дра?
     - Ты имеешь в виду, не бросал ли он виноватых взглядов и не обменивался
ли  тайными знаками? - спросил  Серегил со  своей кривой  улыбкой. -  Ничего
такого я не заметил. И мы с тобой не учли еще  одной возможности: Торсин мог
действовать по поручению Клиа, а нам, остальным, знать об этом не положено.
     - Что ж,  это  возвращает  нас  к  тому  же вопросу:  что  нам  следует
предпринять?
     Серегил пожал плечами.
     - Мы с тобой наблюдатели. Вот и будем наблюдать.
     - Кстате о наблюдениях... Я утром видел Ниала с Амали.
     -  Вот  как?  -  Новость  явно заинтересовала  Серегила. -  И  чем  они
занимались?
     - Она тревожится о муже и обратилась к Ниалу за сочувствием.
     - Они  когда-то были  любовниками. Между  ними  определенно сохраняется
связь. А что ее беспокоит?
     - Я не все слышал, но похоже, что споры в лиасидра ему тяжело даются.
     Серегил нахмурился.
     - Это никуда  не годится. Нам нужно, чтобы он сохранил силы. Не думаешь
ли ты, что Ниал и Амали - все еще тайные любовники?
     Алек  постарался  вспомнить  утреннюю сцену:  Амали, льнущую к высокому
рабазийцу,  гнев,  отразившийся  на  его  лице при одном  намеке  на  плохое
обращение с женщиной...
     - Не знаю.
     - Думаю, нам надо  это выяснить, и не только ради Клиа. Давай попробуем
узнать, не известно ли чего-то Адриэль.
     Они нашли супругов - Адриэль и Саабана - в коллосе их дома.
     -  Ниал и Амали? -  хмыкнул Саабан, когда Серегил заговорил о них. - Вы
что, собирали сплетни по тавернам?
     - Ничего подобного,  -  ощетинился Серегил.  - Слухи до  меня, конечно,
доходили. Но  дело в том, что Ниал  очень внимателен к Беке  Кавиш; если  он
водит ее за нос, я собираюсь принять меры.
     -  Амали  и Ниал были любовниками  до  того,  как  она  вышла  замуж за
Райша-и-Арлисандина,  -  сказала Адриэль.  -  Это  очень  печальная история,
прямо-таки сюжет для баллады.
     - Что произошло?
     Адриэль пожала плечами.
     -  Она предпочла долг  любви, я полагаю,  выйдя замуж за кирнари своего
клана, а не за перекати-поле.  Но я точно знаю. она нежно полюбила  Райша, и
вся  горечь  разрыва  досталась  Ниалу  Он  кажется  мне человеком,  который
продолжает  любить, даже  когда его  любовь  отвергнута.  Может  быть,  Беке
удастся излечить его сердце.
     - Только  бы при этом он не разбил сердце ей. Райш  ведь очень стар. Не
болен ли он?
     -  Я  сама задумывалась о его здоровье.  Последнее время он на себя  не
похож. Переговоры даются ему нелегко, без сомнения.
     - На его долю выпало немало горестей, - сказал Саабан. - Райш похоронил
двух жен;  первая была бесплодна, а  вторая умерла во время родов, и ребенок
не  выжил тоже. Теперь Амали беременна. Для кирнари очень тяжело видеть, как
страдает его  народ,  - а клану  Акхенди  выпали тяжелые времена.  Могу себе
представить, как много  для  Райша значит  успех  переговоров. Мне  кажется,
Амали просто был нужен человек, которому она могла бы излить душу.
     -  Я  могу  сколько угодно  испытывать  неприязнь  к этому человеку,  -
пробормотал Серегил, когда они с Алеком вернулись в свою комнату, - но о нем
все говорят только хорошее.
     - Про акхендийского кирнари? - спросил Алек.
     - Нет, про Ниала. Заботиться о возлюбленной,  которая тебя бросила, - я
на такое не был бы способен. Алек самодовольно усмехнулся.
     - Вот видишь! Я знал, что ты ошибаешься на его счет.
     Амали  скорчилась в темноте  у окна  спальни,  изо всех  сил  сдерживая
рыдания:  Райш  опять метался  и стонал во сне.  Он отказывался говорить ей,
какие  кошмары  его  преследуют,  но   с  каждой  ночью   они  делались  все
мучительнее. Если Амали будила его,  он испуганно  вскрикивал, глядя на  нее
безумными, ничего не видящими глазами.
     Амали-а-Яссара знала, что такое  страх: ее семье, которую  голод выгнал
из родных мест, пришлось едва  ли не  побираться на улицах селений  Акхенди.
Ниалу удалось на время заставить ее забыть тревоги, но он хотел, чтобы Амали
отправилась  с ним, чтобы странствовала, как тетбримаш. Именно Райш спас ее,
вернул ей уверенность в себе, дал  право с гордостью  снова  надевать сенгаи
своего клана. Ее родители и братья получили место за столом кирнари,  а сама
Амали носила под сердцем его сына. Она чувствовала себя в безопасности, пока
не прибыли  скаланцы и  не  принесли надежду на лучшие времена.  А теперь ее
супруг во сне становился безумцем...
     С  виноватой дрожью  она  нащупала  в кармане  ночного  одеяния амулет,
который ей передал Ниал для починки. Амулет ему не принадлежал, но для Амали
это была ниточка, связывающая ее с Ниалом, предлог снова с ним увидеться. Ее
пальцы пробежали по  неровным  узлам  браслета:  работа ребенка,  но  вполне
действенная. Рука Ниала коснулась ее ладони, когда он передавал  ей амулет в
Доме  с Колоннами. Амали  позволила  себе насладиться  воспоминанием об этом
прикосновении и о  других тоже: Ниал гладил ее волосы; руки его обнимали ее,
защищая, хотя бы на  короткое мгновение, от всех страхов и забот... Ей нужен
был не  сам рабазиец, а то  чувство умиротворенности,  которое он всегда  ей
давал, - и всегда на такое короткое мгновение!
     Амали  сунула  в карман амулет  -  ее талисман,  который  поможет, если
понадобится, снова  обрести  эту  поддержку. Осушив  слезы, она нашла мягкий
платок и осторожно вытерла пот со лба своего любимого.



Глава 18. Магиана



     Прохладный  горный   воздух  в   лицо.  Остроконечные   пики   на  фоне
безоблачного  неба.  Еще  один перевал  -  и она на равнине. Магиана закрыла
глаза, чтобы полнее ощутить смесь запахов - влажного камня, дикого чабреца и
чуть сладковатый - лошадиного пота.
     Свобода.   Впереди    -    только    бесчисленные   дни,    посвященные
исследованиям...
     Магиана  очнулась от  дремы  - перо  выпало у  нее  из  руки. Во  рту у
волшебницы пересохло, от спертого жаркого воздуха в шатре царицы разболелась
голова. Сон был  таким  ярким - на  мгновение волна  негодования захлестнула
волшебницу.
     "Я никогда не просила о той жизни, которую теперь веду!"
     Магиана подняла перо,  заново оточила  его и обреченно уселась  на свой
стул. Слишком  долго  удавалось ей поддерживать  в  себе призрачную  иллюзию
свободы. Магический дар возносил волшебника Орески  на недосягаемую высоту -
но за  все надо расплачиваться,  и каждый из них платил определенную цену: в
зависимости от собственных талантов.
     Теперь и ей представлен счет  за те годы свободных  скитаний, и вот она
сидит в шатре, и единственное, что ей  остается, - наблюдать, как лучшая  из
цариц, Идрилейн, борется со смертью, своим последним противником.
     Будучи Идрилейн, она  все-таки смогла  удержаться  на плаву, по крайней
мере на время. Отъезда Клиа в Ауренен в какой-то мере дал ей надежду и силы.
Весь месяц, прошедший с тех  пор, царица  отчаянно цеплялась за жизнь и даже
немного  набрала  в  весе, когда  болезнь,  сжигавшая ее  легкие, отступила.
Большую часть  дня  Идрилейн  находилась в  полузабытьи,  время  от  времени
приходя в себя и задавая пару  вопросов о ходе военных действий и об успехах
Клиа; увы, от последней было мучительно мало известий.  У царицы не  было ни
сил,  ни  желания совершить  долгое путешествие в Римини, поэтому она решила
остаться здесь, в лагере - теперь уже, по сути, лагере Фории. Как придворная
волшебница, Магиана  вынуждена была находиться при Идрилейн,  прикованная  к
этому душному  шатру,  где среди склянок  с  лекарствами царит тяжелый запах
болезни, где умирает старая женщина.
     Магиана отогнала  греховные  мысли. Да, она связана  любовью,  клятвой,
долгом, пока Идрилейн не освободит ее и не освободится сама.
     Оставив   заснувшую  царицу,   волшебница  вынесла  стул  и  письменные
принадлежности  наружу.  Широко  раскинувшийся  лагерь купался  в  обманчиво
мягких лучах вечернего солнца.  Магиана обмакнула  перо  в чернила  и начала
сначала.
     "Мой дорогой Теро,  вчера пленимарцы прорвали линию фронта с Майсеной в
нескольких  милях от  нашего  лагеря.  Еще  несколько  городов на  восточном
побережье  сожжены. Со всех сторон  доходят до  нас ужасные слухи:  половина
полка  Белых Ястребов  погибла  за  одну  ночь,  накрытая  облаком  ядовитых
испарений, мертвецы  встают  из могил и атакуют  своих  бывших  товарищей по
оружию, дирмагнос среди бела дня наслал на скаланцев призраков и стену огня.
Конечно, часть этих историй - выдумки солдат, но некоторые слухи нам удалось
проверить. Мой коллега, Элутеус,  собственными  глазами видел,  как у  брода
Гришер некромант метал молнии.
     Фория уже не  может не  обращать внимания  на подобные известия, но по-
прежнему убеждена, что атаки некромантов  редки и не имеют особого значения.
В какой-то мере она  права.  После  того, как Шлем был уничтожен, некроманты
Верховного Владыки недостаточно сильны, чтобы победить  нас одной магией, но
слухи об их деяниях питают страх наших войск и тем самым ослабляют их.
     Впрочем,  есть  и  хорошие  новости.  Надо  отдать  должное  Фории: она
решительный  командир, хоть  и  не  сильна  в  дипломатии,  и  военачальники
доверяют ей. За последнюю неделю ей удалось организовать на восточном фронте
успешное наступление в нескольких местах и одержать ряд побед. Передай Клиа,
что  ее подруга,  коммандер Миррини, захватила пятьдесят  вражеских лошадей.
Это большое достижение,  многие кавалеристы лишились своих  коней в  битвах.
Они  вынуждены забирать лошадей  у  окрестных  жителей,  и  это  не улучшает
отношений с местным населением.
     Вчера  к нам прибыл третий курьер от Клиа. Фория ничего  не сказала, но
ее  отношение к посольству сестры  очевидно. Нельзя ли  добиться от лиасидра
хоть небольших уступок? Иначе,  боюсь, Фория может отозвать  вас.  С  каждой
новой  потерей   присутствие  Клиа  на  поле   боя   становится  все   более
необходимым".
     Магиана  поколебалась: некоторые  свои мысли она не  решалась  доверить
бумаге, даже в таком письме, как это. Например, тот факт, что она, старейшая
из  оставшихся в живых  магов Орески,  опасается  переслать послание  своему
протеже при помощи заклинания:  как бы не узнала Фория. Наследная  принцесса
ничуть не скрывает, что  не  доверяет волшебникам в целом, а советнице своей
матери  в особенности.  Магиане  уже  пришлось  однажды  отчитываться  перед
принцессой  в своих  действиях  - а ведь она  всего лишь по просьбе генерала
Армениуса заглянула в магический кристалл. За несколько недель, прошедших со
времени  назначения  Фории  главнокомандующей,  многое  изменилось.  Повсюду
теперь ее глаза и уши, и, конечно, в первую очередь  этот красавчик, капитан
Транеус.
     "У Клиа  и  так хватает  забот",  - подумала Магиана; она  наложила  на
письмо чары, снять которые мог только Теро. Позже она сама отдаст его в руки
гонцу. Пусть Транеус делает из этого какие угодно умозаключения.



Глава 19. Снова вечерние развлечения



     На  этот раз  сновидение  было менее  связным, но гораздо более  живым.
Полыхающая  комната  по-прежнему оставалась его  старой детской  в Боктерсе,
однако с каминной  полки на него смотрели головы  Триис и  остальных. Теперь
уже  не  приходилось  выбирать,  что  спасать,  а  чем  пожертвовать:  пламя
взвивалось по пологу  над кроватью,  по  занавесям,  по его  ногам  -  но не
обжигало, а обдавало смертельным холодом.
     Дым,  пробивающийся между досками пола,  словно сгустил солнечный  луч,
осветивший маленькую комнату  и  со слепящей яркостью ударивший ему в глаза.
Ему было трудно дышать, руки казались бессильными.
     Из угла, еле видная сквозь дым, к нему двинулась стройная фигура.
     "Нет! -  мысленно вскрикнул он. - Не здесь! Только не здесь!" Появление
Илара  было так же  необъяснимо,  как  и появление стеклянных шаров, которые
Серегил  столь  отчаянно  сжимал  обеими  руками.  Пламя расступалось  перед
Иларом, и он приближался,
     приветливо улыбаясь.
     Такой красивый, такой изящный...
     Серегил  успел забыть, как плавно он движется,  легкий и гибкий, словно
ласка. Теперь он был уже так близко, что его почти можно было коснуться.
     Серегил   чувствовал,  как   ледяное  пламя  пожирает  его,  а  гладкие
стеклянные шары выскальзывают из пальцев.
     Илар  протянул к нему руку. Нет, он что-то ему предлагал: окровавленный
меч.
     - Нет! - крикнул Серегил, отчаянно стискивая стеклянные шары. - Нет,  я
этого не хочу!
     Серегил   подскочил  на  постели,  обливаясь  потом,  и   с  изумлением
обнаружил, что Алек рядом с ним мирно спит. Разве он не кричал?
     "Кричал?" - подумал Серегил с внезапной  паникой. Он даже вздохнуть еще
не мог.  Холодный дым его сновидения все еще наполнял  его легкие, превращая
даже легкое прикосновение  руки Алека, лежащей у него на груди, в  удушающую
тяжесть. Серегил хватал ртом воздух, задыхаясь.
     Он выбрался из постели так осторожно, как только мог в своем паническом
состоянии, - почему-то его преследовал иррациональный страх разбудить Алека.
Схватив одежду, он, шатаясь, вышел в еле освещенный коридор.
     Когда он  начал  двигаться, дышать стало легче;  однако стоило Серегилу
остановиться, чтобы натянуть штаны и  сапоги, как ощущение удушья вернулось.
Он  поспешил  дальше,  уже на ходу надевая  кафтан  -  как оказалось, кафтан
Алека.
     Теперь Серегил почти бежал - вниз  по широкой лестнице, ведущей в холл,
мимо площадки второго этажа...
     "Что я делаю?"
     Он замедлил  шаги,  и  словно в  ответ  дыхание  замерло в  его  груди.
Пришлось  мчаться дальше; Серегил молился про себя, чтобы  в таком состоянии
никого не встретить.
     Инстинкт вел  его по боковому коридору, мимо кухни, на конюшенный двор.
Луна уже зашла, всюду лежали густые тени. Тихие голоса и отблески горящего у
ворот костра  говорили  о том,  что часовые не спят на  своем посту.  Однако
перемахнуть  через заднюю стену, оставаясь  незамеченным, было несложно  для
человека, которого когда-то называли...
     Хаба.
     Кот из Римини.
     Мягкая трава  на  улице  заглушила стук  сапог  спрыгнувшего  со  стены
Серегила.  Он помчался дальше, и  незастегнутый кафтан  захлопал вокруг  его
голого торса.
     На  какое-то  время  ощущения  биения  сердца,  свободно  вырывающегося
дыхания,  быстрых  движений  длинных  ног было  достаточно для  того,  чтобы
отогнать  мысли. Постепенно, однако, Серегил  начал  успокаиваться и  вместо
панического бега перешел на шаг, обдумывая случившееся.
     Перепутать  комнату  в  "Петухе" со  своей детской...  Означает  ли это
своего  рода  возвращение  домой?  Серегил  начал анализировать  сновидение,
предшествовавшее  его  безумному  ночному путешествию.  Но  все остальное  -
стеклянные шары, пламя, дым, Илар... Как Серегил ни  старался, значение  сна
ускользало от него.
     Однако привидевшиеся ему  образы говорили о прошлом, которое он столько
времени оплакивал, и вот теперь он здесь, один,  под звездами Сарикали - как
часто мечтал он об этом в одинокие годы, прожитые в Скале!
     Один, но со своими неотвязными мыслями...
     Копания в собственной душе никогда не  были любимым занятием  Серегила.
Пожалуй, можно было бы даже сказать,  что он их всегда умело избегал.  "Бери
то, что посылает тебе Светоносный, и будь благодарен!" Как часто он повторял
этот девиз, свое кредо, свою защиту от самоанализа!
     Светоносный посылает сновидения  -  и безумие... Губы Серегила скривила
невеселая усмешка. Лучше не думать о таком слишком много. Так или иначе, сон
заставил  его  блуждать в одиночестве по  улицам Сарикали - в  первый  раз с
момента  прибытия  сюда.  Серегил ощутил озноб и поспешно застегнул  кафтан,
рассеянно подумав при этом, что одежда немного свободна ему в плечах.
     Алек.
     Серегил ни на  минуту  не расставался с  ним -  или с другими-с  самого
приезда; было  так  просто заполнять каждое мгновение  бодрствования всякими
неотложными делами, так легко  отгонять мысли, нахлынувшие  было, как только
его  нога  коснулась  земли Ауренена в Гедре... проклятие,  как  только Бека
сказала ему о посольстве!
     Изгнанник.
     Предатель.
     Оказавшись в одиночестве  в колдовской  тишине ночи в Сарикали, Серегил
лишился своей брони.
     Убийца.
     Поднявший руку на гостя.
     С безумной отчетливостью он ощутил в руке  угловатую рукоять того давно
забытого кинжала,  почувствовал  легкость,  с  которой  лезвие  вошло в тело
возмущенного хаманца...
     - Ты его  знал. У него было имя,  - услышал Серегил голос отца,  полный
отвращения.
     Димир-и-Тилмани Назиен.
     ...в грудь Димира-и-Тилмани - все эти ночи, годы, смерти назад. В  этом
ощущении была  непристойная  простота. Как случилось,  что  для  того, чтобы
заколоть человека, требуется меньше  усилий, чем  чтобы вырезать свое имя на
столе в таверне?
     С этой мыслью пришел и вопрос, на который никогда невозможно было найти
ответ: что заставило его обнажить кинжал и напасть, когда он с легкостью мог
убежать? Один удар оборвал жизнь  хаманца и ужасно изменил  его собственную.
Один удар.
     Прошло почти девять лет, прежде чем он снова убил - на этот раз защищая
себя и майсенскую воровку, которая обучала его начаткам воровского ремесла в
темных  закоулках и  на  грязных улицах  Кестона.  На  этот  раз  Серегил не
испытывал таких угрызений совести. Его учительница тогда была очень довольна
и  обещала  сделать  из   него  первоклассного  бандита,  но   даже  под  ее
сомнительным руководством Серегил  никогда  не  убивал, если  имелся  другой
выход.
     Еще позже, когда он  убил  грабителя, напавшего из засады  на его юного
компаньона по имени Микам Кавиш, его новый друг счел  это  его первым опытом
такого рода и заставил Серегила  - по старому солдатскому  обычаю - слизнуть
немного крови с клинка.
     - Попробуй  крови  своей первой жертвы, и ее дух,  да и другие тоже, не
будут тебя  преследовать, - со  всей искренностью, полный добрых  намерений,
пообещал тогда Микам. Серегилу так и не хватило мужества  признаться, что  с
этим  он   опоздал;  что  есть  единственный   дух,  не  дающий  ему  покоя,
единственная смерть, перевешивающая все остальные.
     Проблеск  света  впереди, когда Серегил  свернул за угол, отвлек его от
печальных  мыслей. Серегил шагал по городу, не задумываясь - по крайней мере
так  ему  казалось  -  о  направлении.  Теперь  он  мрачно  усмехнулся:  его
бесцельные блуждания привели его в тупу клана Хаман.
     Большая жаровня посреди улицы бросала яркие  отблески, и в ее мерцающем
свете Серегил увидел, что  вокруг нее собралось несколько человек.  Это была
молодежь, и  молодежь пьяная. Даже  издали Серегил узнал некоторых  из них -
многих он видел в зале совета, в том числе некоторых родичей Назнена.
     Если бы он  теперь повернул назад, они никогда не узнали  бы, что  он -
самый нежеланный гость - побывал здесь.
     Однако Серегил не повернул назад и даже не замедлил шаг. "Бери то,  что
посылает  тебе  Светоносный..."  Со  странным  чувством  возбуждения Серегил
расправил плечи, пригладил  волосы и двинулся  вперед; он  прошел достаточно
близко от жаровни, чтобы пламя осветило его лицо.  Он не произнес ни слова -
ни  приветствия,  ни  вызова, - но  не смог  подавить кривой  улыбки,  когда
несколько пар глаз вытаращились на него с внезапным узнаванием и ненавистью.
Тяжесть в груди вернулась вместе с ощущением ожога между  лопатками  от этих
взглядов.
     Неизбежное  нападение  произошло  немедленно,  но  в  странной  тишине.
Быстрый топот ног, и  из темноты к Серегилу протянулись руки и схватили его.
Его  прижали к стене,  потом  швырнули на землю. Серегил инстинктивно закрыл
лицо руками,  но  помимо этого  не  сделал никакой попытки защитить себя. Со
всех  сторон на него обрушились удары - кулаками и сапогами: в живот, в пах,
во все еще болевшее  после удара стрелы плечо. Серегила подняли на ноги, его
швыряли от одного нападающего к другому, его