от
двери к столу тянулась красная ковровая дорожка. Стены были обиты древесными
плитами,  сработанными  на  местном  мебельном  комбинате.   Кабинеты   всех
приличных начальников города  были  обшиты  этими  плитами  из  прессованной
стружки, и к кому бы ни явился  новый  человек,  он  не  мог  избавиться  от
ощущения, что все время оказывается все в том же  кабинете,  приходил  ли  в
больницу к главврачу, в милицию,  в  исполком.  И  Пафнутьев  не  удержался,
хмыкнул про себя, удивившись, что на месте  Анцыферова  на  этот  раз  сидит
Колов - кабинет прокурора был отделан такими же плитами.
   Генерал Колов сидел за полированным столом, похоже, собравшись  на  прием
чрезвычайной важности  -  столько  в  нем  было  блеска  и  торжественности.
Пуговицы форменного кителя зеленого цвета сверкали, обжигая  взгляд,  значки
играли вишневой эмалью и золотом, колодки наград,  оправленные  в  металл  и
покрытые прозрачной пленкой, придавали  генеральскому  облику  нарядность  и
недоступность. Впрочем, впечатление парадности было  не  так  уж  далека  от
истины, Колов шел по жизни как на параде - уверенной,  неуязвимой  поступью.
Короткая стрижка,  седоватые  волосы,  выбритое,  отяжелевшее  лицо  бывшего
боксера создавали облик человека волевого, сильного. Даже без кителя  каждый
сразу бы заподозрил в Колове генерала. А перебитый в юности нос придавал ему
некую романтичность, чувствовалось, что этот  человек  через  много  прошел.
Пафнутьев знал, что и шутка, и  злость  генерала  рядом,  и  никогда  нельзя
заранее знать, что вызовут в нем твои слова - ярость или  смех.  Впрочем,  и
ярость в нем держалась недолго, и смех не был столь уж веселым.
   - Здравствуйте, Геннадий Борисович! - бодро приветствовал его  Пафнутьев,
невольно включаясь в торжественность, наполнявшую помещение.
   - А, Пафнутьев, - Колов решительно отодвинул в сторону бумаги. - Проходи.
Садись. Рад тебя видеть. Как поживаешь? Что привело?
   - Дела, Геннадий Борисович.
   - Это хорошо. О делах забывать нельзя.
   - Да они сами о себе не дают забыть.
   -  Тоже  правильно.  Тем  и  живы.  Делами,  заботами,  хлопотами.  Зачем
пожаловал?
   - Убийство, Геннадий Борисович.
   - Это плохо. Рождение  -  хорошо.  Убийство  -  плохо.  Знаю,  о  чем  ты
говоришь, что имеешь в виду. Анцыферов звонил. Значит, тебе поручено?
   - Как видите...
   - Одобряю. Молодец  Анцыферов.  Соображает.  Несмотря  на  откровенную  и
наглую лесть, Пафнутьев ощутил в душе теплую волну благодарности. Знал,  что
ничего не стоят слова Колова, знал, что тот попросту лжет ему  в  глаза,  но
ничего не мог поделать - было приятно.
   - Спасибо на добром слове, Геннадий Борисович.
   - Ха! А я о тебе ничего не сказал. Я Анцышку похвалил, его выбор одобрил.
Ладно, не обижайся, и ты доброе слово заслужишь, все впереди. Слушаю тебя.
   - Убит Пахомов. Личный водитель Голдобова...
   - Да, будет подарок Илье Матвеевичу к возвращению! А ведь он возил  меня,
этот Пахомов. Как-то зашел по делу к Голдобову, а он и доставил меня  домой.
И Пахомов вел машину. Но сказать, что запомнил его... Нет, не запомнил.
   - Он был здесь, Пахомов, - Пафнутьев настойчива продирался к цели  своего
прихода.
   - У меня? В этом кабинете?
   - Нет, в  дежурной  части,  -  Пафнутьев  удивился  неожиданной  резкости
Колова. - В журнале есть запись о том, что он был...
   - Сейчас вызову дежурного!
   - Не надо! Потом,  если  возникнет  необходимость.  Около  девяти  вечера
Пахомов зашел в дежурную часть, оставил письмо.
   - Письмо?! - встрепенулся Колов. - Какое письмо?
   - Пахомов опасался за свою жизнь, об этом и написал в письме.
   - Ты видел письмо?
   - Нет, к сожалению...
   - Как тогда можешь судить о содержании?
   - Геннадий Борисович! - взмолился Пафнутьев. - Послушайте! В журнале есть
запись, краткое содержание заявления. И там сказано -  посетитель  опасается
за свою жизнь. Письмо передано вам. Для следствия оно имеет важное значение.
Возможно, в нем названы люди, названы причины... Вот я и решил зайти.
   - Хм, - сказал Колов озадаченно  и  принялся  беспорядочно  просматривать
бумаги на столе.  Несколько  раз  мелькнуло  плотное  письмо  в  стандартном
конверте, Пафнутьеву нестерпимо захотелось выхватить его из общей  кучи,  он
даже приподнялся, но Колов каждый раз успевал  перевернуть  письмо,  накрыть
другими бумагами. Однажды даже взял в руки и вчитался в надписи, но  тут  же
снова бросил на стол. - Странно, - сказал он, нажимая кнопку звонка. -  Если
письмо передали, оно должно быть здесь. А если его нет, значит  мне  его  не
передавали.
   Вошла Зоя, молча остановилась у двери. На этот раз сигарету она держала в
руке.
   - Зоя, возникло недоразумение... Пафнутьев утверждает,  что  должно  быть
письмо от некоего гражданина Пахомова... Ты мне все передала?
   - Почта у вас, Геннадий Борисович.
   - У тебя ничего не осталось?
   - Нет, все у вас на столе. Я сама положила.
   - Странно, - проговорил Колов. - Ну, ничего  страшного,  найдется.  А  ты
посмотри у себя повнимательней - может, где и затерялось... Всякое бывает.
   - Геннадий Борисович, - начала было Зоя, но Колов перебил ее.
   - Ты все-таки посмотри. Это ведь не очень трудно? Руки  не  отвалятся?  -
Колов, улыбаясь, посмотрел на секретаршу и та исчезла быстро и  бесшумно.  -
Если письмо было, мы его обязательно отыщем, - продолжил  Колов.  -  Ты  вот
что... Позвони Зое через час.  К  тому  времени  все  выяснится.  Я  еду  на
совещание, меня не будет, связь  поддерживай  с  Зоей.  Она  баба  толковая.
Теперь скажи, тебе известно, что именно было в письме?
   Пафнутьеву вопрос не понравился. Десяток лет он проработал  следователем,
почти ежедневно допрашивая  людей,  задавая  им  сотни  вопросов.  И  шкурой
чувствовал скрытый смысл сказанного.
   - Могу только предполагать...
   - Слушаю! - произнес Колов. И это его слово можно  было  истолковать  как
?немедленно выкладывай все, что знаешь?.
   - Если Пахомов решился  зайти  в  милицию,  если  он  объяснил  дежурному
причину своего визита... Значит, что уже достали. Он был на пределе.  Вполне
обоснованно можно предположить, что в письме речь шла именно об этом. Думаю,
мы вправе допустить, что в письме он указал источник опасности. Очевидно, от
него  что-то  требовали  или  к  чему-то  склоняли...  Иначе   какой   смысл
угрожать...  То  есть,  в  любом  случае  письмо  может  оказаться   хорошим
подспорьем. Сразу отпали бы многие  вопросы.  Не  исключено,  что  следствие
могло закончится прямо сегодня.
   - Сегодня? - усмехнулся Колов. - Круто. Он встал, прошелся  по  кабинету.
Пафнутьев убедился, что и  брюки  у  генерала  позволяли  ему  прямо  сейчас
отправиться на парад.
   - Тебе часто приходится расследовать  дела,  связанные  с  убийствами?  -
спросил Колов.
   - Да нет, не очень.
   - Не очень - это как?
   - С подобным я сталкиваюсь в первый  раз,  -  смешался  Пафнутьев.  -  Но
следователем работаю достаточно долго, насмотрелся всякого, -  попытался  он
поправить свой авторитет.
   - Но убийство - первое?
   - Да.
   - Это чувствуется, - Колов вернулся к столу и  сел.  Помолчал,  глядя  на
лежащие перед ним бумаги.  Наконец,  поднял  глаза  на  следователя.  В  его
взгляде не было уже ни улыбки, ни готовности вести разговор. - Прости, но  у
тебя облегченный подход к делу. Вот найдется  письмо,  вот  раздастся  голос
автора с того света и к вечеру следствие закончено. Музыка играет,  барабаны
бьют... Нет, Пафнутьев, так не бывает.  Анцыферову,  конечно,  виднее,  кому
поручать следствие, не мне об этом судить... Желаю успеха.  А  что  касается
письма... Если оно действительно было...  Найдем.  Удасться  тебе  помочь  -
будем рады. Не удастся -  не  взыщи,  -  Колов  поднялся  и  протянул  руку.
Пафнутьеву ничего  не  оставалось,  как  пожать  крепкую,  суховатую  ладонь
бывшего боксера. - Будут новости - не таи, порадуемся вместе.
   - Порадуемся, - обронил Пафнутьев. - Был бы повод.
   В приемной он остановился у столика секретарши, ожидая, пока она закончит
разговор по телефону.
   - Все ему отдала, - прошептала Зоя, прикрыв трубку рукой.
   - И письмо? - спросил Пафнутьев тоже  шепотом.  В  этот  момент  затрещал
телефонный динамик и в приемной раздался смазанный голос Колова.
   - Зайди ко мне.
   Зоя бросила трубку, перемазанную губной помадой, сделала прощальный  жест
- ?Иди, ради Бога! Хватит тебе здесь торчать!  Иди,  пока  отпускают!?.  Уже
выйдя в коридор, Пафнутьев еще раз придирчиво осмотрел себя - вроде,  все  в
порядке. Пуговицы, которым положено быть застегнутыми - застегнуты,  которым
позволительно быть  расстегнутыми  -  расстегнуты.  Тогда  нечего  дыбиться,
проворчал он про себя и покинул  мрачноватое  здание  Управления  внутренних
дел. На улице его встретило серое от зноя  небо,  слепящий  свет,  размякший
асфальт. Сунув руки  в  карманы,  Пафнутьев  бесстрашно  шагнул  на  залитый
солнцем тротуар.
 
*** 
 
   - Падай,  падаль!  Падай,  ты  убит!  -  закричал  Андрей,  не  сдерживая
восторга, когда увидел, что Пахомов, в которого он целился  с  пяти  метров,
рухнул на высохшую траву газона. На ходу сунув обрез за пазуху, он ухватился
за ручку и крикнул на ухо Махначу: ?Гони! Теперь твоя очередь!"
   Но Махнач, то ли  от  излишней  поспешности,  а  скорее  с  перепугу,  не
рассчитал скорости и на повороте их вынесло на высокий забор из  неструганых
досок. В последний момент Андрей успел оттолкнуться, мотоцикл выровнялся  и,
проскочив лужу, они выбрались на плотную песчаную  дорожку.  Им  повезло,  -
переулок был пуст, не встретилось ни одного  человека,  да  и  за  заборами,
насколько успел заметить Андрей, тоже не мелькали любопытные лица. Свернув в
конце переулка влево,  оба  с  облегчением  перевели  дух.  Все  шло  как  и
намечалось - посредине проезда стояла грузовая машина с крытым верхом, а  из
кузова свисала на дорогу толстая доска. Чуть притормозив, Махнач  въехал  по
доске в кузов и резко нажал на тормоз. Машина стояла с заведенным мотором, и
водитель так рванул с места, что они еле устояли на  ногах.  Доску  пришлось
втаскивать уже на ходу.
   Прошло не больше минуты, и грузовик влился в  общий  поток  транспорта  и
ехал, никого не обгоняя,  соблюдая  правила  движения,  притворяясь  машиной
добропорядочной и трудолюбивой. Ни у кого не вызывал ни малейшего подозрения
фургон, на котором можно перевезти мебель, мешки с картошкой, бочки, а то  и
несколько сот кирпичей. Еще  до  того,  как  примчалась  ?скорая?,  к  месту
происшествия, грузовик был уже далеко и  продолжал  неумолимо  удаляться  от
опасного места.
   - Ну, Вовчик! Славно мы сработали! - восторженно  проговорил  Андрей.  Он
все никак не мог успокоиться, был возбужден и ему  не  терпелось  выплеснуть
свою радость. - Ты видел, как он рухнул, нет, скажи, ты видел? - Сняв  шлем,
Андрей стоял с  всклокоченными  волосами  и  лицо  его  заливала  счастливая
улыбка.
   - Видел, - кивнул Махнач - коротко остриженный парень с впалыми щеками  и
редковатыми зубами. - Все видел, - ответил  он,  слегка  не  в  тон.  Что-то
мешало ему отдаться радости успеха.
   В машине находились еще двое - тощий, сутулый,  с  волосами  до  плеч,  и
коротковатый толстяк. Они придерживали лежащий мотоцикл, чтобы не бился он о
металлический пол грузовика. Эти в разговор не вмешивались, молчали.
   - А мы, главное, едем, смотрим - нет  мужика!  -  продолжал  рассказывать
Андрей. - Неужели, думаю, на третий круг пойдем, а это уже ни к чему, уже  и
заприметить нас могли, верно говорю?
   - Верно, - кивнул Подгайцев - парень с длинными  спутанными  волосами  до
плеч. Был он старше других, сутуловатый, с тощими руками. Что-то  заставляло
остальных  заискивать  перед  ним  искать  поддержки   собственным   словам,
поступкам.
   - Когда смотрю - идет! - в глазах  Андрея  сиял  откровенный  восторг  от
пережитого приключения. - Причем, так все удачно получилось, дальше  некуда.
Я  заметил  его  метров  за  пятьдесят  -  было  время  и  подготовиться   и
прицелиться. Ну, думаю, все - сейчас стрельну из двух стволов и сматываемся.
И Вовчик его заметил, хотел мне подсказать, но я его успокоил,  да,  Вовчик?
Говорю, вижу! Сам вижу! Мы подъехали почти вплотную, Вовчик, скажи! Когда  я
выстрелил, до него не было и пяти метров!
   - Да, что-то около этого, -  вяло  подтвердил  Махнач.  Видно  было,  что
радость Андрея его смущает,  он  старался  как-то  погасить  ее  собственной
сдержанностью. Проведя рукой по взмокшим волосам, Махнач  приник  к  щели  в
кузове, пытаясь определить, где находится грузовик.
   - Представляю, как там менты носятся! - воскликнул Андрей, обернувшись  к
остальным и только сейчас обратил внимание, что с ним никто не говорит, ни о
чем не спрашивает, радости его никто не разделяет.
   - Какие-то вы, ребята, смурные, - озадаченно проговорил Андрей.
   - Повеселимся потом, Андрюша, ладно? - сказал Подгайцев, остро глянув  на
него снизу. - Приедем, отдохнем, тогда и повеселимся.
   - Как скажешь, Михей, как скажешь, - Андрей сделал  последнюю  попытку  и
тоже смолк. Сев на пол рядом с Махначом,  он  придерживал  попрыгивающий  на
ухабах мотоцикл, поглядывая на ребят и никак не мог понять их настроения.
   - Приехали, - подал голос молчаливый  до  сих  пор  Феликсов,  невысокий,
толстоватый, если не сказать жирный. Его так и звали в своем кругу - Жирный.
Мягкий, безвольный живот нависал над  затертым  ремнем,  штанишки  были  ему
тесноваты, а щечки, как говорят, почти на плечах лежали. В духоте  закрытого
кузова он потел, под мышками растеклись мокрые пятна, ручьи пота стекали  по
шее на спину. Время от  времени  Феликсов  смахивал  пот,  оставляя  на  лбу
грязные разводы. -  Все,  уже  можно  не  трястись,  -  продолжал  Феликсов,
приникнув к щели в кузове. - Я уже ворота вижу.
   - Да в общем-то никто и не трясется, - как бы про себя сказал  Мохнач.  -
Правда, некоторые усиленно потеют... Но это не от страха, это от здоровья, -
все рассмеялись и атмосфера в кузове немного разрядилась. И дорога  к  концу
подошла, и шутка  кстати  оказалась,  тем  более,  что  над  Феликсовым  все
смеялись охотно, зная,  что  это  ничем  не  грозит.  Он  безропотно  терпел
насмешки, даже если они переходили в откровенную издевку.
   Грузовик тем временем замедлил ход и судорожно, рывками проехал  в  арку,
сваренную из толстой  арматурной  проволоки.  Когда-то  здесь  был  гараж  -
несколько крытых отсеков  для  машин,  эстакада  из  железных  балок,  двор,
залитый бензином и маслами, небольшая конторка на пять-шесть комнат,  где  и
располагалось правление  кооператива  ?Автолюбитель?.  Здесь  же  размещался
склад запасных частей, сторожка, бухгалтерия и кабинет для руководства  -  с
пыльным телефоном, затертым диваном и небольшим фанерным столиком.
   Посреди   двора,   на   самом   солнцепеке,   стояли   несколько   машин,
предназначенные, судя по их виду,  для  ремонта  -  помятый  в  столкновении
?жигуленок?, ?москвич? без колес, ?запорожец? без  мотора.  Над  раскаленным
металлом дрожал воздух, воняло смазкой, резиной.
   Грузовик вкатился  во  двор,  царапнув  бортом  по  проволочным  воротам,
дернулся, остановился. Водитель, тощий парень в  обвисших  штанах,  выскочил
первым и бросился к воротам. Сведя вместе обе половины,  он  протянул  цепь,
накинул замок.
   - Приехали, - выдохнул водитель. - Вылезай, кто жив.... Да поживее, а  то
какие-то вы все приморенные.
   - Сам бы проехал в этой железке при такой  жаре,  -  проворчал  Феликсов,
спрыгивая на землю.
   - А тебя никто не заставлял туда забираться.
   - Заткнись, - беззлобно ответил Феликсов и поковылял в тень.
   - Ты куда? - взъярился Подгайцев. - Назад! - Машину на эстакаду и  вымыть
так, чтоб ни пылинки с того перекрестка не осталось.
   - Ты, Михей, не  суетись,  -  остановил  его  водитель.  -  С  машиной  я
разберусь.
   - Андрей! - не унимался Подгайцев. - Мотоцикл выкатить  из  кузова  и  из
шланга, понял?
   - Что-то ты  расшумелся,  -  с  недоумением  проговорил  Андрей.  -  Дело
сделали, вернулись без потерь, хвоста  тоже  не  видать...  Михей!  Дай  дух
перевести!
   Подгайцев подошел к Андрею, приблизил к нему лицо  с  узко  поставленными
глазами и прошептал сквозь зубы:
   - Потом будем дух переводить, понял? Если этот дух  останется  в  тебе  к
тому времени.
   - А может и не остаться?
   - Остановись, - Махнач взял Андрея под локоть и оттащил в сторону.  -  Не
видишь, наш Михей вот-вот в штаны наложит, верно, Михей?
   - Не забудьте про номера, - сказал Подгайцев. - А я пошел звонить.
   Андрей с Махначом откатили мотоцикл в угол двора к водопроводному  крану,
торчащему прямо из земли. Грузовик уже стоял на эстакаде, и водитель в  упор
поливал его упругой струей, смывая не только пыль дороги, но и невидимые,  а
то и несуществующие следы преступления.  С  каким-то  злым  наслаждением  он
выбивал из колес грязь, которая там скопилась, наверно, за  последние  годы,
потом залез в кузов и принялся орудовать  струей,  вымывая  из  щелей  пыль,
крошки, бумажки, забившиеся в щели между железными листами. Закончив работу,
спрыгнул, не закрывая  крана,  отбросил  тяжелый  шланг,  еще  раз  осмотрел
машину.
   - Доски заберешь? - спросил Андрей.
   - Ты что одурел? - прошипел водитель с таким напором, будто доски  что-то
решали. - Найду доски! А этими пользуйтесь сами!
   - Как хочешь.
   - На них следы, понял? - вдруг нервно закричал водитель. - Они  меченные!
Я к ним не прикоснусь!
   - Ну и не прикасайся, - Андрей отошел к мотоциклу. - Что-то  вы,  ребята,
задергались,  что-то  вы  засуетились...  Такие  были  отважные  ребята,  а,
оказывается, столько дерьма в каждом скопилось...
   Водитель хотел что-то ответить, но, видимо, решил  не  терять  времени  -
залез в кабину, включил мотор, съехал с эстакады.  Выскочив  из  кабины,  он
открыл ворота и до того, как они успели снова соединиться, выехал со  двора,
опять царапнув бортом по арматурной проволоке.
   Махнач проводил  взглядом  грузовик,  поднявший  на  дороге  клубы  пыли,
постоял, глядя, как Андреи смывает с мотоцикла пыль, оглянулся по сторонам.
   - Слушай, - сказал он негромко. - Когда ты  выстрелил  из  этой  штуки...
Ничего не заметил?
   - А что? - резко повернулся Андреи. - Что я мог заметить?
   - Ну, понимаешь... В том смысле... Ничего странного не показалось?
   - А тебе показалось?
   - Когда я оглянулся... Вроде, он упал как-то не так... Не  так  он  упал,
понимаешь?
   - Как смог, так и упал, - Андреи передернул плечами. -  А  как  ему  надо
было упасть?
   - Как-то уж очень всерьез... От испуга так не падают.
   - А как падают от испуга?
   - Его отбросило.
   - Да ну тебя! - отмахнулся Андрей. - Нормально упал  мужик,  чего  там...
Как ему еще падать?
   - Что-то тут не то, Андрюша... Посмотри на  ребят...  А  этот  истеричный
водила... Даже доски свои оставил, побоялся забрать. А как ему без досок? Он
же мебель возит... Шкаф затолкнуть, буфет какой-нибудь... Не взял.  А  Михей
как мотанулся к телефону... В машине, помнишь, когда ехали... Ты там  что-то
рассказывал потешное... Никто даже не улыбнулся.
   - Ты тоже не улыбался? - спросил Андрея.
   - Понимаешь, я сразу почувствовал, что они взвинченные какие-то... Им  не
до шуток. Они перепуганы, Андрей, оглянись. В  деле  были  мы  с  тобой,  ты
стрелял, я вея... А перепуганы они.
   - Черт их знает! - Андрея раздражал этот  разговор.  Он  чувствовал,  что
Махнач прав, происшедшее имеет какой-то смысл,  ускользающий  от  вето.  Да,
конечно,  он  заметил  странности  в  поведении  ребят,  но   объяснял   это
необычностью  всего,  что  случилось.  -  Может,  они  вообще  трусоваты?  -
предположил Андрей, найдя самое простое объяснение.
   - Нет, они не трусоваты, ребята тертые... Бывали во всяких переделках.  И
Жирный, и Михей... Вон машину как обработали... Когти рвали, чтоб  побыстрее
грузовик со двора выпихнуть. А водило как дерга