- Неважно выгляжу? - снова спросила женщина. Для нее  это,  видимо,  было
важно.
   - Такое ощущение, что у вас бывали времена и получше... Усталость  видна,
- честно ответил Пафнутьев.
   - Да, - согласилась женщина. - Познакомимся? Я - Женя.
   - Очень приятно. А я - Пафнутьев. Павел Николаевич.
   - С чем вы пришли, Павел Николаевич?
   - Не знаю, будем разбираться... А пришел я из прокуратуры.
   - Боже! -  воскликнула  Женя,  прижав  ладонь  ко  рту,  словно  опасаясь
произнести что-то лишнее, вредное. - Сережа?
   - Может быть... Не знаю. Сейчас будем выяснять, - Пафнутьев снова  окинул
взглядом  комнату.  И  опять  увидел  бедность.  Плохо  жили  в  этом  доме.
Пустоватые углы, ведро с картошкой в углу, дети у бабушки, расшатанный  стул
под ним, хозяйка со встревоженными глазами, сидящая на кухонной табуретке...
Запах вываренного белья и дешевой пищи.
   - Ну, говорите же что-нибудь! Что же вы молчите? - взмолилась хозяйка.
   - Званцев Сергей Дмитриевич... Вам знакомо это имя?
   - Господи! Это мой муж.
   - Хорошо. Идем дальше. Где он?
   - Не знаю... Пропал. Полгода, как пропал. Не знаю, что и  думать.  Просто
не знаю... Сейчас так часто пропадают люди, что  я  уже  отчаялась.  Десятки
тысяч людей пропадают по стране в год, представляете?
   - Знаю, - кивнул Пафнутьев.
   - Их убивают?
   - Чаще всего... Да. А ваш Сергей не мог просто сбежать? Взять и сбежать?
   - Нет, это не тот человек. Да и все документы остались. Трудовая книжка в
редакции, вещи дома? Ведь не мог он сбежать, не захватив  с  собой  хотя  бы
пару носков! Вы что-нибудь знаете о нем? - на Пафнутьева  смотрели  жаждущие
чуда глаза и столько было в них невероятной надежды, что  он  растерялся,  -
Нет, так не пойдет, - сказал  он.  -  Вы  меня  сбиваете  с  толку.  Давайте
договоримся... Я задаю вопросы, а вы отвечаете. И ни слова лишнего.
   - Хорошо, - быстро кивнула Женя. - Я согласна. Но скажите сразу... Я могу
надеяться? На лучшее я могу надеяться?
   - Надеяться можете, - кивнул Пафнутьев.
   - Боже, -  закрыв  лицо  передником  Женя  выскочила  в  другую  комнату.
Некоторое время Пафнутьев сидел  в  полной  растерянности,  потом  поднялся,
осторожно подошел к двери, за которой скрылась  женщина.  Немного  приоткрыв
ее, он заглянул. Женя стояла на коленях на полу, уткнувшись лицом в кровать.
Она что-то  бормотала,  что-то  говорила  себе  и  Пафнутьев,  потоптавшись,
вернулся  к  столу.  Еще  посидев,  направился  на  кухню.  Вся   она   была
исполосована веревками, на которых висели ползунки, пеленки,  полотенца,  на
газовой плите стояла выварка и от нее поднимался пар -  там  кипятилась  еще
одна партия белья.
   - Круто, - озадаченно пробормотал  Пафнутьев.  Он  ожидал  увидеть  нечто
другое. Человек Байрамова должен жить  иначе.  Тут  что-то  не  стыковалось,
что-то было не так.
   - Простите, -  в  дверях  стояла  Женя.  -  Столько  передумано,  столько
пережито... Я до сих пор хожу по моргам... Вы представляете, что это такое?
   - Представляю, - кивнул Пафнутьев, содрогнувшись - слишком хорошо он себе
это представлял.
   -  Каждый  раз,  когда   находят   неопознанный   труп...   Растерзанный,
раздавленный, полусгнивший, звонят мне и я бросаю все, несусь смотреть.  Мне
уже не снится ничего кроме этих трупов, они по ночам гоняются за мной!
   - Если снится труп - к перемене погоды, - заметил Пафнутьев.
   - Они окружают меня днем и ночью! Я на живых людей уже не могу  нормально
смотреть, я сразу представляю, как он будет  выглядеть  трупом.  Иногда  мне
кажется, что все эти трупы разбежались из своих моргов...
   - Кошмар какой-то, - пробормотал Пафнутьев.
   - Скажите... Он нашелся?
   - Не скажу. Не знаю. Садитесь, - он провел ее в комнату и снова усадил на
табуретку. - Будем выяснять.
   - Извините меня... Сорвалась. Больше не буду,  -  она  улыбнулась  сквозь
слезы.
   - Значит, я правильно понял - ваш муж  пропал  полгода  назад  совершенно
неожиданно?
   - Да, в июне. В начале июня. Уехал на машине и не вернулся.
   - На машине?
   - Да, у него была машина.
   - Личная?
   - Он купил ее за полгода до этого... Подержанную.
   - Уточняю... Купил или же ему ее подарили?
   - Видите ли в чем дело, - Женя замялась. - Наверно, можно сказать и то, и
другое...
   - Не понял? И купил, и подарили?
   - Да, - она беспомощно посмотрела на него.
   - Хорошо. Купил он. А кто подарил?
   - Есть один человек...
   - Фамилия?
   - Байрамов.
   - Он что, уступил машину за полцены?
   - Ее потом нашли сгоревшую... Сергея в ней не было. Если вы пришли узнать
о машине .
   - До этого мы еще доберемся. Сколько он отдал за машину?
   - Да мало. Господи.. Можно  считать,  что  Байрамов  ее  просто  подарил.
Какие-то чисто символические  деньги...  Байрамов  ничего  не  хотел  брать.
Сережа и говорит ему... Должен же, говорит, я  себя  за  что-то  уважать.  И
отдал все, что у него было. Главное в другом. Он много  писал  о  Байрамове,
эти статьи тому здорово помогли он вошел в круг  влиятельных  людей  получил
кредиты, приобрел несколько магазинов, потом уже выставился в депутаты...
   После того, как пропал Сергей, Байрамов был у вас дома, здесь?
   - Ни разу - А раньше бывал?
   - Часто.. Они здесь работали над статьями.
   - И Байрамов никак вам не помог, после того, как исчез Сергей?
   - Что  вы...  Ведь  они  с  Сережей  поссорились...  Даже  не  то,  чтобы
поссорились... Как говорят, пути разошлись.
   - А после того,  как  пути  разошлись...  Байрамов  не  требовал  вернуть
машину?
   - Нет... Сергей предлагал, но тот отказался. Сказал что-то  в  том  духе,
что мы, дескать, в расчете. Скажите...  Может  быть  и  я  могу  задать  вам
несколько вопросов?
   - Задавайте, - разрешил Пафнутьев.
   - Сергей жив?
   - Самый сложный вопрос...
   - Ну... Если самый сложный... Значит, не исключено?
   - Не исключено.
   - Ну?! Говорите же! Что стоит за этими вашими недоговорками? Почему вы не
хотите мне все сказать? Он обгорел? Изуродован? Искалечен? Или же мне  опять
придется труп опознавать?
   - Остановитесь, Женя... - взмолился Пафнутьев. - Я не  могу  так  быстро.
Давайте чуть  помедленнее.  Вот  послушайте...  Полгода  назад  в  городскую
больницу поступил человек...  Его  привезли  уже  ночью...  В  очень  плохом
состоянии. Не буду говорить подробнее. Он  был  в  очень  плохом  состоянии.
Сейчас он жив... Но не помнит,  кто  он,  кто  его  близкие,  чем  занимался
раньше...
   - Но говорить он может?
   - И неплохо Речь у него в порядке. Так бывает.
   - Так поехали к нему! - Женя вскочила.
   - Сядьте, Женя... Дело в том, что он перенес много операций, в том  числе
и на лице. Он очень изменится, у него даже рост другой. У него...
   - Если это он, я узнаю, -  Женя  опять  вскочила,  бросилась  к  вешалке,
начала что-то надевать на себя, не попадая в рукава, слезы опять навернулись
на ее глаза. - Сереженька, это ты, я знаю... Это ты...
   Мне столько трупов снилось, столько трупов... Но он ни разу не  приснился
мне мертвым, ни единого раза, - Женя присела перед Пафнутьевым на табуретку.
Но тут же вскочила и, схватив Пафнутьева за рукав, потащила его к  двери.  -
Идемте, чего же мы сидим?!
   Но Пафнутьев проявил твердость. Он взял женщину за руки, снова усадил  на
табуретку и сняв с нее пальто, отнес на вешалку.
   - Поговорим, - кратко пояснил он свое поведение.
   - Простите, - сказала Женя. - Я за эти месяцы немного тронулась умом.
   - Бывает, - кивнул Пафнутьев. - Продолжим, - он сложил руки на  столе.  -
Тот больной, о котором я сказал, очень изменился... И ничего  не  помнит  из
своей прежней жизни. Может быть, вы у  него  на  теле  найдете  какое-нибудь
знакомое местечко... Родинка, шрам, царапина какая-нибудь...  Но  может  так
оказаться, что знакомую вам родинку вы найдете совсем не там,  где  ожидаете
ее увидеть...
   - Настолько...
   - Да. Он попал в страшную аварию. Вы должны понять еще одно... Это другой
человек. Психически другой, по характеру. Но есть один признак, по  которому
вы все-таки можете его узнать...
   - По голосу, - сказала Женя.
   - Правильно! Молодец! - воскликнул Пафнутьев. - Давайте, в таком  случае,
поступим так... Я сейчас наберу номер телефона и вы поговорите... Как?
   - Я не смогу, - Женя опустила  голову  и  Пафнутьев  увидел,  как  слезы,
отрываясь от ее ресниц, падают на ладони. - Я не смогу, Павел Николаевич, со
мной что-нибудь случится... Истерика какая-нибудь, или еще что...
   - Глупости! - с преувеличенной уверенностью сказал Пафнутьев. - Ничего  с
вами не случится.  Уж  если  вы  собирались  немедленно  мчаться  к  нему  в
больницу, то уж позвонить-то для вас совсем будет  не  трудно.  Ведь  он  не
будет знать, с кем говорит, да и вас-то он не помнит.  Для  него  это  будет
просто звонок незнакомого человека. И все. Спросите, не помнит ли он вас, не
узнает  ли  ваш  голос,  можете  сказать,  что  зовут  вас  Женей,   фамилию
назовите... Про детей говорить не надо, мало ли чего.  О  том,  что  вы  его
жена, тоже не надо. Легкий ни к чему не обязывающий телефонный разговор.
   - Неужели смогу...
   - Ваша задача одна - по голосу, по манере говорить постарайтесь узнать он
это или не он. Ну? Вперед?
   - А вдруг не он?
   - А вдруг он?
   - Да, конечно... С чего-то надо начинать.
   - А то приедете в больницу, увидете  незнакомого  вам  человека,  который
будет к тому же вас сторониться, как чужого, на что-то там  претендующего...
Ну, Женя? - Пафнутьев осторожно положил руку женщине на плечо.
   - Господи! Да, конечно, позвоню,  конечно,  поговорю...  Дайте  только  с
духом собраться.
   - Вот это уже разговор!
   - Только стойте рядом на всякий случай. Если буду падать - подхватите.
   - Это я могу, с этим я справлюсь, - заверил Пафнутьев.
   Женщина прошла в другую комнату и принесла телефон. Длина шнура позволяла
переносить его по всей квартире. Телефон она поставила на стол, между  собой
и Пафнутьевым. Поправила его, повернула диском к Пафнутьеву.
   - Итак... Что мне сказать ему? С чего начать?
   - Может быть, у вас были какие-то свои, опознавательные слова? Как вы его
дома называли?
   - Суржик.
   - Очень хорошее имя, - одобрил Пафнутьев. - Так и скажите...  Суржик,  ты
помнишь наши встречи? А вечер голубой?
   - Боже, неужели это было, неужели это было, - Женя снова опустила лицо  в
ладони.
   - Нет, так не пойдет,  -  решительно  произнес  Пафнутьев.  -  Прекращаем
рыдать и начинаем делать дело. Вперед? ;
   - Валяйте, - Женя махнула увядшей ладошкой, давно не знавшей ни лака,  ни
крема - все заменили стиральные порошки, чистящие пасты, едкое хозяйственное
мыло.
   Пафнутьев набрал номер, подождал соединения, время от времени  бросая  на
женщину испытующий взгляд.
   - Овсов? Приветствую тебя!
   - А, Паша... Ты откуда?
   - Да вот сидим с Женей и думаем,  как  нам  дальше  жить...  Решили  тебе
позвонить.
   - А мы с Зомби телевизор смотрим. Делегаты изгаляются, все никак не могут
решить, кто лучше, да принципиальнее, да образованнее, да краше собой...
   - Подожди, Овсов...  С  депутатами  мы  после  будем  разбираться.  Давай
сначала разберемся с твоим Зомби.
   - Вы его называете Зомби? - побледнев, спросила Женя.
   - А  как  же  его  называть,  если  он  ходит,  ест,  пьет,  говорит,  но
ничегошеньки не помнит? Конечно, Зомби.
   - И он знает, что вы его так называете?
   - По-моему, ему даже нравится... Он видит в этом  имени  какой-то  смысл,
значение...
   - Бедный Суржик, бедный Суржик... Неужели это он сделался Зомби,  неужели
это он... - Женя готова была снова расплакаться, но ее остановил Пафнутьев.
   - Прекратить! - рявкнул он. -  Сейчас  будете  говорить.  Овес,  дай  ему
трубку на пару минут, тут одна женщина хочет с ним поговорить... Но  сначала
я скажу ему два слова... Здравствуйте! -  бодро  произнес  Пафнутьев,  делая
знак Жене - дескать, это он, сейчас будешь говорить. -  Это  больной  палаты
номер три?
   - Да ладно, Павел Николаевич, - проговорил  голос,  -  называйте  уж  как
привыкли... Зомби я. И все тут.
   - Как скажешь... Говорят, ты вспомнил человека по фамилии Байрамов?
   - Если  это  можно  назвать  воспоминанием...  Просто  я  увидел  его  по
телевизору и мне показалось, что мы с ним встречались. Только и того.
   - А вы не помните, он не дарил вам машину?
   -  Машину?  Мне?  Но  машины  не  дарят...  Машинами  отдариваются.   Как
следователю, это должно быть вам хорошо известно.
   - Потому и спрашиваю. Но об этом более подробно мы поговорим  при  личной
встрече... А сейчас я передам трубку одной приятной женщине. Она утверждает,
что встречалась с вами в свое время... Женей ее зовут.
   - Мне необходимо поговорить с ней? -  спросил  Зомби,  налегая  па  слово
"необходимо".
   - Поговорите, - и Пафнутьев передал трубку Жене.
   - Здравствуйте, - произнесла она чуть слышно, но тут  же  понравилась.  -
Здравствуйте, - сказала Женя и тверже, и громче.
   - Добрый день, - ответил Зомби бесстрастно.
   - Простите, но Навел Николаевич мне немного  рассказал  о  вас...  И  мне
показалось, что вполне возможно, мы встречались...  Меня  зовут  Женя,  Женя
Феоктистова.
   - Возможно, - ответил Зомби.
   - Если я не ошибаюсь, то мы с  вами  провели  как-то  месяц  в  Крыму,  в
Коктебеле... Года два па-зад. Помните?
   - Мы с вами в Коктебеле? - удивился Зомби.  -  Не  помню...  Но  чего  не
бывает, возможно мы там и встречались.  Видите  ли  в  чем  дело...  У  меня
последнее время с памятью не все в порядке, Павел Николаевич, вас, очевидно,
предупреди,.!...
   - Да, он сказал.
   - И чем же мы с вами занимались в Коктебеле?
   - Купались, загорали, собирали камни... Бегали по  каким-то  столовкам...
Чем можно еще заниматься в Коктебеле?  В  горы  ходили,  к  могиле  Волошина
поднимались... Вино пили.
   - Наверно, и любовь у пас с вами была?
   - Была, - произнесла Женя и только Пафнутьев  знал,  как  далось  ей  что
коротенькое слово.
   - Простите, Женя... В таком случае я,  наверно,  должен  разговаривать  с
вами несколько иначе... Но я в самом деле  ничего  не  помню.  Тут  со  мной
кое-что случилось полгода назад и вот я до сих пор никак не  выкарабкаюсь...
Так что уж простите великодушно.
   - Да-да, я понимаю. Всего доброго! - и Женя положила  трубку  на  рычаги.
Теперь она смотрела на Пафнутьева  ясными  сухими  глазами  и  была  бледнее
пеленок, которые сохли за се  спиной.  Пафнутьев  сбегал  па  кухню,  набрал
из-под крана воды в подвернувшуюся чашку без ручки,  принес,  заставил  Женю
выпить.
   - Ну что? - спросил он. - Почему вы положили трубку? Разговор, кажется, у
вас пошел...
   - Это он, - сказала Женя чуть слышно и потеряла сознание.  Пафнутьев  еле
успел подхватить ее. Подняв женщину на руки, он,  подивившись  ее  легкости,
отнес в другую комнату на диван, положил под  голову  валик.  Обернувшись  в
дверях, он еще раз окинул женщину взглядом, убедился, что все  в  порядке  и
вышел, осторожно прикрыв дверь. На подвернувшемся клочке бумаги он  написал:
"Женя! Никуда не ходить, никому не  звонить,  обращаться  по  всем  вопросам
только  ко  мне,  Пафнутьеву  Павлу  Николаевичу".  И  приписал  ниже   свой
телефонный номер.
   После этого Пафнутьев прошел  на  кухню,  выключил  газ  под  вываркой  и
покинул квартиру.
 
*** 
 
   Невродов позвонил в конце рабочего  дня.  Посопел  в  трубку,  спросил  о
здоровье и, как бы между прочим, обронил:
   - Что-то давно тебя не видно... Заглянул бы как-нибудь,  рассказал  бы  о
своих похождениях.
   - Загляну... Хоть сегодня.
   - А что сегодня... Тоже не  самый  плохой  день,  -  ответил  Невродов  и
положил трубку.
   Неужели клюнул?! - заволновался Пафнутьев. - Неужели  дрогнуло  влюбчивое
сердце областного прокурора? Сложные, неоднозначные чувства  охватывали  его
последние дни. Что говорить, было и чувство охотника, почуявшего запах дичи,
было простое желание довести дело до конца - ведь еще год назад он  пообещал
Андрею разобраться с остальными участниками банды. Жажда мести? Было и  это,
но сказать, что Пафнутьев думал об этом всерьез... Нет. Наоборот,  пришли  и
сомнения, и колебания. Не привык Пафнутьев вот так легко и просто  предавать
соратников, а Анцыферов, как ни крути, был соратник. Вместе работали, вместе
отвечали за дело... Пафнутьев мог  как  угодно  называть  свои  действия  на
юридическом языке, на прокурорском, следственном, но для себя, при разговоре
с  самим  собой  не  отказывался  и  от  простого,  житейского  понимания  -
закладывал мужика, под статью подводил.  Но  когда  эти  мысли  и  раскаяния
слишком уж одолевали его, он вызывал в памяти целлофановый мешок  с  головой
вора и стукача  Ковеленова,  представлял,  что  и  его  голова  должна  была
оказаться точно в таком же мешке. И он снова становился тверд,  снова  готов
был довести дело до конца.
   Невродов  ждал  его.  Приемная  была  пуста,  в  кабинете,  кроме  самого
Невродова,  тоже  никого  не  было.  Значит,   подготовился   к   разговору,
позаботился о том, чтобы не было лишних свидетелей его встречи с начальником
следственного отдела городской прокуратуры.
   - Входи, - бросил  Невродов,  увидев  заглянувшего  в  дверь  Пафнутьева.
Прокурор сидел за своим  столом  массивно  и  неприступно,  на  подходившего
Пафнутьева смотрел с подозрительностью. - Привет, - сказал он, приподнявшись
с кресла. - Садись, - проговорил Невродов сипловатым голосом, словно  звукам
было тяжело протискиваться сквозь узкую, сдавленную голосовую щель.
   Пафнутьев охотно, в полупоклоне пожал тяжелую, мясистую  руку  Невродова,
сел, придвинул стул ближе к  столу,  этим  движением  показывал,  что  готов
говорить плотно, к делу приступить немедленно.
   - Похолодало, - сказал Пафнутьев. - Зима идет.
   - Придет, - значительно кивнул Невродов, продолжая неотрывно смотреть  на
Пафнутьева. Все-таки опасался он провокации, все-таки не исключал  мысли  об
обмане,  допускал,  что  хотят  выманить  его  из  окопа  и  подставить  под
снайперский выстрел его такую заметную, такую большую и беззащитную фигуру.
   - Иду сейчас по улице - батюшки светы! Весь тротуар листьями усыпан.  Всю
зиму я ждал этого лета... А как пришло, как пронеслось  -  не  заметил...  И
защемило, застонало что-то во мне...
   - Молодость вспомнил? - улыбнулся, наконец, Невродов.
   - Ага... За какой девушкой я убивался вот в  такую  же  осень,  за  какой
девушкой! - Пафнутьев обхватил лицо ладонями и горестно покачался из стороны
в сторону.
   - Плохих девушек не бывает, - серьезно сказал Невродов.
   - А та была краше всех прочих!  -  не  желал  Пафнутьев  расставаться  со
своими воспоминаниями.
   - Увели?
   - Нет. Сама ушла.
   - Ну и дурак. Сам виноват.
   - Конечно, Валерий Александрович, конечно.
   - Жалеет?
   - Она? Еще как!
   - Вернуть не хочешь?
   - Нет. Проехали. Видите ли, Валерий Александрович,  как  обстоят  дела...
Да, мне нравилась девушка в белом... Но теперь я люблю в голубом.
   - Есенин, - кивнул Невродов.
   -  Может  быть,  -  легкомысленно  ответил  Пафнутьев,   не   восторгаясь
начитанностью прокурора, хотя и мог бы  восхититься  для  пользы  дела.  Оба
произносили пустые, незначащие слова, пытаясь по интонации, по  взгляду,  по
выражению лица хоть что-то узнать о главном.
   - Каждый может рассказать о себе нечто подобное. И всегда есть  основания
назвать потерпевшего дураком, - просипел Невродов, глядя в мокрое,  покрытое
ручейками дождя окно. - У меня к тебе, Павел Николаевич, один вопрос...
   - Готов ответить немедленно.
   - Не торопись... Я могу и подождать. Но ответить нужно обстоятельно. Или,
скажем, доказательно.
   - Слушаю!
   - Сысцов, - проговорил Невродов, неотрывно глядя на Пафнутьева. -  Вопрос
ясен?
   - Вполне. Больше вопросов не будет?
   - Нет.
   - Это мне напоминает анекдот... Когда наш всенародно избранный  президент
уделался везде, где только мог, вызвал он из-под  кремлевской  стены  Иосифа
В