. Никто не отвечал. Он позвонил еще раз. И только после этого
решился вставить ключ в  дверь.  Услышал,  как  сработал  замок  и  стальная
пластина ушла в сторону. Быстро вошел в  темноту  прихожей  и  захлопнул  за
собой дверь. Единственное, что он слышал,  это  бешеные  удары  собственного
сердца.
   Включив фонарь, Андрей  обошел  комнату,  кухню  -  нет  ли  здесь  кого.
Квартира была пуста. И тогда, не  теряя  времени,  взялся  за  обыск.  Решил
начать со спальни, тем более, что здесь мебели было немного. Диван, платяной
шкаф, ящики трюмо. Он не старался  не  оставлять  следов  -  пусть  Заварзин
почувствует беспокойство. Запертые на ключ ящики Андрей взламывал топориком,
выбрасывая содержимое на пол. Подвернувшиеся три пачки сотенных в карман. Но
не за этим он пришел, ему нужны были патроны. В коробках на шкафу  оказалась
обувь, какие-то бумаги, фотографии.
   Следующей была большая комната, но и здесь патронов Андрей не  нашел.  Не
оказалось их и на кухне, хотя он просмотрел  все  шкафы,  красивые  банки  с
индийским чаем, подарочные коробки с ложками, вилками, ножками.
   Уже решив уходить, Андрей зашел в туалет. Здесь тоже  был  устроен  шкаф.
Раскрыв его, он насторожился.
   Увидел несколько коробок. Заглянул в одну - вакса,  щетки.  Во  второй  -
запасы  зубной  пасты,  мыльного  крема,  какие-то  флаконы.  Все   это   он
безжалостно сбрасывал  на  пол.  В  третьей  коробке  оказались  вещи  самые
неожиданные. Шпингалет, краник от ванны, шариковая ручка, какие-то блестящие
железки. И тут сердце его дрогнуло - среди металлического  хлама  он  увидел
два желтоватых, масляно блеснувших патрона. В луче фонарика, он рассмотрел у
капсул еле заметную черточку, на  которую  можно  было  вообще  не  обратить
внимания, если бы он не знал совершенно точно, что сам процарапал ее  иглой.
На втором патроне была точно такая же царапинка.
   - Ну вот, Саша, - проговорил он. - С тобой все ясно.
   Андрей уже сунул было патроны в карман, но спохватился  и  бросают  их  в
общую кучу на полу. И тут услышал то, чего больше всего  боялся  -  в  дверь
кто-то вставлял ключ. В ужасе Андрей оглянулся - в метнувшемся луче фонарика
блеснул баллончик дихлофоса. На его боку была изображена не то муха,  не  то
еще какое-то зловредное насекомое. Сорвав крышку с баллончика, Андрей  нажал
кнопку. Ударила свежая струя яда, значит, годится в дело. Применить  топорик
он не решился, ему и в голову не пришло воспользоваться им.
   Кто-то спокойно  и  уверенно  продолжал  возиться  с  замком.  Вот  дверь
открылась, вспыхнул свет в прихожей. Слышалось тяжелое дыхание  -  человеку,
видимо, нелегко дался лестничный подъем. То ли толстый, то ли старый - успел
подумать Андрей. Человек уже походил мимо, но  что-то  его  насторожило.  Он
остановился, постоял, прислушиваясь. А когда открыл дверь в  темный  туалет,
Андрей направил сильную струю дихлофоса в широко раскрытые удивленные  глаза
ночного гостя.
   Дикий крик боли пронзил спокойный воздух квартиры.  Закрыв  лицо  руками,
пожилой человек бросился в комнату.  Оглянувшись  напоследок,  Андрей  вдруг
увидел на полу в прихожей небольшой черный чемоданчик. Раньше его  здесь  не
было. Значит принес этот тип. Не раздумывая, Андрей схватил  чемоданчик,  на
ходу изловчился открыл  замок,  распахнул  дверь  и  выскочил  на  площадку.
Толкнув дверь за собой,  он,  не  оглядываясь,  побежал  вниз  по  лестнице.
Выскочив из подъезда, сразу нырнул в кусты и тут же наткнулся  на  Свету.  И
только тогда увидел в своей руке баллончик дихлофоса? Забросив его  подальше
в кусты через забор детского сада, сел на заднее сиденье мотоцикла.
   - Жми, Светка! Жми, что есть силы, - выдохнул он ей в ухо. - Подальше  от
сюда, подальше.
   - А я красивая?
   - Даже в темноте!
   - Особенно в темноте, Андрей. Особенно.
   Мотоцикл рванул с места так резко, что Андрей  едва  удержался.  Холодный
ночной воздух снова бил в лицо,  трепал  волосы,  а  он,  обхватив  Свету  и
прижавшись к ней, кажется, даже поскуливал  от  волнений,  которые  пришлось
пережить в последний час. Закрыв  глаза  и  вспоминая  последние  секунды  в
квартире Заварзина, ужас, охвативший его при звуках поворачивающегося  ключа
в замке, а потом дикий вопль незнакомца, Андрей подумал,  что  где-то  видел
этого человека, где-то он его видел...
   Света тем временем  вырулила  на  трассу  и  уже  через  несколько  минут
заглушила мотор среди бетонных, стен.
   - Нашел? - спросила она, отбросив шлем.
   - Да.
   - Взял?
   - Нет, нельзя было... Он бы догадался.
   - Правильно. Молодец.
   - Ты видела, в подъезд кто-то заходил?
   - Он тоже вошел в его квартиру? И видел тебя?
   - Не успел.
   - Ты с ним что-то сделал?!
   - Немного... Дихлофос подвернулся... Ничего, отойдет. Это не  смертельно.
Свет, вот моя добыча. Чемоданчик.. Можешь посмотреть, но ничего не бери. Ох,
чуть не забыл, - и Андрей отдал ей пачки сторублевок.
   - Да ты удачливый грабитель! - восхитилась Света.
   - Немного есть.
   - Не тем ты занимался до сих пор, Андрей! Ох, не тем!
   - Ну вот и вышел на свою дорогу, - он усмехнулся. - Отвези в нашу берлогу
и спрячь. В подвале, в картошку зарой. И мотай оттуда. А днем я  тебя  найду
дома. (1 - Заметано, - ответила Света и, опустив стекло шлема, села в седло.
На этот раз Андрей даже не сделал попытки поцеловать ее. Включив мотор,  она
почти бесшумно выехала на трассу и только там набрала скорость.
   Пробравшись к гаражам, Андрей некоторое время лежал за оградой, но ничего
подозрительного не увидел.
   Окна  были  погашены,  ?мерседес?  стоял  посреди  двора  с  распахнутыми
дверцами. Перевалив  через  ограду,  он  нашел  в  темноте  железную  дверь,
протиснулся  в  нее.  Постоял,  прислушиваясь,  и  проскользнул   к   своему
лежаку. ?Неужели обошлось??  -  подумал.  Над  крышей  гаража  звезды  сияли
по-летнему густо и ясно, но узкий месяц побледнел,  сместился  к  городу  ,и
теперь отражался в перламутровой крыше ?мерседеса?. Пошумел утренний ветер в
ветвях деревьев. На  фоне  светлеющего  неба  раскачивались  колючие  листья
чертополоха, лиловые кисти тяжелых цветов.
   "Ключи!? - вспомнил Андрей. Нащупав в кармане связку, он  поднялся,  чуть
враскачку вышел на середину двора и, проходя мимо мерседеса, уронил ключи  в
пыль. Не останавливаясь, прошел к водопроводному крану и,  подставив  голову
под холодную струю, еще раз осмотрел двор. Напился, ополоснул руки, смывая с
них ночные похождения. Вернувшись, снова лег и закрыл глаза.
   Сна не было, опасность выветрила остатки хмеля  и  он  смог  восстановить
каждый свой шаг. Даже  теперь,  вспоминая  неожиданную  встречу  в  квартире
Заварзина, Андрей чувствовал,  как  сердце  его  начинало  биться  учащенно.
Хорошо все-таки, что не пришлось применить топорик. Он вспомнил, что  был  в
перчатках - Света увезла их вместе с чемоданчиком.  Значит,  и  здесь  вроде
ничего не забыл.
   С этой мыслью Андрей  заснул.  Ему  снилось,  что  он  бежал  босиком  по
холодной проселочной дороге, над ним при ясном дне горели не  правдоподобные
громадные звезды. А бежал он длинными тягучими прыжками, стремясь как  можно
реже касаться дороги - в пыли время от времени попадались  торчащие  гвозди.
Ему везло - гвоздь от замечал рядом со ступней, в метре, а то он  оказывался
как раз между пальцами. Гвозди торчали из дороги все гуще, но  он  оставался
неуязвимым, ему везло. И что-то заставляло  его  бежать,  не  останавливаясь
дальше, дальше... А проснулся он, когда все уже были на  ногах,  неприкаянно
бродили по двору, прикладываясь те к водопроводному  крану,  то  к  остаткам
пива.
   Заварзин медленно прошел по своей  обесчещенной  квартире,  поддал  ногой
коробку, запутался в какой-то тряпке, с раздражением  отцепил  ее  от  ноги.
Внимательно осмотрел подоконник, форточку, пол возле окон - никаких  следов.
Включив свет в  прихожей,  долго  рассматривал  диковинные  замки,  которые,
казалось, обещали жизнь спокойную и  надежную.  И  на  замках  не  нашел  ни
царапины. Вздохнув прошел в ванную и подставил  голову  под  струю  холодной
воды. Боль в затылке отпускала, но совсем  не  исчезала  и  через  несколько
минут наваливалась снова. Заварзин знал, что теперь  до  самого  вечера  ему
придется страдать - похмелье он переносил тяжело. Утренняя рюмка не помогла,
от нее становилось еще хуже., После короткого облегчения боль  возвращалась,
к тому же угнетало ощущение подавленности, бессмысленности существования,  а
это было еще неприятнее. Он знал - маяться ему часов до пяти  вечера,  потом
можно выпить немного водки, вот тогда она поможет, не раньше.
   Заварзин прошел в комнату, нащупал кресло и осторожно опустился  в  него.
Глаза его, казалось, не могли двигаться, и, чтобы посмотреть в  сторону,  он
вынужден был поворачивать голову, а  каждое  движение  оживляло  задремавшую
боль, она вспыхивала, медленно набухала, раздувалась и вот уже,  округлая  и
несуразная, ворочалась где-то в затылке, перемещалась к виску и  было  такое
ощущение, будто бугром выпирала изо лба. Заварзин некоторое  время  сидел  с
закрытыми глазами, но все-таки нашел в себе силы собраться.
   - Хватит,  -  сказал  он  как-то  искаженно,  но  поняв,  что  слово  это
получилось  у  него  невнятно,  повторил  уже  четче.  -   Хватит   стонать.
Рассказывайте, Илья Матвеевич.
   Перед ним сидел человек, который, похоже, страдал, не меньше -  лицо  его
было  закрыто  мокрым  полотенцем,  изредка  он  тихо,  сквозь  зубы  не  то
постанывал,  не  то  поскуливал.  Голдобов  пошевелился,  подтянул  к   себе
вытянутые ноги, распрямился в кресле, снял  с  лица  полотенце.  Было  такое
впечатление, что он сутки напролет рыдал - красные опухшие глаза,  пятна  на
щеках, бесформенный нос. Но ночные страдания отразились не только на  глазах
Голдобова, он словно потерял уверенность  в  себе,  выглядел  слабым,  почти
беспомощным.
   - Саша... Значит так... Все как договаривались. После двух  я  подошел  к
дому...
   - Кого-нибудь встретил?
   - Никого. Ни единой души.
   - Дальше, - Заварзин снова откинул голову  на  спинку  кресла,  глядя  на
посверкивающую хрусталиками люстру. Колкие искорки отдались в  голове  новой
болью и он прикрыл глаза.
   - Вхожу. Что-то меня насторожило... То ли скрип какой, то  ли  шорох,  не
знаю. Включил в прихожей свет - все спокойно. И тут увидел возле туалета,  у
самой двери... Вроде, как мусор, набросано,  беспорядок,  коробки  валяются.
Подумал, может быть, кот... Но у тебя нет кота. Дверь в туалет  прикрыта  не
полностью, коробки не позволяли. Заглядываю в туалет... И тут  мне  в  глаза
струя какой-то гадости... Боль дикая... Я закрываю  глаза  и  чувствую,  что
струя бьет мне в нос, в рот. Рванул в  комнату,  упал  на  пол,  катаюсь  по
ковру... Сколько это продолжалось - не знаю, не могу сказать.
   - А дальше?
   - Вдоль стен пополз в ванную. Знаешь, было такое чувство,  что  если  они
еще в квартире - пусть добивают.
   - Сколько их было?
   - Не знаю. В какой-то момент я пробрался к двери и  убедился  -  заперта.
Значит, ушли. Чемодан исчез. Когда в глаза плеснули, я стоял с чемоданом.  И
выронил. Наверное, они и прихватили, уходя.
   -  Так...  Значит,  знали,  что  вы  придете?  Получается,  что  попросту
поджидали вас?
   - Не знаю, Саша... Не знаю.
   - Утечку информации допустили, Илья Матвеевич. Нехорошо.
   - Заткнись, Саша... Подумай лучше, кому проболтался ты... Ведь они знали,
что тебя в эту ночь не  будет?  Откуда?  Только  от  тебя  самого,  -  голос
Голдобова окреп, в нем появилась привычная властность.
   - Неужели, знали? - Заварзин неосторожно опустил голову и  тут  же  снова
откинулся на спинку кресла. - Неужели знали? - с сомнением проговорил он.
   - Вот и подумай, - Голдобов  сидел  с  красными,  распухшими  глазами,  в
мокрой майке,  со  всклоченными  волосами  и  смотрел  на  Заварзина  зло  и
ненавидяще. - Из-за тебя я подзалетел, Саша. Еще хорошо кончилось.  Могли  и
чем потяжелее ударить. Так что поприкинь - кто мог знать? И заодно подумай -
у кого могли быть ключи от твоей квартиры.  Когда  я  входил  сюда  -  замки
сработали четко. Они не были взломаны. Окна заперты  изнутри.  Думай,  Саша,
думай. Тебе вообще не мешает почаще  думать,  а  то,  я  смотрю,  ты  как-то
расслабился.
   - Никак полегчало? - усмехнулся Заварзин в потолок.
   - Да, мне стало легче. Но не думаю, что тебя ждет  такое  же  облегчение,
Саша. Подумай, что они могли искать, что могли  найти.  Про  мой  чемоданчик
никто не знал, это точно. Только в последний момент я  решил  забросить  его
сюда. В последний момент.
   - Я знал об этом раньше, - неуверенно проговорил Заварзин.
   - Вот это меня и смущает.  Там  у  тебя  в  холодильнике  что-то  есть...
Похмелись, не страдай.
   - Не могу, - жалобно сказал  Заварзин.  -  Похмеляться  не  могу...  Хуже
будет.
   - Значит, еще не спился. Это хорошо. Глядишь, сгодишься на  что-нибудь...
Не очень ответственное.
   - Ладно, не добивайте, - Заварзин поднялся с кресла. - К  вечеру  буду  в
норме.
   - До вечера еще много чего случится, - Голдобов снял  с  дивана  рубашку,
надел ее, пытаясь приобрести вид если  не  бравый,  то  хотя  бы  приличный,
прошел в ванную.
   Оставшись один, Заварзин закурил, подошел к окну. Рядом стояла  небольшая
табуретка, видимо, для того и предназначенная - он встал на нее и  лицо  его
оказалось как раз на уровне открытой форточки. Так и курил -  вдыхая  свежий
воздух и выпуская дым на улицу. Услышав, что Голдобов вышел  из  ванной,  он
положил окурок на палец и щелчком послал его  в  верхушки  деревьев  которые
раскачивались под окном.
   Направляясь на кухню, Заварзин невольно задержался у туалета. Увидев  два
латунных  патрона,  поднял  их,  взвесил  на  ладони,  раздумчиво  подбросил
несколько раз, словно не зная, как с ними поступить - что-то его  озадачило.
Поколебавшись, опустил желтые цилиндрики в карман пиджака.
   Решив позвонить Подгайцеву и уже начав набирать номер телефона,  Заварзин
остановился, что-то  сдерживало  его,  что-то  все  время  настораживало.  С
подозрением посмотрев на  телефонную  трубку,  он  медленно  положил  ее  на
рычаги. Его небольшие глазки, обрамленные короткими жесткими ресницами,  еще
раз обежали квартиру. На крутом лице Заварзина застыло  выражение  злости  и
беспомощности. Взломай ночные гости дверь, все было бы  ясно  -  грабеж.  За
каждой добротной дверью этой мелюзге вонючей мерещатся видики,  магнитофоны,
кассеты и прочая дрянь. Если бы остались следы на форточке, на  подоконнике,
тоже ясно - забрались  с  крыши.  Но  ведь  здесь,  в  квартире,  шел  самый
настоящий обыск - вот что более всего смущало Заварзина.  Вывернутые  ящики,
ссыпанные на пол коробки, пакеты говорит только об одном - что-то искали.
   Но как они могли попасть сюда,  как  проникли?  С  выражением  полнейшего
недоумения Заварзин еще осмотрел замки - они уже не вызывали в нем  ощущения
неуязвимости. И, выглянув во двор, он  ничего  подозрительного  не  заметил.
Никто не следил за ним, никто не поджидал. И  ?мерседес?  стоял  на  обычном
месте, призывно сияя на солнце. Впервые Заварзин поймал себя на том, что  не
испытывает при виде этой машины ни радости, ни волнения  и  не  хочется  ему
сесть за руль на зависть всем прохожим. А ведь еще вчера каждая поездка была
для него маленьким праздником...
   Все-таки подошел Заварзин к телефону, пересилил себя. Позвонил в приемную
Голдобова.
   - Привет, - сказал он краснокудрой Жанне. - Какие новости? Илья Матвеевич
интересуется.
   - Был звонок из прокуратуры.
   - Анцышка?
   - Нет. Следователь. Его фамилия.., только не смейся  -  она  сверилась  с
записью, - его фамилия Пафнутьев.
   - И что он?
   - Мне кажется, он приглашал Илью Матвеевича на допрос.
   - На допрос, Жанна, не приглашают.  На  допрос  вызывают.  Или  приводят.
Смотря по обстоятельствам. Но причем здесь Илья? Его же не было в городе! Он
был за тысячу километров отсюда! - и, не дожидаясь ответа, Заварзин  положил
трубку.
   Голодобов сидел в низком кресле, положив сжатые кулаки на подлокотники  и
глядя исподлобья прямо  перед  собой.  Когда  Заварзин  вошел,  он  невольно
наткнулся на этот его тяжелый невидящий взгляд.
   - Поздравляю, Илья Матвеевич... Вас ждет большая  радость  -  следователь
Пафнутьев желает с вами познакомиться. Но тот то ли не слышал Заварзина,  то
ли не считал нужным ответить, то ли не было в его словах ничего  такого,  на
что стоило бы отвечать.
   - Где ты ночуешь? - произнес наконец Голдобов. - Где тебя черти носят  по
ночам? Ты ведь знал, что я должен подойти?
   - В кооперативе задержались с ребятами.
   - Нажрались?
   - За упокой невинной души пригубили, - попытался улыбнуться Заварзин,  но
Голдобов шутки не принял.
   - Дерьмо! - произнес он.
   - Кто?
   - Ты.
   - Да? - усмехнулся Заварзин, - Не надо так, Илья Матвеевич, не  стоит,  -
он опустился в кресло,  сжав  на  подлокотниках  побелевшие  ладони,  словно
боясь, что они выйдут из подчинения. - Не надо, - повторил он чуть слышно. -
Чего не бывает в жизни... Все может случиться... Сегодня со мной,  завтра  с
вами...
   - Может, или уже случилось? - с тихим бешенством  спросил  Голдобов.  Он,
кажется, окончательно пришел в себя.
   - И то, и другое, Илья  Матвеевич,  -  Заварзин  чаще,  чем  требовалось,
называл Голдобова по имени и отчеству, и была в этом  подчеркнутом  почтении
непокорность, вызов. - Поговорим спокойнее, Илья Матвеевич.
   - Ты знаешь, что было в чемоданчике?
   - Догадываюсь.
   - Ты догадываешься, а я знаю.
   - Никак зелененькие? - усмехнулся Заварзин.
   - Не только. И доллары - не самое ценное, что там было.
   - Что же, Илья Матвеевич? Что может быть дороже и  желаннее?  -  Заварзин
явно шел на нарушение сложившихся отношений. Когда Голдобов  соблюдал  нормы
вежливости, Заварзин терпел. Он знал, кто главный, но оскорбления прямого  и
сознательного не прощал.
   - Там была компра, - негромко и внятно произнес Голдобов.
   - На кого? - задавал Заварзин вопрос и сразу понял - ответа не будет.
   - Там были документы, которые позволяли мне, а значит и тебе, чувствовать
себя спокойно. Что бы ни случилось. Теперь понял, что мы потеряли?
   - Как не понять, Илья Матвеевич, - вздохнул Заварзин. - Как не понять.
   - Кто мог забраться к тебе в квартиру?
   - Официальное правосудие так не  действует.  Ночью,  тайком...  Им  нужны
протоколы, свидетели, понятые, акты изъятия, постановление на обыск.  И  так
далее. Здесь все было иначе.
   - Это был обыск или ограбление?
   - Кое-что, конечно, похищено. Но так,  по  мелочам.  Однако  же,  есть  и
признаки обыска. Что-то искали. Причем, явно нервничали, взламывать было  не
обязательно, поскольку рядом,  в  соседнем  гнезде  торчали  ключи  от  этих
ящиков.  Такое  впечатление,  что  они  нарочно   хотели   оставить   следы,
нашкодить... Или же действовали в панике, в спешке, не зная, куда ткнуться.
   - Откуда у них твои ключи? -  Голодобов  изменил  направление  разговора,
изменил и тон. Заварзин понял, что его подозревают.  -  Скажи  мне,  дорогой
Саша, откуда у  шелупони  подзаборной  оказались  ключи  от  твоих  финских,
шведских и прочих замков? Ведь не было взлома,  не  было  отмычки,  у  таких
замков не может быть отмычки.  Не  было  отжатия,  потому  что  твоя  дверь,
изготовленная в моих мастерских, не поддается отжатию. Там были использованы
ключи от этих замков. Именно от этих, Саша! -  прокричал  Голдобов  прямо  в
лицо Заварзину. - Как ты это объясняешь?
   - Вы так спрашиваете, Илья Матвеевич, что мне даже показалось...
   - Плевать  я  хотел  на  то,  что  тебе  показалось!  Заварзин  помолчал,
наливаясь обидой и гневом, потом полез в карман и с силой припечатал к столу
связку ключей.
   - Вот! Они всегда при мне. К ним пристегнут автомобильный ключ, поэтому я
шагу не могу ступить без этой связки. Кольцо спаяно, ни один ключ отстегнуть
невозможно. Вы сами на этом