йн, - если, конечно, вам  не
слишком  неприятно   говорить  об  этом.   Многие  из  присутствующих  здесь
боктерсийцев присоединятся к  вашим  войскам, если позволит лиасидра. - Судя
по тому,  как встревоженно нахмурилась Адриэль, Алек предположил, что Саабан
может оказаться одним из таких добровольцев.
     -  Чем  больше  я смотрю на ауренфэйе,  -  ответила Бека,  - тем больше
удивляюсь их готовности рисковать жизнью в войне за рубежами страны.
     - Не  все на это пойдут, - согласился Саабан.  - Но  есть и  такие, кто
предпочтет сражаться с пленимарцами сейчас, а не отбиваться от них и зенгати
на собственной земле.
     - Нам нужна вся помощь,  которую только мы  сможем  получить, - сказала
Клиа. - Сейчас же давайте  не будем допускать  сюда тьму и поговорим о более
приятных вещах.
     Время  шло,  тураб  лился  рекой, и разговор постепенно переключился на
воспоминания  о детских проделках Серегила. Во многих  историях  фигурировал
Кита-и-Бранин,  и  Алек  с удивлением  узнал,  что на  самом  деле  Кита  на
несколько лет старше друга. Серегил перебрался на ложе Киты, чтобы послушать
какой-то  рассказ,  и Алек разглядывал их и  других ауренфэйе, снова пытаясь
понять,  что  будет  значить  для  него долгая  жизнь, которая  его ожидает.
Адриэль и ее  муж,  как было ему известно, вступили в двенадцатый  десяток -
для  ауренфэйе  этот возраст  означал  расцвет.  Самому  старшему из гостей,
гедрийцу по имени Корим, давно исполнилось двести, но он, по крайней мере на
первый взгляд, выглядел не старше Микама Кавиша.
     "Все  дело в глазах",  -  подумал  Алек.  Во взглядах старших ауренфэйе
читался покой, словно опыт и мудрость, обретенные за долгую  жизнь, оставили
свой след  - тот  самый,  что  пока  еще  не  был  заметен в Ките.  Впрочем,
Серегил... Его глаза казались  старше юного  лица,  как  будто  ему пришлось
увидеть слишком многое и слишком рано.
     "Так  оно  и было -  даже за то время, что я с ним знаком", - размышлял
Алек. Когда они встретились, его друг  уже  прожил годы, отведенные обычному
человеку, и на его глазах целое поколение постарело и стало умирать. Серегил
уже составил себе репутацию в Скале,  когда долгое детство его ровесников на
родине еще  продолжалось.  Глядя  на  него  сейчас, окруженного  людьми  его
народа, Алек впервые по-настоящему понял, как молод его друг. Что же видят в
Серегиле ауренфэйе? "Или во мне?"
     Серегил рассмеялся,  откинув голову,  и  на мгновение стал выглядеть не
менее невинным, чем  Кита. На  это  было приятно смотреть,  но Алек не  смог
прогнать  мрачную мысль: таким его  друг  был бы, если бы никогда не попал в
Скалу...
     - Ты серьезен, как сова Ауры, и столь же молчалив, - обратилась к Алеку
Мидри, садясь рядом с юношей и беря его за руку.
     - Я все еще пытаюсь поверить, что я и в самом деле здесь, - ответил он.
     - Я  тоже, - призналась Мидри, и неожиданная теплая улыбка  смягчила ее
строгие черты.
     -  Может  ли  приговор об  изгнании  быть когда-нибудь отменен? -  тихо
спросил Алек. Мидри вздохнула.
     -  Иногда это случается  - особенно  когда осужденный так молод. Однако
для начала рассмотрения нужно прошение от кирнари клана Хаман, а на это мало
надежды. Хаманцы  -  благородный народ, но  горды  до  того,  что становятся
мизантропами. Старый  Назиен - не  исключение. Он все еще  оплакивает своего
внука, и возвращение Серегила - для него оскорбление.
     - Клянусь  Светом, что за серьезная  пара! - крикнул им Серегил, и Алек
заметил, что друг его пьян, что случалось с ним чрезвычайно редко.
     - Разве? - вызывающе откликнулась Мидри. - Скажи мне, Алек, Серегил еще
не разучился петь?
     -  Он  поет не  хуже  любого  барда, - ответил Алек, лукаво  подмигивая
Серегилу.
     - Спой нам, тали, - обратилась к брату Адриэль, услышавшая разговор. По
ее знаку слуга принес и вручил Серегилу что-то большое и плоское, завернутое
в узорчатый шелк.
     Тот с улыбкой предвкушения  развернул материю. Внутри оказалась арфа из
любовно отполированного темного дерева.
     - Мы хранили ее для тебя все эти годы, - сказала Мидри. Серегил  прижал
арфу к груди и пробежал пальцами по струнам.
     Он  заиграл простую мелодию,  звуки которой вызвали слезы  на глаза его
сестер, потом  перешел к  другой,  более сложной. Пальцы  Серегила летали по
струнам: даже пьяный и давно не практиковавшийся, играл он прекрасно.
     Потом, сделав паузу,  Серегил запел ту самую жалобу изгнанника, которую
Алек  слышал  от  него  в тот  раз,  когда друг впервые  заговорил  с ним об
Ауренене.
     Любовь моя облачена в наряд из листьев зеленый. Венчает светлая луна ее
драгоценной короной. Живым серебром ожерелья  звенят, даруя душе утешенье, И
ясное небо в ее зеркалах видит свое отраженье.
     О,  доведется  ли  еще  мне  блуждать  под  листьев  зеленой  сенью,  В
серебряном свете  луны внимать  серебряных  струй пенью! Судьба,  что доселе
хранила  меня, дарует  ли  мне благодать Ступить вновь  на милые  те берега,
взглянуть на зеркальную гладь?
     - Да,  это голос барда,  - сказал Саабан,  вытирая глаза рукавом.  - Ты
обладаешь такой властью над нашими чувствами! Надеюсь, тебе известны и более
веселые напевы.
     -  Таких немало, - ответил Серегил. - Алек, сыграй-ка нам  "Красив  мой
любимый"!
     Ауренфэйе  очень  понравилась   скаланская  песня,  и  тут  же,  словно
сговорившись, они извлекли откуда-то собственные инструменты.
     -   Где   Уриен?   -  поинтересовался  Серегил  и  стал,  прищурившись,
высматривать его в саду среди солдат. - Эй, кто-нибудь, дайте парню лютню!
     Ургажи  только  этого  и  надо было. Друзья  чуть ли не силой  вытащили
смущающегося музыканта  на возвышение и стали  наперебой  требовать  от него
любимых  баллад, словно оказались не на торжественном пиру, а в  придорожной
таверне.
     - Не посрами  чести декурии, конник!  - с шутливой строгостью приказала
ему Меркаль.
     Уриен,  закаленный ветеран в свои неполные восемнадцать лет, взял лютню
у  кого-то  из  ауренфэйе  и  с  восхищением  провел рукой по  закругленному
корпусу.
     - Баллада в честь  нашей турмы  Ургажи, - провозгласил он,  беря первый
аккорд. - Впрочем, все это произошло еще до того, как я в нее вступил.
     Демоны-волки,  зовут нас  враги, - такими  мы  стали  давно. Ведет  нас
чумная звезда, и врагам погибель найти суждено.
     Крадемся в ночи, сеем ужас и смерть, - запомнит нас Пленимар! Страха не
знает наш капитан, за ударом наносит удар.
     Черное  солнце  над черной  водой,  и грозен костлявый  маг,  Но Мардус
падет, захлебнувшись в крови, - не отступим мы ни на шаг!
     Алек в  ужасе  наблюдал, как  улыбка  сбежала с лица Серегила,  а  Теро
побледнел как  смерть.  Из  многих  баллад,  повествующих  о  подвигах турмы
Ургажи, именно  в этой  говорилось о  том, как погиб Нисандер...  К счастью,
Бека быстро поняла, что к чему.
     - Хватит,  хватит! - воскликнула  она, пряча  беспокойство  за шутливой
улыбкой. - Клянусь Четверкой, Уриен, что за мрачную песню ты выбрал! Спой-ка
лучше "Лик Иллиора над водами", чтобы почтить наших уважаемых хозяев!
     Смущенный солдат опустил голову и заиграл новую мелодию, безукоризненно
исполняя самые трудные пассажи. Серегил опять сел рядом с Алеком.
     - Ты выглядел  так, словно увидел привидение, - шепнул он, притворяясь,
будто на него самого баллада не оказала никакого действия. -  С  тобой все в
порядке?
     Алек кивнул.
     Музыка смолкла, и Кита протянул арфу Клиа.
     - Как насчет твоих музыкальных талантов, госпожа?
     - Ох, нет! У меня голос как у вороны.  Теро, я однажды слышала, как  ты
пел замечательную песню про сражение у перекрестка Двух Коней!
     - Для  того,  чтобы петь, госпожа, мне  нужно  как  следует напиться, -
ответил молодой волшебник, краснея под обратившимися на него взглядами.
     - Не стесняйся! - крикнул ему сержант Бракнил. - Мы все слышали, как ты
- вполне трезвый - пел на "Цирии" во время морского перехода.
     - Может быть,  наши хозяева предпочтут  увидеть небольшую  демонстрацию
магии Третьей Орески? - возразил Теро.
     - Замечательно! - захлопала  в ладоши  Мидри.  Теро  вытащил мешочек  с
мелким белым песком  и рассыпал  его в  виде  круга  на земле перед столами.
Своей  хрустальной  палочкой  он  начертил  в  воздухе  несколько   пылающих
символов;
     они, вместо  того  чтобы  погаснуть,  как обычно, стали  вдруг расти  и
пылать  все ярче, а потом взорвались так, что песок разлетелся, а  на столах
опрокинулись кубки. Теро  изумленно вскрикнул,  выронил свою палочку и сунул
обожженные пальцы в рот.
     Алек  с  трудом  скрыл усмешку: всегда  сдержанный маг походил на кота,
который,  намереваясь  поймать  рыбку,  поскользнулся  на  прозрачном льду и
старается скрыть неудачу, пока  никто  не заметил. Серегил  рядом  с  юношей
трясся от беззвучного смеха.
     -  Прошу  прощения! -  растерянно пробормотал  Теро. - Я...  я  ума  не
приложу, почему так получилось.
     -  Это  моя  вина,  -  заверила  его  Адриэль.  -  Мне  следовало  тебя
предупредить. - Она явно тоже сдерживала смех. - Здесь нужно очень осторожно
пользоваться  магией.  Могущество  Сарикали  накладывается на  любые чары  и
делает их результат непредсказуемым. В  твоем случае это проявилось особенно
явно.
     - Да, я вижу. - Теро поднял палочку и сунул ее за пояс. После недолгого
размышления он  снова рассыпал песок и начертил волшебные знаки,  но на этот
раз  не  палочкой,  а пальцем. Символы  повисли над  землей, потом слились в
светящийся диск  размером  с  тарелку.  Теро  сделал  несколько  пассов,  по
поверхности диска  пробежали радужные волны, и он  превратился в миниатюрную
модель города над крошечной гаванью.
     - Как здорово! -  воскликнула  Амали,  наклоняясь вперед, чтобы получше
рассмотреть творение Теро. - Что это за место?
     - Римини, госпожа, - ответил волшебник.
     - Вон тот черно-серый кошмар -  царский дворец, мой  родной дом, - сухо
заметила  Клиа. - А это белое чудо  со  сверкающим  куполом и башнями  - Дом
Орески.
     - Я побывала там во время своего посещения Римини, - сказала Адриэль. -
Насколько я  помню, сначала маги были рассеяны по всей Скале: некоторые жили
отшельниками, другие служили знатным семьям.
     -  Да,  госпожа. Мы  зовем те времена Второй  Ореской. После  того  как
старая  столица,  Эро,  была  разрушена,  царица  Тамир  основала  Римини  и
заключила союз с самыми могучими волшебниками. Так и возникла Третья Ореска.
Маги   помогли  царице  построить  город  и   совершили  другие  чудеса;   в
благодарность она обещала им покровительство и отвела землю для Дома Орески.
     - Значит,  это правда,  что  те из вас,  кто обладает магической силой,
содержатся отдельно от остальных? - спросил какой-то акхендиец.
     -  Вовсе нет, - ответил  Теро.  - Дело  просто  в  том,  что  мы  очень
отличаемся от других скаланцев. Магия накладывает  на нас свой отпечаток: мы
живем почти так же долго, как и вы, но платим за это бесплодием. Поэтому нам
нужно  убежище, место,  где  мы  могли бы  жить  среди других волшебников  и
делиться  между  собой  знаниями.  От  магов  никто не  требует,  чтобы  они
оставались в Доме  Орески, но многие это предпочитают. Я большую часть жизни
провел в башне моего учителя, Нисандера-и-  Азуштры. Волшебники пользуются в
Скале большим почетом, могу тебя в том уверить.
     - Но разве вас не печалит то,  что вы отрезаны от естественного течения
жизни, общаетесь лишь с себе подобными? - настаивал все тот же акхендиец.
     Теро задумался, потом пожал плечами.
     - В общем-то нет. Я никогда не знал иной жизни.
     -  Райш и  я посетили ваш город,  еще когда  были мальчишками, - сказал
Клиа   Риагил-и-Молан.   -   Мы   отправились  на   празднества   по  случаю
бракосочетания Коррута-и-Гламиена и твоей прародительницы,  Идрилейн Первой.
Нам  тогда показали и ваш Дом Орески. Райш,  помнишь ту волшебницу,  которая
показывала нам фокусы?
     - Мне кажется,  ее  звали Ориена,  - ответил кирнари  Акхенди.  - Разве
можно забыть такую красоту - сады, где  царит вечная весна, огромную мозаику
на полу,  изображающую дракона  Ауры! А  царский  дворец  мне запомнился как
довольно мрачное здание, со стенами толстыми, как в крепости.
     -  Это  говорит  только об  одном: царице Тамир  следовало  привлечь  к
строительству побольше волшебников, - с улыбкой сказала Клиа.
     - Хотела бы я увидеть Третью Ореску, - вздохнула Амали.
     - С удовольствием покажу ее тебе, госпожа, - тут же откликнулся Теро. -
Правда, сейчас это не такое веселое  место, каким было когда-то. - Он быстро
что-то  пробормотал,  и изображение  города сменилось  видом  садов  Орески.
Внутри  можно было  разглядеть несколько фигур в мантиях,  но  в целом  сады
выглядели  странно пустынными. Потом  точка обзора сместилась, и Алек  узнал
центральный атриум  - такой,  каким он виден  с балкона башни  Нисандера. На
некоторых  частях  огромной  мозаики,  изображающей дракона,  все  еще  были
заметны повреждения  - следствие нападения Мардуса и его  некромантов. Здесь
тоже было менее людно, чем помнилось Алеку по прежним временам.
     - Так вот как теперь выглядит Ореска, - тихо пробормотал Серегил.
     - Да.  - Теро  снова изменил  изображение, показав собравшимся виллу на
улице Колеса.
     -  Это  мой дом в Скале, - пояснил  Серегил; в его  голосе Алек  уловил
намек на иронию.
     Что они увидели  бы, вздумай Теро показать  их настоящий дом? - подумал
юноша. Все ли еще сохраняется черная дыра на месте подвала или на развалинах
уже что-нибудь построили?
     - Подобная  магия доступна и мне,  - сказал Саабан.  По его знаку слуга
принес большую серебряную  чашу  на треножнике. Саабан налил  в  нее  воды и
дунул. По поверхности воды пробежала рябь, а потом в ней  отразились зеленые
леса на склонах увенчанных снежными шапками гор. На холме на берегу большого
озера  виднелись  белые  соединенные между  собой здания -  похожие  на  дом
кирнари в Гедре, но  гораздо  более просторные и изысканные. По склону холма
раскинулся город, на самом берегу  посреди березовой рощи высился окруженный
колоннадой храм; его купол ярко сверкал на солнце, освещающем всю сцену.
     - Боктерса! - выдохнул Серегил. -  Я и забыл, как... Отражение исчезло,
и слуги разлили по кубкам тураб. Серегил жадно выпил его..
     - Мы познакомились  с  акхендийской магией, когда  проезжали  через ваш
фейдаст, кирнари, - сказала Райшу Клиа и показала браслет с подвеской в виде
листа дерева на левом запястье.
     - Это ведь периапт, верно? - спросил Теро, у которого на руке  тоже был
подобный браслет.
     - Правильно, - кивнул ему кирнари. - Волшебные свойства определяются  и
плетением, и самим амулетом - порознь они не работают.
     -  Мне  хотелось  бы  узнать,  как  они  изготавливаются,  -  если  это
позволено, конечно. У нас в Скале нет ничего подобного.
     - Конечно! Среди моего народа это  очень  распространенное умение, хотя
кто-то  бывает более искусен в нем, чем остальные. - Райш повернулся к жене.
- Тали, тебе хорошо удаются подобные вещи. У тебя при себе все необходимое?
     - Я никогда не расстаюсь с нужными предметами. - Амали пересела на ложе
волшебника и достала из кошеля  на поясе  связку  тонких кожаных ремешков. -
Нужно только знать узоры,  - объяснила она Теро. Одним  легким движением она
пропустила ремешки сквозь пальцы; получилась  короткая плетеная лента  -  ее
узор был гораздо  сложнее всего, что скаланцы видели  до сих пор. - Потом  к
плетению присоединяется амулет - в  зависимости  от  того,  в  чем нуждается
будущий  хозяин. -  Амали  достала  маленький  мешочек и высыпала  на ладонь
несколько  резных деревянных фигурок.  Пристально  посмотрев  на  Теро,  она
выбрала  простую  гладкую  пластинку  с изображением  глаза.  -  Это  дарует
мудрость. - Амали  прикрепила  талисман к плетеной  ленте и завязала браслет
вокруг запястья молодого мага.
     -  Ее никогда не  бывает достаточно,  - засмеялась  Клиа. Амали  быстро
сделала еще один браслет и протянула принцессе: на  сей раз амулетом служила
маленькая  деревянная птичка, подобная  тем, что украшали браслеты  Алека  и
Торсина.
     - Тут очень простые чары. Талисман предупредит тебя, если  кто-то рядом
будет желать тебе зла.
     - Мне мой браслет помогал не раз, - заметил Торсин. - Хотел бы я, чтобы
маги Орески освоили такое искусство.
     - А  не  скажешь ли ты  мне, для чего вот эти?  -  Клиа  показала Амали
резные  листок  и  желудь на нескольких переплетенных полосках  кожи. - Я не
могла понять ни слова из того, что говорила женщина, подарившая их мне.
     Амали повертела фигурки в руках и улыбнулась.
     - Это скорее  просто безделушки, а не амулеты, хоть  и подарены тебе от
чистого  сердца. Лист  -  пожелание  доброго здоровья,  а  желудь  -  символ
плодородия.
     -  Здоровье мне пригодится  всегда, а  желудь я  сохраню на  будущее, -
рассмеялась Клиа,  отвязала  от  браслета второй  амулет  и спрятала  его  в
карман.
     -  Так ты говоришь, что  такая магия известна лишь акхенди?  -  спросил
Теро, с интересом разглядывая свой браслет.
     -  Другим иногда удается научиться  некоторым приемам,  но нашему клану
этот дар - магия узлов, плетения, вязания -  свойствен от  рождения. - Амали
протянула Теро несколько ремешков. - Хочешь попробовать?
     - Но как?
     - Просто подумай о ком-нибудь и прикажи ремешкам переплестись для этого
человека.
     После  нескольких безуспешных попыток Теро удалось завязать две кожаные
полоски неуклюжим узлом.
     - Ну,  может  быть, с  опытом дело пойдет лучше,  -  усмехнулся Райш. -
Позволь мне показать тебе кое-что посложнее. - Он спустился в сад и вернулся
с несколькими  цветущими побегами. Сняв с пальца золотое кольцо, Райш продел
в него побег, потом сжал их  между  ладоней.  На  глазах зрителей побег стал
золотым: цветы  и  листья  засияли,  как изысканное произведение  ювелирного
искусства. Райш вплел золотой побег в венок и поднес его Клиа.
     - Как восхитительно!  - воскликнула принцесса, надевая венок на голову.
-  До  чего  же,  должно  быть, приятно создавать подобную  красоту с  такой
легкостью!
     - Ах,  но ведь ничто  не  бывает таким легким, каким кажется. Настоящая
магия как раз и заключается в том, чтобы скрыть усилие.
     Веселая  болтовня  за  вином продолжалась, как  будто это  была обычная
вечеринка. Вскоре, однако, Клиа умело направила разговор в нужное русло.
     - Почтенные друзья мои, благородный Торсин сообщил мне свои впечатления
относительно  реакции  лиасидра  на наше  прибытие.  Мне очень  хотелось  бы
услышать и ваше мнение.
     Адриэль приложила длинный палец к подбородку и задумалась;  Алека снова
поразило ее сильное сходство с братом.
     - Еще слишком рано судить, - ответила она Клиа. - Есть, правда, вещи, в
которых ты можешь быть уверена: это поддержка Боктерсы и Акхенди и оппозиция
со стороны Вирессы. Многие  другие кирнари все еще  в нерешительности.  Твоя
цель - добиться помощи своей воюющей стране.  Однако  то, чего ты  просишь у
нас, означает нарушение  Эдикта  об отделении;  таким  образом, ты  невольно
вступаешь в спор, который длится в Ауренене на протяжении многих поколений.
     - Это  совсем не так,  - возразила Клиа. - Все, о чем мы просим, -  это
еще один открытый для торговли порт.
     - Один порт или  дюжина - разницы  не составляет, -  вмешался Риагил. -
Клан Катме и те, кто его  поддерживает,  требуют  изгнания всех чужеземцев с
земли Ауренена. Позиция Вирессы тебе известна: Юлан-и-Сатхил отвергнет любое
предложение, угрожающее их монополии в торговле с севером.
     - И  тех, кто зависит от  его доброго отношения,  чтобы  продавать свои
товары,  он очень  тонко  принуждает поддерживать себя,  -  добавил  кирнари
Акхенди; лицо  его  потемнело  от  гнева.  - Нельзя  недооценивать  Юлана-и-
Сатхила, что бы ты ни решила предпринять.
     - Я хорошо