л был рад, что не видит Алека.
     Тогда он  не позволил себе плакать,  стоя перед родичами с прилипшими к
лицу и одежде травинками, под чистым небом Боктерсы. Ему очень хотелось дать
волю слезам, но он боролся и загнал их так глубоко, что потом многие годы ни
одна не пролилась.
     - Серегил-и-Корит, ты слышал выдвинутые против тебя обвинения. Если они
будут доказаны, позор падет на весь клан Боктерса. Что ты ответишь?
     Горло Серегила пересохло, голос звучал хрипло, как воронье карканье, но
он не дрогнув взглянул на своих обвинителей.
     - Я  был изгнан  из своего клана. Теперь я известен вам как  Серегил из
Римини, изгнанник,  и  как изгнанник и слуга принцессы Клиа я  и действовал.
Ничто из совершенного мной не может принести позор Боктерсе.
     Как изгнанник, я сделал все, что вы перечислили,  и принимаю весь позор
на себя. Я  вернулся сюда  пособственной воле,  чтобы предстать перед вами и
ответить  за  свои поступки.  Я действовал  вопреки  тетсагу,  но  без злого
умысла.
     Бритир долго смотрел на него; кругом началось  перешептывание. Сбило ли
их с толку то обстоятельство, что он признал свою вину, или же просто полное
нарушение привычного ритуала?
     - Будет ли кто-нибудь говорить в защиту этого человека? -
     обратился Бритир к собравшимся.
     - Изгнанник добровольно сдался мне в Гедре, - заявил Риагил-и-Молан.
     Последовала пауза, и Серегил заметил какое-то движение среди скаланцев.
Адриэль наклонилась к носилкам Клиа, потом передала слова принцессы:
     - Клиа-а-Идрилейн  говорит, что Серегил и двое его спутников  поступили
вопреки тетсагу  ради  нее.  Они  с  риском для жизни  отправились навстречу
Коратану, чтобы сообщить ему о  несчастье с ней и о странной смерти Торсина.
Царица Фория не знает о том, что Клиа пока что воздерживается от тетсага.
     Пока что? Глаза Серегила широко раскрылись: он не сомневался, что и все
в зале вытаращили  глаза.  Он  случайно взглянул на Юлана  и обнаружил,  что
вирессиец  многозначительно  улыбается ему,  словно только им двоим известен
какой-то секрет. Может быть, так и есть, обеспокоенно подумал Серегил. Может
быть, этот  старый  лис  и не нуждался в помощи  пленимарских шпионов, чтобы
догадаться о том, какой приказ на самом деле получил Коратан.
     Адриэль продолжала говорить от имени Клиа:
     - Решение второй раз рискнуть жизнью,  чтобы  обелить  Хаман и Вирессу,
Серегил и  Алек приняли по собственной  инициативе. Клиа  ничего не знала об
этом, пока они вчера не вернулись
     в Сарикали.
     И пусть смерть Райша-и-Арлисандина  тоже будет свидетельством в  пользу
обвиняемого.  Хоть он  и  нарушил условия,  он обнаружил истинного виновника
преступления. Разве следует лишать его за это жизни?
     Коратан поднялся со своего места.
     - Серегил из  Римини с честью служил  царицам Скалы много лет. В память
об этом я от имени царицы Фории прошу вас сохранить ему жизнь.
     "Интересно,  что  скажет  об  этом  твоя  сестрица,  если  когда-нибудь
узнает?" - подумал Серегил.
     - Нам тоже есть что сказать в его пользу, - прозвучал еще один голос, и
все взгляды обратились на вышедшего в центральный круг руиауро.
     - Элизарит, как ни почитаем мы тебя  и твоих собратьев,  ты же  знаешь,
что руиауро не выступают в лиасидра, - пожурил его Бритир.
     - Мы заступились за Серегила-и-Корита, когда его судили в первый раз, и
делаем это сейчас снова, -  возразил Элизарит. - Он отмечен.  Воля Ауры ясно
написана на его плоти - это каждый может видеть.
     - Будет ли  кто-нибудь еще свидетельствовать в пользу этого человека? -
спросил Бритир.
     - Я буду, - сказал глубокий уверенный голос, и Серегил чуть не  нарушил
предписанной неподвижности, оглянувшись  на Юлана-и-Сатхила. - Независимо от
того, хотел он этого или  нет, Серегил  избавил мой  клан от позора убийства
гостя. То же самое сделал он и для Хамана, причин любить который у него нет.
Человек, лишенный атуи, легко мог бы ни с кем не поделиться своим знанием.
     "Позже  еще  предстоит узнать, какова цена этой  поддержки",  - подумал
Серегил; теперь же он был благодарен Юлану.
     Кирнари  Вирессы  был последним, кто  выступил в защиту Серегила. После
него были вызваны и допрошены Алек и Бека.
     Алек был одет в синий  скаланский кафтан, и Серегил улыбнулся про себя,
заметив, что юноша откинул свои  длинные волосы так, чтобы  метка дракона на
мочке   уха  была   видна.  Несмотря   на  это,  Алек  выглядел   усталым  и
встревоженным; Бека  же, напротив, держалась перед лиасидра уверенно, высоко
подняв голову.
     Расспрашивали  их  недолго. После  того  как Алек и Бека  заявили,  что
действовали в интересах обеих стран, им велели снова сесть среди скаланцев.
     Наконец пришел черед Ниала.  Рабазиец вышел в круг, опустился на колени
рядом с Серегилом и раскинул руки. Сенгаи на нем не было.
     - Правильно ли мы поняли  из твоих слов вчера, что ты добровольно помог
изгнаннику бежать из Сарикали? - спросил его Бритир.
     - Да,  достопочтенный, -  ответил Ниал. - Когда я  догнал их с Алеком и
увидел, что на них напали, я решил, что лучше их отпустить;  я надеялся, что
им удастся  добраться до безопасных мест. Я  принимаю последствия, вызванные
моими действиями;
     мой клан объявил меня тетбримаш.
     Лишиться поддержки своего клана было серьезным  наказанием, в некоторых
отношениях  даже  более  тяжелым,  чем  изгнание,  однако  то,  что он  стал
тетбримаш, оставило Ниала странно равнодушным.
     - Ты  служил скаланцам по  поручению  лиасидра, Ниал-иНекаи. Мы  должны
будем  дополнительно рассмотреть это дело, -  сурово сказал Бритир. -  Пусть
обвиняемые остаются на своих местах.
     Члены  лиасидра удалились, чтобы обсудить решение.  Сидя между Бекой  и
Теро, Алек наклонился в кресле так, чтобы видеть Серегила.  Его друг ни разу
не пошевелился с  тех пор, как  допрос  закончился: он по-прежнему  стоял на
коленях, опустив голову;
     волосы наполовину скрывали его лицо. Он с такой уверенностью защищался,
не  скрывая  никаких своих  поступков и  лишь умолчав об  истинном характере
полученного Коратаном приказа, что, хоть  он и ни в чем себя  не оправдывал,
его слова прозвучали как вызов.
     Алек взглянул  на маленькую боковую дверь, за которой скрылись кирнари,
мысленно призывая лиасидра поторопиться.
     Судя  по  тому,  как  сместились  тени, не прошло  и часа, как  кирнари
вернулись в зал и заняли свои  места в ложах. Серегил немного поднял голову,
но  в  остальном остался  неподвижен. Бека схватила  Алека за руку и  крепко
сжала.
     Бритир встал перед Ниалом и протянул к нему руку.
     -  Ниал-и-Некаи,  мы  сочли,  что  ты  наказан  достаточно.  Ты  будешь
тетбримаш не менее двадцати лет,  лишишься поддержки своего  клана и  своего
имени. Тебе запрещено входить  в  храмы,  Сарикали для  тебя  будет  закрыт.
Покинь город.
     Ниал низко  поклонился  и  молча  вышел  из зала.  Бека  с  облегчением
перевела дух и отпустила руку Алека, у которого уже начали болеть пальцы.
     Следующим поднялся Назиен-и-Хари. Указав на Серегила,
     он сказал:
     - Ради атуи, который этот человек проявил по отношению к нашему родичу,
Эмиэлю-и-Моранти, клан Хаман не требует больше его смерти. Пусть приговор об
изгнании будет отменен.
     - Да будет благословен Свет! - тихо выдохнул Алек.  Теро схватил его за
руку и радостно потряс. Однако дело еще не кончилось.
     Место Назиена занял Бритир.
     - Серегил из Римини, тебе позволили вернуться  в Ауренен, чтобы служить
советником  Клиа-а-Идрилейн. Эта  честь  была  тебе  оказана  как  человеку,
знающему обычаи  нашего народа  и  наш кодекс  чести.  Ты  действовал умело,
соблюдая атуи, несмотря на  оскорбления в свой адрес.  Со временем ты мог бы
заслужить снова свое имя. Однако вместо этого ты предпочел нарушить условия,
нарушить закон тетсага.  Ты стал нам чужим, избрал обычаи тирфэйе. Таков был
твой выбор,  и теперь ты должен принять его следствия. Серегил из Римини, мы
объявляем  тебя тетбримаш на всю  жизнь, и это  решение не  твоего клана,  а
самой лиасидра.
     Алек  смутно  уловил подавленное  рыдание, раздавшееся где-то  рядом, -
может быть, это всхлипнула Адриэль или Мидри;
     Серегил оставался неподвижен - слишком неподвижен.
     - Ты теперь не ауренфэйе, ты -  яшел кхи, - продолжал Бритир. - Для нас
ты тирфэйе, чужестранец,  на тебя  распространяются  те же ограничения  и ты
имеешь те  же права,  что  и  они.  Ты  не  можешь претендовать на родство с
народом Ауры. Отправляйся к скаланцам и оставайся с ними.



Глава 56. Тетбримаш



     "Я чего-то  подобного ожидал",  -  твердил себе  Серегил,  прилагая все
усилия, чтобы стойко принять приговор Бритира.
     Но почему эти слова - яшел кхи - причиняют такую боль?
     Руиауро  ведь уже так его называл,  и тогда  он принял их как озарение.
Теперь  же,  произнесенные  в  присутствии  его  родичей,  они  вонзились  в
Серегила, как раскаленный клинок. Ему казалось, что  он все понял, но сейчас
было  такое ощущение, словно  из-под  него выскальзывает земля. Он знал, что
значит быть изгнанником, но это новое отмежевание нанесло ему более глубокую
рану. "Отправляйся к скаланцам и живи среди них", - приказал старый кирнари.
     Колени Серегила болели, но он сумел подняться на ноги, не пошатнувшись.
Стянув через голову ауренфэйскую тунику, он уронил ее на пол.
     - Я принимаю решение лиасидра, достопочтенный. - Серегилу казалось, что
собственный  голос звучит  откуда-то издалека.  Он смутно слышал  и  чьи- то
рыдания  - плакало несколько  человек; Серегил только надеялся, что он сам -
не среди рыдающих.
     Ног  своих он  почти  не чувствовал.  Когда  он  направился  к  местам,
отведенным скаланцам, чьи-то руки направляли его шаги.. Наконец он опустился
в кресло, и рядом был Алек, и теплый плащ укутал его плечи...
     Заседание  закончилось,  и  зал  быстро  опустел. Серегил  еще  плотнее
закутался в плащ и, не поднимая глаз, последовал за Коратаном;
     ему  не   хотелось  видеть  лица  других  ауренфэйе.  Однако  когда  он
приблизился к дверям,  к нему  подошел  руиауро  Лиал и крепко стиснул левую
руку Серегила. Поглаживая  следы  драконьих  зубов,  он  тепло  улыбнулся  и
сказал:
     -  Хорошо  сделано,  маленький  братец.  Танцуй  свой   танец   и  верь
Светоносному.
     Серегил не сразу вспомнил,  что Лиал давно мертв, а когда вспомнил, тот
уже исчез. У  входа стояла  группа руиауро,  но призрака среди  них не было.
Когда Серегил заглядывал им в лица,  каждый руиауро по очереди поднимал руку
в молчаливом приветствии.
     "Танцуй свой танец?"
     Серегил закрыл глаза, вспоминая что-то, что Лиал  пытался  сказать ему,
когда он в первый раз посетил Нхамахат.
     "Глядя на тебя, я вижу все твои рождения,  все твои смерти, все  труды,
которые назначил  тебе Светоносный. Но  время - это  танец,  в котором много
движений  и много  ошибок.  Те  из  нас,  которые  видят  это, должны иногда
вмешиваться".
     "А  я  слепец,  танцующий  в  темноте".  Серегил  подумал  о  последнем
приснившемся  ему сне: о шарах, образовавших рисунок, о крови,  струящейся с
клинков. Воспоминание принесло с собой то  же могучее чувство убежденности в
своей правоте,  которое  охватило  его той ночью.  Оно  заставило его  спину
выпрямиться и даже вызвало мимолетную улыбку.
     Проходя   мимо,   это  заметила   Лхаар-а-Ириэль  и  подарила  Серегилу
уничтожающий взгляд.
     - Не смейся над меткой, которую носишь, - предостерегла она.
     - В этом я тебе клянусь, кирнари, - пообещал Серегил, прижав левую руку
к сердцу. - Я приму то, что посылает Светоносный.
     Адриэль и  Мидри  приникли  к  Серегилу, сопровождая  носилки  Клиа  на
обратном  пути. Алек  охотно  уступил  им  место,  но  держался  поблизости,
наблюдая за Серегилом с растущим беспокойством.
     Тот кутался в одолженный ему плащ, словно сейчас была  зима.  Насколько
Алек мог судить, все чувства друга поглотила бесконечная растерянность.
     Ну,  по крайней мере это лучше,  чем беспросветное отчаяние. Как только
они  оказались  в главном зале,  вдали  от  любопытных глаз,  Клиа  поманила
Серегила к себе и что-то ему прошептала.  Она плакала. Серегил  опустился на
колени рядом с носилками, склонившись к принцессе, чтобы разобрать ее слова.
     - Все в порядке, - сказал он ей.
     -  Как ты  можешь так  говорить? - сердито  воскликнула Мидри. - Ты  же
слышал Бритира: была надежда, что со временем твое изгнание кончится.
     Серегил с трудом поднялся на ноги и двинулся к лестнице.
     - Потом поговорим, Мидри. Я устал.
     - Побудь с ним, - пробормотал  Теро,  но Алек  и так уже направился  за
другом.
     Они  медленно  поднялись в  свою комнату;  Алек шел на несколько  шагов
позади. Ему хотелось поддержать Серегила, но что-то его удерживало.  Войдя в
комнату,  тот  поспешно  сбросил  одежду  и  нырнул  под  одеяло.  Уснул  он
мгновенно.
     Алек постоял у постели, прислушиваясь к тихому ровному дыханию и гадая,
что   заставило   Серегила   уснуть  -  полное  изнеможение  или  абсолютная
безнадежность.  Что  бы это  ни  было,  решил юноша,  сон  -  лучшее  сейчас
лекарство. Сбросив  сапоги,  он  прилег рядом  с другом и обнял  его  поверх
одеяла; Серегил только что-то пробормотал во сне.
     Когда  Алек открыл глаза, в  комнате, к  его удивлению, было  уже почти
темно, а вторая половина постели пустовала.  Он испуганно  подскочил, но тут
услышал знакомый смех откуда-то из теней у камина. Высокая фигура  поднялась
из кресла; Серегил зажег свечу от тлеющих углей.
     -  Мне не  хотелось тебя  будить,  -  сказал  он, присаживаясь  на край
постели. Серегил был одет в коричневый кафтан и штаны и, к облегчению Алека,
улыбался.  Это  была  настоящая улыбка,  теплая  и  жизнерадостная.  -  Тебе
пришлось тяжелее, чем мне, тали, - сказал он, взъерошив волосы Алека.
     - Ты на это и рассчитывал, когда решил вернуться? - Алек сел на кровати
и внимательно посмотрел в лицо Серегила, ища  признаки безумия. Как может он
быть таким спокойным?
     - Ну, теперь,  по размышлении, я полагаю, что все могло  бы кончиться и
лучше,  чем  я тогда ожидал.  Ты же слышал, что они говорили. Теперь я здесь
чужестранец.
     - И это тебя не огорчает? Серегил пожал плечами.
     - Я ведь уже давно на самом деле не ауренфэйе. Лиасидра и руиауро - они
сделали меня яшел  кхи, когда выслали таким  молодым. Просто все эти  годы я
цеплялся за  прошлое.  Помнишь, что  я  сказал тебе, когда  наконец  решился
рассказать, что ты наполовину ауренфэйе, а ты сокрушался, что не знаешь, кто
ты такой? Помнишь, что я сказал тебе тогда?
     - Нет.
     - Я сказал тебе, что ты тот же самый человек, которым всегда был.
     - А ты всегда был яшел кхи?
     - Может быть. Здесь я никогда не был вполне на месте.
     - Тогда ты не так уж и жалеешь, что не можешь сюда вернуться?
     - Ах,  разве ты  не понимаешь? Я больше  не  изгнанник.  Бритир все это
изменил. Я теперь один из вас и могу отправляться туда же, куда можете вы.
     - Значит, если они откроют Гедре...
     -  Именно. И когда они  одумаются и отменят  Эдикт, что, не сомневаюсь,
скоро случится,  я смогу  путешествовать где угодно. Я свободен, Алек. Я сам
сделаю себе имя, и никто больше не может назвать меня изгнанником.
     Алек скептически посмотрел на друга.
     - И ты знал, что  все так и случится, - еще  там, в  горах?  Уголок губ
Серегила поднялся в знакомой кривой усмешке.
     - Ничего подобного.
     Убедить других оказалось труднее. Клиа и Адриэль плакали. Мидри хранила
мрачное молчание. В глубине сердца Серегил  тоже испытывал  сомнения, но его
поддерживали слова руиауро; "Танцуй свой танец".
     К  счастью,  времени  на размышления  оставалось  немного. Приближалось
время голосования, и теперь переговоры вел Коратан. Серегилу  было запрещено
появляться  в зале лиасидра, но Теро и Алек сообщали  ему обо всех новостях,
точнее, их отсутствии.
     - Как будто ничего не случилось, - проворчал Алек, когда на второй день
они сели за поздний ужин. - Те же самые доводы повторяются снова и снова. Ты
ничего не пропустил, хоть и не был там.
     Оставаясь  дома вместе с Клиа в остальные дни, Серегил начал испытывать
все  большее  беспокойство.  Те  надежды,  которые поселили  в  нем руиауро,
постепенно рассеивались; каковы бы ни были  его труды, теперь его  участие в
делах власть имущих закончилось.
     По крайней мере так он думал.
     На пятый день переговоров к  дверям подошел мальчик-подросток и спросил
Серегила. На мальчике не  было  сенгаи, себя он не назвал; он просто  вручил
Серегилу сложенный лист пергамента и ушел.
     Рядом не было никого, кроме двоих часовых-Ургажи, и Серегил порадовался
этому, когда развернул пергамент. В записке, написанной  знакомым элегантным
почерком, значилось:
     "Сегодня ночью у Чаши Ауры.  Приходи один, когда луна будет в  зените".
Внутрь был вложен знак: маленькая синяя с красным шелковая кисточка. Серегил
внимательно  рассмотрел  ее  и  улыбнулся  про  себя,  обнаружив   несколько
красноречивых более
     темных ниток.
     Алека эта новость совсем не порадовала,  когда  вечером Серегил показал
ему записку.
     - Чего хочет от тебя Юлан? - с подозрением спросил он.
     - Не знаю, но держу пари: Клиа не повредит, если я это выясню.
     - Мне не нравится это "приходи один",
     - Я очистил его имя от подозрений, - хмыкнул Серегил. - Не станет же он
теперь  убивать меня; и  уж особенно  после  того,  как в мои  руки попали и
записка, и кисточка.
     - Ты собираешься сказать обо всем Клиа?
     - Ты можешь рассказать ей после того, как я отправлюсь на  свидание; да
и всем остальным тоже.
     Ночь была ясной и  тихой. Отражение  полной луны лежало на  поверхности
Вхадасоори, как жемчужина в оправе из гагата.
     Серегил вошел внутрь  кольца из каменных гигантов и медленно двинулся к
колонне с Чашей. Сначала ему показалось,  что он  явился  первым:  заставить
другого  ждать -  проявление  силы.  Потом  у него на глазах  отражение луны
всколыхнулось и  на  мгновение исчезло: с  противоположной стороны пруда  по
воде скользнула темная фигура. Старые страхи ожили в Серегиле, но это не был
демон, вызванный некромантом.
     Юлан  грациозно развернулся  у берега и  ступил  на  камни. Его  темная
мантия сливалась  с окружающим мраком, и  бледное  лицо и  серебряные волосы
казались в лунном свете плывущей в воздухе храмовой маской.
     Хоть Серегил и не  доверял вирессийцу, он не мог не восхититься стилем,
в котором тот обставил свое появление.
     - Мне казалось, что мы с тобой еще когда-нибудь поговорим, кирнари.
     - Так же казалось  и мне,  Серегил из Римини,  - ответил Юлан, беря его
под руку. - Пойдем, прогуляемся.
     Они медленно двинулись вдоль края воды, словно хорошие друзья. Серегилу
нетрудно было представить на своем  месте  Торсина.  Ощущал ли старый  посол
силу, которая исходила от этого человека, как жар от кузнечного горна? Такое
соседство смущало Серегила, он остановился и высвободил руку.
     -  Не хотел бы  быть грубым,  но час поздний, и я не сомневаюсь, что ты
позвал меня сюда не ради того, чтобы насладиться моим обществом.
     - Такое  могло бы случиться, - возразил Юлан. - Ты - очень интересующий
меня молодой человек. Уверен, что  ты мог бы  рассказать много захватывающих
историй.
     - Только с арфой в руке и за хорошую плату. Чего ты хочешь?
     Юлан рассмеялся.
     -  Ты  и  вправду  стал  вести себя  как  тирфэйе.  Впрочем,  меня  это
устраивает. Мне нравятся тирфэйе и их нетерпение - оно бодрит.  Я буду вести
себя так  же и скажу все напрямик.  Скаланцы все еще хотят, чтобы  Гедре был
открыт, не так ли?
     "Ах, ну вот наконец он и дошел до дела!"
     -  Да,  и  я  предполагаю,  что  Коратана  вы  находите  менее   ловким
дипломатом, чем его сестру.
     - Я этого и ожидал, как  только услышал, что  он направляется в