смотрела на него.
   - Ну? Попробуем? Рискнем?
   Андрей,  не  отвечая,  медленно  налил   себе   половину   рюмки,   долго
принюхивался к ней, несколько раз бросил опасливый взгляд в сторону  окна  и
Вика, поняв эти его взгляды сама  подошла  к  окну  и  поправила  штору,  а,
вернувшись, села на ковер у его ног.
   - Знаешь... Боюсь, - сказал Андрей, выпив глоток водки.
   - Я тоже, - быстро ответила Вика.
   - Знакомый разговор...
   - На эту тему все разговоры знакомые! - она вскочила,  подошла  к  шкафу,
распахнула дверцу. - Вот пижама...
   - Твоя?
   - Нет. Твоя. Вот полотенце... Бери и дуй  в  ванную.  А  я  здесь  сделаю
остальное. Как говорят картежники... Карта - не лошадь, к утру повезет.
   - Ну, ты даешь, - пробормотал Андрей, поднимаясь.
   Вернувшись из ванны,  Андрей  увидел,  что  верхний  свет  выключен,  что
комната освещена лишь сумеречным светом экрана телевизора, а  Вика  лежит  в
кровати под одеялом, и, заложив руки за голову, смотрит передачу.
   - Представляешь, какой  кошмар!  -  воскликнула  она,  увидев  Андрея.  -
Оказывается  предсказатель  Нострадамус  пятьсот  лет  назад   сказал,   что
большевики продержатся семьдесят три года и семь месяцев!
   - При Нострадамусе не было большевиков.
   -  Но  он  условно  сказал...  Назвал  их  безбожниками,  варварами,  еще
как-то... Разрушители церквей...
   - Он не сказал, когда они вернутся?
   - А вернутся?
   - Я бы не возражал.
   - Садись, - она уже знакомым Андрею жестом похлопала  узкой  ладошкой  по
одеялу.
   -  Давай  его  выключим,  этот  телевизор,  -  предложил  Андрей.  -  Без
Астродамуса разберемся.
   - Давай, - легко согласилась Вика и, выпростав ногу из-под одеяла, быстро
нашла нужную кнопку. Экран погас и комната погрузилась в темноту. -  Найдешь
меня?
   - Буду идти на голос.
   - Главное, иди все время прямо, все время прямо... И рано или  поздно  ты
наткнешься на меня.
   - Уже наткнулся. Это ты?
   - В нашем лесу больше никого нет.
   - Да, действительно, это ты,  -  прошептал  Андрей  и  вздрогнул,  ощутив
ладонью ее небольшую грудь. От неожиданности он отдернул  руку,  но  тут  же
протянул снова.
   - А узнал как?
   - Наощупь.
   - Видишь, какая я узнаваемая...
   - Ты молодец... Какая же ты молодец! Даже не представляешь!
   - Почему... Очень хорошо представляю. Я иногда себя в зеркале вижу.
   - Ничего ты в зеркале не увидишь, - прошептал Андрей  и  сделав  глубокий
вздох, откинулся на подушку. Пришло ощущение, будто  он  вернулся  откуда-то
издалека, вернулся к себе. Его бил легкий озноб - то ли после  душа,  то  ли
совсем по другой причине.
   - Меня немного колотит, - сказал он.
   - Пройдет, - прошептала Вика, прижимаясь к нему всем  телом.  -  Рядом  с
такой женщиной, кого угодно будет колотить... Я тоже маленько не в себе.
   - Привыкнем... У нас есть время... Ты пахнешь сеном... Откуда?
   - Волосы... И немного водкой. Это ничего?
   - Это прекрасно, - сказал Андрей.
   - А ты меня поцелуешь?
   - Я тебя уже целую... Я давно уже целую тебя и оторваться не могу.
   - Надо же... Я и не заметила...
   - Темно потому что...
 
*** 
 
   Андрей проснулся от странных звуков, раздававшихся где-то  совсем  рядом.
Не  открывая  глаз  прислушался.  Вспомнил,  где  он  находится.  Звуки   не
прекращались. Так, это квартира Вики,  это  кровать  Вики.  Так...  И  рядом
лежит, конечно. Вика. И плачет. Он открыл глаза, осторожно повернул  голову.
Так и есть - в слабом лунном свете он увидел тонкий  профиль,  рассыпавшиеся
по подушке волосы, поблескивающий на щеке ручеек слезинки.
   Андрей не успел сказать ни слова, наверно, и дыхание его  не  изменилось,
но Вика почувствовала, что он проснулся. Повернувшись на живот, она  вытерла
лицо о подушку.
   - Что-то не так? - спросил Андрей.
   - Все нормально.
   - Да? И слезы в подушку?
   - А это самое нормальное, что вообще может быть с бабой после  прекрасной
ночи.
   - Надо же...
   - Слушай, - сипловато сказала Вика, - ты знаешь, что такое одиночество?
   - Знаю.
   - Ни фига ты не знаешь! Одиночество - это  когда  рядом  спит  ублаженный
мужик, а ты не знаешь, куда себя деть. Ты боишься к нему притронуться, чтобы
не разбудить его, потому что у него, видишь ли, горе  и  такие  переживания,
такие переживания, что ты сама их не стоишь. А  твои  переживания  ему,  как
говорится, до одного места.
   - Какого места? - улыбнулся Андрей.
   - До жопы.
   - Ну извини... Но, Вика... Ты не права. Это бывает со всеми. Мужики после
всех этих дел спят обессиленные, как кролики, а у женщин открывается  второе
дыхание. У настоящих женщин.
   - А у настоящих мужчин ничего не открывается?
   - Глаза.
   - И вы начинаете видеть что-то такое-этакое?
   - Мы начинаем видеть любимых женщин во всех их  достоинствах,  о  которых
раньше и не догадывались.
   - Скажите, пожалуйста! - сказала Вика, но в голосе  у  нее  уже  не  было
напряженности. Была скорее озадаченность, может быть даже смущение.
   - И еще, Вика... Не надо меня попрекать моими бедами, я с ними никому  не
навязываюсь. Да, совсем недавно,  в  прошлом  году,  я  был  немного  другим
человеком,  я  был  веселее,  беззаботнее,  глупее...  С  тех  пор   немного
изменился. Но сегодня... Какой я есть,  такой  и  есть.  Тут  уж  ничего  не
поделаешь.  Когда-нибудь  я  снова  изменюсь  и  стану  прежним.  Почему  ты
считаешь, что я должен...
   - Ты мне ничего не должен.
   - А я и не говорю, что должен тебе - чуть жестковато произнес Андрей. - Я
говорю  о  другом.  Почему   ты   считаешь,   что   я   обязательно   должен
соответствовать твоим представлениям о хорошем мужике? Или  спрошу  иначе...
Почему тебе нужно переживать оттого, что  я  этим  твоим  представлениям  не
соответствую? У тебя тоже открылись глаза и ты вправе делать свои  выводы...
Я с ними соглашусь. Я плох? Ну что ж... Скоро утро,  уже  светает...  Пойдут
трамваи, троллейбусы... И прости-прощай село родное . В края дальние  пойдет
молодец.
   - Да не плох ты, не  плох!  Ты  сказал  мне,  чтоб  я  не  лезла  в  твои
переживания? Сказал. Я утерлась. И ты в мои тоже не лезь. Я тебя не  будила.
Проснулся - терпи. Скажите, пожалуйста, какой деловой! Баба  в  подушку  уже
поплакать не может!
   Андрей приподнялся, неловко взгромоздился, лег на Вику,  поцеловал  ее  в
мокрые глаза, потерся щекой о щеку.
   - Ну? - спросил. - Все в порядке?
   - Да, теперь порядок. Не уходи, полежи так.
   - Не тяжело?
   - Ничуть... Это самое естественное положение женщины... Эта та тяжесть, о
которой она только" мечтает. Я могу задать тебе один вопрос?
   - Валяй.
   - Нас здесь двое?
   - Да.
   - За шторой никого нет?
   - Никого.
   - Это хорошо?
   - Да,  -  ответил  Андрей  помолчав.  -  Это  хорошо.  Во  всяком  случае
нормально, - он соскользнул с нее, лег на спину. Почувствовав неладное. Вика
провела рукой по его лицу, по глазам, и ощутила влагу.
   - Ну вот, видишь, - проговорила она. - Люди братаются - кровь  смешивают,
а мы с тобой - слезы... Выходит, породнились?
   - Похоже на то, Вика, похоже на то... Хорошо, что  я  проснулся,  что  мы
поговорили с тобой сейчас. Нам не хватало этого разговора.  Мне,  во  всяком
случае.
   - Иди ко мне, - прошептала она.
   - Иду.
 
*** 
 
   Пафнутьев некоторое время молча смотрел на лежащего на кровати  человека.
Со  времени  их  последней  встречи  тот  стал  выглядеть  намного  лучше  -
порозовело лицо, движения стали увереннее,  во  взгляде  появилась  усмешка,
понимание происходящего. Возле кровати лежала куча  газет,  подоконник  тоже
был завален газетами, причем, как заметил Пафнутьев, под  рукой  у  больного
лежали уже свежие, сегодняшние  газеты.  На  Пафнутьева  человек  смотрел  с
незнакомой твердостью, даже требовательностью.
   - Я вас приветствую, - сказал Пафнутьев, протягивая руку.
   - А мы тут уже заждались, - улыбнулся Зомби. - Не знали что  и  думать...
Все глаза проглядели.
   - Кал ты нас находишь? - спросил Овсов из-за спины Пафнутьева.
   - Вижу большие перемены. И все к лучшему.  Глаз  горит,  румянец  играет,
руки зудят - работы требуют. Верно говорю? - спросил Пафнутьев у Зомби.
   - Да, что-то такое есть.
   Человек на кровати улыбнулся, ему, видимо, было  приятно  слушать  добрые
впечатления о собственном здоровье. Хотя, как заметил Пафнутьев,  улыбка  не
была ни заискивающей, ни слишком уж доброжелательной.
   - Он называет себя Зомби, -  сказал  Овсов,  предупреждая  Пафнутьева  от
неловкого шага.
   - Ему виднее, - сказал Пафнутьев. - Это все-таки лучше, чем Даздраперма.
   - А что, и такое имя есть? - удивился Овсов.
   - Да, милое девичье имя. Сокращенно - Да здравствует первое мая.  Была  у
меня такая подследственная. Все знакомые  любовно  называли  ее  Спермой.  И
проще и благозвучнее. Сперма Ивановна. А Зомби...  Несколько  жутковато,  но
привыкнуть можно.
   - Я уже привык,  -  сказал  Зомби.  -  Живу  по  той  программе,  которую
вкладывает в меня Степан Петрович. Помню только то, что со  мной  происходит
сейчас, что прочитал уже здесь, в больнице... Я действительно Зомби. И  весь
тут сказ. Оживленный мертвец с вложенной чужой программой.
   - Почему чужой? - спросил Овсов. - Ничуть. Программу ты выбираешь сам.
   - Я имел в виду не чуждость, а новизну... Оживленный мертвец с  вложенной
в него новой программой жизни. Так будет точнее.
   - Пожалуй, - согласился Пафнутьев, присаживаясь на белую табуретку.
   - Мне кажется, у вас есть  новости?  -  спросил  Зомби  у  Пафнутьева.  -
Поделитесь.
   - О каких новостях вы хотите услышать?
   - Несколько дней назад вы взяли у меня портрет красивой женщины... У меня
такое ощущение, что вы уже знаете как ее зовут, где живет, чем занимается...
   - Почему вы так решили? - Пафнутьев был озадачен проницательностью  этого
человека, который дальше больничного парка никуда  не  выходил,  ни  с  кем,
кроме Овсова не общался и ничего, включая  собственное  имя,  не  помнил  из
прежней жизни.
   - Да ладно вам, Павел Николаевич, - Зомби легко махнул рукой. - Вы видите
эту гору газет? Это не наводит вас ни на какие мысли?  Я  понял  ваш  прием,
видел портрет той женщины на первой полосе...
   - Где вы его видели?
   - На первой полосе... Объясните, пожалуйста, я  не  понимаю  смысл  ваших
вопросов.
   - Вы не сказали, что видели портрет на первой странице,  вы  не  сказали,
что видели женщину просто в газете...  Вы  сказали,  что  видели  на  первой
полосе. Это профессиональный термин - полоса. У вас  нет  ощущения,  что  вы
когда-то имели отношение к газете?
   - Такой уверенности у меня нет, -  медленно  проговорил  Зомби,  окидывая
взглядом пол, устланный газетами, - но нет и жесткого  отрицания...  Другими
словами, ваше предположение не кажется мне диким.
   - И за это спасибо.
   - Ваш прием - блестящий. Опубликовать снимок с заведомо чужой подписью...
Я до этого не додумался, Наверняка кто-то позвонит  в  редакцию  и  упрекнет
газетчиков в неточности... Я правильно понимаю ваш замысел?
   -  Ее  фамилия  -  Цыбизова.  Изольда  Федоровна  Цыбизова,  -  Пафнутьев
неотрывно смотрел в глаза Зомби. Но нет, ничего в них не появилось, ничего в
этих внимательных, напряженно  уставившихся  на  него  глазах  Пафнутьев  не
прочитал.
   - Изольда Цыбизова, - Зомби обессиленно  откинулся  на  подушку.  -  Золя
Цыбизова...  -  лицо  его  оставалось  совершенно  бесстрастным.  То  ли  он
прекрасно владел собой, то ли действительно не помнил этого имени.
   - Глухо? - спросил Пафнутьев.
   - Знаете, как иногда бывает... Услышишь имя, фамилию и они сразу  кажутся
несовместимыми, чуждыми друг другу... В одной из этих газет, - Зомби  кивнул
в сторону подоконника, заваленного прочитанными газетами, - я  наткнулся  на
человека по имени Арчибальд Васяткин. Или Васюткин. Не помню.  Но  сочетание
незабываемое, правда? Вроде Даздрапермы Ивановны.
   - И что из этого следует? - спросил Овсов.
   - Изольда Цыбизова... Имя и фамилия  не  показались  мне  несовместимыми,
случайными... У меня такое ощущение,  что  за  ними  стоит  живой,  реальный
человек.
   - Стоит, - мрачно кивнул Пафнутьев. - Страховой агент.
   - Да? - ив глазах  Зомби  промелькнуло  что-то  осмысленное,  но  тут  же
выражение узнавания сменилось напряженным, а потом и беспомощным выражением.
- Нет, не могу... И что же она страхует?
   - Все, что под руку подвернется - людей, детей, дома, машины...
   - И машины? - спросил Зомби. И этот его  вопрос  больше  всего  порадовал
Пафнутьева за весь этот тягостный и затянувшийся разговор.
   - А почему вас заинтересовало именно то, что Цыбизова страхует машины?
   -  Понятия  не  имею,  -  улыбнулся  Зомби   простодушно.   -   Выскочило
почему-то...
   - Может быть, вы хотите еще  что-нибудь  уточнить?  -  вкрадчиво  спросил
Пафнутьев.
   - Еще? - Зомби задумался. - Она страхует любые марки  машин?  И  наши,  и
иностранные?
   - А разве это имеет какое-нибудь значение?
   - Не знаю, - на этот раз потупил глаза Зомби. -  Но  мне  кажется  должна
быть  какая-то  разница...  Здесь  что-то  должно  таиться...  Скажите,  она
страхует  машину  вместе  с  водителем?  Или  по  отдельности?   Только   не
спрашивайте, почему этот вопрос пришел ,мне в голову. Я не  смогу  ответить.
Просто вспомнил собственную историю... Я ведь должен был  сгореть  вместе  с
машиной... Но не сгорел. Хотя в каком-то смысле с лица земли исчез.
   - Появишься, - заверил его Овсов. - Не сомневайся.
   - Я был на своей машине? - спросил Зомби.
   - Смотря что иметь в виду, - уклончиво ответил Пафнутьев.
   - Она была застрахована?
   - Да.
   - Цыбизовой?
   - Да, - ответил Пафнутьев, неотрывно глядя  на  Зомби.  Он  вынужден  был
отметить,  что  вопросы  тот  задавал  точные.  С  каждым  вопросом   что-то
открывалось, появлялись новые соображения. - Машина, на которой вы попали  в
аварию... Была угнана два года назад.
   - По документам?
   - Документы сгорели вместе с машиной. Известно одно - машина  угнана,  ее
законный владелец получил страховку, которую  оформила  Цыбизова.  Два  года
назад.
   Заскучавший Овсов решил вмешаться в разговор.
   - Я слышал, что в Англии, какой-то актер застраховал за миллион  долларов
щелочку между своими  передними  зубами.  Улыбка  у  него  с  этой  щелочкой
получалась своеобразной, привлекала  женщин...  Из-за  этой  щелочки  его  и
приглашали сниматься в фильмах... Щелочка его и  кормила.  Впрочем,  щелочки
нынче многих кормят.
   - Надо же, - сказал Зомби без улыбки. - Чего не бывает на белом  свете...
Цыбизова  Изольда  Федоровна...  Вы  с  ней  встречались?  -  спросил  он  у
Пафнутьева.
   - Нет. Решил сначала с вами поговорить.
   - Ничего не могу сказать. Я ее не помню. Разве что.., это имя кажется мне
естественным... Такое ощущение,  что  я  к  нему  уже  привыкал  когда-то...
Скажите, - Зомби помялся, глядя на Пафнутьева, - а почему бы вам  не  узнать
мое имя, уж коли вы так блистательно справились с первой задачей...
   - Блистательно? - с интересом переспросил Пафнутьев.
   - Ну да! Даже с некоторым профессиональным изыском!
   - Изыском? - повторил Пафнутьев.
   - А что, собственно, - вас удивляет? - насторожился Зомби.
   -  Редкие  слова  употребляете...  Блистательно...  Изыск...  Овсов,   ты
когда-нибудь слышал такие слова?
   - Может быть, по телевизору...
   - Вот-вот, - подхватил Пафнутьев. - А как вы думаете это можно сделать? -
он повернулся к Зомби. - Как узнать ваше имя?
   - Мне казалось, что в таких подсказках вы  не  нуждаетесь...  Есть  дата,
когда я  попал  в  аварию.  К  вам  поступают  заявления  от  родственников,
знакомых, организаций о пропавших гражданах... Соберите за месяц,  прошедший
после аварии  все  эти  заявления...  Их  ведь  не  сотни...  Ну,  несколько
десятков... В газетах пишут, - Зомби кивнул на гору газет у кровати,  -  что
люди  пропадают  пачками  ежедневно...  Но  вы  сразу  отсейте  женщин,   их
большинство, отсейте детей, подростков, безумных стариков, которые вышли  из
дому и забыли, кто они есть, отсейте алкоголиков, бродяг... У вас  останется
не  больше  двух-трех  человек.  Наверняка,  я  один   из   них.   Проведите
опознание...
   - Тебя никто не узнает, - обронил Овсов.
   - Узнают, - заверил Зомби. - Цвет волос, родинка какая-нибудь,  одежда...
Ведь осталась какая-то на мне одежда?
   - Не осталось, - ответил Овсов. - Твоя одежда  была  в  таком  виде,  что
хранить ее было невозможно. Окровавленное тряпье.  Ее  выбросили  в  тот  же
вечер. Карманы, правда,  осмотрели.  Кроме  снимка  в  целлофановом  пакете,
ничего не нашли.
   - Это я знаю, - сказал  Зомби.  Как  показалось  Пафнутьеву,  он  перебил
Овсова с некоторым нетерпением. - Так как вам нравится моя идея?  -  спросил
Зомби у Пафнутьева.
   - Неплохо. Такое ощущение, что в своей прошлой  жизни  вы  уже  проводили
расследования.
   - Может быть.
   - А почему ты так ответил  -  может  быть?  -  спросил  Овсов.  -  Что-то
вспомнил?
   - Нет. Но мне показалось, что все это очевидно. Мне  понравился  сам  ход
рассуждений, приятно  было  сознавать,  что  я  все-таки  худо-бедно  мыслю.
Цыбизова, страховой агент, - бормотал Зомби с напряженным лицом.  Он  что-то
хотел вспомнить, что-то было совсем близко в его  сознании,  но  нет,  опять
обессиленно откинулся на подушку. - Золя Цыбизова.. - Астры...
   - Что? - спросил Пафнутьев.
   - Астры, - говорю... Хорошие цветы... Вам нравятся?
   - Это неважно. Лишь бы они нравились женщине, которой я  их  дарю.  Астры
как-то связаны с Цыбизовой?
   - Наверно, есть какая-то связь, уж коли слово  выскочило.  Зря  слова  не
выскакивают, как я понимаю.
   - Опиши эти астры - попросил Овсов.
   - Темно-фиолетовые, махровые... Большие цветы  с  желтой  серединой...  И
среди них  попадаются  розовые...  Эти  бледно-розовые  как  бы  оттеняют  и
усиливают цвет фиолетовых...
   - Они растут в саду? Или собраны в букет? В руках у женщины? В  ведре  на
базаре? Выброшенные в мусор?
   - В руках у женщины, - тихо произнес Зомби.
   - Это Цыбизова?
   - Может быть... Лица не помню, но по ощущению... И  имя  где-то  рядом  -
Золя...
   - Золя - это Изольда, - пробормотал Пафнутьев.
   - Может быть, - повторил  Зомби,  и  улыбнулся.  Пафнутьев  отметил;  что
несмотря на уйму поломанных  кос  гей,  зубы  у  того  оказались  совершенно
целыми. - Сколько мне лет, Степан Петрович?
   Овсов задумчиво посмотрел на больного, повернулся к  окну,  снова  поднял
глаза на Зомби.
   - Думаю... Тридцать с небольшим... Где-то так...
   - Тогда еще ничего, - пробормотал Зомби. - Я боялся, что больше...
   - А какого своего возраста вы опасались? - спросил Пафнутьев.
   - Вдруг, думаю, уже за пятьдесят, - улыбнулся Зомби.
   - Вам гораздо меньше,  -  заверив  его  Пафнутьев.  -  Вам  действительно
тридцать.., тридцать пять.
   - А вы из чего заключили?
   - Жажда деятельности, цепкость мышления, возраст Цыбизовой...
   - Вы подозреваете, что у меня с ней что-то было?
   - Как знать... - Когда выписываетесь? - спросил Пафнутьев.
   - Вопрос сложный, - ответил Овсов. - Ему некуда деваться. Если бы нашлись
родные, его уже сейчас можно было бы перевести на домашний режим. Он  гуляет
во дворе, общается с больными, его уже  знают  все...  И  он  знает  всех..,
сестричек.
   - Они непосредственные, - сказал Зомби отметая намек Овсова.
   - На волю не тянет? - спросил Пафнутьев.
   - Знаете... Воля, как мне кажется, понятие условное...  Я  вот  в  газете
прочитал, что лев спокойно переносит неволю, лишь бы его кормили... А  лайка
погибает. Для человека воля - это близкие  люди,  возможность  видеть  их  в
любой момент. Это знакомые места и возможность их посещать. Это  женщина,  к
которой стремится твоя душа и опять же возможность  посетить  ее,  когда  ты
того пожелаешь... Воля -  это  возможность  общаться  со  своим  прошлым.  А
поскольку прошлое от меня отрезано, то и тянет меня,  в  основном,  во  двор
больницы. Та