е нельзя, ты на машине, хотя  можно
догадаться, какая у тебя машина...
   - А как можно догадаться? - не удержался Андрей от вопроса.
   - Вон зеркало, подойди и посмотри на себя... В тебе мотоциклист виден  за
квартал. Ну, да ладно, -  она  налила  водку  в  стакан,  выпила,  отставила
бутылку в сторону, на пол, но недалеко, при случае легко можно дотянуться. -
Заварзина нет. Но его не жалко,  это  подонок,  это  он  мужа  застрелил,  я
знаю...  Голдобова  нет...  Коли  моего  тоже  нет...  Все  кончилось,   все
кончилось... Помочь, говоришь... Когда пропала твоя девочка?
   - Вчера. Днем.
   - Значит, ночь она провела с ними... О, хо-хо-хо, -  вздохнула  Лариса  с
искренней печалью. - Боюсь, плохие у тебя будут новости... Держись, мальчик.
Держись. - Она наклонилась к нему, положила руку на плечо, чуть  встряхнула.
- Знаешь, что я тебе скажу...  Ты  сейчас  думаешь,  что  нет  горя  больнее
твоего... А оно есть. И я через него прошла... Это никому легко не дается. Я
вот сломалась... - она подняла пустой стакан, повертела его перед глазами. -
А ты держись... Помочь? А чем я могу тебе помочь?
   - Может быть, вы знаете, где они могут быть?
   - Хм, можно подумать... В вашем гараже их нет?
   - Нет.
   - Дома у них побывал?
   - Да.
   - Есть еще пара мест... Но после смерти Заварзина и Голдобова, эти  точки
накрылись... Остается... Остается, - она шало блеснула  глазами...  Остается
дача Голдобова.
   - Дача? - взгляд Андрея остановился.
   - Никольское шоссе. За семнадцатым  километром  крутой  поворот  направо.
Зеленые железные  ворота.  А  над  каждой  половинкой  ворот  -  голубок  из
листового железа. Когда  ворота  закрыты  -  голубки  оказываются  клювик  в
клювик. Где-то на юге он такую красоту увидел.  Ворота  зеленые,  а  голубки
белые. Очень красиво, - Лариса выплеснула в стакан остатки водки.
   Андрей уже стоял в дверях, прикидывая, как удобнее уйти.
   - Подожди, - сказала Лариса. - Не торопись... Я дам тебе одну вещь, но  с
условием... Никогда и ни при каких обстоятельствах  не  скажешь,  где  взял.
Договорились?
   - Да.
   - Хорошо. Если бы ты стал убеждать, не поверила бы... А так - верю.
   С неожиданной легкостью она поставила стул в проходе, взобралась на  него
и сняла с антресоли металлическую кастрюлю. Когда Лариса спрыгнула  на  пол,
Андрей увидел, что кастрюля доверху наполнена орехами. Не раздумывая, Лариса
тут же в коридоре опустилась на колени и, перевернув кастрюлю,  высыпала  на
пол все ее содержимое. На горке рассыпающихся  орехов  оказался  сверток  из
газетной бумаги.
   - Держи.
   Осторожно  взяв  сверток,  ощутив  ее  форму,  тяжесть,  Андрей  понял  -
пистолет.
   - Пользоваться умеешь?
   - Приходилось... В армии.
   - Обойма только одна. Но на месте. На предохранителе.
   - Вижу.
   - Берешь?
   - Беру.
   - Не пригодится - выбросишь. Мне он не нужен. Возвращать не надо,  -  она
опустила голову, и ее длинные волосы упали, скрывая лицо. - Коля убит,  Илья
убит, Саша убит... Что происходит?
   - Я пойду, мне пора.
   - Ни пуха, мальчик. Держись. Никольское  шоссе...  Сразу  за  семнадцатым
километром... И ворота с голубками...  Клювик  в  клювик...  Какая  дурацкая
пошлость! - вдруг сказала она с неожиданной злостью. - Не  так  ли  и  мы  с
тобой, Ларочка! - передразнила она кого-то и сплюнула от отвращения.
 
*** 
 
   Пафнутьев уже положил трубку, но все еще, казалось, слышал рыдания этого,
в общем-то  сильного  парня.  И  почему-то  вспомнилась  давняя  история  из
школьного учебника - заяц, загнанный собаками, бросается к ногам охотника  в
поисках защиты. И охотник его спасает от собственных же разъяренных псов.
   - Значит, и так  бывает,  -  пробормотал  Пафнутьев.  Он  оглянулся  и  с
удивлением увидел, что женщина, которую  допрашивал  Дубовик,  уже  ушла.  -
Слушай, ты ведь нынче в моем подчинении?
   - Нынче - да, - улыбнулся Дубовик, и знаменитый  его  нос  опять  налился
какой-то неведомой жизненной силой.
   - Тогда записывай...  Светлана  Игоревна  Королева...  Примерно  двадцать
лет... Плещеева, восемь... Это ее адрес. Пропала вчера. Похищение.
   - Но я разбираюсь с Заварзиным, - попробовал возразить Дубовик.
   - С Заварзиным уже разобрались, - невозмутимо ответил Пафнутьев.  -  Пиши
дальше... В похищении подозреваются работники авторемонтного  кооператива...
Феклисов, Махнач и Подгайцев. Вот их данные, - Пафнутьев протянул листок.
   - И что мне с этими данными?
   - Ты лучше меня знаешь, что делать с этими данными. Срочно  к  Королевой.
Подробный опрос, фото во все отделения, всем участковым. Группы  по  адресам
этих кооператоров. Опросы, допросы, протоколы  и  так  далее.  Забирай  моих
оперативников. Подключай своих. Анцыферов  тебе  еще  пару  выбьет.  Советую
настоятельно - пройдись по адресам Голдобова и Заварзина.
   - Голдобов? Начальник управления торговли похищает девок с улицы?
   - Советую очень настоятельно, - повторил  Пафнутьев.  -  В  моей  просьбе
прошу не отказать, - добавил он без улыбки.
   - А ты?
   - А я буду искать этого парня, пока он не  перестрелял  полгорода.  А  он
может. У него винтовка с оптическим прицелом. И если он начнет охоту... А он
может начать охоту... Созрел.
   - Откуда знаешь про винтовку?
   - Он сам сказал.
   - И ты поверил?
   - Да. В таком состоянии врать невозможно. - Я у него  в  долгу.  А  долги
надо платить. Если хочешь оставаться человеком. Позвонит -  скажи,  что  все
силы областной милиции брошены на поиски его Светки.  Успокой,  как  можешь.
Если потребует задействовать воинские части, артиллерию и авиацию  -  скажи,
что танки уже вышли на исходные рубежи.
   - Ну, так уж и танки! - воскликнул Дубовик, который,  похоже,  все  слова
Пафнутьева принял всерьез. И когда тот вышел. Дубовик все  еще  ворчал  себе
под нос. - Надо же -  танки,  авиация,  артиллерия...  А  что  обстреливать,
скажите, пожалуйста? Гараж?
   Пафнутьев вышел из прокуратуры и, хотя в его  распоряжении  была  машина,
отправился по улице пешком.
   - Я свободен? - крикнул водитель.
   Пафнутьев обернулся - свободная машина не будет слишком долго  стоять  во
дворе. Вернулся и сел рядом с водителем.
   - Садовая, - коротко бросил он.
   - Так это через дорогу, Паша!
   - Садовая. Гастроном.
   Халандовский был на месте. Поскрипывая, гудел вентилятор,  в  углу  стоял
ящик с пивом. Сам хозяин в распахнутой рубашке сидел  за  столом.  Увидев  в
дверях  Пафнутьева,  улыбнулся,  сверкнув  бесконечно  печальными   глазами,
сдвинул бумаги в сторону, протянул мягкую волосатую руку.
   - Рад тебя видеть, Паша,  живым  и  невредимым.  Кругом  трупы,  кровь  и
смерть, а ты... Хоть бы хны! Глоточек?
   - Потом, Аркаша, потом. Ты не переживай, я наверстаю. Я тебя догоню.
   - О! Какая  самонадеянность,  -  Аркаша  покачал  головой.  -  Стремление
похвально, но неосуществимо. Тебе, Паша, меня уже никогда  в  этом  деле  не
догнать.
   - Но похвально хотя бы стремление! - усмехнулся Пафнутьев. -  Скажи  мне,
Аркаша, что случилось с твоим шефом?
   - А ты не знаешь?
   - Я знаю только то, что наши на дороге увидели.
   - А... - Халандовский налил пива в граненый стакан, выпил, прислушался  к
себе и, видимо, убедившись, что пиво пошло по назначению,  поднял  глаза.  -
Помнишь, Паша, я говорил тебе, что он может сделать ошибку? Он ее сделал. Он
нехорошо повел себя с одним человеком.
   - С кем?
   Мохнатый палец Халандовского указал на потолок.
   - Первый? - прямо спросил Пафнутьев.
   -  Похоже  на  то,  Паша.  Я  думал,  что  он  на  довольствии  у  Голды.
Оказывается, все далеко не так, все гораздо сложнее  и  естественнее...  Они
оба были друг у друга на довольствии. Симбиоз. Есть такое ученое слово.  Оно
означает...
   - Знаю, Аркаша. Дальше.
   - Помнишь, я говорил о фотографиях, которые вручил однажды нашему  общему
другу Голдобову Илье Матвеевичу? Так  вот  при  обыске  у  Голдобова  их  не
найдешь. Но ты их  найдешь  у  Первого,  если  таковой  обыск  случится.  По
некоторым  признакам  я  понял,  что  Голдобов  все-таки   показал   Первому
фотографии. И мой тебе совет... Будешь у Первого, а ты у него  будешь...  Он
наверняка захочет знать о твоих поисках и находках... - Халандовский  поднял
свой мохнатый палец, но теперь в  этом  жесте  было  предупреждение  и  даже
восхищение собственной прозорливостью. - Так вот не повтори Илюшину  ошибку.
Упаси тебя Бог сказать нечто такое, в чем он может усмотреть угрозу  скрытую
или явную. Преданность! Только преданность должна сверкать в  твоих  глазах,
только робость и признательность за то, что тебе позволено  предстать  перед
столь высоким лицом.
   - Неужели он? - озадаченно проговорил Пафнутьев.
   - Не сомневайся, Паша... Я ведь тоже,  с  утра  успел  кое-где  побывать,
вопросы кое-какие задал... Вали все на  Голдобова,  на  Заварзина,  на  кого
угодно... А у него можешь  просить  только  понимания  и  поддержки.  Но  не
вздумай требовать. Первый.., не очень умный  человек,  но  у  него  звериное
чувство опасности. И власть. А власть - это больше,  чем  ум,  Паша.  Власть
вполне может заменять ум и даже очень успешно.
   - Времена меняются, - неопределенно заметил Пафнутьев.
   - Забудь об этом! - с неожиданной живостью ответил Халандовский. - Забудь
и выбрось из головы. Времена меняются! Но не  при  жизни  одного  поколения.
Люди остаются прежними.
   - Ты не веришь в перемены?
   - Я верю в перемены! - Халандовский попытался порывисто  вскочить,  но  у
него не получилось и он остался в кресле. - Я верю в перемены! Я  жду  их  с
нетерпением и даже с опаской.
   - Почему с опаской?
   - Потому что я не верю в  счастливые  перемены.  Подозреваю,  что  их  не
;бывает. - И  потом,  Паша,  тебе  нужно  пореже  присутствовать  на  разных
совещаниях, поменьше читать  газеты  и  слушать  радио.  Отключись  от  этих
пустобрехов и оглянись вокруг... И убедишься - ничего не меняется.
   Пафнутьев хотел что-то ответить,  но  смолчал.  Не  хотелось  ему  сейчас
вступать в спор, для этого будет другое время. Да и пришел он не за этим.
   - У тебя сложности, Паша,  -  проворковал  Халандовский,  снова  наполняя
пивом свой стакан. - Говори.
   - Боевики Голдобова...
   - Ну? - насторожился Халандовский.
   - У них есть  укромный  уголок?  Берлога?  Халандовский  поправил  ручку,
отодвинул какие-то бланки, подняв голову, надолго уставился в высокое окно.
   - Мне бы не хотелось говорить на эту тему, Паша, - наконец произнес он. -
Извини.
   - Жить хочется?
   - Вот и опять ты, Паша, попал в самую точку.
   - Послушай, - Пафнутьев положил  руки  на  стекло  стола,  как  и  хозяин
кабинета. Их лбы почти соприкасались, смотрели они друг на друга исподлобья,
но без зла. - Послушай... Голдобова нет. Он отлучился  и,  похоже,  надолго.
Заварзин вроде бы того, что боевиками слегка командовал... Его тоже  нет.  И
не  будет.  И  боевики...  Они  уже  больше  таковыми   не   являются.   Это
разбегающееся хулиганье.
   - Ошибаешься, Паша.  Человек,  который  прошел  школу  Голдобова,  всегда
найдет себе приличное место. Кстати! - неестественно оживился  Халандовский,
откидываясь на спинку стула. - У тебя есть машина?
   - Личная? Нет. А государственная стоит у твоего гастронома.
   - А вот это напрасно. Не надо свои машины ставить у  моего  заведения.  Я
уже говорил.
   - Виноват, - Пафнутьев положил ладонь на руку Халандовскому. - Виноват.
   - Жаль, что у тебя нет машины. А то я мог бы порекомендовать  тебе  очень
приличное место по ремонту. Они и перекрасить  могут,  и  запчасти  достать,
каких ты нигде не достанешь... И вообще, там работают отличные ребята.
   - Работали.
   - Что так?
   - Мимо, Аркаша. Они свое заведение закрыли. На неопределенное время. Я  с
ними немного познакомился.
   - И жив? - радостно изумился Халандовский.
   - Жив, хотя на прицеле уже был... Целый час на прицеле.
   - Что же им помешало спустить курок?
   - Это одна из загадок...
   - Если ты целый час был под прицелом,  а  курок  так  и  не  спустили,  -
рассудительно проговорил Халандовский, - значит, что-то у них разладилось. И
Заварзин опять же, и Голдобов опять же...
   - Ну, вот видишь, ты и сам все понял.
   - Эх, Паша, если б ты знал, как мне жаль Голдобова, - скорбно  проговорил
Халандовский, но лицо его при этом приобрело необыкновенно хитрое выражение.
- Золотой  был  человек,  щедрый,  душа  широкая,  для  друзей  такие  столы
закатывал... Ты никогда не был у него на даче?. О, Паша! - Халандовский свел
ладони вместе, приблизил их к лицу и, закрыв глаза, тихонько завыл.
   - Для меня, Аркаша, не бывает угощения выше и дороже, чем то,  которое  я
ощутил на себе как-то вечером!
   - А! - с неподдельным презрением крякнул Халандовский. - Это ты  говоришь
по невежеству, потому что не был на даче у Голдобова, - и он  поднял  мягкий
мохнатый указательный палец, пытаясь подчеркнуть и  придать  значение  своим
словам. - Участок, - продолжал восторженно стонать Халандовский, - подсобные
помещения, подвальные...
   Пафнутьев наконец понял. Халандовский называл дачу Голдобова.  ?Боже,  но
он боится даже здесь! Даже в своем кабинетике не может говорить  откровенно!
- поразился своему открытию Пафнутьев. - Ну что ж, может быть,  он  и  прав.
Ведь и я могу говорить только намеками... Как и все мы, как и все мы...  Это
урок, Паша. И кто тебе его преподает? Директор  гастронома.  Мудрец,  вор  и
пройдоха. И он же - твой лучший друг."
 
*** 
 
   Андрей понимал, что напрямую выскочить на Никольское шоссе ему не удастся
и решил пробираться пустырями, переулками частных  пригородов.  Но  в  одном
месте  ему  все-таки  пришлось  проскочить  через  оживленный   перекресток.
Пристроившись сзади к тяжелому  самосвалу,  он  шел  за  ним  на  расстоянии
одного-двух метров. Хорошо, что тот хоть не гнал на большой скорости,  а  то
запросто можно было врезаться при неожиданном торможении. Когда до гашишного
поста оставалось около ста метров, Андрей начал потихоньку обгонять самосвал
с таким расчетом, чтобы тот прикрыл его от бдительных гаишников.
   Все получилось  как  нельзя  лучше  -  мимо  поста  он  проехал  рядом  с
самосвалом и тут же пошел на обгон. Его заметили, когда он  был  уже  далеко
впереди. В зеркало Андрей видел, как рванулся в будку гаишник, но он уже  не
опасался его - впереди было несколько развилок и  вряд  ли  они  догадаются,
куда именно он свернет.
   Семнадцатый  километр  оказался  неожиданно  близко.  То  ли  он  шел   с
сумасшедшей скоростью, то ли не замечал предыдущих километровых столбов,  но
Андрей успел сбавить скорость, только когда  мимо  промелькнул  указатель  с
цифрой ?семнадцать?. А вот и поворот направо - все правильно,  Лариса  точно
описала дорогу. Пошли заборы.  Андрей  медленно  ехал  по  тихой  улочке,  -
высматривая зеленые ворота с голубками. И он  их  увидел.  Ворота  оказались
высокими, закрывались внахлест, без щели. Калитка тоже была железная. На ней
не было даже ручки, только сбоку, почти неприметная кнопочка звонка.
   Поколебавшись, Андрей решил не звонить. Прокатил  мотоцикл  до  соседнего
участка - там шло  строительство  и  ворота  были  лишь  чуть  прикрыты.  Он
поставил мотоцикл во дворе так, чтобы его не было видно с улицы, осмотрелся.
То ли строители закончили раньше времени, то ли и не начинали в этот день.
   Забор, отделяющий голдобовский участок от соседнего, был совсем простой -
штакетник, правда, был набит плотно, без просветов.
   Перемахнув через него, Андрей оказался в густом  кустарнике.  Убедившись,
что за ним никто не наблюдает, а дача выглядит  безжизненно,  он  переместил
пистолет на спину, запихнув его под ремень.  Что-то  подсказывало  ему,  что
такая предосторожность не помешает.
   Обойдя двухэтажный бревенчатый дом со всех сторон, он убедился, что войти
можно только с главного входа. Медленно поднявшись  по  ступенькам  крыльца,
подергал дверь - она оказалась запертой.
   И тогда постучал. Ни единого звука не раздалось в ответ, но  по  каким-то
признакам Андрей понял, что в доме есть люди. Постучал  еще  раз  -  сильно,
по-хозяйски. В доме от этих звуков должно было все грохотать.
   - Кто? - Андрей узнал голос Подгайцева.
   - Свои. Открывай.
   Дверь распахнулась. Подгайцев стоял в майке и трусах. Слегка покачиваясь.
Похоже, пьян, но не сильно.
   - А, Андрюшенька... Явился не запылился... Проходи, дорогой, а то  мы  уж
тут заждались...
   В глубине коридора из двери показалась толстая  физиономия  Феклисова.  И
Андрей шагнул внутрь дома. За  спиной  Подгайцев  возился  с  дверью,  снова
запирая ее на несколько замков. У самой двери, из которой просачивался свет,
Андрей остановился. В этот момент Подгайцев настиг его и, распахнув дверь, с
силой толкнул в спину, успев подставить  ножку.  Не  удержавшись,  Андрей  с
грохотом ввалился в комнату, и, пролетев через все ее пространство, упал  на
пол у противоположной стены.
   - Вот там  и  сиди,  -  сказал  Подгайцев,  входя  следом.  -  Попробуешь
подняться, снова усажу. Понял?
   Несмотря на  угрозы,  страха  Андрей  не  ощущал.  То  ли  длинные  трусы
Подгайцева, его майка, косо повисшая на узких плечах, были тому виной, то ли
события последних дней закалили его.
   - Решил, что от нас можно вот так просто удрать? - закричал  Феклисов.  -
Где винтовка?
   Андрей осмотрелся. Стол был уставлен пустыми бутылками, тут же на  листах
газеты лежали  куски  колбасы,  хлеба,  лука,  пол  был  усеян  огрызками  и
пробками...
   И вдруг он увидел Свету.
   Она сидела на диване и отрешенно смотрела  на  него,  пытаясь  прикрыться
простыней. Больше всего Андрея поразило то, что она молчала.
   Он медленно поднялся, подошел к ней.
   - Ладно, так и быть, поговори с девочкой или  кто  там  она,  -  разрешил
Подгайцев. - Я вижу, вам хочется пошептаться... Это можно.
   Андрей присел на диван, провел рукой  по  рыжеватым  волосам  Светы.  Она
отшатнулась. Андрей с трудом узнавал ее -  затравленный  взгляд,  искусанные
губы, ссадина на плече, еще эта грязная, в кровавых пятнах простынь...
   - Света, что с тобой?
   - Ты опоздал... Опоздал...
   - Что тут было?
   - Андрей... Они напоили меня водкой... Силой влили в меня и.., и... - она
всхлипнула.
   - Все? - спросил Андрей негромко.
   - И не один раз, - ответил Подгайцев за его спиной. - А сейчас еще и  при
тебе проделаем... Как, ребята, поднатужимся? А будет желание - то и с  тобой
тоже. Ты должен знать, как это бывает... Пригодится в будущей жизни. Жизнь у
тебя еще та начинается...
   - И не один раз? - спросил Андрей.
   - Да, - кивнула Света.
   - И кто же больше старался?
   - Я их даже не различала... Они по-разному заставляли меня... Каждый  раз
иначе...
   - Андрюша, а ты знаешь, что такое по-разному? - хихикнул сзади  Феклисов.
- Это когда все идет в дело... И ручки, и губки, и все  остальное.  Света  -
хорошая девочка, у нее все сгодилось.
   - Что.., трое сразу? - спросил Андрей, ощутив  внутри  какую-то  звенящую
пустоту. Даже собственный голос показался ему глухим и звучащим словно бы  в
отдалении. Он  продолжал  спрашивать  и  спрашивать,  почувствовав  какое-то
болезненное желание знать как можно больше, знать все, что происходило здесь
в последние сутки.
   - А ты что, никогда не пробовал? - спросил Махнач.  -  Мы  тебе  покажем.
Света, покажем? Ему будет интересно, - Махнач подошел и  рванул  простынь  у
Светы из рук. Она вскрикнула, попыталась прикрыть грудь  руками,  но  Андрей
увидел следы укусов, синяки, кровоподтеки. И ощутил вдруг тишину.  Не  слыша
ни звука, видел, как  хохотал  Феклисов,  наливая  водку  в  стакан,  что-то
говорил Махнач, Подгайцев, присев на диван, по-хозяйски похлопывал Свету  по
бедру  и  все  были  настроены  как-то  благодушно,  но  чувствовалось,  что
благодушие это  недоброе,  что  оно  каждую  секунду  может  превратиться  в
неуправляемую ненависть.
   - А ты знаешь, ведь можно и вчетвером, - предложил Феклисов.  -  Вертолет