мо,   стиральными   порошками,
химическими травлениями...
   Пафнутьев подошел к телефону и набрал номер  телестудии.  Фырнин  был
еще на месте, видимо,  дожидался  ночного  выпуска  новостей  и  скучал,
поглядывая на часы.
   - Валя, опять я, верный твой сокамерник... Новостей  нет?  Кто-нибудь
спрашивал о девочке?
   - Нет, Паша. Никто.
   - Ни единого звонка?
   - Один был, но человек интересовался  не  столько  девочкой,  сколько
задержанным мужиком... Я сказал, что ничего  определенного  ответить  не
могу, попросил оставить телефон, мы, дескать, перезвоним.
   - Молодец! А он?
   - Повесил трубку.
   - Так, - огорчился Пафнутьев.  -  Ну  хоть  позвонил,  и  то  хорошо.
Послушай, Валя... Я уже  дома,  если  будет  что-то  новенькое,  звякни,
ладно?
   - Заметано, - и Фырнин положил трубку...
   Девочка проспала всю ночь, так ни разу и не проснувшись. И  всю  ночь
над  ней  стояла,  сидела  рядом,  ходила  вокруг  Вика,  понимая,   что
происходит нечто из ряда вон. Время от времени к ним подходил  заспанный
Пафнутьев. Постояв, так и не проронив ни слова, уходил в спальню.
   А утром, так же молча выпив чашку крепкого чая с  соленым  сыром,  он
побрился, оделся, вошел в комнату.
   - Все, - сказал он. - Хватит. Упаковывай это существо, и  поехали.  И
так много времени потеряли.
   - Куда? - вскинулась Вика.
   - К Овсову, - Пафнутьев по памяти набрал номер телефона, долго  ждал,
пока поднимут трубку.  Наконец,  в  динамике  раздался  заспанный  голос
хирурга.
   - Да... Слушаю.
   - Разбудил? - спросил Пафнутьев.
   - Паша? Ты? О, Боже... -  Овсов,  видимо,  не  совсем  еще  пришел  в
себя...Подожди, ни фига не понимаю... Полчаса назад заснул... Ночью двух
простреленных привезли...
   - Выжили?
   - Один выжил, телохранитель... А хозяин его помер. Обычная картина  -
контрольный выстрел в голову. А у тебя что? Надеюсь, без выстрелов?
   - Еду к тебе, Овес.
   - Едь... Только не очень быстро, я еще немного подремлю.
   - Буду через десять минут.
   - Ну ты, Паша, даешь... Ладно, едь... Я за  это  время  хоть  воды  в
морду плесну.
   - Во что плеснешь?
   - В морду, Паша, в морду... От  лица  у  меня  давно  уже  ничего  не
осталось.
   Все, отвали.
   Пафнутьев подошел к окну - черная "Волга"  стояла  на  своем  обычном
месте.
   Стекло водителя было приспущено, и из машины поднимался еле  заметный
голубоватый дымок.
   - Паша, что ты задумал? - спросила Вика.
   - Пусть с этим существом разбираются знатоки матери и  ребенка.  Если
она не просыпается целую ночь, значит, может вообще не проснуться. С ней
что-то сделали, это не простой ребенок, это еще тот ребенок! И  надо  от
нее избавиться, пока жива, а то  потом  на  скамью  подсудимых  с  тобой
рядышком усядемся, как вампиры и детоубийцы. -  Пафнутьев  набрал  номер
дежурного милиции. - Алло! Шаланда на месте?
   - Скоро будет.
   - Были звонки по поводу пропавшей девочки?
   - Не было. Были звонки по поводу пропавшего мальчика.
   - Что за мальчик?
   -  А  Бог  его  знает...  Двенадцать  лет,  ученик,  светлые  волосы,
джинсовые штаны, плащевая куртка...
   - Все понял, -  перебил  Пафнутьев.  -  Придет  Шаланда  -  передайте
привет.
   Скажите, что я всегда о нем помню. Именно эти  слова  -  я  постоянно
помню о нем.
   - Передам! - рассмеялся дежурный. - Ему, наверное, будет приятно.
   - Поехали, - и Пафнутьев рванулся в  прихожую.  Вику  с  девочкой  он
пропустил вперед и, пока она спускалась  по  лестнице,  запер  дверь  на
несколько замков - это стало нормой, стальные двери надо  было  запирать
на засовы, чтобы никакой взрыв не выворотил  их  вместе  с  рамой.  -  К
Овсову! - бросил он водителю, падая на сиденье рядом с ним.
   - И до этого дошло, - рассудительно заметил водитель.
   - Дошло, - кивнул Пафнутьев.
   - Набираем обороты?
   - Набираем, Володя, набираем.
   - А то, я смотрю, вы уже с пушкой не расстаетесь... Скоро стрельба?
   - Предупрежу тебя заранее.
   - Есть один человек... Гранатомет предлагает...
   - Надежный человек?
   - Вполне.
   - Бери, не раздумывая.
   - Я не шучу, - водитель искоса взглянул на Пафнутьева.
   - Мне тоже, Володя, не до шуток.
   -  Быстрей,  пожалуйста,  -  сказала   Вика,   дождавшись   паузы   в
разговоре.Ребенок, мне кажется, стал синеть...
   - Поздно прибавлять скорость, - сказал водитель.
   - Почему? - вскинулась Вика.
   - Уже приехали.
   Овсов ждал их, лежа на кушетке. Лицо его было заспанным, седые волосы
всклокочены, халат распахнут. Пафнутьев не видел его несколько месяцев и
теперь всматривался в  лицо  хирурга,  пытаясь  найти  следы  прошедшего
времени, - Сдаю, Паша, сдаю, - сказал Овсов, взглянув на  Пафнутьева.  -
Особенно по утрам.
   - Хороша была ночка?
   - Слава Богу, что кончилась, - вздохнул Овсов. - Что у вас?
   - Ребенок, - Вика положила сверток  на  стол  и  развернула.  Девочка
продолжала спать, но  губы  у  нее  действительно  приобрели  фиолетовый
оттенок.
   - Как идет время, - протянул Овсов, потирая лицо руками, -  как  идет
время, Паша! Вот ты уже с дочкой...
   - Вчера купил, - быстро вставил  Пафнутьев,  не  дожидаясь  следующих
вопросов. - Возле универмага. Три бутылки водки просил мужик.
   - И ты отдал три бутылки водки? - ужаснулся Овсов.
   - Конечно, нет, - успокоил его Пафнутьев. - Пообещал, но не отдал.
   Злоупотребил служебным положением. Мужика  сдал  в  милицию,  а  дите
забрал себе.
   - Тогда ладно... А  то  ведь  цена-то  завышенная...  Мне  такого  же
младенца отдавали  всего  за  две  бутылки  водки,  и  то  я  отказался.
Дороговато.
   - Давно это было?
   - С полгода назад. Видишь ли, Паша; такие  предложения  не  редкость,
время от времени они поступают.
   - От кого?
   - От разных людей, так или иначе связанных с роддомом. Человек у меня
есть свой в роддоме, так  что,  если  желаешь,  только  скажи.  Мальчика
подберем, девочку... Можно рыженьких, темненьких,  белесых...  Даже  вес
можешь заказать...
   Желаю,  дескать,  приобрести  рыженького  мальчонку  не  менее   пяти
килограммов весом.
   - И раздобудут?
   - На дом доставят!  -  заверил  Овсов.  -  А  с  этой  хиленькой  что
случилось?
   - Она за всю ночь ни разу не проснулась, - сказала Вика. - И  вечером
спала.
   И сейчас не просыпается. С ней что-то случилось, Степа!
   Овсов подошел к девочке, попробовал пальцами живот,  приподнял  веко,
разжал сжатый кулачок, всмотрелся в ладонь...
   - А это видели? - спросил он,  показывая  ладошку  Вике.  -  Младенец
номер тринадцать.
   И  в  самом  деле,  на  ладошке  явственно   просматривались   цифры,
наведенные каким-то едким фломастером, таким  обычно  помечают  посылки,
отправляя их за три моря.
   - Я боялась разбудить... - оправдываясь, произнесла Вика  и  виновато
посмотрела на Пафнутьева.
   - Меченый ребеночек, - пробормотал Овсов и  решительно  направился  к
выходу.
   Выглянув в коридор, он крикнул чуть ли не на все этажи больницы:
   - Вера! Давай сюда!
   Когда через минуту вошла сестра, Овсов не дал ей произнести ни слова.
   - Срочно! В реанимацию! Анализы!  Похоже,  в  дите  вогнали  какую-то
заразу...
   - Опять? - спросила Вера, молоденькая сестричка с круглыми глазами  и
вскинутыми бровями.
   - Вера, ты не на митинге!  Мы  не  выбираем  президента,  мы  спасаем
людей! От тебя не требуется слишком много слов! От тебя  вообще  никаких
слов не требуется!
   - Овсов был явно сбит с толку  и  раздражен  единственным  словечком,
которое обронила сестричка. Лицо ее  покрылось  красными  пятнами,  она,
видимо, и сама не могла понять, в чем допустила промашку. Взяв  ребенка,
она быстро вышла за дверь, успев напоследок, уже из коридора, бросить на
Овсова взгляд, полный слез и обиды.
   -  Опять?  -  вкрадчиво  спросил   Пафнутьев,   хорошо   расслышавший
единственное слово, которое успела произнести  девушка.  -  Значит,  это
правда? Значит, попадают к тебе такие вот спящие царевны, которые  никак
не могут проснуться? А, Овес?
   - Я же тебе все сказал,  Паша,  -  вздохнул  хирург  и  опустился  на
кушетку. - Я все тебе сказал, - повторил он. - Случается, Паша... Скажи,
ты в самом деле купил девочку?
   - Мне действительно предлагали ее за три бутылки водки.
   - Надо же, - Овсов протянул руку к  тумбочке  стола  и  вынул  оттуда
початую бутылку. - Ты, Паша, пил когда-нибудь  финскую  водку?..  Должен
тебе сказать,продолжал Овсов, не дождавшись от  Пафнутьева  ни  согласия
выпить, ни возражения, - должен тебе сказать, Паша, - Овсов  неторопливо
достал стаканы, - это очень  неплохой  напиток.  Наши  северные  соседи,
похоже, разбираются...
   Овсов замолчал, пораженный  поведением  Вики  -  она  вынула  из  его
тумбочки третий граненый стакан, спокойно  налила  в  него  из  бутылки,
украшенной северным оленем, налила столько же, сколько было у Пафнутьева
и Овсова, и присела на кушетку. Овсов справился с  удивлением,  довольно
быстро придя в себя, чокнулся с Викой и Пафнутьевым и, как ни в  чем  не
бывало, поднял стакан в приветственном жесте.
   - За здоровье младенца! Ей не помешает наш тост! - когда все  вылили,
Овсов поставил стаканы опять в тумбочку, убрал  пустую  бутылку,  закрыл
дверцу. - Не смотри, Паша, так пронизывающе... Отвечу я на твой  вопрос,
куда же мне деваться, отвечу. Такой вот случай у  меня  второй...  Очень
похожий... Помнишь сестричку Валю,  при  виде  которой  содрогалось  мое
уставшее сердце и начинало работать,  как  у  молодого  козла...  Ты  ее
помнишь?
   - Она так же хороша? - спросил Пафнутьев.
   - Она стала гораздо краше, - грустно ответил Овсов. - Но меня это уже
мало радует.
   - Но кого-то радует?
   - Да, Паша, да. Так вот Валя... Как-то  осенью  она  принесла  мне  в
казенных пеленках... Тогда это был мальчик. Он тоже не мог проснуться.
   - Долго? - спросила Вика.
   - Он вообще не  проснулся.  Но  девочки  более  жизнестойки...  более
живучи, я бы сказал. Думаю, не все  потеряно.  Хорошо,  что  ты  занялся
этим, Паша.
   - Почему?
   - Есть надежда, что это прекратится.
   -  Что  прекратится?  -  уже  чуть  раздраженно  спросил   Пафнутьев,
придвигая к себе телефон.
   - Ко мне в больницу перестанут поступать беспробудные младенцы.
   Пафнутьев набрал номер Шаланды, тот оказался на месте.  Да,  все-таки
что-то произошло с Шаландой, он постоянно находился на месте, его  можно
было застать в кабинете в любое время. Или же он состарился  и  перестал
ловить мышей, или же открылось ему, что в мире есть не только мыши, но и
крысы, ядовитые змеи, крокодилы и  удавы.  А  он  привык  иметь  дело  с
мышами...
   - Пафнутьев тебя тревожит.
   - Тревожит, - хмуро ответил Шаланда.
   - Младенца кто-нибудь ищет?
   - Нет.
   - Ничего больше не хочешь сказать?  -  спросил  Пафнутьев.  Что-то  в
голосе  Шаланды  заставило  его  насторожиться,  что-то  у  него  внутри
поскуливало жалобно и виновато.
   - Сегодня утром я отпустил Самохина,  -  сказал  Шаланда.  -  Он  дал
подробные объяснения  случившемуся.  Они  показались  мне  искренними  и
убедительными.
   - Он пообещал, что больше не будет торговать младенцами?
   - Да, именно так.
   - И ты ему поверил?
   - Я вообще верю людям. И тебе, Паша, верю.
   - Ответь мне, Шаланда, на маленький вопрос... Невинный такой вопросик
без имен, адресов, дат и телефонов... За него кто-то просил?
   - Да.
   - Ты влип, Шаланда?
   - Да, - голос майора был тусклым и каким-то мертвым, в нем не  играла
обычная  напористая  обида,  не  чувствовалось   готовности   отстаивать
уязвленное  достоинство,  нападать  и  подзуживать.  Все  это   исчезло,
испарилось из Шаланды, и Пафнутьев в какой-то момент  вдруг  понял,  что
разговаривает не с живым человеком и даже не с  роботом.  На  том  конце
провода был угасший, смирившийся старик.
   - Тебе плохо, Шаланда?
   - Да.
   - Я могу помочь?
   - Нет.
   - А если попытаюсь?
   - Не стоит, Паша. Пустой номер.
   - Нет, все-таки попытаюсь.
   - Ну что ж... Ни пуха,  -  и  уловил,  все-таки  уловил  Пафнутьев  в
последнем слове Шаланды робкую благодарность, чуть забрезжившую  надежду
на избавление от чего-то тягостного, непреодолимого. - Младенец  жив?  -
помолчав, спросил Шаланда.
   - Да.
   - Береги его, - и Шаланда положил трубку.
   Услышав последние слова, Пафнутьев, кажется, вздрогнул. Не первый раз
Шаланда предупреждает об опасности, и каждый  раз  оказывается,  что  не
зря.
   Первый раз он предупредил,  когда  у  Пафнугьева  оказался  Чувьюров.
"Береги его",сказал Шаланда. А  наутро  старше  был  мертв.  Не  уберег.
Второе предупреждение прозвучало, когда Пафнутьев допрашивал Самохина...
А сейчас он на свободе...
   - Самохин! - воскликнул Пафнутьев, поняв вдруг, что  у  него  нет  ни
единой минуты, чтобы оставаться здесь. - Значит так,  Овес...  Я  ухожу.
Вика, если нужно, останется здесь отвечать на твои вопросы  и  поднимать
тосты. Позвоню в течение дня. И не  один  раз.  Спасай  ребенка.  Авось,
удастся. Ему грозит опасность.
   - Я знаю, - кивнул Овсов.
   - Опасность не только от той заразы, которую в  него  вкатили.  Могут
найтись, якобы, мама, якобы, папа... Гони всех в шею.  Стреляй  из  чего
можешь!
   - Я могу в них только бутылками запускать, - усмехнулся Овсов.
   - Смело кроши бутылками их головы!
   - Ясно, Паша, - Овсов полез в тумбочку. - Кажется, ты созрел.
   - И самое главное... Назначь мне встречу с красавицей Валей. В  любом
удобном для нее месте, в любое удобное для нее время.
   - Валя не будет отвечать на твои вопросы, Паша.
   - Почему?
   - Молодая, красивая... Ей жить надо. Она и мне ничего не сказала.
   - Заговорит, - уверенно заявил Пафнутьев. - Пальцы в  дверь  зажму  -
еще как заговорит!
   - У нее очень ласковые пальцы, -  некстати  сказал  Овсов  и  плеснул
водки в свой стакан. - Не переживай, Паша...  Мои  ребята  уже  занялись
девочкой. С Божьей помощью разбудят. Главное, Паша,  ты  не  отвлекайся,
делай свое дело  и  делай.  И  слава  тебя  найдет,  -  Овсов  помедлил,
подмигнул Вике, прощально махнул рукой Пафнутьеву и выпил большой глоток
финской водки, очень неплохой, кстати, водки.

***

   Домоуправление, которое разыскивал Пафнутьев, оказалось  рядом,  чуть
ли не в двух кварталах. В пятиэтажном блочном доме, которые с  некоторых
пор, подзажравшись, стали называть "хрущобами", причем, те  самые  люди,
которые, не жалея ни глотки, ни живота, пробивались в  эти  дома  совсем
недавно, а пробившись, балдели в них по двадцать-тридцать лет, так  вот,
в таком доме на первом этаже прорубили между двумя квартирами проходы  и
отвели их под домоуправление. С туалетом,  кухней,  ванной  -  даже  душ
можно было здесь принимать в летнюю жару или на жестокое похмелье. Здесь
же домоуправленцы готовили себе  обеды,  поскольку  посещать  кафешки  и
забегаловки было им не по карману, кипятили чай, пили  водку,  запершись
после  работы  и  отгородившись  от  назойливых  пенсионеров,   одиноких
стариков и старух, у которых  вечно  что-то  протекало,  дуло  в  разных
местах, замыкало и сквозило. А  одиноких  стариков  и  старух  почему-то
становилось с каждым годом все  больше,  будто  молодое  народонаселение
попросту   вымерло   или   зараза   их   какая   косила,    оставив    в
неприкосновенности опять же стариков и старух.
   - Здравствуйте! - громко произнес Пафнутьев, чтобы его услышали сразу
в двух квартирах. - Есть кто живой?
   - Неприемный день! - с непонятной озлобленностью выкрикнула  высохшая
женщина в  растянутой  кофте,  в  которой  явно  не  хватало  нескольких
пуговиц. И чтобы подтвердить свою решимость, начала тут  же  выталкивать
его за дверь своими сухонькими злобными ладошками.
   - А мне плевать, приемный  у  вас  сегодня  день  или  неприемный!  -
взъярился Пафнутьев, как он ярился  всегда,  сталкиваясь  с  откровенным
хамством.
   - Ради вас открывать? - женщина изогнулась, уперев коричневые кулачки
в провалы боков.
   - Ради меня! - рявкнул Пафнутьев, и только сейчас женщина сообразила,
что перед ней не простой квартиросъемщик и уж никак не ветеран всех войн
пришел  клянчить  кусок  стекла  или  обрезок  трубы.  -  Кто  есть   из
руководства?
   - Начальник... - сбавила тон женщина. - Но она занята.
   - Кем?
   - У нее посетитель... - женщина начала заискивать.
   -  Из  прокуратуры?  -  продолжал  сотрясать  воздух  Пафнутьев,  уже
наслаждаясь положением, в котором оказался.
   - Из милиции...
   - Правильно! За вас давно пора взяться!
   - Видите ли, Тамара Леонидовна наказала, чтобы ее не беспокоили,  она
скоро освободится, и тогда...
   - Пьет?!
   - Простите?
   - У себя в кабинете - пьет?!
   - Там какое-то событие... Ее дочь закончила...
   - А милиция? Помогла? Теперь обмывают? - и Пафнутьев, не задерживаясь
больше на пустые разговоры, с силой рванул  на  себя  дверь,  украшенную
табличкой  с  единственным  различимым  словом  "начальник".   Жиденький
крючочек, сработанный из гвоздика каким-нибудь слесарем-неумехой, тут же
отскочил и обнажил тайную жизнь начальницы. Пафнутьев оказался прав - на
столе стояли бутылка водки, два стаканчика, а на газетке мелковато, явно
женской рукой, был нарезан помидор, и  хлеб  был  нарезан  плохо,  рвано
как-то, и колбаса была  нарезана  просто  отвратительно  -  крупноватыми
несъедобными  кусками.  Что-то  проступало  в  этой   стыдливой   пьянке
недостойное  тостов   высоких   и   любвеобильных.   Умильная,   немного
жалостливая от обилия помады улыбка начальницы на его глазах  необратимо
и  страшновато  превратилась  в  гримасу  ненависти   и   .недовольства.
Милиционер, поняв, что пробил его час, гневно  повернулся  к  Пафнутьеву
вместе со стулом. Но Пафнутьев не  дал  ему  возможности  произнести  ни
слова.
   - Безобразие! - пророкотал он и, взяв у стены стул, придвинул  его  к
столу и сел. В упор посмотрел на начальницу, которую стоявшая на  шухере
женщина назвала Тамарой Леонидовной. - Администрация пьет! Милиция пьет!
А прокуратура?
   Хуже? Чем для вас прокуратура хуже?
   - Простите, - пролепетала подавленная  таким  напором  начальница.  -
Может быть, вы...
   -  Пафнутьев  Павел  Николаевич.   Начальник   следственного   отдела
прокуратуры.
   Прошу любить и жаловать!
   - Очень приятно, - улыбнулась, наконец, начальница,  показав  красные
от помады зубы.
   - Слышал, - кивнул и милиционер, одергивая китель.
   - Присоединяйтесь, - женщина молниеносно вынула  из  тумбочки  третий
стакан, не очень свежий - мимолетно отметил Пафнутьев как бы даже помимо
своей воли.
   Тяжело пить из такого стакана - между  гранями  на  дне  скапливается
всякая грязь от жирных пальцев, помидорного сока,  колбасных  отложений.
Правда, все  это  с  внешней  стороны,  но,  когда  пьешь,  грязь  видна
увеличенно, дно стакана становится лупой.
   - Спасибо, только что от стола, - отказался Паф-нутьеь, но его уже не
слушали.  Милиционер  придвинул  ему  самый  красный  кусочек  помидора,
женщина плеснула в стакан водки, наполнив его почти наполовину. Неважная
водка, отметил про себя Пафнутьев, но в смеси  с  финской,  которой  его
угостил Овсов, авось, она окажется и не столь смертельной, не  столь.  -
Ну, что  ж...  Тогда  за  содружество  трех  ветвей  власти!  -  брякнул
Пафнутьев и даже сам удивился ловкости, с которой у него  вырвались  эти
слова. "Мастак  ты,  Паша,  стал  тосты  толкать,  не  каждый  за  тобой
угонится, не каждый".
   Стаканы глухо звякнули, и все трое выпили. "Может быть, водка  отмоет
помаду с ее зубов", - успел подумать Пафнутьев, но, когда женщина выпила
и улыбнулась, он убедился, что надежды его были напрасны -  зубы  у  нее
сделались еще краснее, теперь к ним прилипла еще кожица помидора.
   - Значит, так, - сказал  Пафнутьев,  закусив  колбасой,  которую  ему
выделили случайные собутыльники. - Самохин.  Меня  интересует  гражданин
Самохин Михаил Михайлович.
   - О, Боже! - простонала начальница. - Опять влип?
   - Да.
   - Что на этот раз?
   - Вчера задержан во