едователь  его  понял.  -  Ведь  насколько  я
понимаю, вас интересует не столько этот несчастный, - он  кивнул  в  сторону
тела, возвышающегося под покрывалом, - сколько мм.., убийца. Верно?
   - Значит, после такого удара выжить все-таки можно?
   - После любого  удара  можно  выжить  и  сие  есть  тайна  непознаваемая.
Известны случаи, когда человек выжил после того,  как  ему  в  автомобильной
аварии оторвало, простите, голову.
   - Где ему оторвало голову? - Пафнутьев задал явно не тот вопрос,  который
ожидал услышать эксперт.
   - В автоаварии, - ответил он озадаченно.
   - Так бы и сказали сразу, - Пафнутьев улыбнулся  широко  и  счастливо  и,
похоже, эта его улыбка поразила эксперта  больше  всего  -  столь  она  была
неожиданной и неуместной  при  разговоре  об  оторванной  голове.  -  Да,  а
голову-то пришили? - спросил Пафнутьев, все еще радуясь пойманной мысли.
   - Да... Пришили... И человек жил... Должен вам сказать, что сие есть...
   - Спасибо! Я уже понял, что сие есть тайна великая и  непознаваемая.  Это
еще  что!  Я  вот  недавно  встречался  с  человеком,   у   которого   после
автокатастрофы голова, вроде бы и уцелела, а вот мозги отшибло начисто!
   - О! - эксперт пренебрежительно махнул красной,  шелушащейся  от  частого
мытья ладошкой. - Это на каждом шагу!
   - Вы так думаете? - шало спросил Пафнутьев, -  ему  стало  совсем  легко.
Теперь он знал, что делать дальше, кому звонить, с  кем  встречаться,  какие
вопросы задавать.
   - Мне так кажется, - осторожно поправил  эксперт.  -  Быть  совершенно  в
чем-либо уверенным, - начал он, но Пафнутьев непочтительно его перебил.
   - Это прекрасно! - воскликнул он. - Это просто  замечательно!  Послушайте
меня, пожалуйста...  Через  час  я  приведу  сюда  одного  человека,  вашего
коллегу...
   - Он тоже вскрывает трупы?
   - Нет, он вскрывает живых людей. И вы ему покажете  этого  гражданина,  -
Пафнутьев кивнул в сторону тела. - И ответите на два-три вопроса, если они у
него возникнут. Договорились?
   - С большим удовольствием.
   - Да? - удивился Пафнутьев. - Ну что ж,  если  с  удовольствием,  то  тем
более. До скорой встречи!
 
*** 
 
   Овсов  внимательно  осмотрел  новое  ранение,  молча  выслушал  пояснения
эксперта, который при  разговоре  с  коллегой  позволил  себе  быть  немного
разговорчивее, смелее в предположениях. Время от времени Овсов  настороженно
взглядывал на стоявшего в сторонке Пафнутьева.
   - Мне все ясно, - произнес, наконец, Овсов. - Спасибо. Полностью  с  вами
согласен, - он  чуть  заметно  поклонился  в  сторону  эксперта.  -  Хорошая
профессиональная работа, - добавил Овсов.
   - Всегда рад, - лицо эксперта  сморщилось  в  какой-то  странной  улыбке,
показавшейся Овсову не столько радостной, сколько страдальческой.  Будто  он
похвалил его совсем не за то, за что тот ожидал услышать.
   Выйдя из стылого помещения морга, Овсов догнал Пафнутьева  на  дорожке  и
они вместе вышли на слепящее солнечное пространство, где разогретый  ветерок
чуть шевелил пыльные листья, а по  дорожкам  ходили  живые  люди.  Некоторое
время они шли молча, выдыхая из себя сырой воздух мертвецкой, пока Овсов  не
нарушил, наконец, молчание.
   - Я знаю твой вопрос, - сказал он.
   - И каков ответ?
   - Утверждать не  могу...  Но  очень  может  быть.  Во  всяком  случае  не
исключено.
   - Чуть подробнее, пожалуйста.
   - Можно... - Овсов опять помолчал. - Удар ножом в спину, нанесенный моему
Зомби и удар, который я только что видел... Вполне  возможно,  что  нанесены
они одним человеком.
   - А если к этому прибавить, что оба эти печальные события как-то  связаны
с машинами... - продолжил Пафнутьев. - Там автоавария, здесь автоугон...
   -  К  медицине  это,  естественно,  никакого  отношения  не   имеет,   но
вероятность совпадения увеличивается.
   - А если учесть... - начал было Пафнутьев, но хирург нетерпеливо  перебил
его.
   - То вероятность увеличится еще больше.
   Пафнутьев не стал повторять свой вопрос, почувствовав, что Овсов отвечает
неохотно, занятый своими мыслями, Солнце перевалило за полдень  и  его  лучи
сквозь полупрозрачную желтую листву били прямо в глаза. Можно было сойти  на
боковую дорожку в тень, но  после  посещения  морга,  после  тех  жутковатых
впечатлений,  -  которые  получили  там,  и  Пафнутьев,  и  Овсов   невольно
сворачивали на залитые Солнцем дорожки" стремясь побыстрее  освободиться  от
тягостных  картин.  Навстречу  попадались   прохожие,:   они   толкали   их,
протискивались между Овсовым и Пафнутьевым, но тех это ничуть не раздражало,
- все-таки это были живые люди.
   - Еще вопрос, - проговорил Пафнутьев; сосредоточенно глядя себе под ноги.
- К тебе ведь каждый день попадают покалеченные, растерзанные, порезанные...
Скажи, Овсов, подобных ран среди всего этого множества не встречается?
   - Так, чтобы вот до, полного Подобия... Нет. Не помню.
   - Но эти два случая похожи?
   - Сам видишь, -  Овсов  укоризненно  посмотрел  на  следователя,  как  на
бестолкового  ребенка,  который  изводит  взрослых  вопросами,  не  имеющими
ответов.
   - Прости, Овес, я понимаю, что своими глупыми  вопросами  испытываю  твое
бесконечное терпение, отрываю  от  важных  дел  и  от  приятного  общения  с
приятными особами... Но ты сам  вовлек  меня  в  это  дело,  поэтому  терпи.
Знаешь,  так  хочется  получить  хоть   слабое   подтверждение   собственных
подозрений... Даже от человека, который о твоих подозрениях ничего не знает.
   - Почему же не знаю? - Овсов обиженно пожал тяжелыми плечами,  обтянутыми
белым халатом. - Знаю я все твои подозрения. Могу даже  вслух  произнесть...
Тебе пришла в голову шальная мысль, - он опустился на  деревянную  скамейку,
стоящую на самом солнце и пригласил Пафнутьева присесть рядом. - Тебе пришла
в голову мысль о том, что  в  городе  действует  крепко  сколоченная  банда,
которая занимается угоном машин. Всех, кто оказывает малейшее сопротивление,
кто может что-то сказать, кто что-то увидел или услышал,  банда  безжалостно
убирает. Причем, не просто убирает с дороги, нет, они ведут себя куда  круче
- убирают  из  жизни.  Я  правильно  понимаю?  -  Овсов  откинул  голову  на
разогретую спинку и закрыл глаза.
   - Говори,  Овес,  говори,  -  быстро  произнес  Пафнутьев.  -  Только  не
останавливайся. Продолжай.
   - Так вот, есть, очевидно, в этой банде некий... Ну, скажем, мясник, если
ты мне позволишь так его назвать... Есть у мясника  коронный  номер  -  удар
ножом сзади, в спину" чуть повыше пояса и чуть пониже ребер. Печень,  почки,
селезенки... Все приводится в полную негодность и человек умирает в  течение
пяти минут, не успев ничего сказать  о  том,  что  видел,  что  слышал,  что
произошло у него на глазах.
   - Овес, ты снял с меня тяжкий  груз.  Теперь  я  могу  считать,  что  мои
бредовые подозрения не столь уж и бредовые. Они разумны, обоснованны и могли
прийти в голову человеку действительно талантливому.
   - Это ты о себе? - усмехнулся Овсов.
   - И о тебе тоже.
   - Спасибо, Паша... А знаешь, я вот подумал, - медленно проговорил  Овсов,
словно преодолевая внутреннее сопротивление. И Пафнутьев тут  же  смолк,  по
опыту своей работы зная, что ни в коем случае  нельзя  перебивать  человека,
который заговорит вот так - отрывисто, негромко, словно  советуясь  с  самим
собой. - А знаешь... - повторил Овсов и опять замолчал.
   - Говори, Овес, говори, - осторожно произнес Пафнутьев. -  Я  внимательно
тебя слушаю.
   - Мне кажется, этот тип...
   - Ты говоришь о мяснике?
   - О нем... Мне кажется, что он очень сильный физически... Кроме того,  он
невысок  ростом  и,  следовательно,  широкоплечий...   Возможно,   занимался
каким-то физическим видом спорта... Спорт, который развивает силу,  реакцию,
умение обращаться с человеческим телом...
   - Есть такие виды спорта? - тихо спросил Пафнутьев.
   - Бокс, борьба, карате... Мало  ли...  -  беззаботно  усмехнулся  хирург.
Пафнутьев знал,  что  слова,  произнесенные  вот  так,  бездумно,  словно  в
какой-то проговорке, чаще всего и таят в себе истину. И предсказать  будущие
события можно только в такой вот проговорке. А тужась, пуча глаза и надсадно
пытаясь что-то в себе  или  в  другом  увидеть...  Это  бесполезно.  Поэтому
Пафнутьев всегда ценил такие вот легкие, беззаботные трепы -  в  них  больше
правды и больше искренности, нежели в  разговорах  серьезных,  значительных,
утяжеленных важностью темы. Если разговор не допускает  шуток,  значит,  это
несерьезный разговор, - говорил в таких случаях  Пафнутьев.  И  когда  Овсов
заговорил вдруг о внешности преступника, он не отмел его слова, не посмеялся
над ними; а занес в свою память почтительно и добросовестно.
   - Если ты таким его увидел, значит так оно и есть, -  Пафнутьев  похвалил
Овсова за проницательность. И вот, сам такого не заметив, решил продолжить.
   - Если удар сильный, если нож проникает сквозь одежду,  кожу,  хрящи.  На
двадцать сантиметров.  То  этот  человек  явно  сильнее  нежели  большинство
людей... А направление удара чуть снизу вверх.,. Так бывает,  когда  человек
знает точку, куда надо бить, а точку эту в движении поймать  непросто...  Он
ее ловит... И бьет снизу вверх... Он невысокого роста, Паша. Он ниже тебя  и
ниже меня.
   - Это уже кое-что, - сказал Пафнутьев.
   - И проворот, - добавил Овсов. - Он проворачивает нож в ране.  Он  подлый
человек, Паша. Я сомневаюсь... - начал Овсов и  замолчал,  все  еще  сидя  с
запрокинутой к солнцу головой.
   - В чем ты сомневаешься?
   - Я сомневаюсь в том, что он... Он не русский.
   - Почему ты так решил? - спросил Пафнутьев больше всего опасаясь, как  бы
его вопрос не прозвучал недоверчиво.
   - Не могу сказать точно... Рост, спорт, нож, удар в спину... Проворот,..
   - Среди нашего брата тоже хватает...
   - Я не заблуждаюсь относительного нашего брата... А что,  это  выгодно  -
машины угонять? - Овсов круто переменил тему  и,  оттолкнувшись  от  спинки,
посмотрел на Пафнутьева.
   - Да, - кивнул следователь. - Сейчас нет ничего более выгодного.  Машина,
простой "жигуленок", тянет на десяток миллионов.  А  если  его  разобрать  и
продать по частям, можно получить еще больше. Недавно в  нашей  газете  было
объявление... У  какого-то  мужика  угнали  иномарку...  Он  предлагал  пять
миллионов только за сведения о возможных угонщиках... То есть, сами угонщики
могут вернуть ему машину и спокойно получить свои пять миллионов,  ничем  не
рискуя.
   - До каких мы времен дожили, Паша! - Овсов  с  недоумением  посмотрел  по
сторонам. - До каких времен... Миллионы на кону... Раньше ко  мне  поступали
люди с подбитым глазом, с выбитыми зубами, с отрезанным пальцем...
   - А сейчас?
   - Я чувствую себя фронтовым хирургом. Я  вынимаю  пули  из  тел,  зашиваю
ножевые ранения, залечиваю следы пыток...
   - И это значит, бывает...
   - Все  ты  прекрасно  знаешь.  Причем,  что  интересно  -  люди  даже  не
признаются в том, что их пытали. Огнем, холодом,  удушением,  утоплением.  В
темном  подвале  с  голодными  крысами  оставляют-..   Это   очень   сильное
воздействие. А для женщин просто предельное. Я бы не вынес.  Все  бы  отдал,
все бы подписал, от всего бы отрекся.
   - Так чаще всего и бывает.
   - Но некоторые выдерживают?
   - Случается... Зато потом мы находим то голову, то ногу... И выясняется -
три ноги, рука только одна, но зато две головы...
   - И сколько машин угоняют в сутки? - спросил Овсов.
   - В нашем городе... Десятка два в сутки. Бывает больше, бывает меньше...
   - А находят?
   - Одну... Две... Три... Не больше.
   - Куда же они исчезают?
   - Кавказ, Прибалтика, Украина... Да и Россия-матушка не так уж мала  даже
в безбожно урезанном виде,  который  ей  устроили  беловежские  зубры...  На
запчасти машины разбирают. Их найти, сам понимаешь, уже невозможно.
   - Слушай, облаву какую-нибудь  устроили  бы,  а?  Ведь  краденые  машины,
поддельные документы распознать несложно, а?
   - Дело в том. Овес, что украденные машины мы иногда обнаруживаем. Бывает.
Случается. Но еще не было случая, чтобы нам  удалось  обнаружить  поддельные
документы.
   - Это как? - не понял Овсов.
   - Все документы подлинные, -  повторил  Пафнутьев.  -  Подлинные  бланки,
печати, штампы... Даже подписи.
   - И о чем это говорит?
   - Это говорит о том, что десять-пятнадцать миллионов,  за  которые  можно
продать машину, не оседают в  одних  руках.  Они  оседают  в  разных  руках.
Угонщики в лучшем случае получают десятую часть. Поэтому машин им  требуется
все больше. И, как видишь,  им  требуются  для  работы  не  только  классные
водители, механики, сборщики-разборщики, но и мясники.
   - У меня нет машины, - сказал Овсов.
   - Я тоже как-то обхожусь.., прокурорской, - усмехнулся Пафнутьев. Он тоже
расслабленно сидел на  скамейке,  подставив  лицо  нежарким  лучам  осеннего
солнца. Сложив руки на животе, поигрывал большими пальцами и их вращение  то
замедлялось, то ускорялось, полностью отражая разговор и  настроение  самого
следователя. - Как поживает наш Зомби? - спросил  он,  подождав,  пока  мимо
пройдет какой-то слишком уж любопытный больной.
   - Ничего поживает. Приветы передает.
   - Спасибо. Помнит, значит, меня?
   - И тебя помнит, и твое обещание назвать ту красавицу,  которую  нашли  у
него в кармане полгода назад.
   - Пусть потерпит денек-второй...
   - И назовешь? - недоверчиво скосил глаза в сторону следователя Овсов.
   - Назову. Рвется в бой?
   - Сегодня вышел па первую прогулку...  Гулял  по  двору,  присматривался,
принюхивался... Обошел весь двор, заглянул во все щели... Я за ним  из  окна
смотрел.
   - Что же его больше всего заинтересовало?
   - Через какую калитку люди  выходят,  через  какую  входят...  Где  забор
проломан, где через него перебраться можно...
   - Какой-то у него криминальный интерес...
   - Я тоже на это обратил внимание.
   - Ну что... - Пафнутьев посмотрел на часы. - Будем прощаться. Овес.
   - Подожди... Я не сказал тебе одной  важной  вещи...  Этот  мясник...  Он
левша.
   - Что? - вскочил Пафнутьев. - Левша?! И ты молчал?!
   - Думал, - невозмутимо ответил хирург. - И  у  моего  Зомби,  и  у  этого
парня, - он кивнул в сторону морга, - удары нанесены слева.
   - Но в левую часть спины можно ткнуть и правой рукой?
   - Можно, - согласился Овсов. - Все можно... Но эти  двое  получили  удары
слева, в спину, чуть повыше пояса... И оба нападения связаны с машинами - ты
сам это подметил.
   - Ладно, - сказал Пафнутьев. - Разберемся. Пока... Скоро приду  проведать
Зомби. Пусть готовится.
   - К встрече с тобой он всегда готов. Еще неизвестно кому надо готовиться,
- произнес Овсов загадочные слова.
   - Не понял? - живо обернулся Пафнутьев.
   - Я вот думаю... То ли ты собираешься использовать его в своих  планах...
То ли он тебя...
   - Даже так? - спросил Пафнутьев почти с восхищением. - Ну-ну!
 
*** 
 
   Частный гастроном господина Халандовского за год  преобразился  в  полном
соответствии со всеми переменами, происходящими по велению президента и  его
круглоликих соратников. На окнах  появились  занавески,  продавцы  стояли  в
белых халатах  и  накрахмаленных  кокошниках.  Даже  уборщицы,  появлявшиеся
изредка в торговом зале, были в неизменно белых халатах  и  кокошниках,  что
было явным перебором, поскольку  покупатели  простодушно  считали,  что  это
продавцы, оторвавшись от  колбас,  орудуют  тряпками.  Сквозь  вымытые  окна
солнечный свет проникал обильно  и  беспрепятственно.  Да  и  товаров  стало
больше, зато покупателей поубавилось - за килограмм приличной колбасы  нужно
было отдать половину  зарплаты,  а  на  бутылку  хорошей  водки  люди  могли
раскошелиться разве что по случаю золотой свадьбы или найденного  в  трамвае
кошелька.
   В ближнем отсеке гастронома  расположился  коммерческий  киоск,  или  как
стали  называть  -  комок.  Здесь  продавалась  всякая  всячина  -  выпивка,
парфюмерия, газовые пистолеты, автозапчасти,  банки  с  селедкой,  заморские
трусики, под потолком были развешаны люстры, пиджаки и юбки.
   Но покупали, в  основном,  жвачку  -  школьники  и"  соседней  школы.  От
смуглолицых   продавцов   веяло   восточной   ленью,    невозмутимостью    и
непредсказуемостью. Глаза их были наполнены негой и  тоской.  На  покупателя
смотрели долго, с какой-то нездешней истомой, словно никак не могли понять -
как он здесь оказался и зачем пришел?
   В другом конце гастронома работала  установка  по  поджариванию  сосисок.
Восточные люди покупали сосиски здесь же, поджаривали,  увеличивали  цену  в
пять раз и продавали. Поджаривали на вращающихся железных стержнях,  сосиски
на них тоже переворачивались, от неравномерного  и  безжалостного  разогрева
покрывались  какими-то  ненормальными  вздутиями,  пузырями,   напоминающими
жженые раны на человеческих конечностях. Но  -  покупали.  Стараясь  убедить
себя в этом, что первое впечатление ложное, что жженые пузыри на сосисках  -
признак их качества и свежести...
   Пафнутьев давно здесь не был и оглядывался с веселой  озадаченностью.  На
все перемены смотрел с любопытством, словно все время пытался  понять  нечто
от него ускользающее. И, наконец,  до  него  дошло  -  в  магазине  не  было
покупателей. Хотя на  витринах  он  увидел  и  несколько  сортов  колбас,  и
ветчину, и копченые вырезки, и всевозможные рулеты, от одного  вида  которых
рот наполнился  слюной.  Пафнутьев  поспешил  отвернуться  и  прошмыгнуть  в
подсобные помещения. Здесь его еще помнили и добраться до кабинета директора
ему удалось без помех, хотя несколько  молодых  ребят  в  черных  куртках  и
зеленых  штанах  проводили  его  взглядами.  Увидев,  что   гость   уверенно
пробирается к директорскому кабинету, ребята сонно отвернулись.
   Пафнутьев постучал.
   - Да! - раздался знакомый голос.
   - Позвольте? - Пафнутьев робко заглянул в дверь. Халандовский  возвышался
над столом в  белоснежной  сорочке  и  была  во  всем  его  облике  какая-то
монументальность, он напоминал еще не  открытый  памятник,  затянутый  белым
полотном в ожидании стечения народа, оркестра и  фейерверка.  Только  голова
памятника, не уместившаяся под покрывалом,  торчала  наружу,  поглядывая  на
окружающий мир лениво и величественно.
   - О! - вдруг воскликнула голова с неподдельной радостью.  -  Вот  кого  я
всегда рад видеть и приветствовать! Паша! Неужели жив?!
   - Не уверен, - Пафнутьев перешагнул порог.
   - Но жизненно-важные места уцелели?
   - Надеюсь, - отвечал Пафнутьев  со  сдержанной  скромностью,  чтобы  дать
почувствовать хозяину, как он значителен и почитаем.
   -  Это  прекрасно!  -  Халандовский  сделал  почти  неприметное  движение
мохнатой ладонью, вроде как смахнул крошки со стола  и  сотрудница  в  белом
халате, все поняв, неслышным облаком выплыла из кабинета.  -  Садись,  Паша!
Отдыхай! А то смотрю, какой-то ты весь изможденный... А?
   - Только что из морга.
   - Кто-то помер?
   - Убили, - Это ужасно, - сокрушенно сказал Халандовский. - Но что делать,
убийства стали приметой нашего времени, наряду с духовной раскрепощенностью,
свободомыслием и рыночным беспределом. Это ужасно, Паша, но нам надо к этому
привыкать. И чем быстрее, тем лучше... - Пока свободою  горим,  пока  сердца
для мести живы, - Халандовский скорбно подкатил  глаза  к  потолку,  -  Тебе
что-то грозит?
   - А как же, Паша!
   - Что-то серьезное?
   - Увы, - Халандовский развел руки в стороны. - Но забудь об этом!  Я  рад
тебя видеть, я пока жив и здоров, ты тоже местами  сохранился...  Предадимся
дружескому общению.
   - Ну что ж, предадимся, - Пафнутьев сел у  окна,  огляделся.  В  кабинете
директора тоже произошли перемены. Здесь стоял новый письменный стол, кресла
тоже новые, хотя и не  такие  удобные,  как  прежде,  жестковатые  появились
кресла,  для  деловых  переговоров  скорее   предназначенные,   а   не   для
благодушного примечания гостей. На окне висела сверкающа