появился пушистик. Он спал у меня в ногах, а если я хотя бы ненадолго
устраивалась в кресле или на диване с книжкой, он вспрыгивал ко мне на
колени, требуя внимания и ласки. Я гладила его по голове и переставала
быть вредным чертенком. Я уже не злилась на тех артистов, что пели с
экрана эту ужасную народную музыку...
     -  Популярную, - осторожно поправил Кратов.
     -  Ну да... И даже на оперных вокалистов, что пели мимо нот. Я просто
хихикала над ними исподтишка, мои эмоции становились мягким и пушистыми,
потому что пушистик лежал у меня на коленях и довольно урчал. А когда я уж
очень усердно занималась своими делами, читала или рисовала, он
требовательно клал свою лапку мне на руку и заглядывал в глаза. При этом
его черный носик-кнопка шевелился, будто пушистик хотел что-то сказать, но
не знал нужных слов. А если это не помогало, он начинал с урчанием лизать
мне руку. У него был розовый влажный язычок, обычно очень нежный, а если
пушистик сердился, то похожий на мелкую терку. Приходилось откладывать
свои занятия и гладить его по голове. Но самое смешное происходило по
ночам. Пушистик подбирался к моему лицу и начинал лизать мои лоб и щеки.
Тогда я укрывалась с головой - а зверек залезал под одеяло, не оставляя
попыток умыть меня, - и тихонько напевала ему какую-нибудь песенку. У меня
была своя комната, и никто не слышал этих концертов. Потому что я пела
порой самые ужасные вещи. Хорошо еще, если это была мамина колыбельная или
ариетта принцессы из "Звездных войн"... Но ведь это могло быть, хоррибле
когиту, нечто безобразное: "Возьми меня за обе щеки" или "Склеил я
красотку, а она мужик"!
     -  Никогда не слыхал, - смущенно признался Кратов.
     -  У вас было правильное музыкальное воспитание. А ведь я росла в
Сиринксе, а это маленький рыбацкий поселок, где нравы были не то чтобы
просты, а упрощены до предела.
     Отец спокойно сквернословил в присутствии детей и матери. Дядя Феликс
был бибакс... злоупотреблял горячительным... я  правильно говорю?
     -  Наверное, - сказал Кратов без особой уверенности.
     -  Мой отец был пискатор... рыбак. Все мужчины моей семьи были
рыбаками. По вечерам отец приводил свой комбайн из моря...
     -  Подождите, - сказал Кратов. - Если не секрет... что  вы называете морем?
     -  Море - это часть водной поверхности, почти со всех сторон
ограниченная сушей, - ехидно изрекла Озма. - Сиринкс стоит на берегу моря
Фурвус, но, полагаю, все остальные моря ничем не отличаются. Темно-зеленая
органическая взвесь, а под ней - тугой покров из водорослей.
     -  А часто ли тонут в вашем море?
     -  В нашем море не тонут! - отчеканила Озма. - Вы шутите? Мы по нему
с острова на остров ходили на лыжах! Не понимаю - как вообще можно
утонуть, если умеешь плавать?!
     -  Да запросто! - засмеялся Кратов. - Нахлебался соленой воды, и
лапки кверху...
     -  Ну, не знаю, - сказала Озма с сомнением. - Соленой воды... где взять столько соли?
     -  Ладно, пропустим это. А что делал ваш батюшка со   своим комбайном в море?
     -  Разумеется, ловил рыбу. Я уже говорила: все мужчины - рыбаки.
     -  Отлично, - сказал Кратов. - Что вы называете рыбой?
     -  Такое холоднокровное, покрытое чешуей животное, - не без
раздражения промолвила Озма. - Оно дышит растворенным в воде кислородом. У
него есть жабры и пение... плавники... - Кратов согласно кивал в такт ее
словам. - Когда они совершают миграции, движение на дорогах надолго   замирает.
     -  Миграции! - простонал Кратов. - По суше! - Не по суше, - поправила
Озма, - а по воздуху. - Кратов всхлипнул. - Но очень низко. Это же рыбы!
      - Превосходно, - сказал Кратов упавшим голосом. - Я был на Уэркаф,
на Церусе, на Сарагонде и в прочих удивительных местах... как выяснилось
недавно - даже па Юкзаане, но я никогда не был на Магии. Где ходят в море
на комбайнах, предупредительно уступая дорогу мигрирующим стаям рыб.
Прости меня, господи. На чем мы остановились?
     -  Я не помню, - чистосердечно призналась Озма. - Нугэ... неважно. В
поселке не было даже школы, и мы, полтора десятка детей всех возрастов, на
ярко раскрашенном роллобусе каждым утром отправлялись в Элуценс. А это
был уже совершенно иной мир, это был островок Земли, это была
цивилизация!... Так что я напевала пушистику все, что слышала вокруг себя.
И он успокаивался и засыпал у меня под боком, но я не всегда прекращала
петь. Потому что эти жуткие мелодии продолжали звучать в моей голове, и я
отчетливо видела все разрывы и неточное ги в композиции - тот, кто сочинял
их, понятия не имел о мелосе и гармонии. А я не только видела эти провалы,
я понимала, как их заполнить или исправить! И я делала это по ночам, в
обнимку с пушистиком.
     -  Это был кролик, - сказал Кратов.
     -  Кролик? - озадаченно переспросила Озма.
     -  Такой грызун с длинными ушами.
     -  Лепускулус... э-э... зайчик?
     -  Нет, - Кратов страдальчески напряг память и во внезапном
просветлении воскликнул: - Купикулус Сударыня, вы действуете на меня
благотворно. Я начинаю вспоминать студенческую латынь.
     -  Это не мог быть купикулус, - возразила Озма. - У него был длинный
хвост...
     -  Вы не говорили про хвост! - возмутился Кратов.
     -  И кролики не урчат... впрочем, не знаю. Но слушайте дальше.
Однажды вечером, кажется - под Рождество, - мы всей семьей собрались в
гостиной, и дядя Феликс был, и дядя Лукас, которого я почти не знала, и
тетушка Эрна... Происходило обычное, незамысловатое рыбацкое веселье. Дядя
Феликс быстренько злоупотребил и уснул на диванчике. А все остальные
запели "Вириде велум"... "Зеленый парус"... это такая старая рыбацкая
баллада, очень длинная, очень заунывная и очень красивая. Я не могла слышать, как они уродуют своим несуразными голосами очаровательную мелодию. Я ушла к себе в комнату, забилась в угол и собралась зареветь. Но пришел пушистик, вспрыгнул ко мне
на колени и ткнулся влажным своим носом в мою разбухшую от едва
сдерживаемых слез носяру. Это было так смешно и мило, что я сразу
расхотела реветь. Больше того, я вдруг обрела невероятную смелость. Как
будто это не дядя Феликс, а я перепила какой-нибудь дрянной спиртовой
смеси, и мне все море сделалось по колено! "Пойдем покажем им!" - сказала
я пушистику. Но он не захотел идти со мной. Спрыгнул с колен и
вскарабкался на шкаф, куда всегда прятался, если хотел стать недосягаемым.
     -  Да, пожалуй, это не кролик, - покивал Кратов.
     -  Теперь вообразите себе натура-марте, - захихикала Озма.  - Очень
веселая компания с налитыми кровью глазами и... м-мм... кум
персоллисрубикундис...
     -  Что, что?! - переспросил Кратов.
     -  Ну, вот такие лица... - она надула щеки, развела ладошки пошире и
потешно выпучила глаза. - Большие и красные... Как это сказать
литературно? Морды?
     -  Ну, вряд ли, - сказал Кратов с сомнением. - Может быть,
физиономии.
     -  Так вот, весь этот форум как умеет поет... если так можно
назвать... "Вириде велум". И тут с грохотом распахивается дверь, на пороге
возникает шестилетняя виргункула... пигалица с выражением крайней
решимости на лице и негодующе вопит: "Замолчите все! Что вы
делаете? Вы неправильно поете!" Отец мигом нахмурился и собрался уж было
прогнать меня черным словом, но незнакомый дядя Лукас остановил его.
"Хорошо, пискатрикс... рыбачка, - сказал он, усмехаясь. - Покажи нам, как
надо петь правильно". И я спела им "Вириде велум", как нужно было петь.
Ведь я десятки раз пела его по ночам пушистику и знала, как правильно... И
это был первый раз, когда я пела на людях.
     -  И чем кончилось?
     -  Тем, что дядя Феликс проснулся, попытался встать и свалился с
дивана, - хихикнула Озма. - Что и разрушило мистический ореол над случившимся. Мама потом говорила, что если бы он не свалился, то она встала бы на колени и начала молиться. А так все обошлось. Отец смахнул слезу и ушел на улицу курить. Тетя Эрна стала бранить дядю Феликса, но без большой злобы. А дядя Лукас лишь обронил: "Не
бывать тебе пискатрикс, милая..." И он оказался прав. Через неделю отец
отвез меня в Элуценс, на прослушивание в музыкальный колледж. Среди
изысканных барышень он выглядел пришельцем из другого мира и страшно
смущался, отчего нагрубил всем, кого встретил по дороге, включая директора
колледжа. К нему относились снисходительно. А после прослушивания директор
пригласил нас к себе домой на обед, и отец уже ему не грубил, а внимал,
как