Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
. Хороший был парень. Мы с ним..,
немало поездили. И водитель хороший. Я ему доверял. И помогать приходилось,
- Голдобов замолчал, сочтя, видимо, что достаточно сказал о покойнике и
можно переходить к делу. - Как это произошло?
- Утром, до начала рабочего дня, двое на мотоцикле..
- В шлемах?
- Конечно! А как же иначе! И это... На ходу из обреза. Сразу из двух
стволов. Картечью.
- Попали, значит? - Голдобов неотрывно смотрел на дорогу и со стороны
могло показаться, что разговор совершенно его не интересует, что слова он
роняет только чтобы не заснуть.
- Оба заряда в грудь, Илья Матвеевич... Он скончался на месте, до скорой,
до милиции... Ларису возили на опознание, она там потеряла сознание, когда
увидела...
- Выходит, опознала, - кивнул Голдобов.
- Да, лицо оказалось нетронутым, чистое лицо было у Николая.
- Да-да, - кивнул Голдобов. - Ты говорил с ней?
- Не получилось.
- Что так?
- Пьет. Все время пьяная, Илья Матвеевич. Как ни позвоню - еле языком
ворочает. Меня даже не узнает. А словечки у нее еще те... Приложит - не
разогнешься.
- Знаю я, какими словечками она иногда пользуется. Пусть. Попьет, попьет,
душа устанет, опустеет. И отойдет. А что следствие? Началось?
- Да, поручили какому-то охламону... Он до этого занимался незаконными
заселениями квартир, самозастройками, семейными скандалами... Я видел его.
Мурло. Но вышла небольшая накладка. Этот Жехов...
- Знаю, - оборвал его Голдобов, и Заварзин понял, что продолжать об этом
не следует, что не только он докладывает Голдобову о происходящих событиях.
- И еще... Не забывай про Ларису. Понял? Все, что нужно, у нее должно быть в
неограниченном количестве. Она больше лимонную любит. Охлажденную.
- Сделаю.
- Опять же следователь с ней захочет поговорить... Пусть бы они
встретились попозже... А то она сейчас малость не в себе, может что-то
лишнее брякнуть. С ней это бывает. Ты приглядывай за ней... Поплотнее.
Машина свернула в сторону от города и понеслась по асфальтовой дороге,
хотя и узкой, но свободной. По обочине стояли сосны, с каждым километром они
становились гуще, массивнее и наконец машина свернула на незаметную дорожку,
над которой висел знал ?въезд запрещен?. Через несколько минут ?мерседес?
остановился у железных ворот, выкрашенных зеленой краской. Заварзин открыл
ворота, въехал во двор.
Здесь зной не ощущался, в тени сосен стояла летняя прохлада. Пройдя по
дорожке, усыпанной сухими сосновыми иглами, Голдобов придирчиво осмотрел
дачу - двухэтажное сооружение из новых бревен. Высокое крыльцо выдавало
наличие подвала, направо шла застекленная терраса. Еще одна терраса,
открытая, выходящая прямо в сосновые ветви, была на втором этаже.
- Сауна? - спросил Заварзин, когда они оказались в большой комнате.
- Потом. Все потом.
- Рюмка водки?
- Можно... И поговорим, - Голдобов со вздохом опустился в большое
плюшевое кресло.
Заварзин вышел и через несколько минут вернулся с небольшим подносом, на
котором стояла запотевшая бутылка ?Московской?, тут же светилась уже
открытая баночка красной икры, щедро нарезанные ломтики копченой осетрины
были прикрыты кружочками лимона. И черный хлеб - он знал вкус хозяина. Не
говоря ни слова, Заварзин наполнил стаканы водкой.
Голдобов окинул взглядом столик, убедился, что есть все необходимое для
беседы, поднял стакан в приветственном жесте.
- Будем живы, - сказал он и, не торопясь, выпил с каким-то чувством
освобождения, будто долго сдерживал себя и вот, наконец, смог поступить, как
давно и нестерпимо хотелось. Осторожно поставил стакан, бросил в рот кружок
лимона, зачерпнул ложку икры. - Ну, что, вроде как обошлось?
- Как нельзя лучше. Значит так, Илья Матвеевич, все сделал новый парень.
Никто из наших даже руки не приложил. Мы все чисты и перед Богом, и перед
законом.
- И как удалось?
- Парнишка оказался глуповатым, откровенно говоря... Сказали ему, что
нужно одного типа припугнуть. Он и обрадовался - приключение, дескать. А в
последний момент холостые патроны я заменил на боевые. Он и саданул из двух
стволов сразу. С мотоцикла, с ходу. И тут же скрылись. Все. Ищи-свищи ветра
в поле.
- Но теперь-то он знает, что стрелял боевыми?
- Теперь он и место свое знает.
- Его не пора...
- А зачем? Он один виноват... Все происшедшее - результат его
неосторожного обращения с патронами. Если что-то вякнет - на себя же вякнет.
А убирать рано. Пригодится. Этот парень, как выяснилось, неплохо стреляет.
- И он... Пойдет?
- А куда деваться? Жить-то хочется. Ведь знает, что за Пахомова светит в
лучшем случае пятнадцать лет. Нет, с ним все в порядке. Он вполне
управляемый.
- Ладно, покажешь как-нибудь. А второй?
- Проболтался Жехов... Этот следователь, даже представить не могу, как
ему удалось... Захватил Олежку в какой-то подворотне, приволок в милицию и
выдавал из него одну фамилию...
- Какую?
- Генеральскую. И когда тот узнал...
- Впал в гнев и неистовство? - усмехнулся Голдобов, наливая себе вторую
дозу. Заварзину не налил. И тот не решился добавить себе сам.
- Не то слово, Илья Матвеевич! И приказал - немедленно! В тот же вечер.
Что и было сделано.
- Дело завели?
- Никакого дела. Оказывается, Олежка по пьянке сорвался с балкона.
Представляете, напился и воспылал неудержимыми чувствами к своей соседке...
Живет рядом с ним одна, прости Господи... Понимаете. И полез. И, конечно,
сорвался. Несчастный случай.
- А парень был ничего, - протянул Голдобов. - Ты плесни себе... Не робей.
Что-то в последнее время нам с тобой частенько приходится пить за упокой...
А эта женщина... Соседка... Она подтвердит?
- Уже подтвердила.
- За ней бы присмотреть.
- Я предупредил ребят. Они будут наведываться. К ней стоит наведываться,
- ухмыльнулся Заварзин. - Один раз сходят, а потом их поганой метлой оттуда
не выгонишь.
- А вот этого не надо, - Голдобов поставил пустой стакан на поднос. -
Когда происходят подобные вещи, начинается нечто непредсказуемое... Николай
Пахомов - свежий тому пример.
- Согласен, - кивнул Заварзин. - Предупрежу ребят.
- Обязательно, - Голдобов посидел некоторое время, отведал осетрины с
лимоном, закончил баночку с икрой, но чувствовалось, что без радости. Чем-то
он был озабочен. - Значит, ты утверждаешь, что у нас все в порядке и нет
никаких оснований для беспокойства?
- Я этого не утверждаю, - поправил Заварзин, исподлобья глянув на
Голдобова. - Я сказал только, что сделано все, о чем договаривались. И
сделано неплохо. Возникла накладка, но и здесь приняты срочные меры. Хвост
обрублен по указанию одного человека, которому не хотелось, чтобы его
фамилия мелькала, где попало. И хвост этот - его, не наш. Вот так, Илья
Матвеевич, - закончил Заварзин, давая понять, что его покорность имеет свои
границы.
- Ладно, не заводись. Иди, подыши немного, мне позвонить надо.
- При мне не хотите?
- Могу и при тебе, - Голдобов посмотрел на Заварзина с пьяным
добродушием. - Но тогда в случае чего, буду знать - разговор слышал мой
лучший друг Саша. И потому снимать его с подозрения не имею права. Если
хочешь - оставайся, - Голдобов поднял трубку.
- Нет уж, Илья Матвеевич, увольте, - Заварзин поднялся. - Как-нибудь в
другой раз. Лучше подышу свежим воздухом. Вы все помните?
- Ты имеешь в виду деньги? - жестко усмехнулся Голдобов. - Помню. Я о них
всегда помню. Как и о собственной смерти.
- Не понял? - остановился Заварзин в дверях.
- Ладно, потом. Тебе этого не понять. Сам-то ты думаешь о собственной
смерти?
- Опять не понял...
- Это не угроза, Саша. Это философия. И немного возраста. Значит, не
посещают тебя мысли о смерти... Это прекрасно. А я только о ней проклятой и
думаю.
- И о деньгах, - напомнил Заварзин.
- Это одно и то же, - Голдобов тяжело поднялся, проводил Заварзина до
выхода на террасу, запер за ним дверь и, вернувшись, снова опустился в
кресло, придвинул телефон.
Складки кожи на лице еще больше сделали его похожим на старого
породистого пса. Втыкая короткие толстые пальцы в дыры телефонного диска,
резко и круто поворачивая его, он набрал номер.
- Привет, старина, - сказал Голдобов, откинувшись в кресле. - Как
поживаешь?
- А, вернулся... Поздравляю. Давно о тебе слышно не было... Уж заскучали
маленько.
- Слышал я, как вы тут скучаете... Эхо до самого Черного моря докатилось.
- Что делать, что делать... Выбирать не приходится. Как там, на югах-то?
- Жарковато... Не так, конечно, как здесь, но тоже... Жарче, чем у вас,
наверно, нигде нет.
- Ты вот вернулся, авось, попрохладнее станет... Знал, когда вернуться, -
с укором произнес собеседник.
- Нет, я знал, когда уехать! - рассмеялся Голдобов. Разговор получался
странным. Собеседники не называли друг друга по имени и вообще не
произносили имен.
Посторонний, случайно услышавший их беседу, наверняка решил бы, что они
просто не знают, как убить время. Но человек опытный сразу бы сообразил, в
чем странность разговора - оба говорили так, словно заранее были уверены,
что их подслушивают, что кто-то записывает их слова и вертятся, вертятся
колесики с магнитной лентой.
- Везучий ты...
- Нет, я прост? хитрый. Как с работой? Справляетесь? Поделись, может,
радость какая есть, может, неприятность... Глядишь, советом помогу, делом,
а? А то и повидались бы... По маленькой пропустим, попаримся, глядишь,
жизнь-то и помягчает. Про баб давно не говорили, они уж заскучали небось,
бабы-то?
- Неплохо бы... Да никто не зовет.
- Заглядывай завтра после службы, а? Старина? Отложи важные дела -
государство уцелеет и без твоего усердия.
- Опоздал ты со своими советами. Государство не уцелеет даже с моим
усердием. Похоже, ничто уже наше государство не спасет. Есть такое понятие в
авиации - флаттер. Неудержимое разрушение самолета в воздухе.
Срабатывает ошибка в конструкции. Вот мы сейчас и попали в этот самый
флаттер.
- А я прилетел - даже не заметил, - Голдобов не хотел ввязываться в
разговор, в котором употребляется такое опасное слово, как государство. -
Так как насчет баньки?
- Договорились. Может, и шефа затащить?
- Чуть попозже... Пусть потерпит маленько.
- А то у него свои проблемы...
- Знаю.
- Он ждал тебя. Письмами его одолевают отовсюду. Посылали эти письма
отсюда, теперь они вернулись к нему. Ответы писать надо, объяснения, а тут
стреляют на улицах...
- Знаю, - резко повторил Голдобов. - До встречи, старина, - и он положил
трубку. И тут же без раздумий набрал еще один номер. Голос его изменился,
сделался ленивым, будто говорил человек, довольный всем на свете, лежа на
диване и почесывая под мышками. - Привет, дорогой... Рад слышать... Тебя так
не хватало в дальних краях... Это единственное, чего мне там не хватало.
- О! Кто приехал! Загорел, небось, похорошел?
- Не без этого... Как тут моя красотка? Говорят, неприятности у нее?
- Плывет твоя красотка. Похоже, крепко запила.
- Слышал. Но ты не обижай ее... Не придавай значения ее маленьким женским
слабостям. Ее можно понять, такое случается не с каждым... Кто угодно
поплывет.
- Это уж точно!
- А то, говорят, натравил на нее какого-то пса злобного, он ей прохода не
дает, все допытывается, домогается, все что-то узнать от нее хочет.
- Да ну, какой там пес... Дворняга!
- Однако, пришлось предпринимать нечто срочное, а? Значит, не такая уж и
дворняга?
- Это не его заслуга. Парень слабаком оказался. Ты посмотришь на него и
сам успокоишься. Он ведь и с тобой повидаться хочет.
- А это зачем? - нахмурился Голдобов.
- Положено. Тут я не могу ему помешать. Не переживай, все обойдется. И
потом, мы тоже не дремлем. Кое-что сделано. Я же знаю, что у него есть...
Пустая папка.
- Ну, смотри... Он на тебе висит.
- Да я только что с него стружку снимал!
- А я что? Я - ничего. Как у тебя завтра? Повидаться бы, а? Посидим,
попаримся, про баб поговорим... Давно про баб не говорили.
- А что, пора?
- Давно пора, - серьезно ответил Голдобов, а знающий человек, услышав их
разговор, мог бы догадаться, что за предложением поговорить про баб может
стоять что-то другое, более важное. - До завтра, старина.
Положив трубку, Голдобов вынул из чемоданчика небольшой блокнотик и
записал: ?20 августа 15 часов 30 минут. Разговор с Кодовым и Анцыферовым.
Пригласил в баньку поговорить про бабки?. Спрятав блокнот в чемоданчик и
сдвинув цифровой набор, он налил себе водки, уже успевшей нагреться,
медленно выпил и методично доел все, что еще оставалось на подносе. Потом
откинулся в кресле, заложив руки за голову, и произнес с тяжелым вздохом:
- Вот ты и приехал, Илья...
***
Добираясь в автоинспекцию, Пафнутьев вымок насквозь. Но это его не
слишком огорчило. Свежие струи дождя после изнурительной жары были приятны и
он не стремился спрятаться от них. Шагая под дождем, он поднимал вверх
голову, подставляя лицо под удары капель. Волосы его намокли, прилипли ко
лбу, но его узнали, дали полотенце вытереть лицо.
- Ребята, - начал Пафнутьев, - вопрос на засыпку... Кому принадлежит
зеленый мерседес, который совершенно безнаказанно разъезжает по городу под
номером 54-78?
- Хозяин.:. Александр Владимирович Заварзин, - ответил лысоватый и
добродушный лейтенант, покопавшись несколько минут в своих папках. - Адрес
нужен?
- Конечно!
- Записывай!.. Вокзальная семнадцать, квартира шестьдесят пять.
Председатель кооператива ?Автолюбитель?. Ничего кооператив, пока не
жалуются, - улыбнулся гаишник. - Но и у него, и у нас все впереди.
- Думаешь, пожалуются? - недоверчиво спросил Пафнутьев. - А на что
именно?
- Могу спорить... Начнут халтурить, деньгу зашибать, попадутся на скупке
ворованных запчастей, потом похищенную машину постараются разобрать... Ну, и
так далее. Все это уже было, - он усмехнулся виновато, будто от него
зависело, как скоро попадутся кооператоры.
- А где этот кооператив расположился?
- Скажу... Если по южному шоссе выехать из города, то примерно через семь
километров с правой стороны увидишь железные ворота из арматурной проволоки,
знаешь, рубчатая такая проволока... Над ними надпись ?Автолюбитель?. Тоже из
проволоки, только выкрашена какой-то краской, чуть ли не красной, не помню.
Чтобы не проскочить мимо, запомни - слева корпуса недостроенного завода. Там
собирались кирпичи выпускать, но что-то помешало нашим строителям. Теперь в
цехах деревья растут, кустарники, бездомные юноши и девушки занимаются
любовью. Поэтому корпуса завода имеют подпольную кличку ?бардак?.
- А мерседес зеленого цвета... - начал было Пафнутьев, но лысый лейтенант
его перебил.
- В прошлом году Заварзин пригнал его из Германии. Утверждает, что купил
за пятьсот марок. Хотя я отлично знаю, что отдал он за него не менее пяти
тысяч. Или около того.
- Это.., слухи?
- Какие слухи, Павел Николаевич! Все, кто перегоняет оттуда машины,
указывают одну и ту же стоимость - пятьсот марок. Как думаешь, почему? А
потому, что за границу разрешено вывозить именно пятьсот марок. На самом
деле они еще здесь прикупают валюту и едут гораздо увереннее в себе. Машина
в таком состоянии - семь лет возраста и сто тысяч пробега по их дорогам
стоит примерно пять тысяч. А пятьсот марок - это для дураков. Там продавец
вписывает в купчую ту сумму, которую назовешь. Попросишь, чтоб он вписал
стоимость десять марок, впишет десять.
- Ясно. Этот Заварзин по вашей линии никак не проходил?
- Вроде нет... Водит осторожно, машину бережет, знает, что починить в
наших условиях не сможет. Зарегистрировали мы ее быстро, в тот же день он и
номер получил. Помню, был какой-то звонок сверху, кто-то ему помогает. Есть
у Заварзина мощная мохнатая лапа. Ты это имей в виду, не нарвись. Мне никто
не звонил, выходили прямо на майора. Если хочешь, уточни у него.
- Да нет, не стоит... Я знаю, откуда был звонок.
- Точно? - по-детски удивился лейтенант. - Отку да?
- Управление торговли.
- Очень может быть... По нынешним временам это посильнее комитета
госбезопасности. Те сами в торговле пасутся.
- Голдобов у них заправляет, - мимолетом обронил Пафнутьев, надеясь, что
лейтенант как-то откликнется на эту фамилию. И не ошибся, - тот с интересом
вскинул брови.
- Да? Как-то я прихватил его на дороге... Пьяный, с бабой. Хамоватый
мужик.
- И водитель был?
- Нет, двое. Сам сидел за рулем. Не успел я протокол закончить, входит
майор, спокойно берет у меня листочки, на моих глазах рвет их на четыре
части и бросает в корзину. ?Вы свободны?, - говорит. И, не добавив ни одного
слова, вышел. Голдобов тоже поднялся... ?Заходите, в случае чего, -
приглашает. - Всегда буду рад?. А майор наутро сам извинялся. Прости, мол,
но уж больно высокий звонок был.
- Кто звонил?
- Да ладно, Павел Николаевич. Кто звонил, откуда... Замнем для ясности.
- Володя, ты же знаешь, если спрашиваю, значит, по делу. Завяз я
маленько, а кто помогает Голдобову, для меня важно.
- Колов, - сказал лейтенант, понизив голос и оглянувшись на инспектора,
который никак не мог что-то найти в журнале регистрации. - Тебе помочь? - с
раздражением спросил у него лейтенант. - Домой возьми, завтра у тебя
выходной, за день-то найдешь то, что нужно?
Ничего не ответив, тот закрыл журнал, положил его на полку и вышел.
- Любопытство вообще-то не порок, - пробормотал Пафнутьев, но качество
часто неуместное.
- Свинское качество, - уточнил лейтенант.
- Опять Колов, - вздохнул Пафнутьев. По жестяному карнизу звонко и часто
стучали капли дождя, шумела листва тополя, стоявшего у самого окна, в
кабинете установились серые влажные сумерки. Но ни лейтенант, ни Пафнутьев
не включали настольную лампу и некоторое время сидели молча, и лица их время
от времени вспыхивали от голубоватых отблесков молний.
- Я смотрю, ты не очень удивился? - спросил лейтенант.
- Скорее огорчился.
- Ухватил ниточку?
- Мне так кажется.
- Будь осторожен.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Житейском, обывательском смысле слова. В городе
происходит много загадочных событий, далеко не все из них поддаются
объяснению, не по всем с нас требуют объяснений, а иногда задача сводится к
тому, чтобы вообще уклониться от каких бы то ни было объяснений.
- Значит, какие-то отголоски и до вас докатываются?
- А как же, Павел Николаевич! Мы на дорогах. Мимо нас не проедешь. Все
видим, обладаем странной способностью запоминать номера, знать машины, их
хозяев... Ну, и так далее.
И опять они помолчали, вслушиваясь во влажный перезвон капель. Машины за
окном включили подфарники, над прохожими распахнулись разноцветные зонтики,
с грохотом, в облаках водяной пыли проносились тяжелые грузовики. Лейтенант
встал, открыл окно пошире. В кабинете сразу пахнуло свежестью. Мокрые листья
тополя оказались совсем рядом и засверкали в свете фонаря, вспыхнувшего над
дорогой.
- Вроде стихает, - Пафнутьев поднялся, ощутив влажность своей одежды. -
Дома обсохну.
- Уже просветы появились. Завтра опять будет жара.
- Засиделся я у тебя...
- Но не зря?
- Нет... Все в одну масть, все в одну масть, Володя. Теперь у меня на
повестке дня Заварзин.
- В случае чего - звони. Подсоблю... В пределах возможного, - лейтенант
улыбнулся. А ты смотри, бдите