винула его в  сторону,  выхватила  у  Андрея  снимок,
всмотрелась в него и тут же протянула обратно.
   - Надька, - сказала она. - Надька Чувьюрова. - Отец ее живет здесь на
два этажа выше... Замели недавно за попытку убийства.
   - А она?
   - Одного поля ягода.
   - Так, - Андрей даже не заметил, как в затруднительных  случаях  стал
произносить словечко Пафнутьева "так". - А вы давно ее видели?
   - Не живет она здесь. Съехала.
   - А она...
   - Не бедствует. В мехах ходит, в "мерседесах" ездит, шампанское пьет.
Сама видела. Вот тебе крест! - и женщина яростно перекрестилась, с силой
тыкаясь пальцами, собранными в щепотку, в лоб, в плечи, в живот.
   - И вы можете сказать...
   - Могу. Холостая. От ребенка избавилась.  То  ли  сунула  кому-то  на
прокорм, то ли еще что сотворила... У нас, вон, в мусорном ящике недавно
младенца нашли.
   Вынули - еще дышал.  Потом  помер.  Не  выдержал,  бедолага,  суровых
жизненных условий.
   - Чего не выдержал? - Андрей чувствовал, что теряет  нить  разговора,
что рыжекудрая тетка явно опережает его по скорости произнесения слов.
   - Жестокого обращения. А кто выдержит? Ты выдержишь? И я не  выдержу.
И он не выдержал. В целлофановом  мешке  нашли.  Мешок  фирменный,  Алла
Пугачева на нем изображена в лучшие свои годы, еще когда пела и плясала,
а не якшалась с этим мохнатым... Как его... Каркающая у него фамилия...
   - А Надежда...
   - Чувьюрова? Надежда умирает последней, - произнесла  тетка  странные
слова и расхохоталась, показав желтоватые пеньки зубов.  -  Не  пугайся,
пошутила. В соседнем подъезде есть квартира, семьдесят первая. Там живет
ее подруга... Та еще подруга, но  ты  не  пугайся.  Дуй  к  ней,  может,
повезет. Как в песне поется...
   Пусть кому-то повезет, а кому-то нет. Тебе повезет, ты везучий.
   - Вы так думаете?
   - Колдунья я. Понял? Могу приворожить, сглаз снять, порчу  навести...
И беру недорого. Можно натурой. Ну, как? Сговоримся?
   - Если прижмет - приду, - улыбнулся Андрей.
   - Жду! - и колдунья с  грохотом  захлопнула  дверь  перед  самым  его
носом...
   Подруга  Надежды  Чувьюровой  оказалась  не   столь   подозрительной,
впрочем, причина того, что она сразу  открыла  дверь,  могла  быть  и  в
другом - ей нечего было бояться, квартира была почти пуста, а  сама  она
недостаточно хороша, чтобы внешние данные могли  причинить  ей  в  жизни
какие-то неудобства. Широко распахнув дверь,  она  отступила  в  глубину
коридора и сказала, почти не взглянув на Андрея:
   - Входите.
   И он вошел, проследовав вслед за женщиной в комнату.
   - Вы, наверное, от Нади? Это она вас прислала?
   - Можно и так сказать,  -  Андрей  мучительно  пытался  найти  нужные
слова, но женщина поняла свою ошибку и насторожилась.
   - Вы кто?
   - Меня зовут Андрей, -  он  улыбнулся,  почти  как  в  прежние  годы,
смущенно и доверчиво. Надо же, улыбка подействовала.  Значит,  что-то  в
нем осталось живого, значит, не все еще вымерло в нем.
   - Не сразу, но я догадалась, что вы из других... - она помялась. - Вы
немного не такой.
   - Обычно приходят другие?
   - Скажите уже, наконец, кто вы и что вам нужно? - женщина улыбнулась,
пытаясь смягчить жесткость своего вопроса. Она была светлой, с  гладкими
короткими волосами, смотрела чуть исподлобья,  может  быть  потому,  что
была слегка сутуловата. Впрочем,  сутуловатость  ее  была  скорее  не  в
фигуре, а от незначительности в жизни, это тоже придавливает.
   - Я ищу Надю, - сказал Андрей.
   - Вы ее друг?
   - Честно говоря, я хотел  бы  стать  ее  другом...  Мы  познакомились
как-то...
   Совсем недавно... Она показала этот дом, но как-то невнятно, дескать,
вот мой дом...
   - Она здесь не живет, - сказала женщина, и Андрей  похвалил  себя  за
осторожность - он ведь не сказал, что Надя здесь живет,  нашел  какие-то
обходные слова.
   - Я поспрашивал соседей, они мне и посоветовали заглянуть к вам.
   - Ко мне?!
   - Да, женщина одна направила к вам.  Зайдите,  говорит,  в  семьдесят
первую квартиру.
   - Не представляю даже, кто мог вам  такое  сказать?  -  она  с  явной
подозрительностью посмотрела на Андрея.
   -  Она  назвала  себя  колдуньей  и   предложила   даже   приворожить
кого-нибудь, если, конечно, мне очень нужно. Причем,  согласилась  плату
взять натурой...
   - A! - рассмеялась женщина облегченно - ее сомнения разрешились легко
и просто. - Рыжая-кудлатая? - спросила она, хохоча.
   - Точно! - кивнул Андрей. - Я еще подумал, что, если мне совсем тяжко
будет, пусть приворожит...
   - Она приворожит! Она вам такое приворожит,  что  ни  один  священник
никакими молитвами не поможет. Мы обходим ее десятой дорогой.
   - Она и в самом деле что-то может?
   - Знаете, может, - женщина быстро взглянула на Андрея: не смеется  ли
он над ней. - Как-то вышла  утром  на  работу,  встречаю  ее  во  дворе.
Зыркнула на меня  и  прошла  мимо.  Потом  окликает...  Подхожу,  она  и
говорит... Не ходи, говорит, сегодня никуда. Отсиди дома. Беда над тобой
кружит. Закройся, говорит, на все замки, выключи телефон и сиди.
   - И вы послушались?
   - Конечно, нет! Но в троллейбусе у меня сумочку срезали. Денег там не
было, а вот серебряные серьги, кольцо,  кулон...  Все  ахнулось.  Да  вы
садитесь! - спохватилась женщина и указала Андрею на диван. - Пришла  на
работу, а  у  нас  секретарша  заболела...  Начальник  велел  отпечатать
какой-то документ, а  я  не  там  запятую  поставила.  А  запятая  очень
принципиальной оказалась - в десять раз  завысила  какие-то  показатели.
Схлопотала выговор. Пришла домой, а квартира водой залита.  У  нас  воду
отключали, а я оставила кран открытым. Такие дела.
   - Простите, как вас зовут? - спросил Андрей.
   - Света. Хорошее имя? - во  взгляде,  в  голосе,  во  всем  поведении
хозяйки  Андрей  ощущал  беззащитность,  она  как  бы  постоянно  хотела
получить подтверждение, что правильно говорит, правильно себя ведет, что
в ней самой нет ничего смешного.
   - Хорошее, - кивнул Андрей. - У меня, правда, с этим  именем  связаны
печальные воспоминания, но имя хорошее.
   - Девушка ушла? - сочувствующе улыбнулась Света.
   - Ушла.
   - Вернется, - успокоила женщина.
   - Не вернется. Погибла.
   - Ой, простите, ради Бога! - она прижала ладони к груди.  -  Я  такая
дура! Не обижайтесь, ладно?
   - Не буду, - улыбнулся Андрей и вдруг остро и явственно почувствовал,
что лучшего момента не подвернется. - Вы  дадите  мне  хотя  бы  телефон
Нади?
   - Конечно, - засуетилась Света. - Вам домашний или служебный?
   - Да любой... Дайте оба, где-нибудь да найду.
   И Света простодушно набросала на  клочке  подвернувшейся  газеты  два
номера телефона. Андрей взял, всмотрелся в них, убедился, что все  цифры
внятны, и, сложив клочок бумаги пополам, сунул его в карман.
   - Может быть, отсюда  и  позвоните?  -  предложила  Света.  -  Она  в
"Фокусе" работает, здесь недалеко.
   - Что вы! - испугался Андрей. - Да я два часа буду собираться, вокруг
телефона  ходить  и  думать,  чего  сказать...  Спасибо,  -  сказал  он,
поднимаясь. - Раз  уж  так  получилось,  раз  уж  мы  и  про  колдовство
поговорили, и про чудеса всякие... Дайте мне и  свой  телефон,  чего  не
случается, скоро Восьмое марта...
   Поздравлю.
   - Поздравьте, - и Света набросала на той же газете  свой  номер.  Она
замялась, и Андрей понял причину - все складывалось так, что и он должен
был оставить свой номер, но не мог он этого делать, а давать  ложный  не
решился, это было бы уже слишком.
   - Обязательно позвоню, - заверил он  уже  из  коридора.  -  Проверьте
краны!
   Вдруг опять открыты.
   - Уже ученая! - улыбнулась Света. - Всего доброго, - и она закрыла за
ним дверь. Услышав скрип засова, Андрей усмехнулся про себя - чего стоит
такая осторожность, если хозяйка открывает дверь по первому же звонку.
   Выйдя  из  подъезда,  Андрей  поторопился  подальше  уйти  от   этого
чреватого дома, где так быстро  и  разнообразно  мрут  старики,  где  на
лестницах люди охотятся друг на друга с отточенными кинжалами, где живут
колдуньи,  предупреждающие  людей  о  троллейбусных  кражах,  но  не   в
состоянии предвидеть смертоубийство, где дочки  работают  на  тех  самых
фирмах, сотрудников которых убивают их  отцы,  а  в  холодильнике  лежат
мерзлые руки мертвецов, которые  тянутся  к  живым  и,  самое  страшное,
дотягиваются, все-таки дотягиваются.

***

   Пафнутьев  давно  заметил  странную  закономерность,  с  которой   он
сталкивался при  каждом  расследовании  -  до  какого-то  момента  дело,
кажется,  топчется  на  месте,  добытые  сведения  не  связываются,   не
соединяются в одну картину, свидетели поют каждый на свой  голос,  ни  в
чем не подтверждая друг друга, а документы, которые удается добыть  чуть
ли не рискуя жизнью, выглядят совершенно чужими и  ненужными.  Помня  об
этом, Пафнутьев терпел, стараясь не делать поспешных выводов.  Он  знал,
что будет невинный телефонный звонок или придет по почте пустая,  вроде,
бумажка, брякнет новое словечко свидетель - и все соединится, свяжется в
единый узел, из которого нельзя будет выдернуть ни единой  нитки.  А  до
этого  момента  надо  просто  работать,   посылать   запросы,   звонить,
допрашивать,  совать  свой  нос  во  все  дыры,  куда  он  только  может
протиснуться. И воздается.
   Ищущий  да  обрящет  -  эти  слова  знал  и  Пафнутьев,  верил  в  их
справедливость.
   Не догадываясь о том, он был согласен с Бевзлиным  -  знания  рождают
скорбь.  Но  понимал  эту  мысль  иначе  -  чем  больше  он   узнает   о
преступлении, тем больше подлости и злодейства перед ним открывается. Но
был готов к этому, зная, что в его  работе  иначе  не  бывает.  В  конце
концов, он добивается от людей не признания в любви, не описания  красот
земных или небесных, он добивается все новых  и  новых  подробностей  об
убийстве, насилии, мести...
   Стоя у окна и глядя в темнеющее весеннее небо, Пафнутьев не думал  об
этом, надо быть дураком,  чтобы  постоянно  думать  о  чем-то  важном  и
возвышенном. А поскольку Пафнутьев круглым дураком все-таки не  был,  то
думал он о том, что вечером, когда уже нет  солнца,  начинают  замерзать
лужи и потеплее одеваются прохожие, что в этой прохладе и синеве сильнее
чувствуется весна. Так, наверное, острее ощущаешь холодноватый поцелуй в
синих сумерках, нежели жаркий и обильный во время шумного застолья...
   - Ну, ты даешь,  Павел  Николаевич,  -  пробормотал  он  пристыженно,
осознав,  какие  шальные  мысли  вдруг  полезли  из  него   при   первых
проявлениях весны. - Что же, Павел Николаевич,  попрет  из  тебя,  когда
травка зазеленеет?
   И тут прозвенел звонок.
   Пафнутьев удивился, потому что рабочее  время  закончилось,  по  делу
звонить никто не станет, разве что произошло нечто  чрезвычайное.  Да  и
задержался он в  кабинете  случайно,  уже  давно  должен  был  выйти  из
прокуратуры.
   Звонила Вика, звонила  жена,  к  которой  он  до  сих  пор  испытывал
какую-то робкую влюбленность. Вика же если не робела перед  Пафнутьевым,
то жила с непроходящим удивлением, озадаченностью: "Ну и откололи  мы  с
тобой,  Паша,  номер,  когда  расписались  всем  на  удивление,   ну   и
откололи... Гаси свечи!"
   - Паша? - голос ее был встревоженным.
   - Слушаю вас внимательно,  -  проговорил  Пафнутьев,  узнав  жену.  -
Говорите.
   Следственный отдел прокуратуры к вашим услугам.
   - Кончай, Паша... Звоню из универмага, автомат сейчас отключится, а у
меня больше нет жетонов.
   - Говорите, - повторил Пафнутьев.
   - Паша, наверное, я ни фига не понимаю в ваших прокурорских делах, но
тут вот какое дело... Один тип предлагает купить девочку...
   - Что купить?
   - Не что, а кого... Девочку. Хорошенький такой ребенок, я посмотрела,
и просит недорого... Может, взять?  За  три  бутылки  водки  отдает,  а,
Паша?.. Паша, ты меня слышишь?
   - Хорошо тебя слышу, - ответил Пафнутьев.
   - Что же ты молчишь?!
   - Думаю.
   - Давай, только не слишком долго...
   - А то что?
   - Перехватят девочку! Тут многие интересуются, уже толпа собралась.
   - Толпа или очередь?
   - Не отвлекайся, Паша. Думай.
   - Ну что ж, если перехватят... Сами сделаем.
   - Это все, что ты можешь сказать?
   - Значит, так...  Буду  через  семь  минут.  Держи  этого  хмыря  под
прицелом. Не отпускай. Начнет смываться, иди за  ним.  До  конца.  Чтобы
знала, где его берлога.
   - Поняла, - успокоение сказала Вика, убедившись,  что  Пафнутьев  все
понял правильно и решение принял вполне соответствующее событию.
   - Поторгуйся, может, за две бутылки уступит. Третью Худолею отдам.
   - А если уступит, брать?
   - Бери, но его подзадержи. Спроси, что она ест, в какие  часы,  когда
писает, когда какает.
   Пафнутьев мог бы,  конечно,  послать  и  Андрея  или  кого-нибудь  из
оперативников,  мог  бы  подключить  Шаланду  -  тот  сумел  бы  быстрее
добраться к универмагу, но  что-то  остановило.  Андрей  и  оперативники
отпали сразу, их просто не было  на  месте.  А  вот  подключить  Шаланду
поостерегся. Не нравился ему последнее время Шаланда,  поплыл,  каким-то
размазанным выглядел. Похоже, фокусники его крепко достали.
   Уже через минуту после того, как Пафнутьев положил трубку, он  быстро
шел по двору к дежурной машине. Распахнув дверцу, упал на сиденье и, еще
до того, как захлопнул дверцу, успел выдохнуть одно слово:
   - Универмаг.
   - Может быть, стоит заправиться, у нас...
   - Универмаг!
   Водитель поперхнулся от резкого слова и только тогда  в  полной  мере
оценил настроение Пафнутье-ва - сощурив глаза, поигрывая  желваками,  он
смотрел прямо  перед  собой,  и  сосредоточенность  его  была  настолько
полной, что не было у него времени повернуть голову, чтобы взглянуть  на
водителя.
   - Дуй на красный! -  сказал  Пафнутьев,  увидев  впереди  вспыхнувший
желтый.
   Машина резко рванула вперед, к тому же водитель для подстраховки  еще
и сирену включил. Перекресток они проскочили  перед  самыми  радиаторами
устремившихся на зеленый свет машин. Раздался истеричный визг  тормозов,
но это уже сзади, это уже в прошлом.
   - Что-то серьезное? - спросил водитель.
   - Да.
   Ответ Пафнутьева был настолько короток и отрывист,  что  водитель  не
решился задавать следующие вопросы и лишь еще прибавил скорость.
   - Вот так, - одобрил его Пафнутьев.  -  Пусть  знают,  кто  в  городе
хозяин.
   - А кто в городе хозяин? - усмехнулся водитель.
   - Я.
   Юные охламоны, усевшись в мягкие кресла иномарок и  почувствовав  под
задницами трехсотсильные моторы, взялись обгонять на оживленных улицах и
справа, и слева, подрезая и подсекая. Старые водители, выросшие в других
условиях,  усвоившие  другие  законы  дороги,   матерились,   видя   это
безрассудство, и невольно, сами того не замечая, усваивали волчьи законы
дороги, а опыт позволял им  выделывать  номера  куда  круче,  чем  могли
только вообразить эти молодые владельцы страны.
   Водитель Пафнутьева тоже был не чужд новых веяний и, помня о том, что
он все-таки работник прокуратуры, а его шеф  -  начальник  следственного
отдела, ощущал даже некоторую безнаказанность. Да что там некоторую,  он
был  уверен  в  полной  безнаказанности,  особенно,  если  рядом   сидел
Пафнутьев. И за те три минуты, которые они мчались по главной улице,  по
проспекту имени Карла Маркса, поставил на место не один "мерседес" и  не
одну "вольво". Обнаглевшие качки с  тяжелыми  выбритыми  затылками  лишь
злобно визжали и гудели вслед пафнутьевской "Волге".
   - Останови у гастронома! - приказал Пафнутьев.
   - А универмаг...
   - Гастроном.
   Машина резко остановилась как раз напротив главного входа в гастроном
Халандовского. Пафну-тьева здесь все знали, и он  надеялся  не  потерять
слишком много времени. Подойдя к винному отделу, он улыбнулся по-свойски
полной женщине в белом кокошнике, стоявшей за прилавком.
   - Алла! Я тебя приветствую!
   - А Халандовского нет... Он сказал, что...
   - Три бутылки водки!
   - Нам завезли вчера такой товар, Павел Николаевич! Вы умом тронетесь.
   - Я уже тронулся! Три бутылки водки, и подешевле. И побыстрее.
   Пафнутьев вел себя не так, как обычно, и  озадаченная  женщина  молча
поставила на прилавок поллитровки.
   - Аркаша, привет! - успел выкрикнуть Пафнутьев и, подхватив  бутылки,
побежал к выходу, -  Универмаг!  -  снова  сказал  он  водителю,  бросив
бутылки в багажник.
   - Я вижу, и в самом деле намечается что-то серьезное?  -  ухмыльнулся
водитель.
   - Да, дорогой, да! - Пафнутьев не стал ничего объяснять.  Сейчас  ему
было не до таких тонкостей, как проницательность водительской мысли...
   Приблизившись к универмагу, водитель снизил скорость и  вопросительно
посмотрел на Пафнутьева.
   - Медленно вдоль тротуара, - сказал он. - Где-то  здесь  должна  быть
Вика...
   Может быть, ты ее заметишь.
   - А вон она! У второй колонны... Она увидела нас.
   "Волга" прижалась к тротуару и остановилась.  Вика  была  уже  рядом.
Глаза ее возбужденно блестели. Не дожидаясь, пока Пафнутьев выберется из
машины, она сама распахнула дверцу.
   - Опоздали? - спросил Пафнутьев.
   - Здесь он! Пошли быстрей!
   И Пафнутьев, выйдя из машины, зашагал вслед за Викой,  которая  легко
заскользила сквозь толчею людей. Пафнутьев не был так увертлив,  поэтому
просто раздвигал толпу плечом, стараясь не потерять Вику из виду. Вскоре
они  наткнулись  на  сгусток,  люди  здесь  стояли  гораздо  плотнее   и
неподвижнее. В центре стоял подвыпивший детина.  Расслабленно  улыбаясь,
он держал в руках запеленутого ребенка. Причем, держал как-то странно  -
ребенок оказался лицом к толпе,  а  не  к  мужчине.  Кто-то  возмущался,
кто-то хохотал, прицениваясь, продавец терпеливо отвечал, что,  дескать,
за бутылку ребенка не отдаст, а вот за три бутылки хоть сию минуту.
   Пафнутьев  протиснулся  вперед,  постоял,  рассматривая  не   столько
ребенка, сколько развеселившегося мужика. Протянув руку,  отогнул  белую
простынку, закрывавшую часть лица младенца.
   - Чего смотришь? Хорошая девочка! Бери, пока отдаю!
   - А здорова? - спросил Пафнутьев.
   - Как лошадь! - заверил мужик, вызвав беззлобный смех в толпе.
   - И прививки сделаны?
   - Какие, прививки?
   - Слушай... Я собаку покупаю, и то  мне  показывают  свидетельства  о
прививках. А тут человеческий все-таки детеныш...
   - Не нравится - не бери, - и мужик отвернулся от Пафнутьева к  людям,
которые,  как  ему  казалось,  уже  настроены  были  купить  девочку.  А
Пафнутьев, ох, этот хитрый и дурной, ленивый и проницательный  Пафнутьев
с обычным своим не то сонным, не то  заспанным  лицом,  не  отставал  от
мужика, тянулся за ним, опасаясь, что тот может попросту скрыться.
   - Ладно, беру, - сказал Пафнутьев, потянув мужика за рукав.
   - Расчет сразу, - быстро повернулся тот.
   - Пошли к машине, там у меня водка...
   - А где машина? - насторожился продавец.
   - Да вот же она!  -  Пафнутьев  показал  на  "Волгу",  крыша  которой
поблескивала в свете вечерних фонарей.
   - "Волга"? - медленно произнес мужик. - Черная?
   - Я тебе не машину предлагаю, а водку! - резко  сказал  Пафнутьев.  -
Так что, договорились? Или как?
   - Тут одна  баба  приценивалась,  -  мужик  в  растерянности  пошарил
глазами по толпе.
   - Моя баба приценивалась! - заверил его Пафнутьев. - Вот она... Вика,
скажи ему, что ты берешь детеныша!
   - Да, мы вместе, - подтвердила  Вика,  и  только  после  этого  мужик
неуверенно двинулся к машине.  Чтобы  окончательно  успокоить  продавца,
Пафнутьев подвел его к багажнику, прошел к водителю за ключом.
   - Выйди, - успел прошептать он. - Захвати наручники. Будем брать... -
и уже с ключом вернулся к багажнику. - Вика!  -  обернувшись,  он  нашел
взглядом жену.Бери ребенка, а то у него руки заняты.
   Пафнутьев откинул крышку багажника, и мужик увидел  внутри  несколько
бутылок. Он успокоился окончательно и с облегчением отдал ребенка  Вике.
А Пафнутьев с туповатым выражение