т  в
голову, и весело смеяться, вскидывая юными ногами, поводя юными плечами.
А в отставленной руке будет дымиться диковинная сигарета,  а  во  второй
руке будет посверкивать хрустальными бликами бокал с диковинным опять же
напитком,  сулящим   истинно   райское   наслаждение,   как   выражаются
телевизионные зазывалы.
   Почти  вдоль  всех  улиц  стояли  иностранные  машины  выше   средней
изношенности,  но  попадались  и  совершенно  новые,  последних  моделей
"джипы"  и  "мерседесы",  "вольво"  и  "бээмвэшки"  -  самые  дорогие  и
роскошные. Причем, было их здесь гораздо больше, чем можно  встретить  в
Париже или Лондоне, Нью-Йорке или в Гамбурге. Крутые  ребята  торопились
заявить о себе, о безграничных своих возможностях, о заработках, которые
и не снились целым заводским, больничным  или  учительским  коллективам,
всем их членам, вместе взятым.
   Киоски сверкали подсвеченными изнутри напитками всех  цветов  радуги,
создавая  на  улице  праздничное,   радужное,   но   все-таки   обманное
впечатление. Не всем, далеко не всем удавалось наутро  проснуться  после
употребления этих вот наливок и настоек каких-то  несъедобных  цветов  -
синих, зеленых, молочно-белых, а то и вообще землисто-серых.
   Андрей шел сквозь всю эту скороспелую мишуру  новой  жизни,  снова  и
снова просчитывая сегодняшнюю свою затею. Прекрасно знал он, помнил, что
случаются  свидания,  плавно  и  незаметно  переходящие  в   смертельную
поножовщину, трепетные и взволнованные встречи, которые опять же  плавно
и незаметно переходят в перестрелку, в погоню,  а  то  и  в...  Чего  не
бывает - в расчлененку.
   - Авось, - пробормотал Андрей и, сжавшись, ощутил каждую свою  мышцу,
каждую частицу тела. Это было  как  бы  боевым  смотром,  и  он  остался
доволен, почувствовав, что находится в форме, в неплохой форме.
   Он прошелся вдоль универмага, постоял у витрины, у которой  несколько
дней назад назначил Наде первое свидание. Опять здесь толпились юноши  и
девушки, ахали и  вздыхали  по  недоступно-счастливой  жизни  на  других
берегах, куда если и удастся попасть, то нескоро. И  все  годы,  которые
пройдут  до  этого  упоительного  момента,  будут  наполнены  ожиданием,
томлением и стонами у таких вот витрин.
   До назначенного времени оставалось полчаса.
   Андрей зашел в будку телефона-автомата, потом во вторую, в  третью  -
возле универмага их был выстроен длинный ряд. Дозвониться до  Пафнутьева
удалось из седьмой.
   - Павел Николаевич? Это я, Андрей. Какие новости?
   - Новости просто потрясающие! - заорал в  трубку  Пафнутьев  с  такой
силой, будто долго не мог произнести ни слова и вот, наконец,  вырвался,
сбросил путы и смог заговорить. -  Ты,  судя  по  голосу,  жив.  Я  жив.
Шаланда жив. Худолей пьян в стельку. Разве это не прекрасно?
   - Значит, с Шаландой все в порядке? - сдержанно спросил Андрей.
   - Ты не поверишь! Шаланда - полная кефали!
   - Да, действительно, это неплохо, - произнес  Андрей,  поглядывая  по
сторонам.
   - А ты как?
   - Иду на свидание.
   - Ни пуха!
   - К черту! - проговорил Андрей и повесил трубку.
   До свидания оставалось пятнадцать минут.
   Андрей решил не идти по главной улице, а добраться к нужному переулку
дворами. Это было гораздо безопаснее, да и появиться он мог  неожиданно,
в последний момент. Пробираясь между детскими  площадками,  песочницами,
размокшими за зиму беседками, в которых пенсионеры отчаянно сражались во
всевозможные задумчивые игры,  Андрей  безошибочно  вышел  к  автобусной
остановке, где и была назначена встреча.
   До восьми оставалось несколько минут, не то две, не то  три.  Автобус
ждали женщина с двумя детьми и вжавшийся в угол мужичок, не выдержавший,
видимо, последнего тоста. Сквозь стеклянные кирпичи остановки его темная
фигура казалась бесформенным сгустком. И только  по  тому,  что  мужичок
время от времени шевелился, выглядывал на дорогу  в  ожидании  автобуса,
можно было догадаться, что это все-таки живой человек.
   Начал накрапывать дождь.
   Андрей спрятался под грибом,  расписанным  под  мухомор.  Здесь  была
врыта в землю маленькая размокшая скамейка, на ней  он  и  расположился.
Похоже, местные выпивохи частенько навещали этот  скромный  грибок,  все
вокруг было усеяно пробками - жестяными, пластмассовыми, фольговыми.  На
земле можно  было  рассмотреть  и  белесый  хребет  рыбешки,  и  куриную
косточку, обглоданную до белизны зимними морозами, и конфетные обертки.
   Посмотрев на часы в очередной раз, Андрей увидел, что уже восемь. И в
ту же секунду к автобусной остановке подъехал зеленый  "жигуленок"  чуть
ли не первого выпуска. Из него вышла Надя. Как и прошлый раз, она была в
черном  плаще.  Оказавшись  на  тротуаре,  щелкнула   зонтиком,   и   он
распахнулся над ней красно-перепончатым крылом. "Жигуленок"  отъехал,  и
Надя, оставшись одна, обеспокоенно оглянулась по сторонам.
   "Черный  плащ,  красный  зонтик,  -  отметил  Андрей.  -   Мрачновато
получается,  траурное  какое-то  сочетание...  Но,   что   делать,   что
делать..."
   Он вышел из-под грибка и шагнул к автобусной остановке.
   - А вот и я, - сказал Андрей, беря ее под локоть.
   - Надо же... А я была уверена, что ты не придешь, - сказала Надя.
   - Почему?
   - Ой, для этого столько может быть причин, что  их  даже  перечислять
неинтересно. Куда мы идем?
   - Для начала лучше спрятаться где-нибудь от дождя,  -  Андрей  окинул
взглядом улицу,  прилегающий  тротуар,  сквер.  Ничего  подозрительного,
настораживающего он не заметил. У киоска стояли под навесом два мужичка,
рядом на земле лежал рулон  рубероида  -  дачники  собирались  открывать
сезон. На подошедшем автобусе отъехали и  женщина  с  детьми,  и  пьяный
мужичок. Он с трудом подошел к автобусу, протянул в беспомощности  руки,
и его просто втащили вовнутрь. Двери тут же захлопнулись за его спиной.
   Надя выглядела  лучше,  чем  в  прошлый  раз,  но  вела  себя  как-то
встревоженно.
   Несколько раз Андрей поймал ее взгляд, брошенный вдоль улицы,  назад,
она вздрогнула, когда  из  кустов  неожиданно  выскочила  промокшая  под
дождем собака.
   - Ты чего-то опасаешься? - спросил Андрей.
   - Я уже знаю, что с тобой можно ничего не опасаться.
   - А мне? Мне нужно чего-то  опасаться?  Твои  знакомые  -  крутоватые
ребята, а?
   - Не столь, не столь, Андрей.
   - И они вот так легко смирились с твоим уходом?
   - Каким уходом? - удивилась Надя. - Я ни от кого не ушла, ни от  чего
не ушла.
   - И ни к кому не пришла?
   - К тебе вот пришла, но зачем - не знаю.
   - Темнишь, - сказал Андрей. - Знаешь.
   Надя отвернулась, помолчала, чуть сильнее сжала руку у локтя.
   - Извини, - сказала она. - Слукавила. Невольно. Слова подвернулись...
Я и не заметила, как они выскочили. Как с горки соскользнули.
   - Бывает.
   - Скажи... Я тебе нравлюсь?
   - Да.
   - Но ты же меня совершенно не знаешь?
   - Я говорю о том, что знаю.
   - Не боишься разочароваться?
   - Если это придет, значит, придет, - Андрей спокойно посмотрел Наде в
глаза. - Ты волнуешься? Нервничаешь?
   - Не каждый день приходится ходить на свидания... Куда идем?
   - Здесь недалеко есть квартира, от которой у меня в кармане ключи.
   - А мне там ничего не угрожает?
   - Почему... Угрожает. Но гораздо меньше, чем здесь, на улице.
   - Это твоя квартира?
   - Почти.
   - Явочная? - усмехнулась Надя.
   - Называй ее, как хочешь... Но там не капает с потолка,  не  дует  из
окон, не  течет  из  кранов.  Там  тепло,  мурлыкает  холодильник,  и  в
холодильнике кое-что есть.
   - Ты ведешь себя уверенно... Привык к победам?
   Андрей усмехнулся. Этот облегченный,  игривый  разговор  был  не  для
него. Не любил он произносить слова ради  забавы,  а  если  и  срывались
невзначай, он сам же потом их стыдился и старался  побыстрее  забыть  об
этой своей нечаянной слабости.
   - Ну, хорошо... Скажи тогда, где моя девочка? Как я найду ее?
   - Скажу... Чуть позже.
   - А вдруг с тобой что-нибудь случится?
   - А что со мной может случиться?
   - Все, что угодно, - сказала Надя твердо. - Может  упасть  кирпич  на
голову.
   Трамвай может  переехать.  Настигнет  карающая  рука  моего  любимого
начальника...
   Ведь может?
   -  Тогда  обратись  к  Пафнутьеву.  Начальнику  следственного  отдела
прокуратуры. Он поможет.
   - А если и с ним Бевзлин разберется?
   - Что-то, я смотрю, у твоего Толика большие планы?
   - Он всегда этим отличался.
   - А при появлении дочки слинял? Как последний фраер?
   - Он принял целесообразное решение, - без выражения произнесла  Надя.
- Ему показалось, что так будет лучше.
   - Кому лучше?
   - Всем.
   -  И  для  девочки,  из  которой  сделают  инъекцию   для   немецкой,
английской, американской старухи?
   -  Пафнутьев  мне  поможет?  -  Надя  перевела  разговор   в   другое
направление.
   - Да.
   - Вот и хорошо. И закончим на этом.
   - Свернем сюда, - Андрей резко шагнул в заросли кленовых кустарников,
сквозь которые вела почти  неприметная  в  сумерках  тропинка.  Надя  не
успела опомнится, как оказалась скрытой от дороги, и  Андрей  уводил  ее
все дальше.
   Тропинка эта, видимо, пользовалась успехом у  местных  жителей  -  не
успели Андрей с Надей пройти двадцати метров, как услышали, что за  ними
еще кто-то решил воспользоваться этой короткой дорогой к дому.
   - Сюда, - сказал Андрей и вышел на освещенную проезжую дорогу, идущую
вдоль дома. Здесь они были видны со  всех  сторон.  На  расчерченном  на
квадраты асфальте прыгали, вертелись, скакали, гоняя  шайбы  девочки,  а
те, что постарше, стояли в тени и делились весенними  тайнами,  которыми
им удалось овладеть к этому вечеру.
   Их шепот был таинственен и тревожен,  в  нем  уже  слышались  раскаты
будущих страстей, бед  и  счастливых  свершений,  правда,  счастье  было
наименее вероятно, так уж случается в жизни - все, что угодно, но только
не счастье.
   Андрей так замысловато провел  Надю  с  главной  улицы  через  дворы,
переходя из одного в другой, что она уже совершенно не представляла, где
находится.
   - Далеко еще? - спросила она.
   - Почти пришли.
   Во дворах, через которые они проходили, было достаточно оживленно.
   Нетерпеливые пенсионеры уже засели за доминошные столы. Уже  носились
дети с пистолетами в руках, и треск  автоматных  очередей  раздавался  в
самых неожиданных  местах,  беспрестанно  въезжали  и  выезжали  машины,
маршруты их были причудливы и неожиданны.  Поскольку  жильцы,  борясь  с
автомобильным  нашествием,  в  самых  удобных  переходах   устанавливали
фундаментные  железобетонные  блоки,  вынуждая  чертыхающихся  водителей
описывать круги, без всякой надежды выбраться на улицу.
   Если бы кто-нибудь вздумал проследить за  Андреем  и  Надей,  это  не
составляло бы никакого труда, но, похоже, они не опасались слежки и шли,
не торопясь, изредка обмениваясь незначащими словами, приберегая главное
до того момента, когда смогут сесть за стол и посмотреть  друг  другу  в
глаза.
   Подъезд, в который Андрей ввел Надю, ничем не отличался от остальных.
   Разболтанные  двери  с  выбитыми  стеклами,  вонь  мусорных   ящиков,
расположенных  в  ряд  через   дорогу,   конфетно-сигаретный   хлам   на
подоконниках. Но, поднявшись на третий этаж, можно было  убедиться,  что
здесь было что-то не так, чище, ухоженней, сквозь открытое  окно  втекал
свежий воздух, чувствовался запах костра, горевшего  посредине  двора  -
жильцы сжигали прошлогодние листья, мусор, собравшийся за  зиму,  отходы
от ремонтов, которые, кажется, беспрерывно шли то в одной квартире, то в
другой. А поскольку во двор выходили сотни квартир,  то  возле  мусорных
ящиков всегда валялись  деревянные  рейки,  куски  фанеры,  бесформенные
комки старых обоев. Все это хорошо горело на радость мальчишкам.
   Квартира, в которую Андрей привел Надю, тоже не  отличалась  от  всех
прочих.
   Правда, дверь была бронированной, обтянутой дерматином, чтобы не  так
уж она походила на стальной сейф. Запоры на ней были какие-то неудобные,
входы для ключей представляли собой маленькие круглые  дырочки.  И  пока
Андрей возился с замком, входная дверь  внизу  несколько  раз  хлопнула,
вырываясь из рук нерасторопных  жильцов.  При  всей  хилости,  она  была
снабжена мощной пружиной, которая просто вырывала дверь из рук.
   - Прошу, - сказал Андрей,  справившись,  наконец,  с  замками.  Дверь
открывалась   на   себя,   что   вполне   соответствовало    современным
представлениям о безопасности. Дверь, которая  открывается  в  квартиру,
куда легче высадить и мощным плечом, и хорошим грамотным взрывом.
   Не раздеваясь, Надя прошла  через  прихожую,  с  интересом  осмотрела
комнату, задержавшись взглядом не на шторах  или  ковре  -  она  оценила
размеры окна, встроенных  шкафов,  расположение  кухни.  Потом  толкнула
дверь во вторую комнату.
   Она оказалась запертой.
   - А там что? - спросила Надя у Андрея.
   - Не знаю... Хозяйка снесла туда  свои  вещи  и  заперла.  А  в  этой
разрешила жить.
   - Так ты снимаешь эту квартиру? А говорил, что это явочная база?
   - Это ты говорила, - усмехнулся Андрей.
   - Но ты не возразил!
   - А я еще не знаю - можно ли мне  возражать.  Не  все  терпят  слова,
сказанные поперек.
   - Почему же здесь нет твоих вещей?
   - Откуда тебе известно, где вещи мои, а где чужие?
   - Не узнать казенные вещи невозможно. Они криком кричат о себе.
   - Ну и пусть кричат, - проворчал  Андрей.  -  Раздевайся,  а  я  пока
кое-что приготовлю.
   - Приготовь, - разрешила Надя и, вернувшись в прихожую,  повесила  на
крючок свой плащ. На вешалку тоже посмотрела  с  насмешкой  -  она  была
совершенно пуста.
   Из дюжины крючков занятыми оказались только два  -  на  одном  висела
куртка Андрея, а на другом его кепка.
   "Суду все ясно и понятно", - проговорила про  себя  Надя  и  повесила
свой плащ рядом с курткой.
   Заглянув на кухню и понаблюдав, как Андрей режет сыр на голом  столе,
как пытается открыть бутылку вина с помощью ножа, как хлопает дверцами в
поисках хлеба, хотя хлеб хозяева обычно берут, не глядя, не задумываясь,
просто протянув руку  в  нужном  направлении.  Вернувшись  в  комнату  и
подойдя к окну, Надя отдернула штору. Окно выходило  на  улицу,  залитую
неоновыми рекламами, освещенную радужным светом из киосков.  Под  самыми
окнами Надя увидела  две  большие  темные  машины  -  "джип",  опутанный
сверкающими никелированными трубами,  и  "мерседес"  со  звездочкой  над
радиатором.
   - Вот дебилы-то, Господи! - вырвалось у нее, и она поспешно задернула
штору.
   В комнату вошел Андрей и расположил  на  журнальном  столике  красное
грузинское вино, сыр, апельсины и коробку конфет в хрустящем  целлофане.
Коробка была настолько нарядна, настолько ярко  расписана  цветами,  что
Наде сразу стало ясно - какая-нибудь голландская отрава из гороха вместо
шоколада. Нечасто, значит, приходится Андрею угощать  женщин  конфетами,
иначе сообразил бы, что заморские заменители лучше использовать в других
случаях.
   За окном трижды прогудела машина.
   И хотя ни Андрей, ни Надя вроде бы не  ждали  гостей,  оба  почему-то
обратили внимание на эти гудки и настороженно взглянули друг на друга.
   - Там что, улица проходит? - задала Надя  странный  какой-то  вопрос,
будто имело значение - проходит за окном улица,  переулок,  простирается
площадь или городская свалка.
   - Проходит, - Андрей махнул рукой. Нашла, дескать, о чем  спрашивать,
- Как ты относишься к красному вину?
   - Так же, как и оно ко мне! - рассмеялась Надя. - Наливай!
   Вынуть пробку Андрей так и не сумел и  потому  просто  протолкнул  ее
внутрь подвернувшейся вилкой. Вино оказалось густого  красного  цвета  с
душным, терпким запахом. В хрустальном стакане оно смотрелось празднично
и многообещающе.
   - Будем живы! - Андрей поднял свой стакан, коснулся им стакана Нади и
подмигнул ей, не робей, дескать.
   - Ну, что ж, - в голосе Нади прозвучала настороженность,  она  словно
прислушивалась,  словно  ждала  кого-то.  Но  стояла  тишина,  и,  отпив
несколько глотков, она поставила стакан на стол.
   Ив этот момент прозвучал звонок в дверь.
   И Андрей, и Надя быстро взглянули друг на друга - в их взглядах  было
понимание, они будто ждали чего-то подобного.
   Звонок прозвучал еще раз, настойчивее и длиннее,  но  ни  Андрей,  ни
Надя не поднялись со своих кресел.
   - Еще по глоточку? - спросил Андрей.
   - Чуть позже, - ответила Надя, напряженно глядя в прихожую.
   Убедившись, что на звонки никто не отвечает, гости принялись колотить
в стальную дверь ногами - металлическая плита  отзывалась  глухо,  в  ее
сдержанном  гуле  чувствовалась  надежность.   На   площадке   слышались
возбужденные голоса, говорили мужчины крупные и гневные, перебивая  друг
друга. Иногда все  они  замолкали,  но  тут  же  снова  начинали  не  то
ссориться, не то убеждать в чем-то друг друга.
   - Что будем делать? - спросила Надя.
   - Ждать, - спокойно ответил Андрей. - Это самое прекрасное  состояние
- ждать.
   - Чего?
   - Развития событий.
   - И долго?
   - Думаю, не очень, - Андрей очистил апельсин и протянул Наде,  но  та
отрицательно покачала головой. И тогда Андрей съел апельсин  сам.  Потом
съел  еще  один.  Грохот   продолжался,   иногда   в   него   вплеталась
пронзительная трель звонка.
   Потом наступила тишина, особенно пугающая оттого, что  секунду  назад
квартира чуть ли не содрогалась  от  грохота.  И  в  этой  тишине  вдруг
раздался дребезжащий звонок телефонного  аппарата.  Звонки  были  разной
длины  -  то  совсем  коротенький,  то  длинный,  но  все  они  какие-то
слабенькие, негромкие.
   Надя смотрела на телефон с немым ужасом, потом поднялась, чтобы взять
трубку, но Андрей остановил ее и снова усадил в кресло.
   - Что это значит?
   - Ничего особенного... Телефон у нас спаренный, поэтому, когда  сосед
набирает номер, здесь звенит нечто, вроде эха... Не обращай внимания.
   - У меня тоже  спаренный  телефон,  но  такого  перезвона  нет,  -  с
сомнением проговорила Надя. - Значит, тебе повезло, - поднявшись, Андрей
переставил столик в глубь комнаты, почти к самому окну.
   - А это зачем? - удивилась Надя.
   - Мне кажется, тут будет уютнее... Там, в прихожей,  шумно.  Тебе  не
показалось?
   - Да, немного есть, - ответила Надя. - Это у тебя часто?
   - Первый раз.
   Странный происходил между ними разговор. Оба вели себя так, будто все
происходящее  вполне  естественно,  что  так  и  должно  быть  -  к  ним
обязательно будут ломиться, сотрясая стальную  дверь,  будет  дребезжать
телефон, хотя по всем телефонным законам звенеть он не должен, даже если
и спаренный, что придется отодвигать столик с вином в самый дальний угол
комнаты и говорить при этом о чем-то постороннем, а о самом главном, что
между ними происходит, что действительно стоило  обсудить  подробно,  об
этом ни слова - ни о девочке, чудесным образом воскресшей из мертвых, ни
о людях, громыхающих на площадке и уже, наверное, поднявших на ноги весь
дом, ни о больших черных машинах под окнами,  машинах  явно  бандитского
пошиба...
   И наступил момент, когда оба  замолчали,  осознав  бессмысленность  и
пустоту разговора. Время от времени Надя  подносила  к  губам  стакан  и
отпивала вино маленькими глотками.
   Андрей подошел к окну, поддернул шпингалеты. Теперь он мог выпрыгнуть
из окна в течение нескольких секунд - достаточно было сдвинуть  штору  и
рвануть на себя раму окна. Он даже попробовал, как открывается рама,  не
заклинивает  ли  ее,  посмотрел  вниз  -  там  был   мелкий   кустарник,
травянистый покров - хорошая почва для приземления.
   Надя, внимательно проследив за всем, что  делает  Андрей,  ничего  не
спросила, будто и это все было в порядке вещей.
   А потом прогремел взрыв.
   Вначале ни Андрей, ни Надя ничего не поняли. И лишь  через  некоторое
время осознали - раздался мощный, невероятной силы оглушительный  взрыв.
Воздух в комнате вздрогнул