ла загорелой до черноты рукой. - С ней особенно  не
задружишь... Да и зачем Олежке с ней путаться? Прощелыга и весь тут сказ,  -
Тихоновна даже рот вытерла, настолько неприятно было ей говорить о жеховской
соседке.
   - А там как знать, - рассудительно протянула маленькая старушка,  до  сих
пор не проронившая ни слова. - Соседи, через  стенку  живут,  дело  молодое,
организм своего требует...
   - Что ты несешь?! - возмутилось сразу несколько ее подружек, а Пафнутьев,
воспользовавшись общим гамом, нырнул в подъезд. За спиной  его  продолжалось
осуждение безнравственного заявления маленькой старушки, а он уже  мчался  в
грохочущем лифте. Убедившись, что диктофон на месте, нажал кнопку на  запись
и позвонил в квартиру. Его долго рассматривали в глазок, но, наконец, то  ли
любопытство взяло верх, то ли внешность Пафнутьева успокоила хозяйку,  замок
щелкнул,  дверь  приоткрылась.  На  пороге  стояло  существо   вида   весьма
странного. На девушке было малиновое трико  и  длинный,  растянутый  свитер.
Нечесаные волосы торчали во все стороны  от  миловидного  личика,  и  прошло
какое-то время, пока Пафнутьев убедился,  что  кавардак  на  голове  и  есть
прическа.
   - Ну? Что скажешь, папаша? - спросила девица. - С чем пожаловал?
   - Моя ты деточка! - усмехнулся Пафнутьев. - Ты сначала  в  дом  пригласи,
водой хотя бы угости, вон жарища  какая  стоит,  спасу  нет...  А  потом  уж
вопросы задавай. Сказок не читаешь, наверно, а там все про это написано.
   - Про бабу-ягу, что ли? - она прищурилась, склонив голову. - По-твоему, я
на бабу-ягу похожа?
   - Не вся, конечно, - миролюбиво сказал Пафнутьев,  осторожно  придерживая
дверь, чтобы девушка не успела ее захлопнуть. - Так, местами.
   - Ну, тогда входи... Только без этих... Без глупостей.
   - Постараюсь, конечно... Хотя, глядя на тебя, сдержаться будет нелегко.
   - Это почему же? - она вызывающе  откинула  голову  с  невероятной  своей
прической.
   - Больно соблазн велик!
   - Ну ты, папаша, даешь! - она рассмеялась на удивление простодушно.  -  С
тобой не соскучишься! Ладно уж, заходи, хватит в темноте топтаться, - и  она
первой прошла в залитую солнечным светом комнату.
   Пафнутьев осмотрелся. Странное  жилище  предстало  перед  его  изумленным
взором.  Громадная  кровать,  сооруженная,  скорее  всего,  из  раздвинутого
дивана, на кровати мохнатый  ковер  красного  цвета,  перед  ним  телевизор,
расположенный так, чтобы можно  было  смотреть,  не  вставая  с  кровати,  а
включать и выключать - собственной пяткой. Вместо штор висели простыни, косо
прихваченные к проволоке бельевыми прищепками. Простыней, видимо, не хватало
в этом доме, и на окне болталась и скатерть, залитая винными пятнами...
   - Да, - протянул Пафнутьев. - А ничего, уютно.
   - Шторы в стирке, - смущенно пояснила девушка. -  Пришлось  повесить  что
попало. А то, знаешь, заглядывают... Внаглую. Все им интересно, как  люди  в
кроватях ворочаются.
   - А что, сон плохой?
   - Это почему?
   - Если всю ночь ворочаться приходится...
   - Ну, ты даешь! - рассмеялась девушка. -  С  тобой  и  в  самом  деле  не
соскучишься. Молоток, папаша!
   - С тобой, я вижу, тоже не заскучаешь, а?
   - Стараюсь, - она смутилась.
   - Это хорошо. Старательность - отличное качество для молодой девушки. Ну,
ладно, порезвились и  будя,  -  он  сел  в  низкое  продавленное  кресло.  -
Пафнутьев моя фамилия. Следователь. Занимаюсь твоим соседом, который  вот  с
этого балкона, говорят, свалился прошлой ночью.
   - С моего? Ты что, ошалел?! Никто с моего балкона не сваливался! И нечего
мне мозги пудрить.
   - Тебя как зовут?
   - Вика. Виктория, если хочешь. Это значит, победа. Понял?  Так  и  заруби
себе на носу - победа. А фамилия Инякина.
   - Тогда слушай меня внимательно, гражданка Инякина, - Пафнутьев вместе  с
креслом сдвинулся в сторону - солнце, бьющее в окно, слепило  его,  заливало
комнату безжалостным светом, обнажая запыленные углы, захватанные стеклянные
дверцы стенки, полировку телевизора. - Что произошло...  Парень  свалился  с
балкона. Разбился насмерть. Я только что из морга. Его уже  успели  вскрыть.
Смерть наступила от сильнейшего удара об асфальт. На  вашем  асфальте  внизу
еще пятна крови не успели смыть,  -  Пафнутьев  сознательно  наговорил  кучу
ненужных  вещей,  зная,  что  небогатый  разум   красотки   будет   подавлен
жутковатыми его словами. - По данным, которыми располагает следствие, в деле
оказалась замешанной и ты... Слушай и не перебивай, -  сказал  он,  заметив,
что Вика рванулась было возразить. - А потом  скажешь  все,  что  пожелаешь.
Свидетели утверждают, будто Жехов лез к тебе на балкон, но сорвался.
   А может, ему кто помог.
   - А кто ему мог помочь?
   - Конечно, 1ы.
   - Та-а-к, - протянула девушка озадаченно. - Вон оно что  выстраивается...
Интересно. С тобой надо ухо востро - я сразу это поняла.
   - И я  сразу  понял,  что  девушка  ты  умная,  красивая,  образования  и
разговаривать с тобой одно удовольствие.
   - Не надо, папаша! - она выставила вперед узкую ладошку. - Я видела,  как
ты болтал с нашими старухами и знаю, что они могли сказать обо мне.
   - Как же он все-таки свалился? А, Вика?
   - А черт его знает!
   - Но сама-то ты его знаешь? Вы знакомы?
   - Слегка... Не очень.
   - Подожди, что значит - не очень? Если Жехов вздумал пробраться  на  твой
балкон, значит, бывал здесь? -  Пафнутьев  окинул  долгим  взглядом  широкую
кровать.
   - Не надо нас дурить, - она опять  выставила  вперед  ладонь  с  длинными
красными  ногтями  на  пальцах.  Вика  вытащила  из-под  подушки   сигареты,
зажигалку, прикурила, пустила дым к потолку и лишь после этого взглянула  на
Пафнутьева. По ее взгляду он понял, что Инякина не столь проста и  не  столь
глупа, как ему показалось с первого взгляда. -  Закуришь?  -  спросила  она,
протянув сигареты.
   - Не курю.
   - Все понятно, значит, пьешь. Но выпить у меня нечего.
   - Я слушаю тебя, Виктория.
   - Ничего не знаю, ничего не видела, ничего никому не скажу. И кончен бал.
   Пафнутьев с трудом выбрался из низкого кресла,  подошел  к  балкону...  И
ужаснулся. Он весь был завален хламом -  велосипед,  сани,  лыжи,  громадная
кастрюля, самовар без ручек, размокшая коробка с бельем, ножки стола,  мотки
проволоки... Воспользоваться балконом, чтобы войти в  квартиру...  Нет,  это
было совершенно невозможно.
   - Жаль, что разговор у нас не получается, - Пафнутьев опять  опустился  в
кресло. - Я надеялся, что мы покалякаем полчасика без свидетелей  и  на  том
дело закончим. А раз ты так... Получишь повестку, придешь в прокуратуру...
   - А если не приду?
   - Пришлем еще повестку. А на третий раз доставим силком. С помощью наряда
милиции. Проведем допрос со всеми формальностями.  Запросим  характеристики,
ты же где-то работаешь или хотя бы числишься? А?
   - Учусь.
   - Значит, с  места  учебы...  Ректор  или  учебная  часть  выделят  своих
представителей, общественных обвинителей... Или защитников... В  зависимости
от того, как к тебе относятся.
   - Ты что, папаша? Офонарел?
   - Человек погиб. Моя задача - выяснить обстоятельства. По  нашим  данным,
он к тебе добирался по балкону.
   - Что же это получается... Я влипла?
   - Похоже на то, девочка.
   - Я не девочка. И не надо, понял? Не надо.
   - Хорошо, не буду называть тебя девочкой. Хотя тебе это  слово  идет.  Но
как же тебя называть? Гражданкой последственной?
   - Если поговорим по-человечески, отстанешь?
   - Отстану.
   - Честно?
   - Послушай, Вика... Если скажешь нечто важное и я увижу, что ты не имеешь
к этой истории никакого отношения... Мы с тобой встретимся только если  сама
захочешь.
   - И подписывать ничего не придется?
   - А почему ты об этом спрашиваешь?
   - Я уже пообещала ничего не подписывать.
   - Кому?
   - Так ли уж это важно, - она легко махнула рукой, показавшейся Пафнутьеву
тонкой и беззащитной.
   - Записывать ничего не буду. С тобой  больше  не  встречаемся.  Дорогу  к
этому дому забываю  до  конца  жизни.  Мы  должны  поговорить.  Ты  же  сама
предложила условия. Я их принимаю. Ну? Смелее.
   - Покажи удостоверение.
   Пафнутьев откинул  полу  пиджака  так,  чтобы  Вика  рассмотрела  рукоять
пистолета, на многих это действовало убедительно, достал затертую  книжечку.
Вика взяла ее  с  некоторой  опаской,  долг?  вчитывалась,  всматривалась  в
печати, подписи, сроки действия, в портрет  всмотрелась,  бросив  взгляд  на
Пафнутьева и, наконец, вернула.
   - Похож, но не очень... Раньше ты выглядел моложе.
   - Тебе хорошо говорить... Ты-то никогда моложе не выглядела.
   - Почему? - Вика приготовилась обидеться.
   - Потому что моложе выглядеть невозможно, - Хм... Спасибо, папаша... Я уж
и не надеялась, что ты замечаешь такие вещи. Ладно,  Павел  Николаевич,  где
наша не пропадала. Спрашивай!
   - Я уже все спросил. Теперь очередь отвечать.
   - Отвечаю... Никакого отношения ни ко мне, ни к  моему  балкону  Олег  не
имел. Посмотри на балкон - это  же  свалка  районного  масштаба.  Я  нарочно
забросала его всяким хламом, чтобы ни у кого не  возник  соблазн  спуститься
сюда с крыши. Дом девятиэтажный, мой  этаж  девятый.  Понимаешь,  повадились
воры с крыши прямо на балконы. И уходят по веревочной  лестнице  обратно.  И
будь здоров. Жехов не лез на мой балкон. Подумай - зачем? Если бы  у  нас  с
ним что-то корячилось, что мешало ему постучать  в  дверь?  Что  мешало  мне
впустить его? Причем вообще здесь балкон?
   - Действительно, - пробормотал Пафнутьев.
   - Но шуму за стеной было много.
   - Музыка?
   - Какая к черту  музыка!  Крики!  Но  была  и  музыка,  тут  ты,  папаша,
правильно подметил. Сначала, вроде, ругались, сосед орал  так,  что  у  меня
мурашки по спине побежали; Потом затих.
   Свет я не включала, сидела в темноте, дверь и окна заперла. Но слышимость
у нас неплохая. Слышу, открывают дверь на балкон, выходят, переговариваются.
Хотела и сама выглянуть, но сообразила, что это мне ни к чему.
   - Что они с ним сделали?
   - Не понятно?  Разжевать?  -  с  неожиданной  злостью  спросила  Вика.  -
Сбросили вниз. А что было дальше, ты знаешь лучше меня, дальше уже ты должен
рассказывать. Хотя подожди...  Минут  через  пять  начали  ко  мне  в  дверь
звонить. Но я не открыла. Притворилась, будто меня и дома нет.  Но  дрожала,
как... Как в постели.
   - Представляю, - кивнул Пафнутьев.
   - Да? - удивилась Вика. - Ну ладно, это потом... Взяла секач на  кухне  и
думаю: так - если вломятся, буду рубить, не глядя, по чему попаду...  Но  до
этого не дошло.
   - Так и не открыла?
   - Нет. Ушли.
   - Значит, здесь они не были?
   - Сюда не приходили.
   Что-то странное прозвучало в словах  Вики,  да  и  в  выражении  ее  лица
осталась какая-то неопределенность.
   - Ну, давай, заканчивай, - сказал Пафнутьев, посмотрев на часы - пленки в
диктофоне оставалось минут на пять. - Чем все кончилось?
   - Сегодня утром, когда вышла из дому...  Во  дворе  увидела  машину.  Уже
почти прошла мимо, как дверца распахнулась и меня просто втащили  внутрь.  И
поговорили. Рассказали мне то же самое, что и ты... Сосед,  дескать,  крепко
напился, воспылал  чувствами  и  решил  пробраться  в  мое  гнездышко  через
балкон... Но  не  рассчитал  сил  и  свалился.  Был  пьян  потому  что...  И
предупредили, что со мной случится то же самое, если в этом засомневаюсь.  А
я и не сомневаюсь, - сказала Вика с вызовом. - И кому угодно скажу, что  нет
у меня на этот счет никаких  сомнений.  Так  что  их  скромное  пожелание  я
выполнила.
   - Машина была новая?
   - Машина? Нет. Подержанная и хорошо подержанная. А вот номер  у  нее  был
новый. Он прямо светился на солнце. В глаза  мне  зайчики  от  этого  номера
ударили, поэтому и обратила внимание.
   - Цифры запомнила?
   - Нет... Но в номере была девятка, это  я  помню.  А  когда  меня  внутрь
втащили... Тут уж не до номеров. Выжить бы...
   - А ребят сможешь узнать?
   - Мы же договорились, папаша!
   - Нет-нет, никаких встреч с ними не будет, никаких  опознаний  устраивать
не собираюсь. Спрашиваю так... Для общего развития. Узнаешь?
   - Может быть... Не уверена. Аккуратненький такой,  коротко  подстриженный
мальчик сидел за рулем. Мотор работал. Втащили меня на заднее  сиденье.  Ну,
думаю, попалась птичка, сейчас начнется любовь да ласка. Но у них ко мне был
только разговор.
   - Сколько их было, кроме водителя?
   - Двое.  Один  полненький  такой  парнишка,  невысокий...  Да,  упитанный
мальчик. Второй длинный, тощий, старше. И длинные волосы.  Они  у  него  под
береткой были, но когда я начала дергаться, я же решила спасать свою девичью
честь... Так вот, беретка у него свалилась и волосы оказались на плечах.
   - Красивые волосы?
   - Красивые? -  задумалась  Вика.  -  Нет.  Немытые  и  нечесаные.  Это  я
запомнила. Каштановые. Не черные и не  светлые.  Я,  конечно,  все,  что  им
хотелось, пообещала. Они вытолкнули меня  и  уехали.  Толстяк,  правда,  еще
успел полапать немножко.
   - Это как? - не понял Пафнутьев.
   - Похватал за всякие  места,  которые  ему  показались  на  мне  наиболее
удачными. У меня же есть несколько таких мест, верно?
   - Скромничаешь, - усмехнулся Пафнутьев. - Ты вся из этих мест состоишь.
   - Ну, папаша! - с восхищением протянула Вика.  -  Я  от  тебя  такого  не
ожидала... Глазастый!
   - Эти ребята не звонили?
   - А что, позвонят?
   - Могут. Но ты будь спокойна. Ни на одной бумаге разговор наш не изложен,
никто кроме нас с тобой не знает, что я здесь был.  Но  тебе  бы  уехать  на
месячишко... Куда угодно. Есть такое место?
   - Найдется. Скучать не будешь?
   - Буду. Ты же незабываема, Вика. И прекрасно это знаешь. Слушай,  уезжай,
прошу тебя. Не тяни. Лучше сегодня. У  тебя  же  каникулы?  Вот  и  отлично.
Ребята они отчаянные, жизнь у них начинается нервная... - Пафнутьев услышал,
как в кармане раздался слабый щелчок диктофона - пленка кончилась. -  Хватай
такси - ? на вокзал. Лучше без вещей. Сумка и все, чтобы никому в голову  не
пришло, что уезжаешь. И на билет время не трать, в  кассе  не  толкайся,  не
светись. Сразу в  вагон,  договаривайся  с  проводником  и  мотай.  Вот  мой
телефон, - подвернувшейся ручкой на клочке газеты он написал несколько цифр.
- Прибудешь на место, заскучаешь - дай знать. Телефон домашний. На службу не
звони. Все поняла?
   - Да, я сообразительная, хотя с виду этого и не скажешь.
   Пафнутьев поднялся, еще раз осмотрел комнату, будто проверяя, не забыл ли
чего. В прихожей оглянулся.
   - Хорошая ты девушка, Вика... Мужа бы тебе раздобыть...
   - Бери меня, я вся твоя!
   - Я подумаю, конечно... Но ты ведь сообразительная и сама понимаешь...  У
меня несколько другие вкусы, - Пафнутьев посмотрел на  ее  малиновое  трико,
прическу.
   - А я изменюсь! Не веришь?
   - Почему... Ты можешь. Тогда и поговорим. Через месяц. Пока, Вика,  -  он
легонько тронул ее за локоть.
   - Пока, папаша! Простите... Павел Николаевич!
   - Ого! Меняешься прямо на ходу! До скорой встречи. Вика!
   Пафнутьев вышел, закрыл за собой дверь  и,  лишь  услышав  щелчок  замка,
направился к лифту.
 
*** 
 
   Большой самолет тяжело накренился на  одно  крыло,  и  опасливо  охнувшие
пассажиры увидели прямо перед собой в боковых окошечках землю, кромку  леса,
прямую дорогу с бегущими машинами, а пассажиры с другой стороны с  неменьшим
страхом смотрели в небо, пустое и безжизненное. ИЛ уверенно и грузно шел  на
посадку. Свободная, прожженная солнцем бетонка  расстилалась  перед  ним  до
самого горизонта.
   Загорелый пассажир в белой  рубашке  с  подкатанными  рукавами  приник  к
окошку, рассматривая пригородные строения. Лицо его было нестарым,  довольно
добродушным, но, казалось, на нем многовато кожи, как  на  морде  у  крупной
породистой собаки. Да, Голдобов возвращался из отпуска. Два  часа  назад  он
покинул сочинское побережье, с сожалением последний раз взглянул из самолета
на сероватую от зноя полоску пляжа, усыпанную точечками тел.  Он  чувствовал
себя готовым к поступкам и решениям.
   Самолет выровнялся, за бортом мелькнула  выжженная  и  порыжевшая  трава,
запыленные аэродромные фонари, колеса коснулись бетонки, самолет тряхнуло  и
по салону, напоминающему зрительный зал, средних  размеров,  пробежал  вздох
облегчения. Голдобов улыбнулся, показав крупные, чуть редковатые зубы.
   Пассажиры засуетились, не в силах совладать с собой, начали  расхватывать
вещи, стремясь побыстрее покинуть помещение, где два часа томились,  маялись
и надеялись выжить. Выжили. Голдобов закрыл  глаза  и  откинулся  в  кресле.
Пусть торопятся, ругаются, оттаптывают друг другу ноги. Все  равно  дома  он
будет первым. Его ждут, его встречают, у него все в порядке.
   Голдобов разрешил себе подняться из кресла, когда в самолете почти никого
не осталось. Набросив пиджак  на  руку,  в  другую  взяв  небольшой  кожаный
чемоданчик с наборным замочком, свободно прошел по мягкой ковровой  дорожке,
спустился по ступенькам на первый этаж  -  он  умел  ценить  эти  мимолетные
удовольствия. У самого выхода, ослепленный  солнечным  светом,  он,  тем  не
менее,  увидел  стюардессу,  которая  всю  дорогу  баловала   его   холодной
минеральной водой, поцеловал ей руку, шало глянул в глаза.
   - До скорой встречи, Наташенька. Еще полетаем?
   - С вами? Хоть на край света! - весело ответила  девушка,  беззаботностью
скрывая серьезность ответа.
   - Договорились, - кивнул Голдобов и сбежал по трапу.  Не  ожидая  душного
автобуса, он  зашагал  через  летное  поле  к  зданию  аэропорта,  прекрасно
сознавая, что нарушает порядок. В этом не было желания выделиться,  нет.  Он
просто хотел избежать автобусной толчеи, а  кроме  того,  великодушно  давал
встречающим возможность увидеть его заранее и не метаться в  потной  нервной
толпе.
   И действительно, едва он приблизился к зданию  аэропорта,  из  стеклянных
дверей, отодвинув в сторону человека  в  форме,  навстречу  выбежал  плотный
молодой человек в светлом костюме. На ходу пожав Голдобову руку, он  взял  у
него чемоданчик и,  легонько  направляя  под  локоть,  повел  в  сторону  от
главного входа -  там  можно  было  выйти  на  площадь,  минуя  общий  поток
пассажиров. Еле  заметная  зависимость  промелькнула  в  поведении  молодого
человека, наблюдательный человек мог бы понять, что  встретились  не  просто
друзья, встретились хозяин и работник. И Пафнутьев, зажатый в плотной толпе,
это понял. Выбравшись на залитую солнцем площадь, он убедился, что  Заварзин
встречал Голдобова не один, был еще парень - длинный, сутулый, с волосами до
плеч. Этот держался в стороне. Не останавливаясь, Заварзин сунул ему в  руку
какую-то  картонку.   ?Квитанция   на   багаж?,   -   догадался   Пафнутьев.
Длинноволосый тут же метнулся в здание.
   Тем  временем  Голдобов  со  своим  спутником,  не  торопясь,  но  и   не
задерживаясь, пренебрегая таксистами  и  нагловатыми  частниками,  прошли  к
стоянке автомобилей. И здесь Пафнутьев впервые увидел машину, о которой  уже
был наслышан. Зеленый ?мерседес?, играющий  искорками  перламутра,  стоял  в
длинном ряду машин, выделяясь добротностью и нездешней изысканностью. Он был
тщательно вымыт и, несмотря на жару, казалось,  хранил  в  себе  свежесть  и
прохладу.
   Забежав вперед, Заварзин распахнул перед Голдобовым дверь, подождал, пока
тот усядется, вручил ему чемоданчик  со  сверкающими  уголками  и  осторожно
захлопнул дверь. И только после этого, полубегом обойдя машину, сел за руль.
Пафнутьев проводил ее задумчивым взглядом, вынул блокнотик и записал номер.
   - На дачу, - сказал Голдобов, сложив руки на чемоданчике.
   - Понял, - кивнул Заварзин. - Как отдохнулось, Илья Матвеевич?
   - Да ладно... Что тут у вас?
   - Представляете, какой ужас... Николая убили,  -  Заварзин  ловко  обошел
несколько машин и, вырвавшись на простор широкого шоссе, снова  перестроился
в правый ряд.
   - Надо же, - обронил Голдобов. - Жаль..