Это твой ребенок, - сказала она. - Мне нужно было время, чтобы
привыкнуть к этому и решить, хочу я ребенка от тебя или нет. И я решила,
что хочу. Я пришла сказать тебе об этом, и вот... я пришла.
     Ему хотелось умереть. Он впервые понял, что буквально означает
иносказание "разрываться надвое". Потому что еще ему хотелось упасть на
колени и ползти через всю посадочную площадку, пока он не уткнется
покаянной, а точнее -
     Исса (1763 - 1827). Перевод с японского А. Долшш.
     окаянной своей башкой в упругий животик Марси. Это было самое
меньшее, что он мог сделать.
     -  Кратов, - сказала Рашида. - Брысь отсюда. Мы сейчас сами решим,
чей ты будешь.


* * *

     Он брел куда глаза глядят.
     Все дела и проблемы нежданно отступили от него и растворились в
тумане - словно эскадра Летучих Голландцев, таких зловещих и страшных по
рассказам и на вид, а на деле ничего из себя не представляющих, кроме
изобретательно и со вкусом устроенной иллюзии. "У меня будет ребенок, -
думал он. - А я так отвратительно безразличен. Иду себе, переставляю ноги,
а не бегу вприпрыжку, не скачу козлом. И не в ту сторону, кажется...
Наверное, что-то должно измениться в этой жизни. И во мне самом тоже.
Наверное, я должен как-то иначе вести себя и строить планы на будущее. К
примеру, не совать голову в пекло при любом удобном случае. Не ввязываться
в долгосрочные проекты вне пределов досягаемости. Теперь я отвечаю не
только за себя и не только перед мамой. Я должен научиться не только
брать, но и отдавать. Как там говорил покойный Пазур? Нужно перестать
накапливать и успеть отдать. Потому что некоторые не успевали... Вот и я
должен успеть отдать свой жизненный опыт, свои скопленные душевные
богатства... буде такие существуют... этому незнакомому пока еще
маленькому человечку. - Кратов вдруг рассмеялся и озадаченно потер лицо
ладонями. - Дьявольщина, я ведь, наверное, должен буду ему понравиться! Не
то он посмотрит на меня и скажет: на кой бес мне такой несуразный и
непутевый папаша!... Он - или она. Вполне возможно, что это будет девочка.
Хотя в моем роду по отцовской линии, как мне представляется, одни
мальчики. Неплохо было бы отыскать отца и сообщить этому ветрогону, что
он уже дедушка и пора бы ему знать свое место под солнцем... Да и мне
тоже... пора".
     Он остановился, внезапно осененный одной очевидной и потому особенно
неприятной мыслью.
     "Я не смогу пуститься в это плавание. Татор со своим "Тавискароном"
пришел напрасно".


ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Блудные братья VI


     1.
     ... Кто-то осторожно тронул его за плечо. А затем, не дождавшись
реакции, грубо встряхнул. Грубо - как и подобает воину-эхайну, который
внезапно сталкивается с неподчинением и желает пресечь его в зародыше.
Кратов открыл глаза и сел. Над ним штурмовой башней - первый образ, что
приходил на ум при виде стоящего над душой эхайна! - черной и закопченной,
и даже слегка дымящейся, высился младший геургут Юзванд. От его
аккуратного мундира не осталось и следа: теперь это была грязная,
изодранная тряпка, не везде скрывавшая голое тело. Лицо обратилось в
обожженную маску, от волос уцелели редкие сплавившиеся клочки.
"Как вам удалось?.." - попытался спросить Кратов, но из пересохшей глотки
вырвалось лишь задушенное карканье. "Никому ничего не удалось, -
проскрежетал Юзванд. - Ни им, ни нам. Удалось только вам - молитесь своим
идолам. Вы живы, и это удача. И ваша женщина жива тоже..." Кратов с
трудом, преодолевая сопротивление ушибленного мозга, повел глазами в
сторону. Озма лежала скорчившись на расстоянии вытянутой руки, ее меховой
балахон припорошен был серой пылью - хотя более вероятно, что это был
пепел, не переставая сыпавшийся с черных небес. Черные небеса посреди дня?
Или это уже не был день? "И вы не достались Лихлэбру, - продолжал Юзванд.
- А это самая удачная удача, и огромная неудача для ттарда. Он очень хотел
вернуть вас. Но мы ему помешали". - "Какое сейчас время суток?" - наконец
вымолвил Кратов. "Это так важно? - осклабился эхайн. - Допустим, ранний
вечер". - "Но отчего так темно?" - "Вам еще не доводилось оказаться на
окраине театра военных действий, в особенности после того, как сами
военные действия иссякли?" - "Доводилось. Но это было иначе". - "Тогда вы
жалкий новичок, зеленый сопляк, никогда не видавший работы оружия
массового поражения". - "Ядерная, бомбардировка?!" - "Ядерная? - вскинув
опаленные брови, с сомнением переспросил Юзванд. - Гм... Непонятно, о чем
вы говорите. Какое-то военное использование внутриатомной энергии?..
Впрочем, неважно. Над вами только что схлестнулись и практически истребили
одна другую две бронетанковые части. Мятежный эскадрон "хоррогов" был
перехвачен танковой ротой, верной правящему дому. Силы, как вы понимаете,
были примерно равны, с небольшим преимуществом правительственных войск. Но
в пользу мятежников сыграли рельеф местности и господствующая позиция. Так
что нелегко будет определить победителя, тем более что с поля боя не ушла
ни одна машина... - Непонятно улыбаясь вздувшимися губами, он бросил
короткий взгляд через плечо. За его спиной колыхались и сплетались
хоботами черные жирные смерчи, изнутри подсвеченные красным. - Там, откуда
вы столь расчетливо и своевременно убрались, ад распахнул свои врата".
Кратов обхватил голову окровавленными руками. "Поле битвы - место, где
оставляют трупы... - пробормотал он. - У-цзы, трактат о военном
искусстве... Ад, настоящий ад, и я снова в аду..." - "Нет, доктор, -
возразил Юзванд. - Вы там, где должны быть. И вам предстоит сделать то,
что нужно сделать". - "Если бы только знать, что же нужно!" - "Но вы и так
все знаете, - с неожиданной мягкостью сказал эхайн. - Вы знаете более чем
достаточно. Разве напрасно вы накачивали свой мозг самой разнообразной
информацией все эти месяцы, разве напрасно рыскали по сетям и каналам
Юкзаана прошлой ночью? Осталось только употребить ваше знание к делу". -
"Да, верно... И сейчас я попытаюсь сообразить. Давеча вы сказали, что
приказ доставить нас в Гверн вам отдал лично Нигидмешт Нишортунн. Значит,
гекхайан находится на Юкзаане?" - "Эхлиамар блокирован космическими силами
Федерации, - пожал плечами Юзванд. Было бы неразумно оставлять гекхайана
на растерзание этлаукам и иным прочим читрунам! Но кто мог предполагать,
что Справедливый и Беспорочный угодит из огня да в полымя?" - "Я, кажется,
понимаю эту вашу фразу о мятежнике, которым, словно марионеткой, управляют
чужие руки. Не "руки", а "Руки", не так ли?" - "В Эхайнагге никому не
понравится, если Светлая Рука откажется воевать с этлауками. А Нишортунны
никогда так не были близки к этому решению. Особенно после того, как на
свете появилась Озма..." - "Так значит, за мятежниками стоит Эхайнагга?!"
- "Я простой младший геургут, - сказат Юзванд. Усмехнувшись,
продекламировал: - "Мелкий чин военной разведки, то есть самый тупой и
злобный представитель самого тупого и злобного сословия". Ваши мысли? Там
была еще метафора, немного туманная для меня. Возможно, я не ошибусь,
переведя ее как "векхеш, которому вахи разрешили вкусить от падали"... Так
или иначе, не требуйте от меня анализа этой давней и глубокой интриги. К
тому же, я тороплюсь. Меня ожидают... иные заботы. До Гверна вам придется
добираться в одиночку. Вас там ждут. Вас ждет мой властелин. Если это вас
не обременит, передайте ему, что младший геургут Юзванд выполнял его
приказ до тех пор, пока дух властвовал над телом". Рука эхайна с зажатым в
огромном кулаке оплавленным стручком, в котором с трудом угадывался
энергоразрядник, приподнялась в подобии салюта. "Берегите янтайрн Озму, -
промолвил он. По сплошному ожогу щек текли слезы, что никак не вязалось с
обыкновенно, по-эхайнски, жестоким выражением лица и желтым огнем безумия
в глазах. - Она спасет всех нас". - "Я не знал, что эхайны тоже плачут", -
прошептал Кратов. - "Я тоже", - ответил Юзванд, удаляясь...


     2.

     Вначале Кратов нес Озму на руках, при каждом шаге уходя в мертвый
пепел по колено. Обмякшее тело в трепыхавшемся балахоне весило втрое
больше, чем ему полагалось. Так что далеко в направлении Гверна за эти
часы они не продвинулись. От садовых насаждений не осталось и следа.
Всюду, докуда хватало глаз, высились черные, лишенные крон призраки
деревьев. Кратов поймал себя на том, чтo это зрелище для него не в
новинку. Однажды он уже брел точно так же среди растений-призраков, под
ногами хрупал трупный пепел, а отовсюду подступал пожар. "Уэркаф, -
вспомнил он, что далось ему не без труда. - Но там был каприз природы,
слегка подхлестнутый безумной волей хозяев самой большой игрушки в
Галактике. Здесь природа ни при чем. Одна только безумная воля..."
     На счастье, Озма пришла в себя.
     -  Что со мной? - спросила она слабым голосом. - Где я?
     -  У меня на руках, - просипел Кратов.
     -  Мы живы? Финис... все уже закончилось?
     -  Кажется, да.
     -  Наверное, будет лучше, если я пойду сама? Кратов не нашел сил,
чтобы возражать.
     -  Ну, попробуйте, - сказал он, осторожно опуская женщину на ноги.
     Озма тотчас же вцепилась в него, чтобы не упасть.
     -  Я не чувствую ног, - сообщила она виновато. - У меня есть ноги или
нет?
     -  У вас есть все, что нужно хорошенькой женщине, - успокоил ее
Кратов.
     -  Вы еще шутите, - проворчала Озма. - Ничего у меня нет. Может, и
было когда-то, но сейчас не осталось. И я, кажется, оглохла.
     Кратов похолодел.
     -  Покажите уши! - скомандовал он.
     Озма с готовностью завертела головой. Кратов отвел свалявшиеся
кудряшки, больше всего в мире боясь увидеть кровавые потеки...
     -  Не говорите ерунды, - сказал он сердито. - Раз вы слышите мои
неуклюжие любезности, значит, с вашим слухом полный порядок. А я уж
испугался, что у вас контузия...
     -  Конфузия?! - недоумевающе переспросила Озма.
     -  Контузия, - повторил Кратов. - Это когда человека приподнимут и
как следует ушибут всем телом обо что-нибудь твердое. А конфузия - это
когда я захожу в ванную, а там сидите вы облепленная зеленой тиной и
мурлычете что-то непристойное, а дорадх вылизывает вам спинку...
     -  Вы наглец, доктор Кратов, - хмыкнула Озма. - Эф-фронс. Вы
пользуетесь моей слабостью, чтобы безнаказанно унижать мое достоинство.
     -  Может быть, я больше не буду, - усмехнулся он.
     -  Уж постарайтесь... Когда мы ехали в Гверн, - продолжала Озма, - я
смотрела по сторонам, и в голове у меня поселилась новая мелодия. Если бы
мы доехали до конца пути, я додумала бы ее до конца. Но случилось... то,
что случилось. И я ее потеряла. Все сгорело, и она сгорела тоже.
     -  И все же перестаньте хныкать, - строго проговорил Кратов. - "Нам
несказанно повезло тихонько отлежаться в самом сердце чудовищной резни. Мы
не лишились ни рук, ни ног, ни даже головы - что бы вы там ни выдумывали.
Нас даже не обожгло и толком не оцарапало, - он предусмотрительно убрал
располосованную каким-то осколком руку за спину. - И мы свободны.
     -  Не знаю, - сказала Озма с сомнением. - Находясь в плену, мы, по
крайней мере, не задумывались над тем, куда идти и чем питаться. И что
пить - хотя то, что нам предлагали, было просто ужасно. Но сейчас я выпила
бы даже кувшин этой кошмарной бодяги, что стояла на столе в вашей
гостиной.
     -  Это проблема, - со вздохом признал Кратов. Он тоже не отказался бы
сейчас глотнуть эхайнской бражки.
     -  Не подумайте, что я капризничаю. Просто у меня все кишки спеклись
от жажды.
     -  В этом и состоит отличие свободы от рабства, - глубокомысленно
заметил. Кратов. - Некоторым рабам нравилось, что за них все решают...
     -  Перестаньте хныкать! - передразнила его женщина. - Лучше давайте
куда-нибудь идти. Тем более что у меня уже выросли ноги.
     -  Мы должны добраться до Гверна, - печально сказал Кратов. -
Загвоздка в том, что я не представляю, в какой стороне этот чертов Гверн,
как далеко до него топать и будут ли нам усыпать дорогу розовыми
лепестками.
     -  Негатив... не будут, - уверила его Озма и носком туфельки
подбросила облачко пепла.
     -  Во всяком случае, нам следует вернуться на шоссе и двигаться в
прежнем направлении. И надеяться, что на Юкзаане все дороги ведут в
Гверн...
     Держась за руки, они поплелись в направлении медленно вытанцовывающих
свой данс-макабр хоботов жирного дыма.
     По мере приближения к закопченным и покореженным остовам бронемехов
решимость Озмы падала. На опушке уничтоженного огнем сада женщина
остановилась и неуверенно убрала ладошку с кратовского локтя.
     -  Нам нужно все это видеть? - спросила она упавшим голосом.
      - Не уверен, - ответил Кратов. - Но, может быть, наш "стуррэг" чудом
уцелел. Или найдется хоть какое-то оружие. Или... еще что-нибудь.
     -  Я здесь вас подожду, - сказала Озма.
      - Пожалуй, - согласился он.
     Ему тоже не хотелось рыскать среди дымящихся обломков. Но здесь не
было никого, кто сделал бы это вместо него.


     3.

     ... От маленького, уютного "кокона" осталась лишь лепешка из металла
и пластика, присыпанная какой-то керамической крошкой. В пылу сражения по
нему прошлись, и не однажды. Т'литт Гтэрнегх, бывший первый геобкихф
Департамента внешней разведки, которого черти понесли демонстрировать свое
геройство и власть в боевой обстановке, получил свое в полной мере и теперь
лежал неподалеку, и змеиный глаз на его груди слепо таращился в загаженное
дымами небо. Собственно, этот глаз был единственной приметой, по которой
можно было опознать его прежнего владельца. Все остальные тела были
изувечены и обожжены до неузнаваемости. Возможно, среди них находились
Юзванд и его рассудительный, оставшийся безымянным водитель...
     Кратов задержался здесь на мгновение и, сознавая всю театральность
своего поведения, как умел воспроизвел эхайнский воинский салют. Он
чувствовал, что должен хоть как-то отблагодарить их, отдать им какие-то
почести - словом, все, что было в его силах в эту минуту, и ему сразу
полегчало на душе.
     -  Мы живы, - сказал он, ни к кому персонально не обращаясь, - и мы
идем в Гверн.
     Глаза слезились, в горле першило от едкого дыма, сплетенного из самых
отвратительных запахов, какие только можно было вообразить: жженый металл,
расплавившийся в адском пламени несгораемый пластик и паленое мясо. Сделав
несколько мужественных шагов за ближайший бронемех, Кратов с облегчением
вывернулся наизнанку.
     Он почти уже отказался от мысли найти здесь хоть что-то полезное в
предстоящих им странствиях, когда вдруг увидал почти целую боевую машину.
Должно быть, у "хоррога" пострадала лишь ходовая часть, и экипаж бросил
его в страшной спешке, даже не запустив программу самоуничтожения.
     Кратов поднялся по ступенькам, выбитым в нелепо отставленной лапе, на
куполообразную башню бронемеха и оттуда, с пятнадцатиметровой высоты
сквозь дымную пелену увидел Озму, сиротливо сидевшую на корточках возле
обугленного дерева. Здесь, где он сейчас спокойно осматривался, утирая то
слезящиеся от дыма глаза, то сведенный тошнотной кислятиной рот, две
бронечасти съехались в лоб и принялись лупцевать одна другую спаренными
тяжелыми лазерами, рвать ракетами класса "земля-земля" и давить копытами.
А когда кто-то промахивался, залп уходил или в белый свет, как в копеечку,
или в близлежащую рощицу, где уже после первого такого промаха лежали
кверху лапками в отключке два незадачливых этлаука... Примерно полтора
десятка машин догорали вокруг него, и нельзя было понять, какая из них
какой из воюющих сторон принадлежала. Может быть, и существовал какой-
нибудь радиосигнал типа "свой-чужой", но сейчас это была лишь братская
могила, и все здесь были свои.
     Кратов почувствовал, что его вот-вот опять стошнит, и поспешно нырнул
по неверным ступенькам внутрь кабины.  Удивительно, но там еще горел свет, работало несколько экранов и система кондиционирования из последних сил делала что могла с проникавшим туда смрадом. Без большой надежды на успех Кратов потыкал пальцем в
сенсорную панель и понаблюдал за сменявшими друг дружку цветными,
объемными и абсолютно непонятными схемами. Нельзя было исключить, что где-
то здесь скрывалась и возможность связи с командованием батальона, к
которому приписан был брошенный "хоррог". Однако набрести на нее простым
тыком представлялось совершенно невозможным. Кратов со вздохом смазал
ладонью по всей панели сразу. И, как выяснилось, зря.
     Экраны мигнули и налились дурной краснотой, кабина наполнилась
мерзким пульсирующим уханьем, и хорошо поставленный мужской голос с
великолепной дикцией несколько раз объявил:
      - Начато саморазрушение системы! Господа бронетехники благоволят
покинуть борт Двенадцатого эскадрона Шестого бронемеханического батальона
Ослепительной панцирной бригады Второго Континентального Всесокрушающего корпуса Юкзаанских вооруженных сил Справедливого и Беспорочного гекхайапа Светлой Руки бронемеха "Хоррог _ Черный Демон Айбмншогвирк"!
     Сыпля черными ругательствами, Кратов заметался по кабине. Один бог
знал, сколько времени было у него в запасе... Все подвернувшиеся под руку
дверцы были в лихорадке распахнуты, все ящики перевернуты, под все сиденья
было заглянуто. На счастье, господа бронетехники тоже спешили. Кратов
спихал в найденный пластиковый мешок какие-то булькающие фляги, отправил
туда обойму тускло поблескивающих металлом небольших цилиндров, вполне
могущих быть ручными гранатами, сверху водрузил ядовито-желтую с
надписями черным коробку, в которой заподозрил аптечку, а также несколько
непонятного назначения круглых предметов в тонкой полупрозрачной упаковке.
Забытый в шкафу за металлической створкой энергоразряднпк он зажал под
мышкой.
     -  У вас осталось две кжилры, чтобы покинуть борг Двенадцатого
эскадрона Шестого бронемеханического батальона.. - экзальтированным тоном
сообщил голос.
     Кратов, хоть убейте, не мог сейчас впомнить, чему равнялась одна
юкилра - сколько-то там десятков ударов спокойного сердца воина-эхайна в
мгновения отдыха... Едва ли не зубами придерживая выскальзывающий из рук
мешок, он кинулся к лесенке.
     Неприятное ощущение кролика, за которым из кустов следит с искренним
гастрономическим интересом крупное пресмыкающееся, заставило его
обернуться.
     С одного из экранов на него люто и безмолвно таращился т'гард
Лихлэбр.
     -  Что? - спросил Кратов с вызовом. - Вы удивлены, яннарр? Вы думали,
что с двумя мерзкими этлауками, которые имели наглость ускользнуть из
ваших лап, хотя бы навсегда покончено? Или вы надеялись увернуться от Суда
справедливости и силы?
     Эхайн не проронил ни звука. Быть может, он и не слышал ничего. Но
желтые буркалы так и лезли из орбит.
     -  Ничего еще не закончилось, - объявил ему Кратов, неприятно
усмехаясь. - Мы живы, и мы идем в Гверн!
     Времени на гордые сентенции больше не оставалось.
     Когда Кратов был внизу и со всех ног удирал прочь и подальше, в
кабине "Айбмишогвирка" раздался глухой хлопок, и через верх повалил
знакомый уже черный дым.


     4.

   Километра два полного молчания спустя Озма спросила:
      - Они все погибли?
     -  Все, - ответил Кратов, погруженный в свои мысли. - Хотя, может
быть, кто-то и спасся. Но только не наши знакомые...
     -  Как странно, - сказала Озма. - Мы говорили... точнее, вы говорили,
а я только слушала. У него был от природы отвратительный голос...
формидабилис, и он словно нарочно пытался сделать его еще отвратительнее.
Хотел казаться уродливее, чем был на самом деле. Неуклюжие представления о
мужественности... А теперь он погиб, и его голос погиб вместе с ним. Вы
знаете, что всякий человеческий голос неповторим?
     -  Подозреваю, - откликнулся Кратов. - Маленькая поправочка: это не
люди. Это эхайны.
     -  Я не ксенолог, - возразила Озма. - Такие тонкости для меня ничего
не значат. У него две ноги и две руки. И он похож па одного моего
знакомого с Магии. Тот был хорри-диор... даже еще безобразнее... Наверное,
я должна с