в
своем деле. - Понтефракт иронически улыбнулся. - Так где же мы нынче
живем? В Галактическом Братстве или в Каганате?
     -  В каком еще Каганате?! - удивился Кратов.
      - Это я ваши же слова припоминаю, когда давеча Эрик тредложил
устроить показательную военную операцию. А зедь он своего добился! И
операцию провел, и эхайнам нос тер, и вас фактически вызволил.
     -  Да мы бы уж и сами как-нибудь... - проворчал Кратов.
     -  А по-моему, пускай и Каганат, - рассуждал Понтефракт. - Лишь бы
защищал собственных подданных от всяких межзвездных террористов, а не
изнывал от прекраснодушия, нe строил из себя кисейную барышню. Мне как-то
спокойнее жить, зная, что за Озмой в ее предсвадебном путешествии откровенно и внимательно присматривают...
     -  Эрику придется встать в очередь, - хмыкнул Кратов. -  Нынче за ней
присматривают пятнадцать процентов всех эхайнов нашей Галактики.
     Понтефраю ткнул пальцем в пульт, изображение ожило. Карнера
пела хрипловатым ломким голосом, неряшливо зыговаривая слова и глотая
окончания:
     Many times I've lied Many times I've listened Many times I've
wondered Нон-much there is to Алон    - Архаичный репертуар, - сказал
Понгефракт, словно пвиняясь. - Двадцатый век. Акустическая гитара. Какие-
то барабаны... Ну, вы сами слышите.
     -  Мне нравится, - рассеянно отозвался Кратов. - Можете известить
эту девочку, что она будущая баронесса. - Он поразмыслил. - Но все же пусть
научится петь, авось и в герцогини выйдет...
     "Over The Hills And I'ar Awa>" (Над юрами, над долами) Слова и (узыка
- Джимми Пэйдж. Роберт Плапт (XX в)


10.

     Когда на башне Магистрата колокола старинных часов пробили девять,
Кратов вышел на крыльцо бара.
     На набережной Тойфельфиш не было ни души. За дальним парапетом, вечно
невидимый, вечно всем недовольный, привычно гудел океан. Из узких проулков
ему согласно подвывал вегер. Дождь закончился, на темном небе не осталось
ни единой тучки, все три лупы представали во всем своем сомнительном
великолепии, словно чересчур высоко подвешенные уличные фонари. В теплом
влажном воздухе пахло свежевымытой листвой.
     "Спасибо, матушка Тритоя, - с умилением подумал Кратов. - Хотя бы раз
ты встретила меня добром и лаской, а не окатила из тазика с головы до ног!
На сей раз ты нарочно подготовила прекрасный вечер в романтическом духе.
Сейчас ко мне придет любимая женщина, и мы будем гулять по набережной всю
ночь и любоваться звездами. Что может быть романтичнее? Для чего, в конце
концов, существуют океанские набережные и звезды?.. А может быть, мы
просто добредем твоими улочками до ближайшего отеля, где и останемся до
рассвета - что не так романтично, но не менее приятно".
     Над мокро поблескивающими крышами со стрекотом пронесся гравитр и
канул в сторону площади Морского Змея. "Вот и она, - внутренне затрепетав,
отметил Кратов. - Боже, наконец-то... На Юкзаане я и не вспоминал о ней, а
теперь считаю мгновения до встречи. И трясусь от страсти, как сопляк на
первом свидании".
     Призрачная, хрупкая фигурка в тонкой черной накидке возникла из-за
поворота.
     "Идменк, я иду!"
     Она тоже увидела его. Войдя в пляшущее пятно света под фонарем,
Идменк откинула капюшон. Он успел разглядеть смеющиеся фиалковые глаза в
ореоле фантастических сиреневых волос...
     "Женщин с сиреневыми волосами не бывает. Я не женщина, я юффиэп".
     Странный, чужеродный звук мимолетом вплелся в заунывное пение
непогоды. Словно хрустнула надломленная сухая ветка.
     Идменк остановилась на полпути, натолкнувшись на невидимое
препятствие...
     Он был уже рядом и успел подхватить ее прежде, чем тело ее коснулось
брусчатки.
     И отчетливо, как никогда в жизни, до рези в глазах, увидел, как
теплый свет ее живой ауры стремительно тает в черной пустоте.
     Мир застывал, делался плоским, словно рисунок в две краски - черную и
серую...
     -  Нет! - пробормотал он. - Не надо!
     Выпрямился, бережно прижимая свою невесомую ношу к груди. Опрометью
кинулся к дверям бара, откуда струился рассеянный свет.
     Уже на пороге, ощутив что-то враждебное, какую-то смутную угрозу,
бессознательно оглянулся.
     ... Почти сливаясь с серыми сумерками, лишенная объема и цвета,
приземистая тень возникла перед ним на малую долю секунды. Короткая рука
выпросталась из бесформенного плаща и угрожающе воздела несуразно длинный
корявый палец. И сгинула...
     Может быть, ему это показалось.
     Чужие голоса и лица внезапно врывались в его сознании, чтобы тут же
уйти прочь и исчезнуть. И снова смыкалась сплошная серая пелена
(однажды он уже видел такую - в дальней, прошлой жизни, на борту
рушащегося в великое Ничто, без берегов и пределов, мертвого космического
корабля), а посередине этой серости - бледное, застывшее, едва узнаваемое
лицо. Восковая маска с погасшими глазами, скорее похожими на два осколка
цветного стекла - такими же прозрачными и безжизненными.
     Кто-то попытался разжать его руки.
      - Константин, - услышал он голос Понтефракта. - Это медики...
позвольте им.
     Он наконец выпустил ее. Лицо-маска отдалилось от него и пропало.
Серая пелена схлопнулась перед глазами, как прореха, стянутая невидимой
нитью.
     Откуда-то с того света до него долетали обрывки фраз и долго носились
в ватной пустоте:
     -...психодинамический шок... женщина-юфманг... через полминуты будет
в порядке...
     -  Костя, - снова пробился голос Понтефракта. - Вы меня слышите?
Считайте до тридцати, и вам будет легче. Это чары, они скоро пройдут...
     "Я не хочу, чтобы они проходили", - подумал он. Это была первая
связная мысль с того момента, как Идменк умерла у него на руках.
     Серый туман понемногу рассеивался, наполняясь призрачными, нелепо
дергающимися контурами человеческих фигур. Голоса сливались в общий
невнятный шум. Сделавшийся в одночасье плоским и черно-белым мир оживал,
обретая объем и цвет. А с ним оживала и замороженная боль.
     Он сидел привалившись к стене, в руке у него был стакан с водой,
напротив стоял Понтефракт, бледный и еще сильнее всклокоченный против
обыкновенного, а за ним толпились какие-то совершенно незнакомые люди.
     -  Где она? - услышал Кратов собственный голос, доносившийся словно
со стороны.
     -  Наверное, уже в клинике, - сказал Понтефракт. - Здесь недалеко
есть прекрасная муниципальная клиника. Но надежды нет, Костя. Она умерла
сразу. Стрела из арбалета в основание черепа, какой-то варварский яд... -
Он нахмурился и замолчал.
     Высокий, изможденного вида человек в мокром плаще, навис над
Кратовым.
     -  Ферн Брайс, - назвался он. - Я комиссар континентальной полиции
города Тритоя. Вы должны дать показания...
     -  Что я должен дать? - вяло переспросил Кратов.
     -  Ничего, - быстро проговорил Понтефракт и оттер явно недовольного
комиссара плечом. - Я позже сам все объясню полиции. Преступник известен,
мотивы ясны...
      - Юфманги? - с горькой миной осведомился комиссар Брайс и, получив
утвердительный кивок, удалился.
     -  За что? - спросил Кратов. - Почему ее, а не меня?
     -  Это же юфманги, - словно извиняясь, промолвил Пон-тефракт. - У них
свои законы. На Яльифре, где они живут, убийства за измену семейным узам в
порядке вещей. Да что я вам рассказываю, вы же знали, на что шли.
Наверное, он... супруг вашей женщины... уже сдался своему консулу. Ему
ничего не грозит. Вот если бы он вас задел - тогда конечно...
     Стакан с тонким звоном выпал из онемевших пальцев.
     Кратов обхватил голову руками, уткнулся лицом в колени. Огромный
ржавый и совершенно тупой нож где-то глубоко внутри пытался распилить его
сердце на две половинки.
     -  Почему, почему, господи?!
     Понтефракт торчал над ним истуканом, беспомощно шевеля конечностями.
     "Время закончилось", - сказал прорицатель Вижу Насквозь.
     "Я ее потерял. Потерял навсегда и безвозвратно. Я никогда больше не
увижу ее. У меня ничего не осталось. Ничего... У меня не осталось даже ее
портрета, даже самой пустяковой графии. Я обречен на то, чтобы с каждой
минутой все сильнее забывать ее. Чем дольше я живу, тем сильнее от
нее удаляюсь. У меня больше никогда ее не будет. Никогда, никогда, никогда..."
      - Я не смогу жить без нее.
     -  Сможете, - покачал головой Понтефракт.
     -  Я не хочу жить без нее.
     -  Думаете, вы на Эльдорадо первый, кто связался с этими...
сиреневыми феями?
     -  Я найду его, - проронил Кратов. - И, может быть, убью.
     -  Бросьте, - отмахнулся Понтефракт. - Что еще за галактическая
вендетта! Даже и не думайте.
     -  Все равно, - упрямо сказал Кратов.
     -  Лучше еще разок сосчитайте до тридцати, - печально проговорил
Понтефракт.


Интерлюдия. Земля.

     Спирин и Торрент уже куда-то исчезли. Пустая лужайка производила
обманчивое впечатление тишины и покоя. Лишь со стороны Оронго доносился
приглушенный расстоянием и пышными кронами Садового Пояса гул бурной и
полнокровной городской жизни. Над головой, словно гигантские насекомые,
проносились гравитры, а затем, едва не касаясь верхушек деревьев,
медлительно и степенно проплыл рейсовый "огр" до Абакана, а может быть -
до Иркутска. ("Иркутск меня бы тоже устроил", - мечтательно подумал
Кратов.) При небольшом напряжении глаз можно было различить выражения лиц
пассажиров, облокотившихся о перила нижней палубы, и даже расслышать их
голоса.
     Вздохнув, он потащился в направлении дома. Его энтузиазм таял с
каждым шагом. Не доходя до посадочного пятачка, он постыдно отвернул в
заросли крыжовника. Пригибаясь и ступая бесшумно, приблизился к опасной
зоне, раздвинул колючие ветки...
     -  Да я вам глаза выцарапаю, мадам! - взвинченным тоном говорила
Марси.
     -  Не мадам, а мадемуазель, дитя мое, - с нажимом возражала Рашида. -
И не стыдно ли будет лезть со своими коготками к женщине, которая годится
тебе в матери?!
     -  Ах, простите, бабушка! - издевательски пропищала Марси. - Но разве
пристало вам отбивать мужчину у внучки?!
     Увы, ничто не свидетельствовало в пользу того, что этот конфликт мог
самопроизвольно угаснуть...
     "Что мешает мне подойти, рявкнуть на этих баб и призвать их к порядку
и повиновению?! - тоскливо думал он, пятясь в самую гущу кустов. -
Попробовал бы кто-нибудь решать мою судьбу без моего участия где-нибудь в
Парадизе!... Что ж это я здесь-то так развинтился? Вот возьму сейчас,
вернусь и объявлю обеим: вы, красны девицы, как хотите, но мне нынче не до
вас. И я вполне способен обойтись без вашего живого внимания к моей
дальнейшей биографии Что я -      вещь неодушевленная, чтобы меня делить?! Да, виноват, признаю: сам начудил и вас запутал. Готов покаяться. Но головой в петлю пока не собираюсь. Да и вы, могу поручиться, без меня прекрасно обойдетесь, как
обходились всю предыдущую жизнь. Если есть желание, можете дискутировать и
дальше, а меня "Тавискарон" дожидается..." Кратов даже немного
развеселился и гораздо бодрее зашагал к дому. "А ведь и правда, наверное,
я смогу так сделать. Выйти из неприятной ситуации с уроном для чести и
достоинства, но без видимых физических повреждений... И в ближайшие десять
лет на Землю - ни ногой! А уж по прошествии изрядного времени все мы трое
будем вспоминать этот неприятный и неприглядный, надо признать, эпизод с
большим юмором. Марси по причине юного возраста быстро утешится - хотя бы
тем же Гешей Ковалевым, а то и найдет кого получше и поусидчивее. Рашида
тоже успокоится. Быть может, здоровый и вернувший себе оптимизм и веселье
Стас окажется мне хорошим дублером..." Он резво взбежал на крыльцо
веранды. На столе стоял самовар, возле него угнездились господа эксперты и
пили чай с маминым вареньем. Спирин делал это с блаженно прижмуренными
глазками, и даже на лице у Торрента можно было различить нехарактерное для
него выражение довольства и умиротворения. "Нет, не получается, - подумал
Кратов, плюхаясь на скамью п придвигая к себе чистую чашку. - Я очень
много могу сделать из того, чего совершенно не хочу. Могу бросить все как
есть и с места в карьер удрать в Галактику. Но не хочу, потому что стыдно.
Могу разогнать всех своих женщин. Но не хочу, потому что люблю их. И не в
состоянии выбрать одну из двоих. Всегда ненавидел выбирать и сейчас не
намерен отступать от привычки... Я люблю эту взбалмошную юницу, люблю ее
золотые волосы с хохолком на макушке, люблю ее зеленые глазищи и вечно
задранный к солнышку носик, люблю ее капризы и причуды, люблю ее угловатые
плечи и маленькую грудь, люблю ее за то, что она вредничает и поступает
непредсказуемо, люблю ее за то, что она нуждается в моей защите, хотя
прекрасно может обойтись без нее. И ее ребенка я тоже, наверное, люблю.
Странно, что еще утром у меня не было ребенка... да и сейчас, само собой
разумеется, еще нет... но скоро он непременно будет, и тогда всем
покажется странно, что было такое время, когда его не было. Совершенно
новый, никогда прежде не существовавший, незнакомый и похожий только на
самого себя человечек. С ума можно сойти... Но и Рашиду я тоже люблю.
Трудно поверить, что двадцать лет назад я мог отказаться от нее и прожить
все это время, не слишком часто о ней вспоминая. А еще труднее вообразить,
что и остальную жизнь я, возможно, проживу без нее. Быть может, я люблю в
ней собственное прошлое. Свое несбывшееся, свою несостоявшуюся жизнь. То
есть жизнь, конечно, состоялась, смешно и самонадеянно думать иначе... но
ведь она могла состояться и по-другому, и кто станет утверждать, что я не
пришел бы к этому моменту другим, быть может - лучшим, чем я есть теперь?
Так что с какой стати мне прятаться в кустах и за здорово живешь отдавать
эту прекраснейшую из женщин постороннему, хотя бы и близкому другу?! Тем
более что она вряд ли того захочет. Тем более что и друг может предпочесть
более спокойный выбор, нежели этот торнадо в юбке".


* * *

      - Уфф, - пропыхтел Торрент, отодвигаясь от стола и покойно складывая
руки на животе. - А теперь, доктор Кратов, давайте обсудим ваши
замечательные сны.
     -  Самое время, - буркнул тот рассеянно.
     -  У меня такое чувство, что сегодня вам не выпадет более спокойной
минутки, - ядовито (но, с поправкой на сытость, не слишком - на уровне осы
или даже овода, а не гремучей змеи, как обычно) заметил Торрент.
     -  Зачем вам обсуждать мои сны?
     -  Я намерен истолковать их с материалистических позиций, -
благодушно пояснил юнец.
     -  Бог в помощь, - усмехнулся Кратов. - Впервые это приключилось со
мной на Псамме. Причем несколько раз кряду...
     -  Если быть точным, то дважды, - строго поправил Торрент. - Или вы о
чем-то умолчали в мемуарах?
     -  Умолчал. И о многом. Но только не об этом... Впоследствии сны
повторялись гораздо реже. И, как правило, в экстремальных ситуациях.
Последний раз совсем недавно. На Земле это случилось впервые.
     -  Чудно, - хихикнул Спирин. - Мир горит и рушится, все вопят,
хватаются за головы и друг за дружку, как на картине Карла Брюллова
"Последний день Помпеи", а посреди этого содома спит сном праведника ражий
детина...
     -  А после просыпается и затыкает Везувию глотку, - закончил Торрент.
- Что меня более всего поражает в этих снах - так это их отчетливая
императивность. В этих снах к вам является некто...
     -  Из потустороннего, за редким исключением, мира, - ввернул Кратов.
- На Уэркаф ко мне приходил вполне живой ксенолог, хотя и физически
находившийся в тот момент за многие миллионы километров, да еще и в
глубокой коме. И мама ко мне тоже приходила.
     - ...в самых туманных выражениях дает толкование ситуации, после чего
не менее расплывчато, хотя и недвусмысленно, указывает путь к разрешению
конфликта.
     -  Чему ж тут поражаться, - пожал плечами Спирин. - Обыкновенная
работа аналитических программ подсознания! Они же и генерируют приемлемую
тактику поведения для выхода из неприятности с минимальным ущербом. Просто
у Кости... ничего, что я вас так называю?.. означенные программы
характеризуются огромной интенсивностью и отбирают прорву энергии. Поэтому
срабатывают биологические предохранители, и сознание на время отключается,
чтобы не обременять рецепторы шумовой и для решения проблемы излишней
информацией.
     -  Вы рассуждаете о мозге, как о какой-то паршивой машине из своей
Тауматеки! - отметил Торрент с неудовольствием. - Об этом, как его... о
"Титанийской Модели"!
     -  Мозг и есть машина, - согласился Спирин. - И не скажу, чтобы очень
сложная! Спросите у любого ментолога, хотя бы у того же вашего Да...
Джа... э-э...
     -  Дананджайя, - поморщился Торрент. - Неужели трудно запомнить?
     -  А где же наша очаровательная хозяюшка? - вдруг спохватился Спирин.
     -  Сидите уж, - сказал Торрент. - Дамский угодник... - Кратов поднял
голову и с подозрением посмотрел на облизывающегося, будто кот над плошкой
молока, Спирина, но беседа уже катилась дальше. - Так вот, к вопросу о
подсознании. Конечно, все это сильно смахивает на те механизмы, которые
заняты информационной утилизацией в обычном сне. Переваривают, иными
словами, употребленные внутрь за прошедший отрезок времени впечатления...
Но есть существенные отличия, которыми вы скоропалительно пренебрегли,
потому что сейчас думаете не о предмете дискуссии, а о своих первобытных
инстинктах.
     -  О каких инстинктах? - взвился Спирин. - Что вы несете,
злокозненный юноша?!
     -  Отличие первое: ясная и отчетливая визуализация. Запоминающиеся
детали. Известно, что если содержание только что увиденного сна каким-либо
образом немедленно не зафиксировать, то через считанные мгновения он
необратимо забудется. У вас, доктор Кратов, под рукой обычно не
оказывалось ни мемографа, ни даже какого ни то первобытного стила. Между
тем, вы, доктор Кратов, спокойно и в подробностях пересказываете свои
замечательные сны спустя десятилетия, как если бы это были не сны, а
сценическая постановка на Бродвее...
     - ...или художественный вымысел, - подхватил Спирин. - Сознайтесь,
Костя: ведь вы все это выдумали для вящего интереса! Нужно же было вам
подыскать какие-то материалистические объяснения своей нечеловеческой
интуиции!
      - Что-что, а это я не выдумач, - сказал тот. - Фантазия у меня скудная
      - Фантазия у вас богатая, - запротестовал Торрент. - Это вы мессиру
Мануэлю можете шарики вкручивать насчет ограниченности своего воображения,
а я читал вашу "Версию X", так что перестаньте..
     -  Что такое "Версия X"? - встрепенулся Спирин.
     -  А... э... один апокриф, - пояснил Кратов.
     -  Неофициальная, имеющая ограниченное хождение среди любителей
оккультной ксенологии, предыстория кульбессердечный недоросль.
     -  Смешно сказать, но и это я не выдумал. - заметил Кратов.
     -  Это вам сами аафемт поведали, - саркастически усмехнулся Торрент.
     -  В определенном смысле...
     -  Так-так-так, - вскинулся Toppein. - Ну-ка, вот с этого самого
места поподробнее.
     -  Подите к черту, - сказал Кратов. - Это не моя тайна.
     -  А чья же?! - взвыл молокосос.
     -  Ну хорошо, - нетерпеливо вмешался Спирин. - В чем же второе
отличие?
     -  Ладно, мы еще вернемся к вопросу о чужих тайнах, - пообещал
Торрент. - А насчет второго отличия... так я уже его приводил. Остастся
лишь напомнить - для особо длинношеих. Обычные сны в искаженном виде
отражают пережитые накануне впечатления, поскольку являются визуальным и
во многом отраженным эхом работы все тех же механизмов утилизации и
архивирования информации, что непрерывно работают в подсознании...
     -  Что называется, пошел вразнос, - скривился Спирин.
     - ...а сны доктора Кратова, напротив, относятся к категории "вещих".
Они анализируют происходящее, зачастую добавляя к картине скрытые или
новые, до того неизвестные детали. А затем указывают верный выход.
     -  Не всегда указывают, - возразил Кратов. - И не всегда верный.
     -  Могу поспорить, - сказал Торрент, - что в этих сомнительных
примерах либо вы неправильно ингерпр