ался,  явно  отдавал
предпочтение осетрине, но вопросы  задавал  вовремя  и  именно  те,  которые
требовались.
   - Голдобову. Сам-то он за прилавком не стоит.. А жить хочется и  ему.  Он
пробовал договориться с Пахомовым, но... Был грех - женой его попользовался.
И Колю заклинило.
   - А зачем Голдобову  понадобились  снимки?  Ведь  он  знал,  что  у  тебя
остались экземпляры?
   - На случай, если у него испортятся отношения с Первым.
   - Но они не испортились?
   - Пока нет.
   - Ты говоришь пока...
   - Я имею в виду твою деятельность. Ты, Паша, перешел черту. Ты в  опасной
зоне. Можно сказать.., в мертвой зоне. Твой шеф...
   - Анцыферов? - опять вставил вопрос Фырнин,  не  в  силах  удержаться  от
уточнения.
   - Да, - Халандовский  поморщился  недовольно  и,  чтобы  как-то  сгладить
промах корреспондента,  наполнил  рюмки.  -  Давайте  пригубим,  закусить  я
кой-что нашел, - Фырнин с удивлением увидел на столе баночку красной икры  и
два кружка домашней колбасы. - Не взыщите, пища у меня простая. Но здоровая.
Завтра утром будете в форме. Поехали, -  и  он  так  же,  как  после  первой
стопки, прислушался к себе - туда ли пошла  смирновская.  Смирновская  пошла
куда следует, и Халандовский прямо рукой взял  круг  колбасы.  -  Налегайте,
ребята, на икру, я к ней спокойно отношусь. Что хочу  сказать...  Защититься
от Голда я смог... Но напасть на  него...  Это  не  просто  рискованно,  это
опасно. Для жизни опасно.
   - И мне не советуешь?
   -  Как  я,  Паша,  могу  советовать...  Мы  с  тобой  в  разных   весовых
категориях... Если бы ты поделился новым способом, как сделать миллион, я бы
мог сказать что-нибудь дельное... А здесь... То, что это опасно, то, что это
смертельно опасно... Ты и без меня знаешь. У тебя сколько трупов в деле?
   - Два.
   - Если не остановишься, еще будут. В конце концов, Голдобов войдет в твой
кабинет чистеньким. С улыбкой на устах. И никак иначе.  И  не  раньше.  Твои
коварные вопросы будут его только смешить. Не  заблуждайся,  Паша,  на  этот
счет. Тебя шеф уже отстранил от дела?
   - Откуда ты знаешь? - опешил Пафнутьев.
   - Предположил, - грустно улыбнулся Халандовский. - Это  самое  простое  и
невинное действо... Если не сработает, будут другие. Каждый раз все  жестче.
По нарастающей. Вы ко мне пришли пешком?
   - Пешком. А что?
   - Обратно поедете на машине.
   - А к чему это? - Фырнин после выпитого не мог  ни  о  чем  спросить  без
широкой простодушной улыбки.
   - Несу ответственность из своих  гостей.  Я  только  тогда  выполню  долг
хозяина, когда буду знать, что вы в своих постельках и в ваших  головах  нет
посторонних предметов.
   - А какие посторонние предметы могут быть...
   - Это  ты  у  меня  спрашиваешь?  -  Халандовский  посмотрел  на  Фырнина
удивленными глазами, поморгал и снова обратился к кружку  домашней  колбасы,
от которой сумасшедше пахло настоящим мясом, чесноком и прочими полузабытыми
вещами.
   - Хорошо,  Аркаша,  скажи  вот  что...  -  Пафнутьев  помедлил,  прикинув
количество водки во второй  бутылке,  помолчал.  -  Первый  у  Голдобова  на
крючке?
   - Хм, - Халандовский, кажется, соображал лучше, когда в руках у него была
бутылка. - Он отвинтил  крышку,  разлил  водку  в  стопки,  поставил  пустую
бутылку в угол. - Хм... Если Голдобов так думает, то  он  ошибается.  Опасно
держать на  поводке  дикого  зверя.  Его  можно  подкармливать,  поддерживая
состояние  сытости,  но  упаси,  Боже,   прозевать   момент,   когда   зверь
проголодается или почувствует опасность. Первый  будет  помогать  Голдобову,
выручать, пускать его в свой кабинет только до тех пор, пока  это  не  будет
для него ничего стоить. Голдобов оставил у себя снимки... Но  самая  большая
ошибка его будет, могу даже сказать, что это будет последняя ошибка...  Если
он решится показать Первому эти  снимки.  -  Халандовский  смотрел  в  окно,
залитое красным закатным солнцем, и говорил медленно, тихо,  будто  вещал  -
Голдобов бывает у Первого чаще других,  бывает  у  него  гораздо  чаще,  чем
требуется... Он привык  к  Первому,  как  смотритель  зоопарка  привыкает  к
тигру...
   И даже не ощущает опасности. Голдобов должен был выкупить у  меня  снимки
за любые деньги только для того, чтобы их уничтожить. А ему это и  в  голову
не пришло. Он думает, что снимки опасны для Первого.  Нет,  они  опасны  для
него самого! Я мог бы убрать Голдобова в  течение  суток.  Для  этого  нужно
только одно - положить Первому на стол эти снимки.
   - Почему же ты этого не делаешь?
   - А зачем? - удивился Халандовский. -  Зачем,  Паша?!  Голдобов  меня  не
трогает, у нас установились ровные взаимовыгодные отношения, мы  ценим  друг
друга, как достойные противники, соратники... Он знает, что я его не продам,
но он меня при необходимости продаст. И  стараюсь  не  подставлять  бока.  И
потом... Как знать, кто придет вместо  него,  сколько  новый  потребует  для
первого знакомства...
   - А ч том, что потребует, ты не сомневаешься?
   - Очень глупый вопрос, Валя. Ты же не  сомневаешься  в  том,  что  завтра
взойдет солнце? Оно может оказаться за тучами, может  быть  в  тумане...  Но
солнце взойдет минута в минуту. И я тоже минута в минуту появлюсь в кабинете
нового начальства с плотным пакетом в кармане.  Давай,  Валя,  выпьем...  За
твои творческие успехи. Выпьем за то, чтобы  наш  друг  Паша  успешнее,  чем
прежде, ловил карманников, мошенников, кладбищенских воров, которые  торгуют
могильными цветами, а эти цветы юноши трепетно дарят своим  возлюбленным,  а
те потом всю жизнь помнят их и  даже  в  момент  смерти  цветы  стоят  перед
глазами умирающих, как нечто давнее, счастливое, чистое...
   - Остановись, Аркаша! - властно приказал Пафнутьев. - Что-то тебя не в ту
степь, понесло!
   - После второй бутылки такое случается, -  Халандовский  виновато  развел
руками. - Я очень умный человек, Паша, я не встречал в  своей  жизни  никого
умнее меня! Но даже я, даже в  таком  вот  вдохновенном  состоянии  не  могу
сказать, что ждет тебя завтра. Пытаюсь и не могу. Темнота. Неопределенность.
Ты себе, Паша, уже не принадлежишь. Это я знаю точно.
   - В каком смысле? - с подозрением спросил Пафнутьев.
   - В том смысле, что твои решения и поступки уже не влияют на твою судьбу.
Другими словами, своими поступками и  решениями  ты  уже  не  можешь  ничего
изменить. Покатилось Большое колесо. И, похоже, ты сам сдвинул его с места.
   - Разберемся, - бросил Пафнутьев, набирая в баночке полную ложку  красной
икры. - Разберемся, - и он сунул ложку в рот.
   - Ну как, Паша, еще по глоточку? - спросил Халандовский.
   - Что ты, совсем ошалел. Нет, спасибо, мне пора.
   - А ты. Валя?
   - Разве что на посошок, - Фырнин решил не противиться хозяину.
   - О! - радостно воскликнул Халандовский. - Вот она, столичная закалка!  А
ты, Паша, замшелый какой-то, опасливый.
   - Ладно, уговорили, - махнул рукой Пафнутьев. - Наливай.
   После ?посошка? хозяин взял  телефон,  положил  себе  на  колени,  набрал
номер. - Толик? Ты в порядке? Молодец... Через пятнадцать минут  на  обычном
месте будут стоять два человека, - он окинул взглядом Пафнутьева. - Один  из
них в сером костюме, почти трезвый, и с  чемоданчиком  не  первой  свежести.
Второй юн и прекрасен, - Халандовский подмигнул Фырнину. - Ты их узнаешь. Их
все узнают. Лады? Пока.
   - Что это значит? - спросил Пафнутьев.
   - Я же тебе говорил, Паша... Ты должен  сегодня  добраться  домой.  Скажу
больше - ты позвонишь мне, когда окажешься дома. Или я позвоню. Только тогда
сон мой будет спокоен, здоров и целебен. Да! - воскликнул он, поднимаясь.  -
А это гостинец на  добрую  память  о  нашем  прекрасном  вечере,  -  в  руке
Халандовского словно сама  по  себе  возникла  плоская  бутылка  смирновской
водки. Но вдруг как-то  неловко  пошатнувшись,  он  выронил  ее  на  паркет.
Пафнутьев в ужасе закрыл лицо руками, Фырнин  вскрикнул,  как  от  боли.  Но
когда прошла секунда, вторая и не  раздалось  звона  разбитого  стекла,  они
опасливо посмотрели на пол и увидели бутылку, которая лежала, как ни  в  чем
не бывало, и даже, казалось,  усмехалась  над  ними  -  точно  так  же,  как
усмехался счастливый Халандовский. - Что, Паша, напугался? Это шутка, пьяная
шутка, может быть, не очень хороша, но если расстаемся с улыбкой на устах  -
это прекрасно! Понимаете, ребята, поганые буржуи выпускают  водку  в  мягких
бутылках.  С  виду  не  скажешь,  а  когда  она  падает,  то  может   только
подпрыгнуть... Во живут, а?! Потрясающе! - и он вручил по бутылке Пафнутьеву
и Фырнину.
   - Спасибо, Аркаша. Это царский подарок. Я надеюсь пригласить тебя на  эту
бутылочку, когда все закончится..
   - О, тогда мы ее никогда не выпьем.
   - Почему?
   - Потому что все никогда не кончится.
   - Разберемся, - повторил Пафнутьев. - Спасибо, Аркаша, за ужин, все  было
прекрасно. Если еще твой человек развезет нас по домам, можно  считать,  что
жизнь удалась.
   - Н; что ж, до скорой встречи, Паша.
   - Снимками не поделишься? - спросил Фырнин.
   - Знаешь, Валя, чего я боюсь... Пропадут они у тебя. Исчезнут. Ты и знать
не будешь, кто взял, когда, куда пошли... Паша, у тебя такого не бывает?
   - Да как сказать, - смутился Пафнутьев.
   - Вот и я о том  же.  Ребята,  когда  эти  снимки  понадобятся  жестко  и
срочно... Считайте, что они у вас уже в карманах. Отдам. Я ведь тоже дома их
не держу.
   - На войне, как на войне, - усмехнулся Пафнутьев.
   - Да, Паша, да... Я  рад,  что  смирновская  не  сбила  тебя  с  толку...
Провожать не пойду, мне нельзя. Смотри, - он подвел  Пафнутьева  к  окну,  -
видишь просвет в кустах? Вы выходите по этой тропинке и ровно  через  минуту
останавливается машина. Девятка. Верный  человек  довезет  вас,  куда  надо,
поможет подняться на этаж, открыть дверь и уйдет, закрыв ее...
   - Неужели мы выглядим настолько пьяными?
   - Мне неважно, как вы выглядите, что при этом чувствуете и что думаете...
Я хочу спокойно спать. А для этого должен знать, что вы дома и у вас  все  в
порядке. Не о вас пекусь, о себе. И машину вызвал, беспокоясь о  собственном
самочувствии. Это чтоб вы не заблуждались. Видите,  как  я  себя  люблю,  на
какие жертвы иду, чтобы  обеспечить  себе  спокойный  сон.  Пока,  Паша.  До
встречи. Валя. - Халандовский проводил взглядом Фырнина,  не  совсем  твердо
отправившегося в туалет, и наклонился к  Пафнутьеву.  -  И  еще,  Паша...  В
машине на заднем сидении увидишь пакет... Это тебе.  Не  забудь  его,  когда
будешь выходить. Впрочем, Толик напомнит.
   - Что там? - отшатнулся Пафнутьев.
   - Костюм. Ведь ты просил костюм? О, Паша! - Халандовский закатил глаза. -
Благородный серый цвет, покрой, отделка, пуговицы... Бельгия, Паша! Там же в
пакете - рубашка и галстук.
   - Аркаша... Пакет останется в машине, - твердо сказал Пафнутьев. -  Хочу,
но не могу. Боюсь тебя потерять.
   - А ты не боись... Там же, в кармане, найдешь  счет.  По  этому  счету  и
оплатишь. В центральном универмаге. В городе три таких костюма, береги  его.
А галстук - с нашим знаменем цвета одного.
   - Аркаша! - растроганный Пафнутьев разлил по стопкам оставшуюся в бутылке
водку. - За тебя, Аркаша!  За  хозяина!  -  повторил  он,  увидев  в  дверях
Фырнина. - Давай, Валя, за хозяина надо пригубить!
   Халандовский  подошел  к  окну,  подождал,  пока   появится   внизу   его
захмелевшие гости. Те оглянулись, помахали руками. А едва вышли  на  дорогу,
возле них остановилась машина. Девятая  модель  ?жигулей?  -  как  и  обещал
Халандовский.
 
*** 
 
   Лариса услышала настойчивый звонок в дверь,  когда  была  в  ванной.  Она
закрутила краны, прислушалась - так и есть, в дверь кто-то звонил. Так можно
было звонить, лишь наверняка зная, что хозяйка дома. Оставляя на полу мокрые
следы, она подошла к двери и выглянула в глазок. На площадке  стоял  генерал
Колов в полной парадной форме. Впрочем, возможно, это  была  и  не  парадная
форма, но погоны, звезды, разноцветные колодки, строгий вид самого  генерала
создавали впечатление торжественности.
   - Надо же, - пробормотала Лариса. - Только генерала здесь и не хватало...
- окинув себя взглядом, она была не только голая, но и мокрая, чуть поправив
полотенце  на  плече,  открыла  дверь,  прекрасно  зная,  какое  впечатление
произведет ее вид на Колова.  И  не  ошиблась.  Тот  отпрянул,  оглянулся  в
беспомощности - за его спиной стояли двое молодых ребят в форме.
   - Здравствуйте, - сказал Колов  и  это  было  единственное,  что  он  мог
произнести.
   - А, Гена, - улыбнулась Лариса. - Наконец-то... А я уж заждалась... Это с
тобой? Входите, ребята, хотя в этом доме моему Генуле ничего не угрожает. Во
всяком случае для жизни, - да. Гена?
   Колов смешался, еще раз оглянулся на сопровождающих, но взял себя в руки.
   - Они подождут на площадке. Я хочу с тобой поговорить.
   - Всегда рада тебе. Гена, ты же знаешь! - Лариса безошибочно нашла нужный
тон, понимая,  что  только  вот  такая  вызывающая  интимность  может  сбить
генерала с толку. - Ты появляешься так  неожиданно,  но  всегда  желанно,  -
успела пропеть она до того, как генерал, переступив порог, с силой захлопнул
за собой дверь.
   - Что ты несешь?! -  со  злостью  прошипел  он.  -  В  каком  свете  меня
представляешь?!
   - Я тебя представляю только в высшем свете, Генуля! А разве я ошибаюсь?
   - Боже, какая дура, какая дура! - простонал Колов.
   - Ни фига себе! Ворвался в  мой  дом...  И  дура?  Неужели  я  так  плохо
выгляжу, - она повернулась перед  зеркалом,  не  очень-то  стараясь  поймать
соскользнувшее полотенце. - По-моему, только сейчас те ребята зауважали тебя
по-настоящему, а? Гена? У тебя такие строгие глаза, что я подозреваю...  Ты,
наверно, разлюбил меня?  -  спросила  она  плачущим  голосом.  -  Это  очень
печально. Но я переживу. Я последнее время научилась себя преодолевать...  И
чувствую, у меня получается... Проходи, Гена, садись.
   Колов ощутил беспомощность. Эта женщина его не боялась, смеялась над  ним
и он не знал, что делать. Все было бы проще, если бы не стояли  на  площадке
его сотрудники, если бы они не видели ее голой, с мокрыми волосами, если  бы
не было той дурацкой ночи, когда он, перепившись, позорно  заснул  и,  самое
обидное, не мог припомнить, что было, а чего не было.
   - Ты молодец, - щебетала Лариса. - Я уж думала, что не  выполнишь  своего
обещания.
   - Какого обещания? - хмуро спросил Колов.
   - Как?! Ты все забыл? О, Гена...  Это  так  на  тебя  не  похоже!  Обещал
захаживать... Обещал, что наша ночь в том  домике  не  последняя...  Подарки
обещал...
   -  Кстати,  о  подарках.  У  меня  такое  впечатление,  что  кое-что   ты
прихватила, не дожидаясь, пока сам подарю.
   - Гена! - Лариса округлила глаза, насколько это было ей под  силу.  -  Ты
подозреваешь меня в воровстве?! Ты?! Меня?!
   - Пропал мой пистолет.
   - Он, наверное, очень дорогой? Я могу  помочь?  У  меня  есть  деньги  на
книжке...
   - Остановись. Он не дорогой.  Если  бы  тебе  понадобились  пистолеты,  я
достал бы десяток. Но пропал мой пистолет.
   - Ты считаешь, что его взяла я?
   - Я не могу его найти после того, как ты  побывала  на  даче.  Ты  уехала
утром, сказала водителю, что я тебя отпустил. А я не отпускал.
   - Ты хотел оставить меня  у  себя?  Навсегда?!  -  Лариса  опять  сделала
круглые глаза.
   - Сядь, ради Бога, я не могу смотреть на тебя в  таком  виде...  -  Колов
снял фуражку, вытер лоб и опустился в кресло.
   - Прошлый раз ты хотел видеть меня именно в таком виде,  -  она  обиженно
передернула плечами. - Говорил, что именно такой мой  наряд  тебе  нравится.
Вот я и подумала, что...
   - Что ты подумала?
   - Я подумала, что ты  говорил  эти  слова  не  только  потому  что  выпил
коньяка, - закончила она жестко. - Извини,  дорогой,  сейчас  прикрою  срам,
чтобы сделать тебе приятное.
   Колов вскинулся, хотел ответить что-то резкое и  злое,  но,  увидев,  как
Лариса,  отбросив  полотенце,  пытается  попасть  рукой  в   рукав   халата,
промолчал, подождал, пока она повяжет пояс и сядет в кресло.
   - Ты брала пистолет? Если брала - отдай. И мы останемся друзьями. Обещаю.
   Лариса помолчала, поигралась кисточкой  халата,  глядя  в  окно,  скорбно
опустила голову.
   - Ты мне не веришь, - проговорила она с трудом, и одинокая слезинка упала
ей на руку. - Я все поняла... Ты меня не любишь. И тогда не любил.
   - Как я могу тебе верить, если пистолет исчез вместе  с  тобой  в  то  же
утро?! - вскричал Колов.
   - Может быть он исчез еще вечером?
   - Как?
   - Не знаю, о каком пистолете ты говоришь, но вечером я видела  у  тебя  в
руках... Ты хотел пойти пострелять...
   - Я? Пострелять? В кого?
   - Ты хотел показать, как это делается... Я  отказалась,  но  ты  все-таки
пошел...
   - И стрелял? - растерянно спросил Колов.
   - Не знаю... При мне... При мне, вроде нет...
   - Но выстрелы ты слышала?
   - Я в этом не разбираюсь.
   - Но грохот, грохот был?
   - Что-то грохотало... Может быть, гром, может, кто-то пробежал  по  листу
железа, может, это были и выстрелы... Я ведь, Гена, в тот вечер тоже немного
выпила... Наверняка больше бутылки... Я как чувствовала, что такого  коньяка
мне уж не попробовать.
   - Не прибедняйся! Голдобов пьет коньяк не худший.
   - Гена, возможно, у него есть коньяк даже лучше  твоего,  но  угощает  он
только водкой.
   - Не может быть! - вскричал Колов изумленно.
   - Я говорю то, что знаю, - Лариса нерешительно протянула руку  и  провела
пальцем по колену Колова. Он поймал ее ладонь, заставил  посмотреть  себе  в
глаза.
   - Послушай меня, Лариса... Ты очень красивая женщина  и  мы  могли  бы  с
тобой надолго стать очень  близкими  друзьями...  Я  надеюсь,  что  это  еще
возможно... Я бы очень этого хотел. Но пистолет - это из другой области.  На
нем номер, этот номер числится за мной. Слишком многое на  кону.  Сейчас  те
ребята, которые остались на площадке, сделают обыск. Не возражаешь?
   - У меня? Здесь? Сейчас?
   - Да. У тебя. Здесь. Сейчас.
   - г А если буду возражать? Обыска не будет?
   - Он будет в любом случае. Но если ты очень уж против,  тогда  я  проведу
обыск официально. С понятыми, протоколом и так далее. А  если  возражать  не
будешь, то мы все сделаем, можно сказать, в узком, почти семейном кругу.
   - Эх, Гена, - проговорила Лариса и, поднявшись, подошла к окну.  Обхватив
себя  руками  за  плечи,  она  смотрела  на  листву,  на  прохожих,  изредка
мелькавших во дворе, потом подошла к кровати и с размаху упала на  спину.  -
Валяйте!
   - Ты должна понять...
   - Тебя что-то смущает? Чего ты ждешь?
   - Может быть, пока посидим на кухне? - предложил Колов.
   - А вдруг пистолет спрятан как раз там?
   - Вообще-то да, - он прошел в прихожую, открыл дверь, впустил в  квартиру
двух хмурых ребят. - Приступайте, - сказал он.  -  Начните  с  кухни.  Потом
хозяйка перейдет туда варить кофе, а вы займетесь остальным.
   Закинув руки за, голову, Лариса безучастно  смотрела  в,  потолок.  Колов
помялся около нее, сел в  кресло,  пытался  что-то  сказать,  но  Лариса  не
отвечала. Изредка по ее губам пробегала скорбная улыбка.
   - Скажи мне, Гена, - наконец произнесла она негромко,  -  скажи  мне  вот
что... Ты действительно ищешь пистолет или же обыск понадобился для  чего-то
другого?
   - Не понял? - Колов вскинул брови.
   - Не надо прикидываться дураком... Я прекрасно  знаю,  что  вы  заметаете
следы,  че  хотите,  чтобы  был  пойман  убийца  Николая...   Я   достаточно
повертелась среди вашего брата... Среди таких вот  начальников-генералов  от
общепита, генералов от партии, генералов от  милиции.  Все  вы  одним  миром
мазаны.  Все  готовы  напоить  бабу,  тем  более,  что  покупать  коньяк  не
приходится, вам его приносят в кабинет,  на  дачу,  в  квартиру...  Так  что
пьянки, закуска обходятся недорого... Потом вы залезаете на бабу, на ней  же
и  засыпаете,  забыв  зачем   забрались,   -   Ла