.
Перебрал всех посетителей, которые за  день  побывали  в  его  кабинете,
перебрал телефонные звонки, доклады  и  наткнулся  наконец  на  недавний
разговор с Пафнутьевым. И что-то щелкнуло в нем, что-то  вспыхнуло,  еле
слышный звоночек подсказал - здесь!
   Захлопнув папку, Шанцев встал и  подошел  к  окну.  Белые  жалюзи  из
тонких пластинок позволяли увеличивать,  уменьшать  количество  света  в
комнате - Шанцев любил, когда света много, когда кабинет залит  солнцем,
поэтому жалюзи были открыты в небо, но при всем старании невозможно было
заглянуть в кабинет с улицы, из окон соседних домов.
   - Пафнутьев, - проговорил Шанцев вслух. - Что-то не нравишься ты мне,
Пафнутьев... Не так ты со мной говорил, как-то вот не так...
   Прошло еще какое-то время, и Шанцев понял, что  Пафнутьев  говорил  с
ним несерьезно, дурачился, подыгрывал, а он, Шанцев, вертелся, как  вошь
на гребешке,  потешая  следователя.  Да,  он  его  отшил,  отказался  от
встречи,  но  Пафнутьев  не  выглядел  удрученным.  Похоже,   его   даже
устраивало течение разговора.
   Шанцев уже достаточно много знал о Пафнутьеве, навел справки по своим
каналам, сделал запросы. Все эти сведения вписывались в их разговор,  не
противоречили ему, а все-таки, какую-то занозу  он  чувствовал.  Угрозы?
Нет, угроз не было. Просьбы? И здесь все чисто, Пафнутьев ни  о  чем  не
просил.
   От ремонта квартиры не отказался,  но  и  не  принял  предложения.  С
женой, мол, надо посоветоваться. О чем? Нужен ли ремонт?  Ремонт  всегда
нужен, а советоваться можно лишь о том, где взять деньги.
   Значит, не принял Пафнутьев предложения?
   Значит, затаил недоброе?
   Значит, надо принимать меры.
   И Шанцев, не колеблясь, поднял трубку.
   - Анатолий Матвеевич... Повидаться бы.,.
   -  Есть  проблемы?  -  раздался  голос  молодой  и  напористый.  Даже
нетерпеливость прозвучала в этом коротком вопросе.
   - Могут быть. Дело в том, что...
   - Приезжай.
   И тут же гудки отбоя.
   Шанцев скривил  гримасу,  изображающую  примерно  такие  слова:  "Вот
так-то, брат, учись..." И тут же поднялся, окинул стол быстрым  взглядом
и вышел из кабинета. Секретарша,  светлая  девчушка  с  большими  ясными
глазами, вопросительно посмотрела на него.
   - Сегодня больше не буду.
   - Хорошо, Борис Эдуардович.
   Проходя мимо, Шанцев остановился на секунду, наклонил голову девушки,
отвел в сторону волосы с затылка и осторожно поцеловал в ямочку.  И,  не
добавив больше ни слова, вышел, подмигнув секретарше уже от двери...
   Банк Бевзлина занимал два верхних  этажа  двенадцатиэтажного  здания.
Попасть на эти этажи можно было  только  с  помощью  лифта,  у  которого
дежурили два молодца с короткими черными автоматами. Они проверяли всех,
кто приближался к лифту.
   Рядом стоял столик с телефоном, и, если сверху не  поступала  команда
пропустить того или иного человека, увидеть  Бевзлина  у  него  не  было
никакой возможности.
   Хотя  оба  охранника  прекрасно  знали  Шанцева,  иногда  приходилось
пропускать его наверх  по  несколько  раз  на  день,  но  документы  они
проверяли каждый раз все с  той  же  старательностью,  если  не  сказать
подозрительностью.   Они   словно   догадывались,   что    кто-то    мог
замаскироваться под этого человека и обмануть их.
   Как-то Шанцев, торопясь, решил пройти  мимо  охранников,  но  тут  же
наткнулся на короткий ствол автомата. С тех пор  он  больше  не  пытался
упростить правила, введенные Бевзлиным.
   Поднявшись на двенадцатый этаж, Шанцев  прошел  в  конец  коридора  и
снова уперся  в  автоматчика.  Проверив  его  документы,  тот  пропустил
Шанцева за железные двери, обитые кожей. За ними начинались  апартаменты
Бевзлина - короткий коридор с несколькими дверями по обе стороны.
   - Здравствуйте, Борис Эдуардович, - приветствовала его секретарша без
улыбки. - Входите, - она не дала ему возможности произнести  ни  единого
слова, сразу ответив на все возможные вопросы.
   - Здравствуй, Надя. Что хорошего в жизни?
   - Ничего.
   - Да? - удивился Шанцев, - Что так?
   - А вы знаете что-то хорошее в жизни? Поделитесь.
   - А весна? - Весна - это для общего пользования.
   - Вообще-то да, - согласился Шанцев. Он избегал затягивать  разговоры
с секретаршей Бевзлина, чувствуя, что  та  его  переигрывает.  Последнее
время появилась в ней какая-то жесткость,  холодность.  Впрочем,  Шанцев
знал причину этих перемен.
   Бевзлину было где-то около тридцати. Порывистый,  улыбчивый,  готовый
весело рассмеяться самой непритязательной шутке, он казался еще  моложе.
Люди, не очень близко  его  знающие,  полагали,  что  у  него  постоянно
приподнятое настроение.
   Увидев входящего Шанцева, Бевзлин отодвинул бумаги, поднялся и,  пока
тот  закрывал  за  собой  дверь,  успел  пересечь  половину  просторного
кабинета, залитого солнечным светом.
   - Привет, Шанец! -  приветствовал  он  его,  протягивая  сухую  узкую
ладонь.Жив?
   - Местами.
   - Возникли проблемы?
   - Пока нет, но возможны...
   - Правильно. Проблемы надо устранять до того, как  они  возникли,  до
того, как они проявили свою силу и власть, -  Бевзлин  сел  в  кресло  у
окна.Присаживайся, - рядом стояло такое же кресло. - Хочешь выпить? - он
указал на бутылку с минеральной водой.
   - Воздержусь, - Шанцев осторожно опустился в кресло, уже этим выражая
уважение хозяину и признавая его первенство.  Хотя  смертельно  хотелось
ему просто упасть на мягкое податливое сидение и провалиться в  него  до
самого пола.
   Бевзлин выглядел беззаботным, смешливым,  его  белые  зубы  сверкали,
глаза светились участием, легкая свободная одежда создавала  впечатление
молодости и уверенности. Но Шанцев знал, хорошо знал, насколько все  это
далеко от истинного Бевзлина. А впрочем, нет, он и  истинный  был  такой
же, смешливый и легкий в поведении,  но  это  не  мешало  ему  принимать
решения, которые не то чтобы оказывались  жестокими  или  безжалостными,
просто они были  нечеловеческими.  Он  не  обладал  качествами,  которые
принято ценить - сочувствие,  готовность  помочь  или  хотя  бы  понять.
Бевзлин не умел прощать, не то чтобы не хотел, не умел. Его решения были
быстры и правильны, но опять же с точки зрения робота, который  выбирает
наиболее рациональный путь,  не  считаясь  ни  с  чем,  кроме  конечного
результата.
   - Говори, Шанец... Слушаю.
   - Этот старик, который зарезал двух наших ребят...
   - Я уже принял меры. Его нет.
   - Знаю... Следователь доложил.
   - Следователь? Он наш человек?
   - Не думаю.
   - Мешает?
   - Пока нет... Но может.
   - Помочь убрать?
   - Рановато... Пока он  ничего  не  сделал.  Но  заинтересовался.  Его
человек работает  в  домоуправлении...  Выясняет,  какие  квартиры  кому
принадлежали, с каких пор, на каком основании.
   -   Ишь   ты!   -   не   столько   возмутился,    сколько    изумился
Бевзлин.Любознательный, значит?
   - Да. Очень. Дело еще вот в чем... Он  успел  раскрутить  старика.  И
теперь, вполне возможно, знает гораздо больше, чем ему положено.
   - Шустрый,  значит?  Наш  пострел  везде  поспел?  -  весело  спросил
Бевзлин.Сказано, давно сказано, еще в Библии... Знания  рождают  скорбь.
Чем больше знаний, тем больше скорби.
   - Хорошая мысль, - согласился Шанцев.
   - Ты с ним разговаривал?
   - Да.
   - Он как, поддающийся?
   - Мне показалось, что с ним можно договориться...  Но  слава  у  него
дурная.
   - Патриот?
   - Энтузиаст. Фанатик.
   - Законы уважает?
   - Не всегда... Иногда не прочь все законы послать подальше и сделать,
как сам считает нужным.
   - Это же прекрасно! Значит, наш человек!
   - Сомневаюсь, Толя... Сомневаюсь.
   - Кто его окружает?
   - Есть жена...
   - Хороша собой?
   - Достаточно хороша.
   - Лишить жены. Хотя бы на время. Эти  следователи  очень  привязчивы,
они страшно переживают, когда лишаются детей, жен, любовниц...  Еще  кто
есть?
   - Друг, директор гастронома...
   - Хороший гастроном?
   - Ничего... В порядке заведение.
   - Купи его. Не нужен ему гастроном. Перебьется.
   - Есть парнишка... Помощник, юный друг, как говорится.
   - Пусть исчезнет! - рассмеялся Бевзлин. -  Для  начала.  Тебя  что-то
смущает?
   - Толя, послушай меня... Я навел справки об этом  Пафнутьеве.  Крутой
мужик, оказывается. Он побывал в хороших переплетах...
   - Круче нас с тобой? - радостно удивился  Бевзлин.  -  Неужели  такое
возможно?
   - Не круче, конечно...
   - Но где-то рядом? - подсказал Бевзлин. - Слушай меня, Шанец. Если он
крутой, но не наш - убрать. Если крутой, но наш - приблизить,  нагрузить
работой, поощрить. Ведь он начальник следственного отдела? Хорошо бы  на
этом месте иметь своего человека, а?
   - Хорошо бы, - согласился Шанцев.
   - Значит, так... При малейшем  сомнении  -  убирай.  Без  следов.  По
нашему законодательству, если есть труп - есть убийство, если трупа нет,
то и убийства нет. Помочь? - Бевзлин улыбнулся белозубо, широко.
   - Справлюсь, - Шанцев прекрасно понимал, что за  предложением  помощи
скрывается обыкновенное подзуживание, подзадоривание, которое  не  будет
продолжаться слишком долго. Бевзлин хочет убедиться -  действительно  ли
он справится  или  же  ему  придется  помогать.  Знал  Шанцев  -  дорого
обходится помощь  Бевзлина,  слишком  дорого  для  любого,  кто  на  нее
соглашается.
   - Еще... Он знает только о старике и обо всем,  что  с  ним  связано?
Больше он ничего не знает?
   - Я подробно с ним поговорил. Ни малейшего  намека  на  остальное  не
было. Он бы дал понять. Очень уж хотелось ему прищучить меня... Нет,  он
бы не удержался.
   - Хорошо. Приму меры. Но основное лежит на тебе. Вопросы есть?
   - Вопросов нет.
   - Будь здоров, дорогой друг! - весело рассмеялся  Бевзлин  и,  легко,
пружинисто поднявшись из кресла, протянул Шанцеву узкую ладонь.

***

   Андрей не сразу понял, что с  ним  происходит.  Какая-то  непривычная
раздраженность сменялась неуверенностью, уже вернувшись вечером домой он
неожиданно спохватывался, одевался и  выходил  в  весенний  город.  Мать
смотрела на него озабоченно -  она  тоже  не  понимала,  что  с  парнем.
Отшагав  по  улицам  час-полтора,  Андрей   возвращался   молчаливый   и
сосредоточенный, быстро принимал душ и ложился спать, так и  не  обронив
ни слова.
   - У  тебя  все  в  порядке?  -  спросила  как-то  мать,  не  выдержав
тягостного его состояния.
   - Конечно, нет, - улыбнулся Андрей. - Разве может быть у человека все
в порядке? Так не бывает.
   - Что-то тебя водит, Андрюша...
   - Поводит-поводит и перестанет, -  успокоил  он  мать  и,  коснувшись
рукой ее плеча, ушел в свою комнату. И только там, наткнувшись  взглядом
на фотографию женщины, он как бы встряхнулся. И понял, что дело в ней, в
этой красавице со  строгим,  печальным  взглядом,  обнаженной  грудью  и
распущенными волосами. Андрей взял портрет в руки, всмотрелся в ее лицо,
глаза и вдруг осознал, что, никогда не видя ее живой, смертельно по  ней
соскучился, что хочет ее видеть.
   Так бывает - замкнутая жизнь рождает в юных душах желания, на  первый
взгляд, странные, хотя на самом деле ничего столь  уж  удивительного  не
происходит - женщина  понравилась  Андрею  настолько,  что  он,  похоже,
влюбился.
   Ну, что ж, влюбляются в актрис, в актеров,  дело  обычное.  И  письма
пишут, и в любви объясняются, и встречи назначают. Да что там письма - с
собой, случается, кончают, кончают, в петлю лезут от неразделенной любви
к какому-нибудь экранному красавцу,  к  какой-нибудь  эстрадной  диве  с
длинными ногами и чулочками в сеточку. Было, все это уже было, и Андрей,
волею  судьбы  своей  непутевой  оказавшийся   в   следственном   отделе
прокуратуры, прекрасно это знал, сталкивался, как  говорится,  по  месту
работы.
   Если бы дело касалось только служебных его обязанностей, Андрей давно
бы разыскал красотку и доставил бы ее к Пафнутьеву в наилучшем виде.  Но
он понимал, что начинается нечто личное, и уверенности его или,  скажем,
служебной  бесцеремонности  явно  не  хватало.  Несколько   вечеров   он
всматривался в газетный снимок, залитый  кровью  непутевой  фотографички
Вали, всматривался в  телефонный  номер,  напечатанный  под  снимком  и,
наконец, понял, что позвонит. Не сможет не позвонить.
   В красавице на снимке Андрей чувствовал  какой-то  надлом,  не  может
быть у этой молодой девушки благополучной, спокойной  жизни.  По  глазам
было видно, что пережила она передряги, что доставалось ей крепко, что и
при съемке грудь она обнажила чуть ли не сцепив зубы.
   Может быть, Андрей все это додумывал, но знал он и то,  что  фантазии
возникают не сами по себе, что-то за  ними  стоит  или  кто-то  за  ними
стоит, невидимый и могущественный, что и мысли приходят  к  человеку  не
случайные что-то вызывает их из глубин его мозга. А уж если появилась  в
его жизни эта женщина, пусть призрачно и неосязаемо,  -  не  случайно  и
это. Что-то будет, что-то должно у него с ней произойти.
   Несколько месяцев общения с мудрым китайцем не прошли для Андрея зря.
Не только ударам тот  его  научил,  не  только  спокойствию,  но  и  еще
кое-чему, что не имело названия - Андрей стал иначе относиться  к  жизни
вообще и к своей собственной жизни в частности.  Китаец  вложил  в  него
некое равнодушие к исходу, спокойное безразличие к уходящему  времени  -
оно все равно уйдет, его не остановить. И еще китаец убедил его в чудной
мысли,  с  которой  Андрей  долго  не  мог  согласиться  -  если  что-то
случилось, то иначе и быть не могло, что любое событие готовится  некими
силами, именно для этого события  подбираются  люди,  выжидается  время,
создаются обстоятельства. На это могут уйти годы  и  годы,  и,  наконец,
когда все готово, когда все готовы, вспыхивает некая  искра,  и  событие
взрывается. А простаки руками всплескивают - Боже, как это  удивительно,
как неожиданно и странно!
   А иначе и быть не могло.
   Такое отношение к жизни утешало и обессиливало, давало уверенность  и
понимание того, что от тебя мало  зависит,  что  свершить  тебе  удастся
только то, для чего ты предусмотрен, предназначен, но сделаешь ты это  в
любом случае, какие бы помехи не стояли на пути. И не удастся тебе,  как
бы ты не юлил, уклониться от той роли, ради  которой  тебя  извлекли  из
небытия,  вытолкнули  на  ярко  освещенную  сцену  жизни.  Поэтому  будь
спокоен, уверен и послушен обстоятельствам.
   Еще раз проговорив все это, еще раз согласившись со всем этим, Андрей
набрал номер телефона, который был указан в газете.  Разговор  получился
настолько непривычным, диким, что он  несколько  раз  порывался  бросить
трубку, но какая-то сила удерживала его и он продолжал  разговаривать  с
женщиной, поднявшей трубку.
   - Здравствуйте, - сказал  Андрей  несколько  скованно,  поскольку  не
знал, с кем он говорит.
   - Здравствуй, мой милый, - услышал он ласковый, с хрипотцой голос.  -
Вот наконец-то ты и позвонил!
   - Простите, - Андрей смешался, - вы, наверное, меня с кем-то путаете,
я звоню первый раз.
   - Тебя как зовут, любимый мой?
   - Андрей...
   - Я так и знала, мой мальчик... Тебе нравится имя Наташа?
   - Да, нравится...
   - Вот и зови меня Наташей. Как я ждала тебя, как я о тебе мечтала, ты
не представляешь! Положи руку мне на  грудь...  Подожди,  я  сниму  этот
дурацкий лифчик... Вот сейчас положи... Тебе  нравится  моя  грудь?  Она
совсем юная...
   Осторожней, ты можешь уколоться о сосок... Ты в рубашке?
   - Да, да...
   - Я помогу тебе снять ее... Ты чувствуешь, как я расстегиваю пуговицы
одну задругой? Теперь я сдергиваю с тебя рубашку и забрасываю в  угол  -
нам она будет только мешать... О, если бы  ты  знал,  как  волнует  твое
тело! Ты сильный, ты молодой и красивый... Ты  чувствуешь  прикосновение
моей груди, скажи, чувствуешь?
   - Чувствую,  -  пробормотал  Андрей,  не  зная,  как  выкрутиться  из
дурацкого положения, в котором оказался.  Голос  женщины  был  настолько
искренним и взволнованным, что он невольно поддался гипнозу и,  кажется,
в самом деле ощутил прикосновение сильных, упругих сосков.
   - А теперь помолчи, не говори ничего...  Я  расстегну  пряжку  твоего
ремня, и моя рука скользнет к тебе, в твою темноту,  в  твою  густоту...
Ладно? Тебе так хорошо? Ты чувствуешь мою ладонь... Как там хорошо... О,
какой он у тебя...  Я  коснусь  его  осторожно,  возьму  в  руку,  сожму
ладонью... О... - женщина  застонала,  и  Андрей,  не  выдержав,  бросил
трубку.
   Некоторое время он сидел молча, с колотящимся сердцем, и  лишь  через
несколько минут стал приходить в себя. Он с  удивлением  обнаружил,  что
пуговицы на его рубашке расстегнуты, что и ремень, его брючный ремень из
толстой кожи висит свободно, пряжка отброшена...
   - Ни фига себе, - пробормотал он и начал спешно приводить  в  порядок
рубашку и брюки. Только сейчас он понял, по  какому  телефону  позвонил,
куда попал, с кем разговаривал, на чьи чары  так  неосторожно  поддался.
Это был телефон бюро интимных услуг. Ну, что ж, у них там наверняка есть
определитель номера, и  вскорости  надо  ожидать  счет  за  доставленное
удовольствие.
   Но звонок раздался уже через минуту.
   - Да! - отрывисто сказал Андрей.
   - Ну что, мой мальчик, тебе было хорошо со мной?  -  спросил  тот  же
голос с хрипотцой.
   - Да, спасибо, - пробормотал Андрей, - Я могу задать вопрос?
   - Слушаю тебя, любимый!
   - Меня интересует женщина, изображенная на снимке в  газете...  Я  бы
хотел поговорить с ней.
   - Она тебе  понравилась?  Считай,  что  это  была  она.  Позвони  мне
как-нибудь, ладно? Меня зовут Наташа, не  забудь,  Андрюшенька.  У  тебя
совершенно потрясающее тело, а твои соски я готова целовать всю ночь...
   - Я тоже! - Андрей положил  трубку,  поняв,  что  так  он  ничего  не
добьется.
   Пафнутьев предложил ему другой путь, более короткий,  надежный  и  не
столь авантюрный. Да и дешевле -  на  подобных  звонках  можно  запросто
разориться.

***

   Уже вечерело, когда Андрей вышел из дому.  Солнце  село,  и  лужи  на
асфальте тут же затянулись легким хрупким ледком. Ледяные  иглы  как  бы
пронзали лужи из конца в конец и посверкивали в свете  уличных  фонарей.
Большой дом, облицованный керамической  плиткой,  был  недалеко,  Андрей
добрался до него пешком  за  пятнадцать  минут.  За  это  время  у  него
сложился план действий. Надо пройтись по тому подъезду,  в  котором  жил
старик, причем выбирать квартиры, в которых обитали еще прежние хозяева,
знавшие старика.
   Положив фотографию в наружный  карман  куртки,  чтобы  она  была  под
рукой, Андрей вошел в подъезд, сверив по своему списку, составленному  в
домоуправлении,  какие  квартиры  ему  требуются.  Поколебавшись,  нажал
кнопку звонка на первом этаже. Дверь  долго  не  открывали,  в  квартире
слышалась возня, будто там готовились к отражению нападения, и, наконец,
густой мужской голос произнес из-за двери:
   - Кто?
   - Андрей.
   - Какой Андрей?! - его  настороженно  рассматривали  в  глазок,  явно
ожидая какой-то пакости.
   - Хороший Андрей.
   - А чем докажешь?
   Подумав, Андрей вынул  из  кармана  фотографию  И  поводил  ею  перед
глазком.
   Человек за дверью наверняка ничего  не  видел,  но  дверь  приоткрыл.
Правда, совсем немного да еще подстраховавшись  стальной  цепочкой.  Это
был громадный детина в растянутой тельняшке и штанах на  резинке.  Из-за
его спины выглядывала женщина со спутанными волосами, а уже у ее  подола
посверкивали детские глаза.
   - Ну? - сказал мужик.
   Андрей молча показал фотографию.
   - Порнуха? - спросил мужик, смягчаясь. - Снимки продаешь? Почем? - он
протянул руку.
   - Ищу эту красавицу... Ты не на грудь смотри, ты в глаза  ей  смотри.
Она бывала в этом доме. В этом подъезде. Узнаешь?
   - Грудь, вроде, знакомая, - ухмыльнулся мужик. - Где-то я  видел  эту
грудь, может быть, даже в руках держал...
   Договорить он не успел -  кудлатая  женщина  с  неожиданной  силой  и
решительностью отод