он  тут  же выпрыгнул  в переулок.  Приготовившись
быстро скрыться, Микам, Миррини и Алек прислушались, ожидая переполоха.
     Ничего не произошло.
     -  Как  они могли ничего не услышать? - прошептала  Миррини.  -  Даже я
слышала грохот! Микам пожал плечами:
     - Придется попробовать еще раз.
     Он  еще  раз подсадил  Алека, и тот заглянул в комнату.  Слабый  отсвет
свечи  по-прежнему  лежал  на  ступенях  лестницы,  но  в остальном  никаких
признаков жизни заметно не было.
     Алек  влез  внутрь; у него мелькнула мысль еще  раз устроить  пожар, но
юноша  быстро  от нее отказался,  ночью весь дом мог заполыхать прежде,  чем
люди сбежались бы тушить огонь. Оглядевшись, Алек заметил на полке кувшин и,
сделав глубокий вдох, разбил его о каминную решетку.
     Раздался оглушительный звон, за которым последовали  испуганные  крики.
Удовлетворенный, Алек метнулся к окну,  но споткнулся о перевернутый табурет
и растянулся на полу.
     - Это ты, мастер Албен? - испуганно спросил кто-то из-за двери лавки.
     -  Чтоб  тебе  провалиться,  Дарник!  -  проскрежетал  сварливый  голос
откуда-то сверху. - Что, во имя Билайри и его шлюх, ты там делаешь?
     Поднявшись  с  пола, Алек  увидел  пару  тощих  ног на  верхней ступени
лестницы. Юноша головой вперед нырнул в окно и оказался в объятиях Микама.
     - Вот теперь порядок! - усмехнулся тот, напяливая на голову Алека шлем,
пока тот поспешно натягивал  сапоги.  Они  побежали по переулку,  а  Миррини
направилась  в  другую  сторону, чтобы убедиться, что  Тирин  и  его солдаты
действуют, как договорено.
     Микам и Алек  остановились на перекрестке и стали прислушиваться: Албен
на чем свет стоит ругал своего  ничего не понимающего подмастерья. Ставни на
окне распахнулись, потом  снова захлопнулись. Тут  же раздался стук в  дверь
лавки - это наконец появились стражники.
     Окно в  переулок открылось, и  из  него показалась  неуклюжая фигура  в
ночной рубашке.
     - Ад  и все  его  дьяволы! -  возмущенно воскликнул Микам. - Только  не
говори мне, что  все  проклятые синемундирники отправились штурмовать  дверь
лавки!
     Однако переулок действительно был безлюден.
     - Быстро, обнажи рапиру! -  прошептал Алек и сам  сделал  то  же. Левой
рукой  он  вытащил из кошеля светящийся  камень  и поднял  его над  головой,
надеясь, что шлемы скроют их лица.
     -  Эй ты,  ни с места! -  прокричал  он самым хриплым голосом, на какой
только был способен.
     Албен  прижал к  груди свой  железный  ящик  и  заморгал  от неожиданно
вспыхнувшего  света.  Вид шлемов  и  обнаженных клинков  вызвал у него такую
панику, что  он  повернулся и кинулся  бежать  -  прямо  в  руки  стражников
капитана Тирина, наконец-то появившихся со двора.
     Алек быстро спрятал свой светящийся камень, а Микам
     прокричал:
     - Мы застукали его, когда он пытался улизнуть через окно!
     В суматохе никто не обратил внимания, кто  это кричал, и Микам с Алеком
беспрепятственно скрылись.


        ГЛАВА 28. полуночный допрос



     Теро услышал стук в дверь как раз перед полуночью. Взяв из рук посланца
свиток, он отнес его Нисандеру, который дремал в кресле в гостиной.
     Молодой маг слегка потряс учителя за плечо.
     - За тобой прислала царица.
     Нисандер, моргая, посмотрел  на  него, и сонливость  тут  же  слетела с
волшебника.
     - От нее послание? Теро вручил ему свиток.
     Нисандер быстро прочел его, поднялся и разгладил свою голубую мантию.
     - Здесь ничего не объясняется,  просто сказано, что  я  должен  явиться
немедленно. Что ж, будем надеяться на лучшее.
     - Мне пойти с тобой?
     - Спасибо,  милый  мальчик, но,  я  думаю, пока  тебе  лучше оставаться
здесь.  Если что-нибудь  пошло  не  так,  нужно,  чтобы Микам  и  Алек могли
обратиться к тебе.
     Нисандер в одиночестве шел по знакомым коридорам царского дворца. Стены
были украшены гобеленами и фресками, однако  ощущение простора, свойственное
Дому  Орески, здесь  отсутствовало.  Дворец  служил  наполовину  официальной
резиденцией, наполовину крепостью;  стены были толстые, коридоры извилистые,
двери обиты широкими чеканными полосами металла.
     Зал судебных заседаний был строг и неуютен  - и сделан таким намеренно.
В длинном помещении не было мебели, лишь в дальнем конце на возвышении стоял
черный с серебром трон. Чтобы  приблизиться к нему, нужно было пройти долгий
путь по черному полированному мрамору  пола  под холодными  взглядами статуй
цариц, выстроившихся вдоль стен. Факелы в кованых подставках бросали мрачный
колеблющийся свет на кучку людей, окружающих трон.
     Идрилейн едва  кивнула в ответ на  поклон Нисандера. Сегодня она была в
короне и в  панцире, на коленях  царицы лежал обнаженный меч. Рядом с троном
стояли наместник  Бариен и командующая гвардией Фория; их  лица  также  были
мрачны.
     -  Нами   получены  некоторые  документы,  которые  могут  обелить  имя
благородного Серегила, - сказала  Нисандеру Идрилейн, кладя руку на  длинный
железный ящик, который стоял открытым на маленьком столике рядом.  - Я сочла
нужным, чтобы ты присутствовал при разборе дела.
     - Я очень благодарен, моя госпожа, - ответил  Нисандер, занимая место у
подножия трона.
     Царица бросила взгляд на старшую дочь и знаком предложила ей начинать.
     - Введите первого узника!
     В ответ  на  приказ Фории распахнулась боковая дверь, и двое стражников
втащили упирающегося старика в грязной ночной рубашке Нисандер позволил себе
слегка  коснуться  поверхности  разума  обвиняемого  и обнаружил там  панику
пополам с изворотливостью и страстное желание выжить.
     Следом за стражниками и стариком вошли еще трое:
     офицер городской стражи, женщина в мундире  старшего пристава и молодой
маг второй степени - Иманеус. Нисандер хорошо его знал:  это был талантливый
чтец мыслей, часто приглашаемый на подобные судилища.
     Наместник обратил на узника мрачный взор.
     - Албен, аптекарь, проживающий на улице Задней Ноги, - пророкотал он, -
тебя  обвиняют  в  приобретении   и  подделке  писем  царского  родича.  Оба
преступления караются смертью. Признаешь ли ты себя виновным?
     Упав на колени, Албен жалобно начал что-то выкрикивать.
     -  Повтори,  -  приказала  женщина-пристав,  наклоняясь  к  старику.  -
Благородный Бариен, обвиняемый утверждает, будто имеет место ошибка.
     - Ошибка, -  повторил Бариен без  всякого выражения. -  Аптекарь Албен,
разве не был ты схвачен  людьми капитана городской стражи Тирина при попытке
бежать  через окно  с  этим  ящиком  в руках?  В ящике обнаружены  письма  и
документы, написанные представителями самых знатных семей.
     -  Ошибка,  -  снова  прошептал  Албен,  дрожа. Вынув  из  ящика  пачку
документов, Бариен продолжал:
     - Среди прочего в этом ящике, обнаруженном у тебя при аресте, находятся
письма и копии писем.  Другими словами, подделки.  Против  тебя  выдвигаются
следующие обвинения.  Первое: ты способствовал ложному обвинению и осуждению
невинного, верного  слуги  ее величества  царицы Идрилейн  Второй. -  Бариен
сделал паузу и отобрал из  пачки два письма. - У тебя  найдена копия письма,
будто  бы  написанного  благородным  Вардарусом-и-Борунтасом  Луд  Мирин  из
Римини,  того  самого  письма,  которое отправило благородного  Вардаруса на
плаху.  Вместе с этим письмом,  запечатанным твоей собственной печатью, было
обнаружено другое,  почти идентичное, однако  не содержащее тех фраз,  из-за
которых он был осужден. - Бариен  вынул из ящика другую  пачку документов. -
Второе: ты  обвиняешься в попытке совершить подобное же гнусное преступление
в  отношении благородного Серегила-и-Корита Солун Мерингил Боктерсы.  Я  сам
получил письмо, идентичное тому,  что обнаружено у тебя, письмо с подписью и
печатью  благородного  Серегила. Данное письмо  содержит доказательства  его
измены и враждебных намерений против Скалы. Однако в дополнение к этой копии
здесь имеется письмо с  тем же  обращением, подписью и  печатью - совершенно
невинного содержания.
     Голос наместника, натренированный годами практики, грозно раскатился по
холодному залу:
     - Предостерегаю  тебя  от  лжи,  аптекарь Албен.  Признаешь ли ты  себя
виновным перед лицом этих доказательств?
     - Я... Я услышал шум... Ночью я услышал шум у себя в лавке, - заикаясь,
выдавил  старик.  - Я спустился туда и обнаружил этот ящик.  Кто-то,  должно
быть, бросил его в окно. Когда  я услышал,  что в лавку ломятся стражники, я
впал в панику, могущественный наместник и грозная царица!
     Из-за спины обвиняемого Иманеус сделал отрицательный жест.
     Такая же  бесстрастная, как статуи ее  предков,  Идрилейн сделала  знак
приставу; та подошла к двери и  ударила в нее.  Дверь  распахнулась, и  двое
стражников  ввели необыкновенно  толстую  женщину  в  яркой  вышитой  ночной
сорочке.
     - Гемелла, камнерез с улицы Собаки, - объявила женщина-пристав.
     Увидев Албена, Гемелла завопила:
     - Скажи  им,  Албен,  скажи, что  я только вырезала печати!  Ты, жалкий
подонок, скажи им, что я больше ничего об этом не знаю!
     Обвиняемый со стоном закрыл лицо руками.
     -  Пристав,  объяви, какое  наказание полагается  за подделку писем или
печатей знати, - приказала царица, строго глядя на жалких узников.
     - Смерть  под  пыткой,  -  произнесла  женщина.  Албен  снова застонал,
раскачиваясь из стороны в сторону.
     - Моя царица, поскольку ты призвала меня на суд, позволь мне сказать, -
вмешался Нисандер.
     - Я всегда ценила твой совет, Нисандер-и-Азушра, - кивнула Идрилейн.
     - Моя царица, мне кажется сомнительным,  чтобы эти двое  действовали по
своей  инициативе;  скорее они  выполняли  чей-то  заказ,  - начал Нисандер,
тщательно  выбирая  слова.  -  Я знаю  определенно,  что  эти несчастные  не
пытались  шантажировать благородного Серегила, нет  свидетельств  этого и  в
деле покойного Вардаруса. Действуй эти преступники  сами  по себе, их мотив,
конечно, был бы именно таков.
     Фория раздраженно бросила:
     - Не хочешь же ты сказать, что  это хоть в какой-либо мере  смягчает их
вину?
     -  Безусловно,  нет,  высокородная,  - серьезно ответил  Нисандер. -  Я
только хочу подчеркнуть,  что  тот, кто все  это  организовал,  представляет
собой гораздо большую опасность, чем эти несчастные. Если окажется, что один
и тот же человек - а я подозреваю,  что это именно так, - источник клеветы и
на благородного  Вардаруса, и на благородного Серегила,  очень важно узнать,
что подвигло его на столь отчаянный шаг.
     -  Ответ на  этот вопрос мы быстро  получим  от  этих двоих! - прорычал
Бариен.
     -  Со  всем  должным  почтением должен  заметить  тебе, наместник,  что
сведения,  полученные  под пыткой, не всегда  надежны, даже  если  при  этом
присутствует маг. Боль и страх  затуманивают разум, достоверно читать  мысли
становится трудно.
     - Мне  известны  твои взгляды  на применение пыток,  - натянуто ответил
Бариен. - Чего ты хочешь добиться?
     -  Я  хочу сказать,  благородный  Бариен,  что  все  это  дело  слишком
серьезно,   чтобы  можно   было   полагаться   на  такие   методы.  Как   ни
предосудительны действия этих тварей, они всего лишь пешки в большой игре. И
именно их господина мы должны обнаружить любой ценой.
     Как он и  ожидал, Бариен  и Фория  посмотрели  на  него недовольно,  но
Идрилейн одобрительно кивнула.
     - И что ты предлагаешь? - спросила она.
     -  Моя  царица,  я смиренно прошу  тебя, в твоей  неизреченной милости,
заменить  смертный  приговор  на  изгнание, если  обвиняемые полностью  и по
доброй воле обо всем расскажут. Мы от этого гораздо больше выиграем. Иманеус
должен будет подтвердить достоверность сообщаемых ими сведений.
     Идрилейн посмотрела на молодого мага.
     - Я всегда придерживался тех же взглядов, что и Нисандер, на признания,
полученные под пыткой, моя царица, - сказал Иманеус.
     С  невеселой   улыбкой   Идрилейн  повернулась  к  осужденным,  впервые
обратившись непосредственно к ним.
     - Что выберете, вы двое?  Лишиться  руки  и  отправиться  в изгнание  в
случае полного признания или быть посаженными на кол?
     - Я признаюсь,  великая  царица, я признаюсь! - прокаркал Албен. - Я не
знаю имени этого человека, я никогда его о нем не спрашивал. Он выглядел как
аристократ, хотя  я  никогда раньше  его не видел,  да и говорил он  не  как
житель  Римини.  Но приходил ко мне  оба раза  один и  тот же человек  -  за
письмами... то есть фальшивками, -  чтобы можно  было  обвинить Вардаруса  и
благородного Серегила тоже.
     - Пока что он говорит правду, моя царица, - объявил Иманеус.
     - Какие еще фальшивки ты делал для этого человека? - спросила царица.
     - Корабельные документы главным образом, - пробормотал Албен, потупясь.
- И... - Он замялся и начал трястись.
     - Говори, подонок, - рявкнул Бариен. - Что еще?
     - Два...  два  царских пропуска,  - прошептал  Албен.  Царский  пропуск
позволял обладателю проходить куда угодно, даже во дворец.
     -  Ты признаешься в подделке подписи самой царицы?! - взорвалась Фория.
- Когда это было? Албен поежился.
     - Должно быть, уже года три назад. Только они не годились в дело, когда
были готовы.
     - Почему же? - Голос Бариена был бесстрастным, но Нисандер с изумлением
увидел, что наместник смертельно побледнел.  Фория  тоже  казалась потрясена
чем-то.
     - На них еще не было печатей,  - проблеял перепуганный аптекарь.  -  Не
знаю,  как  он   собирался  их  получить.  Я   не  делал   копий  пропусков,
высокородная,  клянусь! Пусть этот  маг будет свидетелем:  я не такой дурак,
чтобы рискнуть оказаться замешанным в подобном деле!
     -  И я никогда не подделывала царской печати, - воскликнула  Гемелла, -
клянусь  Четверкой!  -  Снова Иманеус  кивнул, подтверждая,  что она говорит
правду.
     - Когда это случилось? - снова спросил Бариен.
     - В прошлый ритин исполнилось три года, господин.
     -  Ты уверен? Ведь ты делал сотни фальшивок.  Как случилось, что именно
эту ты помнишь так хорошо?
     - Потому что это  были  царские пропуска, господин,  - дрожащим голосом
ответил Албен. - Не каждый день выпадает такое везение. И  еще тогда я делал
документы  для корабля под названием  "Белый олень", приписанного к Цирне. Я
хорошо помню  это, потому что  тогда  сосед попросил меня об одолжении  -  я
вставил в список команды имя  его сына. Только, видишь ли, корабль вместе со
всеми матросами пошел ко дну в осенний шторм меньше чем через месяц, так что
парень погиб.
     - Ты точно помнишь название корабля? "Белый олень"? - спросила Фория.
     -  Да, высокородная. Других кораблей я не помню, а насчет этого  не мог
бы ошибиться. Я долго еще следил за списками прибывающих судов, надеясь, что
"Белый  олень" все-таки не потонул и парень вернется. Сосед перестал со мной
разговаривать. А этот человек, который приходил ко  мне...  Ему  всегда было
что-нибудь нужно, все это  время - по  большей части корабельные документы -
до прошлой  весны. Однажды поздней ночью в месяце  нитин он явился и сказал,
что у него  есть  письмо,  которое нужно подправить,  так не могу ли  я  это
сделать? То самое письмо, милостивая царица, которое прислали тебе, - письмо
благородного Вардаруса. За сотню золотых сестерциев я сделал ему две копии -
немного разные. Гемелла, как всегда, сделала печати.
     - А ты сделал еще  копии  и для себя, - добавил  Нисандер. - На случай,
если ты сам сможешь в будущем кого-то ими шантажировать.
     Албен молча кивнул.
     - И этот же человек снабдил тебя письмами благородного Серегила?
     Албен заколебался.
     - Нет, господин, их я получил от Гемеллы.
     - Я купила их у барыг, - поспешно встряла та.
     - Что она говорит? - поморщилась Фория.
     - Барыги - так на уличном жаргоне зовут  скупщиков краденого, - пояснил
Нисандер.
     -  Именно  так,  благородная  госпожа, - тараторила  Гемелла,  торопясь
сообщить все подробности. - Первую  порцию я купила у  торговца  по прозвищу
Сластена, а второй раз - у старого калеки, которого зовут Дакус.
     "Ах, Серегил, на этот раз ты перехитрил сам себя", - сокрушенно подумал
Нисандер, хорошо знавший, кто такой Дакус  на самом деле и  откуда появилось
второе письмо.
     -  Тот человек,  что  заказывал мне  бумаги,  - продолжал Албен,  - был
доволен  моей работой  и  сказал,  что  хорошо  заплатит  за  письмо  любого
аристократа, который по происхождению не скаланец.
     -  Прапрадед  Вардаруса был пленимарский барон, - нахмурилась Идрилейн,
барабаня  пальцами  по рукояти меча. -  А Серегил... Ну. это  и подавно всем
было известно.
     - Так, значит, ты делал для него эти  фальшивки,  а заодно  и копии для
себя, - сказал Бариен. - И для чего же они были ему нужны?
     - Он никогда не говорил, господин, а я не спрашивал, - ответил Албен со
странным  достоинством.  - Прости  мою  дерзость, но человек,  подделывающий
документы, не протянет долго, если не научится не проявлять любопытства.
     -  Так это все, что  ты можешь нам рассказать?  -  Бариен посмотрел  на
мага,  стоявшего за спинами осужденных.  Иманеус кивнул и собрался ответить,
но Нисандер опередил его.
     - Нужно выяснить  еще  несколько  важных моментов. Первое: когда должна
была быть готова последняя фальшивка и  кому  ее следует доставить.  Второе:
что знают узники о связи всего этого дела с леранцами?
     - Леранцами! -  Бариен сердито дернул цепь на  груди. - Какое отношение
подделки имеют к леранцам?
     -  Про леранцев я  ничего не  знаю! - завопил Албен, умоляюще глядя  на
Идрилейн. - Я  твой верный подданный, милостивая  царица, каково бы  ни было
твое происхождение! Я никогда бы не оказался замешан в измене!
     - И я, благородные господа, и я! - всхлипнула Гемелла.
     - Они говорят правду, - подтвердил Иманеус.
     - Просто образцы преданности, - саркастически  заметила Идрилейн. -  Но
как  насчет  ответа на  первый  вопрос благородного Нисандера? Когда  и кому
должны быть доставлены новые подделки?
     - Завтра ночью, моя царица, - ответил Албен. - На этот раз писем должно
быть  три, это  те, что перевязаны  желтой  лентой. Там письма  благородного
Серегила, госпожи Бисмы и господина Дериана.
     - Все трое имеют родственников за пределами Скалы, - заметила Фория.
     - Мне об этом ничего  не  известно, - проскулил Албен.  -  Тот  человек
сказал  только,  что я  должен передать  их  ему в  собственные руки, как  и
раньше. Он всегда приходит ночью и всегда один. Я все рассказал, моя царица,
клянусь рукой Далны, ничего не утаил.
     Идрилейн перевела ледяной взгляд на Гемеллу:
     - Тебе есть что добавить?
     -  Я покупала письма и делала печати, - ответила та. Слезы лились из ее
глаз  и  стекали по  дрожащему подбородку. - Клянусь Четверкой,  благородная
госпожа, больше я ничего не знаю.
     Когда царица  велела стражникам увести осужденных, Бариен  повернулся к
Нисандеру.
     - Что это за разговоры  насчет леранцев?  - требовательно спросил он. -
Если у  тебя есть доказательства  их деятельности, ты сейчас же должен мне о
них сообщить!
     - Я непременно так и поступил бы, - спокойно ответил Нисандер. - Сейчас
это всего лишь теория, которая, правда, многое объясняет.
     - Бедный  старый Вардарус, -  печально  сказала  Идрилейн,  доставая из
ящика одно из писем. - Если бы только он заговорил...
     - У тебя  не  было выбора, -  упрямо возразила  Фория. - Доказательства
были  неопровержимы. По крайней  мере с благородным Серегилом ничего плохого
не случилось.
     - Ах да, Серегил. Как с ним быть, Нисандер? Я должна была бы освободить
его, но, если я сделаю  это, подонки-предатели, заварившие всю эту кашу, тут
же удерут.
     -  Совершенно  справедливо,  - согласился  волшебник. - Пока  он должен
оставаться  в тюрьме,  а нам  нужно  сделать так, чтобы  в доме аптекаря все
выглядело как обычно. Соседи и так будут сплетничать о