обы откупиться от чиновников... Поэтому ведут себя более достойно.  И  они
отрабатывают. Да, Паша, да. Отрабатывают эти три миллиона. Стоит кому-нибудь
наехать на меня, потребовать денег, доли... Я спокоен. Я говорю  -  вот  вам
телефон Вовчика, звоните и договоритесь. И больше я этих людей не вижу.
   - А вообще их кто-нибудь после этого видит?
   - Да, встречают  иногда  в  других,  совсем  в  других  местах,  городах,
республиках... Но если  они  оказываются  непонятливыми,  непочтительными...
Вполне может случиться так, что их вообще никто никогда уже не увидит.
   - Крутой ты стал, Аркаша, -  вздохнул  Пафнутьев  и,  взяв  свою  стопку,
выпил.
   - Я говорю о крайних случаях, - смущенно пояснил  Халандовский.  -  Итак,
третья банда. Ты, Аркаша, не уведешь меня в сторону от  нее.  Звонит  хмырь,
так? И Вовчик твой  понимает  -  шелупонь.  Так?  На  этом  ты  остановился.
Продолжай.
   - Паша... Эти ребята из третьей банды...  Не  такая  уж  и  шелупонь.  Ты
сегодня выезжал на место происшествия? Видел последствия? Это шелупонь? Нет,
это автомат Калашникова. И выстрелы не  в  воздух,  не  по  стеклам,  не  по
Леонарду, будь он неладен... Пули предназначались Вовчику... Это серьезно  и
очень опасно.
   - Все?
   - Подожди, я не сказал главного... У этих ребят из третьей банды, как  ты
их  называешь...  Очень  хорошая  осведомленность,  -  Халандовский  в  упор
посмотрел на Пафнутьева. - Они отлично знают, кто был у тебя на допросе, что
сказал, кого выдал...
   - Знают, кто был у меня на допросе? - отшатнулся Пафнутьев.
   - Ну, Паша... Нельзя же так буквально! Не  у  тебя  лично,  не  у  твоего
Дубовика или у Шаланды... Не об этом речь. Может быть, они блефуют... Но для
хорошего блефа тоже нужны кое-какие знания... Так вот, в  общих  чертах  они
знают, что происходит в ваших коридорах. И  когда  какой-то  хмырь  сообщает
Неклясову по телефону, что взят его боевик, а Вовчик этого еще  не  знает...
Такие вещи убеждают, Паша. Не говоря уже о том, что узнать телефон Неклясова
непросто. Я не уверен, что и ты его знаешь.
   - Утечка информации? - напрямую спросил Пафнутьев.
   - Называй это, Паша, как тебе удобнее, как ты привык. Может быть,  утечка
информации, может, в твоем заведении завелся человек не слишком преданный...
А  скорее  всего,   люди   с   должностями,   удостоверениями,   с   хорошей
осведомленностью, технически вооруженные, грамотные и безрассудные...
   - Ну?! - не выдержал Пафнутьев. - Ну и что?
   - Может быть, они последовали всеобщему увлечению и  сами  сколотились  в
банду, а, Паша? Они могут перестрелять и Неклясова, и Фердолевского вместе с
их  ребятами.  Еще  и  награды  за  это   получат,   поскольку   борются   с
организованной преступностью... Это их святой долг! А?  И  перестреляют!  Уж
если ты на законном основании к  тому  же  Неклясову  или  Фердолевскому  не
можешь подступиться, не по зубам они тебе... Уж если это так, Паша, а?
   - Неужели мы и до этого дожили? - печально спросил Пафнутьев. - Неужели и
к этому пришли?
   - Не знаю, пришли ли, - Халандовский  повертел  в  воздухе  растопыренной
ладонью, - но идем, Паша. Идем. Семимильными шагами движемся именно  в  этом
направлении.
   - Наливай, - сказал Пафнутьев.
 
*** 
 
   Пафнутьев,  не  торопясь,  брел  по  улице,  стараясь  как  можно  больше
выдохнуть из себя алкогольных паров и прийти домой в  пристойном  состоянии.
Мокрый, густой снег продолжал валить,  но  теперь,  когда  совсем  стемнело,
видно его было только возле светящихся окон, у светофоров и уличных фонарей.
   Стояла непривычная вечерняя тишина. То ли город засыпал раньше  обычного,
то ли снег разогнал прохожих, а  может,  тот  же  снег  приглушил  городские
звуки. Уже к прозрачным сумеркам люди старались добраться до дома, чтобы  не
искушать судьбу и  не  подвергаться  бессмысленному  риску  быть  зарезанным
одичавшими подростками, раздавленным пьяным водителем"  поймать  собственным
телом шальную пулю дурной перестрелки.
   Проходя мимо леонардовского ресторана, Пафнутьев попристальнее всмотрелся
в него. Ресторан был закрыт,  уцелевшие  два-три  окна  светились  тускло  и
далеко не празднично - видимо,  внутри  продолжалась  работа  по  устранению
последствий утреннего нападения. Все выбитые окна были закрыты  прессованной
стружкой, но Пафнутьев нисколько не сомневался, что  уже  завтра  все  будет
восстановлено в прежнем виде. Слишком большие деньги были на  кону,  слишком
дорого  обходился  каждый  день  простоя.  Да  и  посетителей  нельзя   было
отпугивать, они должны знать, что никакие неприятности  не  смогут  нарушить
привычную работу заведения, что ресторан "Леонард" - это надежно, постоянно,
навсегда. Как восход луны, как рассвет или закат.
   Мерно  и  неторопливо  Пафнутьев  шагал  по  пустынным  улицам,   пытаясь
разобраться в сегодняшних событиях и найти им какое-то разумное  объяснение,
чтобы уже завтра, с утра, можно было что-то  предпринять.  Итак,  попытаемся
прокрутить сегодняшние события,  проговорил  про  себя  Пафнутьев.  Утреннее
нападение... Подъезжает гражданин на мотоцикле к самому роскошному ресторану
города,  ресторану,  которым  владеет  твой  старый  друг  Леонард,  и  дает
полновесную автоматную очередь. Кстати,  Павел  Николаевич,  это  не  первый
случай, когда расследование начинается со стрельбы с мотоцикла, что-то такое
в твоей жизни уже было, причем совсем недавно... Ладно,  разберемся.  Стекла
вдребезги. Убыток  серьезный,  но  поправимый.  И  тут  выясняется,  что  за
столиком в столь ранний час сидели крутые ребята - банда Неклясова.
   Так... Продолжим. Судя по заказу, который получил официант, ожидались еще
гости... Однако уважительные причины не позволили им явиться  вовремя.  Зато
поспел шустрый мотоциклист.  Один  убит,  второго  еле  живого  отправили  в
больницу  на  третий,  охраняемый  этаж,  куда  простому  человеку   попасть
невозможно. Сейчас такие этажи  появились,  наверно,  при  каждой  приличной
больнице.   И   залечивают,   зализывают   там   свои   раны   недорезанные,
недодавленные, недобитые.
   Хорошо, второй выжил. Но что выясняется, Павел Николаевич! Удача это  или
наоборот? В кошельке выжившего  недобитка  обнаруживается  остро  отточенная
крышка консервной банки. Та самая крышка, которая упоминается чуть ли  не  в
дюжине уголовных дел по вымогательству, угрозам, похищениям и так далее... И
находится человек,  который  крышку  опознает.  Жертва.  Безухая  жертва  по
фамилии Бильдин. Оказывается, крышку преступники использовали по  новому  ее
назначению - отрезали людям уши. А уши, поджарив,  скармливали  собакам.  Да
еще грозились отрезать кое-что более необходимое для жизни  любого  мужчины.
Кто устоит?
   Да никто. Кто угодно дрогнет. И подписывают люди дарственные на квартиры,
соглашаются платить дань, как тот же Халандовский,  выкладывают  доллары  из
длинных чулков, платят выкупы за детей, жен, любовниц. Короче, жизнь течет в
нужном направлении.
   Но... Появляется третья сила...
   А вот тут ты, Павел Николаевич, должен крепко задуматься и усомниться.  В
городе, где давно все обжили и мирно существуют две мощные группировки, или,
говоря точнее, две банды - Вовчика Неклясова и Кости Фердолевского, - в этом
городе находится наглец, который решает их обоих убрать? Чушь. Этого быть не
может. Опять же стрельба по окнам, телефонные угрозы... Чушь.  Скорее  всего
нарушил перемирие кто-то из этих двоих - Неклясов или Фердолевский. А  чтобы
не терять людей и подольше  оставаться  неуязвимым,  он  придумывает  третью
силу... Если сегодня из ресторана унесли двоих и оба неклясовские... Значит,
затеял все Фердолевский.
   Повидаться бы с ними, - вздохнул Пафнутьев, остановившись на  перекрестке
и пережидая жидкий поток машин. - Повидаться бы с ними порознь...
   Как  бы  там  ни   было,   начался   отстрел.   Неклясов...   Чрезвычайно
подозрительный, истеричный до беспамятства, какой-то  запредельный  человек.
Его ничто не остановит, никакая кровь. Консервная крышка, уши собакам -  его
изобретение. Случалось, и яйца отрезал, тоже на глазах у  жертвы  скармливал
собакам. Но своего  добивался  -  человек  показывал,  где  у  него  доллары
спрятаны.  Человек-крыса.  Ведет  ночной  образ  жизни,  поедает  своих  же,
спокойно  и  убежденно,  едва  заподозрит  измену,  а  иногда   просто   для
устрашения. Пафнутьев с ним не  встречался,  не  приходилось,  но  словесный
портрет знал хорошо. Невысокий, худой, бледный до болезненности. Очень белые
искусственные зубы, слабая, вечно влажная ладонь,  тридцать  восьмой  размер
обуви, в одежде признает только черные и белые цвета. Иногда может появиться
в белоснежном костюме и черной рубашке,  но  чаще  наоборот.  Осторожен,  на
людях почти не появляется. Он потому и пришел в  ресторан  к  одиннадцати  -
знал, что в это время зал будет пуст. Несколько раз его задерживали,  как-то
даже Шаланда прихватил, но, в конце концов, вынужден был отпустить.  Ничего,
ну совершенно ничего не смог пришить. Оружия при нем не было, подписей своих
нигде не ставит, ни в одной разборке не замечен,  хотя  знали  -  здесь  он,
где-то рядом, из машины руководит по радиотелефону,  из  окна  наблюдает,  в
толпе любопытных стоит.
   Сегодняшнего нападения Вовчик не простит. А виноватых  найдет.  Анцыферов
должен крепко подумать, прежде чем решиться отвечать на вопросы Неклясова. А
вопросы будут. Но есть у Леонарда и небольшой козыришка -  он  на  виду,  не
скрывается да и не может скрываться.
   Теперь Фердолевский...
   По внешности полная противоположность Неклясову - высокий, полноватый,  с
замедленными движениями, барскими манерами,  лакированными  ногтями,  четкий
пробор, смазанные бриолином волосы. Месяц назад вернулся из Лондона -  летал
за костюмами. В декабре отдыхал на  Канарских  островах,  со  свитой  ездил,
девушек с собой не брал, кто-то его заверил, что тамошние Не хуже.
   Вспыхнул зеленый светофор, Пафнутьев шагнул на проезжую часть, но тут  же
спохватился,  остановился.  Зеленый  свет  -  это  хорошо,  но  нет  никакой
уверенности,   что   водитель,   ошалев   от   водки,   от   наркотика,   от
безнаказанности,  не  рванет  на  красный.   Убедившись,   что   перекресток
действительно свободный, Пафнутьев перешел через дорогу.
   Так, Анцыферов задержан за  укрывательство.  Повод  несерьезный,  но  для
человека,  недавно  вернувшегося  из-за  колючей   проволоки,   даже   такое
задержание может оказаться сильным  потрясением.  Пафнутьев  оказался  прав.
Анцыферов дрогнул и не лукавя, не тая рассказал об утреннем происшествии,  о
своих гостях, которых в знак уважения раздел в собственном кабинете.
   Идем  дальше...  Раненый,  кажется,  выкарабкивается,  усиленная   охрана
приставлена, Овсов предупрежден о нежелательности встречи палача  и  жертвы,
которые оказались в одном  коридоре  больницы.  Теперь  Неклясов...  Этот  в
бешенстве. Ему предстоит выяснить отношения с  Фердолевским...  Думаю,  пока
без оружия, оружие будет потом.
   Повидаться бы с ними, познакомиться... Клиентов надо знать в лицо.  И  им
тоже не мешает знать меня. Хотя тут я напрасно - знают они  меня,  наверняка
знают...
 
*** 
 
   Звонить Пафнутьев не стал, открыл дверь своим ключом. В глубине  квартиры
раздавались молодые веселые голоса. Все понятно - у  Вики  гости.  Пафнутьев
снял мокрую куртку, встряхнул ее, освобождая от  мокрого  снега,  глянул  на
себя в зеркало, удрученно отвернулся - не понравился себе. Красная морда,  -
подумал. - Поганая, мясистая морда. Смотреть противно.
   Обычно он спокойно относился к своей внешности, и не могли  его  сбить  с
толку никакие едкие замечания, как бы точны и уничижающи  они  не  были.  Но
когда у Вики собирались  ее  друзья,  Пафнутьев  невольно  останавливался  у
зеркала и отходил от него,  только  взяв  себя  в  руки,  волевыми  усилиями
заставляя быть улыбчивым, молодым и оживленным. Это удавалось настолько, что
никто и не подозревал о его терзаниях у зеркала в прихожей.
   - Привет, Пафнутьев! - приветствовала его Вика, оторвавшись от разговора.
   - Привет, Пафнутьева! - отвечал он и радостно поднимал руку,  приветствуя
двух ее подруг. - Что хорошего случилось в вашей жизни?
   - У нас все хорошо! - ответила бойкая девушка с короткими волосенками.  -
А у вас?
   - И у нас! Небольшая перестрелка, один в морге, второй в  больнице.  Пока
живой. Так что все отлично.
   - Это вы о перестрелке в ресторане? Весь город только об этом и говорит.
   - Да! Теперь там от посетителей отбоя не будет. Людям нравятся места, где
льется кровь, особенно если это чужая кровь, верно?
   - А что произошло? - у девушки были такие искренне-испуганные глаза,  что
Пафнутьев не мог отказать себе в удовольствии ответить подробнее.
   -  Ну,  как...  Обычное  дело.  Схлестнулись   две   крупные   бандитские
группировки. В ход пошли автоматы, огнеметы, был, правда, и  гранатомет,  но
пустить в ход не  успели.  В  результате  один  убит  на  месте,  второй  на
операционном столе, остальные дают показания под гипнозом.
   - Под гипнозом?!
   - Конечно! Мы только  под  гипнозом  допрашиваем.  Иначе  они  ничего  не
скажут.
   - А кто гипнотизирует?
   - Самим приходится. Людей не хватает, зарплата маленькая, работа опасная.
Да и не каждый бандит добровольно отдает себя в руки гипнотизера, приходится
применять специальные меры...
   - Какие?
   - Газ, электрошок, наркотики...
   Вика с трудом сдерживалась от хохота,  но  ее  подруги  все  воспринимали
всерьез и, кажется, даже с осуждением.
   - А как это согласуется с правами человека? - спросила одна из них.
   - Ничего о таких правах не слышал. В  уголовно-процессуальном  кодексе  о
них нет ни слова. - И Пафнутьев прошел в ванную. А когда вышел, девушек  уже
не было.
   - Ужинать будешь? - спросила Вика.
   - С Халандовским повидался.
   - Понятно. Невродов звонил.
   - Да? Уже? Быстро работают ребята, - проговорил  Пафнутьев  озадаченно  и
тут  же  набрал  номер  областного  прокурора.  -   Валерий   Александрович?
Приветствую вас в этот прекрасный вечер!  Сегодняшний  снег  вызвал  в  моей
душе, в моем сознании воспоминание о тех давних временах, когда я был молод,
влюблен и хорош собой. Как сейчас помню...
   - Остановись, Паша, - проворчал Невродов, и было в его голосе не  столько
недовольство  болтливостью  Пафнутьева,  сколько  нетерпение.   -   За   что
Анцыферова посадил?
   - Сажает суд. А я задержал на сутки до выяснения обстоятельств.
   - Каких?
   - У него в кабинете, в шкафу обнаружена одежда Неклясова...
   - Ну и что?
   - Как?! Вам не знакомо это имя?
   - Отпусти его, Паша.
   - Прямо сейчас? - спросил  Пафнутьев,  уверенный  в  том,  что  Невродов,
конечно же, скажет, что отпустить  можно  и  утром.  Но  тот  ответил  нечто
неожиданное.
   - Да, Паша. Немедленно.
   - Правосудие не пострадает, Валерий Александрович?
   - Паша, ты не поверишь, но правосудие только выиграет.
   - Вы хотите сказать, что...
   - Да, - ответил Невродов, не дав возможности Пафнутьеву закончить вопрос.
- Да, Паша. И хватит об этом. Мы договорились?
   - Как всегда.
   - Павел, - просипел Невродов в трубку, - мне известны случаи, когда ты не
торопился выполнять обещания, данные начальству...
   - Все в прошлом, Валерий Александрович, все в прошлом.
   - Я могу спать спокойно?
   - И видеть сны среди весны, - закончил Пафнутьев. - Вы не боитесь вечером
подходить к окну?
   - Почему я должен этого бояться? - спросил Невродов  заинтересованно,  но
прозвучала в его голосе и некоторая обида. Слишком уж вольно разговаривал  с
ним Пафнутьев, посдержаннее бы ему немного, попочтительнее.
   - Стреляют, - ответил Пафнутьев.
   - Не боюсь.
   - Тогда выключите в комнате свет, подойдите  к  окну  и  посмотрите,  что
творится прямо перед вашими окнами.
   - А что там творится? О чем ты?
   - Валерий Александрович! Снег идет! И все вокруг чего-то ждет!
   - Ну, ты даешь, Павел, - проворчал прокурор улыбчиво и положил трубку.
   Но знал Пафнутьев, твердо знал, что именно в это время областной прокурор
действительно выключает свет и идет к  окну.  Душа  Невродова,  несмотря  на
суровую должность, оставалась трепетной и  влюбчивой,  жаждущей  впечатлений
чистых и возвышенных.
   Но дал понять Невродов - Анцыферов работает  не  только  на  Неклясова  и
Фердолевского, он  и  на  Невродова  работает.  А  потому  задерживать  его,
присматриваться к нему пристально и подозрительно  не  следует.  Ну  что  ж,
подумал Пафнутьев, это задержание работает на Анцыферова,  его  криминальные
друзья убедятся еще раз, что с правоохранными органами тот шашни не  крутит,
что и сам рискует  быть  покаранным.  До  позднего  вечера  Анцыферов  давал
показания в отделение у  Шаланды,  там  и  был  оставлен  ночевать.  Поэтому
Пафнутьеву было совсем не сложно выполнить просьбу  областного  прокурора  -
для этого достаточно позвонить Шаланде.  Что  он  и  сделал,  не  отходя  от
телефона.
   Еще через час снова позвонил Невродов.
   - Спасибо, Паша, - сказал он без приветствия, - Все получилось  наилучшим
образом. Наш клиент выражает тебе искреннюю благодарность.
   - Он уже дышит свежим воздухом?
   - И любуется снегопадом, - ответил Невродов, улыбаясь, из чего  Пафнутьев
заключил, что был прав - подходил прокурор к окну по  его  совету,  подходил
все-таки.
   Когда Пафнутьев уже поздним вечером прошел в  спальню,  он  столкнулся  с
ясным взглядом Вики - она уже лежала под одеялом.
   - Павел Николаевич, - проговорила она, - позвольте обратиться?
   - Слушаю вас внимательно.
   - Я полагаю, что уже и моя очередь подошла, уже и я могу рассчитывать  на
какое-то к себе внимание, как вы считаете? Уделите часок, а?
   - Да, - кивнул Пафнутьев. - Придется уделить.
   - Боже! - воскликнула Вика. - Неужели - дождалась?!
   Пафнутьев  присел  на  край  кровати,  провел  ладонью  по   щеке   Вики,
наклонился, опустив лицо  в  ее  волосы.  Они,  как  всегда,  пахли  травой,
скошенным сеном.
   - Кажется, выжил, - прошептал он. - Сегодня я выжил...
   - Это еще неизвестно, - шало улыбнулась Вика, расстегивая на нем рубашку.
- Самое главное впереди.
   - Пощадишь?
   - И не надейся! Ишь, размечтался!
 
*** 
 
   Пафнутьев придвинул телефон, пробежал глазами  по  ориентировке,  которую
только что взял у секретаря, взглянул на календарь -  не  намечено  ли  чего
срочного, поднял глаза на скрип двери. На пороге стоял Дубовик.  Его  обычно
скорбное лицо было озадачено.
   - Паша... Тут к тебе посетитель рвется... Может, примешь?
   - Кто?
   - Неклясов. Собственной персоной с двумя телохранителями.
   - Что ему нужно?
   - По поводу вчерашнего  происшествия...  Жалуется.  Убит  друг,  отобраны
вещи, где второй его человек, он не знает, может, говорит, ему нужна помощь,
лекарства, корм...
   - Как он к тебе попал?
   - Я раньше пришел... Тебя еще не было. Он уже сидел в коридоре. А по  обе
стороны два амбала...
   Пафнутьев машинально перевернул листок календаря,  взглянул  в  окно,  на
заснеженные ветви клена, повернулся к Дубовику. Тот все это  время  стоял  у
двери и, склонив голову, ждал решения начальства.  Пафнутьев  не  был  готов
принять первого, точнее, одного из первых  бандитов  города.  Но,  с  другой
стороны, и уклоняться от встречи не хотелось.
   - Как он настроен?
   - По-моему, скандально. Но не угрожающе. Дурака валяет.
   - Он всегда дурака валяет.
   - На мой взгляд... Легкая истерика.
   - Он всегда в легкой истерике. - Пафнутьев опять посмотрел на заснеженные
ветки за окном, словно советуясь с ними. - Ну что ж... Пусть будет,  как  он
хочет. Зови.
   - Мне присутствовать?
   - Конечно... Ты же ведешь дело...  Вдруг  возникнет  вопрос,  на  который
никто, кроме тебя,  не  ответит...  Зови,  -  решительно  сказал  Пафнутьев,
сбрасывая со стола в выдвинутый ящик все бумаги, записки,  вырванные  листки
календаря.
   Дубовик вышел, и через две-три минуты в дверь разда