д ли, может только догадываться. Я ему ни на что не намекал.
   Извинился, улыбнулся, поклонился на прощание... Ну, и так далее.
   - Чем занимается "Фокус", на чем деньги делает?
   - В его уставе  упомянуты  все  виды  человеческой  деятельности,  от
разведения  крокодилов  до  издания  книг.  По  городу  разбросана  сеть
киосков. Торгуют жвачкой, шоколадными яйцами,  презервативами,  газовыми
баллончиками, женскими титьками, мужскими делами... Ну, и так далее.  Но
самое главное - ремонт квартир.
   - Это уже кое-что, это уже всерьез. Как ты думаешь?
   - Согласен, Павел Николаевич.
   - Пленка, - напомнил  Пафнутьев.  Опер  молча  вынул  из  внутреннего
кармана кассету в прозрачной коробочке и положил на стол.
   - Здесь и ваш разговор, и его звонок?
   - Да.
   - Копию снял?
   - Конечно, - улыбнулся опер, опять сверкнув металлическими зубами.
   - Береги ее. И себя береги!
   - Стараюсь.
   - Пройдись по киоскам... Поговори о том, о сем... Только осторожно.
   Смотри, не подставься.
   - Намечается что-то крутое?
   - Боюсь, что да.
   - Это хорошо.
   - Да? - удивился Пафнутьев.
   - Руки чешутся, Павел Николаевич.
   - Это хорошо, - на  этот  раз  те  же  слова  произнес  Пафнутьев.  -
Предложи   киоскерам   товар,   поговори   о   ценах,   о   поставщиках,
взаимоотношениях с начальством...
   - 3наю я эту систему, - сказал опер, поднимаясь.
   - Звони мне сразу, как только что-то засветится. Сразу, понял?  В  ту
же минуту.
   - Усек.
   Пафнутьев уже был хорошо наслышан о новом  промысле  -  состоятельные
люди, побывав  за  рубежами,  насмотревшись  заморских  чудес,  повально
принялись ремонтировать  свои  квартиры,  переделывать  их  на  западный
манер. Меняли двери, устанавливая  вместо  картонных  дубовые,  линолеум
заменяли паркетом, ванные и  туалеты  покрывали  испанским,  итальянским
кафелем, хрустальные люстры  заливали  комнаты  радужным  переливающимся
светом, глубокие кожаные диваны звали к себе в объятия.
   Но деньги, деньги на это требовались  несопоставимые  ни  с  годовыми
зарплатами, ни с годовыми пенсиями и пособиями. Внешне, вроде,  немногое
менялось в  городе,  но  за  старыми  стенами  шла  непрерывная  работа,
невидимая, а то и попросту криминальная. Европейская  отделка  требовала
куда больших площадей, нежели стандартные квартиры, и  денежные  мужики,
не стесняясь, предлагали соседям выбираться, сулили им другие  квартиры,
деньги, дачи, машины.
   Все это Пафнутьев прекрасно знал и, едва  только  опер  обмолвился  о
ремонте квартир, которым занимается "Фокус", все в  нем  напряглось,  он
сразу почувствовал, как по уголовному делу пробежала искра, объединившая
в   одно   целое   разрозненные    подробности,    подозрения,    улики,
обстоятельства...
   Перед самым обедом пришел Андрей и молча  положил  перед  Пафнутьевым
портрет красавицы, найденный в квартире Чувьюрова.
   -  Ну  как?  Удалось  познакомиться?  -  спросил  Пафнутьев,   ожидая
разговора легкого и необязательного.
   Андрей так же молча перевернул  снимок  вверх  оборотной  стороной  и
показал Пафнутьеву фиолетовый штамп фотоателье.
   - Вот эта контора получила заказ от "Фокуса" на  снимок.  И  оплатила
заказ.
   Все  снимки  и  негативы  изъяты.  В  ателье  говорить  на  эту  тему
опасаются.
   Пафнутьев выслушал, всмотрелся в лицо женщины, взяв снимок  и  отведя
на вытянутую руку, всмотрелся пристальнее и дольше.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил он у Андрея.
   - В фотоателье работает девица, не столь, конечно, хороша,  как  эта,
но она положила  на  меня  глаз  и,  наверное,  захочет  еще  что-нибудь
рассказать.
   - Так, - проговорил Пафнутьев.
   - Надо старика раскручивать.
   - Думаешь, пора? - с сомнением спросил Пафнутьев. -  А  знаешь,  кому
принадлежала рука из холодильника? Ветерану войны... Не то моряку, не то
десантнику. Так примерно. И  было  ему  за  семьдесят.  Как  рука  могла
оказаться у старика в холодильнике?
   - Скорее всего, он сам ее туда положил. Потому и молчит.  Раскалывать
его надо.
   - Значит так,  Андрюша,  -  Пафнутьев  помолчал,  посмотрел  в  окно,
вслушиваясь в весенний звон капель. - Добивай фотоателье,  любезничай  с
девицей, которая положила на тебя глаз,  ты  тоже  можешь  на  нее  глаз
положить, но выпытай все, что удастся. Чую,  что  "Фокус"  -  фирма  еще
та...

***

   Поздно вечером, когда Андрей уже засыпал, неожиданно раздался  резкий
телефонный звонок. В темноте он с трудом нашел трубку, поднес ее  к  уху
вначале не той стороной, потом повернул и, наконец, услышал возбужденный
девичий голос.
   - Ты что, уже спишь? - в вопросе была и насмешка, и  робость,  Андрей
это почувствовал.
   - Да как сказать... - Все понятно. Дрых!
   - Виноват.
   - Узнаешь?
   - С трудом,  -  попытался  выкрутиться  Андрей  -  он  никак  не  мог
сообразить, с кем говорит.
   - Ты! Не узнаешь? Меня?! - голос сорвался на крик, но  теперь  в  нем
была и радость. - Меня невозможно не узнать! Ты сам сказал, что балдеешь
от одних только звуков моего голоса! - Я сказал, что балдею от имени,  -
Андрей понял, наконец, кто звонит - это была  Валя  из  фото  ателье.  -
Вообще-то да... Ты прав. Но ничего, еще и от голоса обалдеешь.
   - Да я уже, - улыбнулся он в темноту.
   - Почему не заходишь?
   - Только вчера же у тебя был!
   - А с утра уже обязан в окна заглядывать! Только так! И никак иначе!
   Значит, заскочишь?
   - Конечно.
   - Слушай, я чувствую, что ты еще не проснулся.  Значит,  так...  Жду.
Кое-что покажу.
   - Да, я заметил... Тебе есть что показать.
   - Тю, дурной! Не ожидала от тебя такой пошлости... А  с  виду  ничего
так, вроде даже воспитанный. Местами, правда.
   - Виноват, - Андрей был посрамлен.
   - Значит, так. У меня есть для тебя что-то  очень  интересное,  очень
важное, я бы сказала неожиданное. Просто обалдеешь. С места  не  сойдешь
от потрясения. Я чувствую, что в твоей деятельности тебе нужен  хороший,
надежный помощник. Считай, что он у тебя есть.
   - Он или она?
   - Помощник, конечно, он, но я имею в виду себя.
   - Я так и понял.
   - Придешь?
   - Обязательно.
   - Прямо с утра, понял? К открытию. Понял?
   - Целую! - и Валя положила трубку.
   К открытию Андрей не успел.
   Сначала  забежал  в  прокуратуру,  потом  дожидался  Пафнутьева,  тот
подробно разжевывал ему какое-то задание, и когда добрался, наконец,  до
фотоателье, то увидел картину, которая  потрясла  его  больше  всего  за
последний год.
   Вместо громадного витринного  стекла  зиял  черный  провал  и  оттуда
тянуло едким,  желтоватым  дымом,  видимо,  горели  какие-то  химикалии.
Мелкие осколки стекла покрывали асфальт на десяток метров вокруг  и  уже
по этому можно было догадаться - внутри прогремел взрыв. Судя по  всему,
это случилось совсем недавно - толпились люди, невдалеке  стояла  машина
скорой  помощи.  Внутри,  в  том  помещении,  которое  вчера  еще   было
фотолабораторией, трепетали мелкие язычки пламени,  в  дымном  полумраке
смутно различались человеческие фигуры.
   Не раздумывая, Андрей шагнул через подоконник внутрь.  Воняло  гарью,
но дышать было можно и он сделал несколько шагов,  пытаясь  понять,  что
произошло.
   - Чего стоишь... Бери носилки! - услышал он какой-то злобный крик  и,
обернувшись, увидел, что кричал человек в белом халате, стоя у  носилок.
Андрей подхватил рукоятки и  шагнул  к  выходу,  снова  напрямик,  через
подоконник. Он понимал, что идти надо к белой машине "скорой  помощи"  и
быстро, почти бегом направился туда. И лишь, когда поставил  носилки  на
асфальт и обернулся, увидел, что нес Валю. Лицо ее было  черным,  волосы
дымились, видимо, и от них мало что останется, правая рука  была  залита
кровью и по странному неестественному изгибу ее он понял, что переломано
предплечье.  Девушка  была  в  сознании  и,   увидев   его,   попыталась
приподняться  с  носилок.  Но  у  нее  ничего  не   получилось,   голова
обессиленно упала на подушку. Уже теряя сознание, она протянула  к  нему
левую руку - в ней была зажата свернутая в трубочку газета, тоже залитая
кровью.
   Наклонившись над  девушкой,  Андрей  услышал,  едва  услышал  шепотом
произнесенные слова:
   - Это тебе...
   Два санитара подхватили носилки  и  быстро  задвинули  их  в  машину,
захлопнули дверцу.
   - Выживет? - спросил Андрей.
   - Может и выживет, но это уже не имеет значения... Калека.
   Андрей проводил взглядом рванувшую с места машину и снова  направился
к черному провалу в доме. Совершенно потерянный, с  пустым  взглядом  из
дыма вышел фотограф. Полы халата его тлели,  в  руках  он  держал  ящик,
видимо, с негативами.
   Увидев Андрея, замер, лицо его напряглось, он пытался вспомнить,  кто
же стоит перед ним, наконец, вспомнил.
   - Принесло тебя на нашу  голову,  -  проговорил  он  и  прошел  мимо.
Поставив ящик прямо на подтаявший снег, фотограф тут же снова  шагнул  в
черный  дымящийся  провал  и  скрылся  там  среди   языков   пламени   и
ядовито-желтого дыма.
   Ревя мощными моторами, подъехали  две  красные  машины.  Пожарники  в
нескладных  брезентовых  куртках  начали  разматывать  шланги.  Тут   же
подскочил верткий милицейский "газик", из него тяжело вывалился  Шаланда
и, хрустя осколками стекла, решительно шагнул в дымящийся провал, словно
надеясь застать там виновников происшествия.  Оперативник,  прибывший  с
ним на машине, направился к толпе в поисках свидетелей.
   Проводив взглядом фотографа, который опять  показался  из  провала  с
деревянным ящиком, Андрей пошел в прокуратуру. Пафнутьев  выслушал  его,
не перебивая, не переспрашивая. Нависнув над столом  плотным  телом,  он
смотрел на Андрея устало и равнодушно, будто тот  рассказывал  вчерашний
сон.
   - Все? - спросил он, когда Андрей замолчал.
   - Вроде.
   - Давай сюда газету.
   Осторожно вынув из кармана пропитанную кровью газету, Андрей  бережно
развернул ее на столе. Это было полубульварное,  полурекламное  издание,
полное каких-то странных сведений, гороскопов, рассказов о  мертвецах  и
снежных людях, которые в конце концов оказывались инопланетянами. Тут же
выяснилось, что газета довольно старая - номер вышел месяца три назад.
   - Сейчас этот листок уже не выходит... Спеклись ребята... На колдунах
и мертвецах нынче больших денег не заработаешь. Серьезные фирмы в  такие
издания рекламы не дают. Уже месяц, как закрылась.
   - Зачем-то она мне дала эту газету...
   - Будешь читать ее  каждый  вечер  перед  сном,  пока  не  обнаружишь
причину,усмехнулся Пафнутьев и вдруг замер, замолчал. - Ни фига себе,  -
произнес он врастяжку и ткнул пальцем  в  один  из  снимков,  наполовину
залитый кровью.Видишь?
   - Что? - не понял Андрей.
   - Твоя красотка с обнаженной грудью.
   - Точно она, - ошарашено произнес Андрей. - Та же самая фотография.
   - Интимные услуги, так это называется. Тут и телефончик есть.
   Андрей вынул из кармана снимок и  положил  рядом  с  газетой.  Теперь
стало совершенно очевидно, что это один и тот же снимок, одного  и  того
же человека.
   -  Не  понимаю,  -  проговорил  Андрей  озадаченно.  -  Если   снимок
опубликован в газете, если эта газета  разошлась  по  всему  городу,  то
зачем было взрывать фотоателье... Ведь Валя ничего такого уж  тайного  и
не открыла, а, Павел Николаевич?
   - Открыла, - ответил Пафнутьев. - Она сказала тебе самое важное...
   Оказывается,  за  всеми  этими   услугами   -   ночными,   интимными,
сексуальными, назови их, как хочешь, стоит фирма "Фокус" ...
   - Крутые ребята, - проговорил Андрей.
   - Многостаночники  какие-то...  Торговля,  ремонт  квартир,  интимные
услуги...
   Так не бывает. Вернее, бывает, но только в одном случае...
   - Банда? - Похоже на то, Андрюша, похоже на то.
   - Дело разрастается, Павел Николаевич.
   - Да уж... Два трупа в малиновых пиджаках, рука в холодильнике, взрыв
в фотоателье... Уверен, что на этом события не закончатся.

***

   Многое изменилось в жизни за последние год-два, очень  многое.  Стали
другое есть, другое  пить,  сменили  одежду,  джинсовые  штаны,  которые
совсем недавно сдергивали с трупов,  чтобы  тут  же  надеть  на  себя  и
отправиться  на  танцы,  теперь  пылились  ненужными  стопками  во  всех
киосках. Срамные безделицы, только посмотреть на которые ездили в  Париж
и Амстердам, теперь навалом гнили на складах и никого  не  интересовали,
кроме психов да семиклассников, у которых просыпалась жажда ночной жизни
и половых свершений.
   А сверкающие лимузины!
   Государство рухнуло, наверно, только  от  того,  что  миллионы  вдруг
почувствовали себя обделенными и несчастными без этих лимузинов.  Теперь
же они, ободранные, облезлые и простреленные во  многих  местах,  месили
отечественную грязь и при ближайшем  рассмотрении  оказались  такими  же
тачками, какие болтались по улицам и раньше, разве что более слабыми  на
наших дорогах, требующих мужества и сноровки.
   Появились, правда, и машины в самом деле неплохие, с  тихим  ходом  и
большой  скоростью,  с  затемненными  стеклами  и  мощными  моторами,  с
телевизорами и барами.
   Но одновременно возникла и какая-то напасть - почему-то они время  от
времени взрывались, почему-то падали с мостов, загорались сами по  себе,
а  если  им  удавалось  избежать  всего  этого,  то  в  них  обязательно
обнаруживались трупы, которые неизменно оказывались хозяевами этих самых
машин. Видимо, вместе с машинами в страну был завезен какой-то  страшный
вирус, видимо, какая-то еще неоткрытая зараза просочилась сквозь границы
и принялась уничтожать граждан влиятельных, состоятельных и достойных. А
если с их машинами ничего не случалось, то обязательно что-то  случалось
с ними самими - то пуля их настигала в тот самый момент, когда они своим
невероятным  красавицам  открывали  шампанское,  вручив   предварительно
неплохое  колье  с  камушками,  билет  на  Канарские  острова  или   еще
что-нибудь более заковыристое.
   А еще эти надоевшие всем контрольные выстрелы в голову! Не обходилось
ни одной ночи, ни одного вечера, чтобы  не  прозвучали  опостылевшие  до
самых печенок контрольные выстрелы в  голову.  Нет,  чтобы  бабахнуть  в
живот и уйти восвояси, нет, чтобы перерезать горло и смыться  побыстрее,
нет, чтобы пырнуть ножом в  спину  и  дать  деру,  нет!  Обязательно  им
требуется  этот  идиотский  выстрел.  Что  делать,   высокое   искусство
профессионалов начало проникать в самые неожиданные области человеческой
деятельности.
   Банковское ли  дело,  торговля,  строительство,  морские  круизы  или
сухопутные посещения бардаков и казино, даже любовь,  пусть  оплаченная,
пусть продажная, но все равно любовь, так вот все это стало  обязательно
сопровождаться контрольными выстрелами в голову.
   Да, многое изменилось в жизни горожан!
   Обычные картонные двери начали заменять на  стальные,  чтобы  никакой
взрыв не смог их сокрушить, противоугонные устройства, изготовленные  из
медвежьих капканов, заменили электронными, которые сами  откликались  на
приближение хозяина, за сотни километров слышали  крики  о  спасении,  и
хозяин, услышав  их  отчаянные  вопли,  нанимал  чеченскую  бригаду  или
славных грузинских ребят, или приобретал по случаю в  соседней  молочной
лавке неплохой гранатомет  с  боевым  запасом  и  несся,  сломя  голову,
вызволять свою машину, которая из последних сил  орала  в  пространство,
оглашая эфир криками бели и страдания.
   В карманах у прохожих уже не позвякивали  медные  монетки,  поскольку
исчезли они из обращения, теперь в кармане у  каждого  прохожего  сжатый
горячей ладошкой,  потел  совсем  маленький  баллончик,  готовый  каждую
секунду выплеснуть в морду обидчику смертоносную струю газа  и  навсегда
вырубить его из числа здоровых и сильных, навсегда  превратить  румяного
детину,  обронившего  неосторожное  слово,  в  парализованного   калеку,
стонущего, плачущего, сочащегося слезами и слюнями.
   Многое  изменилось  в  жизни  людей,  но   только   не   застолье   у
Халандовского.
   Как и прежде, как И годы  назад,  на  маленьком  журнальном  столике,
потрясая невероятным своим запахом  лежала  свернутая  крутыми  плотными
кольцами домашняя колбаса, красные помидоры, в которые,  казалось,  были
вживлены маленькие электрические  лампочки,  отчего  помидоры  светились
даже в темноте. Да, и холодное мясо с хреном, домашнего  посола  огурцы,
хруст от которых был слышен в самых отдаленных уголках квартиры и...
   Да, конечно. И бутылка запотевшей водки, вынутая  из  холодильника  в
тот  самый  момент,  когда  раздавался  звонок  долгожданного  гостя.  И
Халандовский, старый пройдоха, плуг и мошенник,  бросался  не  к  двери,
нет, упаси Боже! Он бросался к холодильнику,  вынимал  литровую  бутылку
лучшей в мире водки производства местного завода  и  устанавливал  ее  в
середине стола. И лишь потом, не торопясь, чтобы  не  запыхаться,  чтобы
выглядеть достойно и невозмутимо, шел открывать дверь гостю, который уже
измаялся на площадке, не  зная,  что  и  думать,  начав  терять  надежду
встретить и обнять любимого хозяина этой квартиры...
   - Здравствуй, Паша,  -  произнес  Халандовский  и  отступил  в  глубь
коридора.Как я рад!
   - Если бы ты не открыл еще минуту, - проворчал Пафнутьев, сдергивая с
себя куртку, - если бы я не услышал твоих шагов, - он  бросил  кепку  на
крючок, - если бы я не так устал и не был так разочарован в жизни...
   - То  что  было  бы,  Паша?  -  проникновенно  спросил  Халандовский,
медленно открывая и закрывая большие печальные глаза.
   - Я бы выстрелами из пистолета высадил все твои замки!  И  вошел  бы,
невзирая ни на что!
   - И правильно бы сделал, Паша,  -  тихо  проговорил  Халандовский.  -
Следующий раз, когда меня не застанешь дома - высаживай смело. И  входи.
Как бы ты ни вошел - с помощью отмычки, гранатомета или просто позвонишь
в дверь, я всегда буду рад видеть  тебя!  Проходи,  Паша,  в  комнату...
Можешь не разуваться.
   - А если разуюсь?
   - Разуйся, Паша. Вот шлепанцы. Я поставлю твои туфли в сушилку, и  ты
уйдешь от меня в сухих туфлях. Вижу, вижу, Паша, как тяжело тебе сегодня
жилось, как ты день-деньской бегал по улицам за преступниками...  А  что
творится на улицах, я знаю...
   - Ладно. Понял.
   Сковырнув с ног туфли, Пафнутьев в носках прошел  в  комнату.  Увидев
стол, он остановился и закрыл глаза.  И  тихий,  еле  сдерживаемый  стон
вырвался из его груди.
   -  О,  Боже...  Неужели  это  еще  возможно?  -  спросил  он   слабым
голосом,Неужели, Аркаша, жизнь продолжается?
   - Я скажу тебе, Паша, больше... Она будет продолжаться еще  некоторое
время. И этого времени нам  вполне  хватит,  чтобы  насладиться  плодами
земли, воды и неба. А также дружеским общением.
   - Иногда мне кажется, что все давно кончилось,  что  жизнь  на  земле
прекратилась и...
   -  Остались  только   мы   с   тобой?   -   подсказал   Халандовский,
воспользовавшись заминкой Пафнутьева. - И ты  прав,  Паша.  Меня  иногда
посещают точно такие же мысли.
   Пафнутьев опустился  в  низкое,  продавленное  кресло,  откинулся  на
спинку, положил руки на подлокотники. Сделав несколько глубоких  вдохов,
он посмотрел на Халандовского, расположившегося в соседнем кресле.
   - Кажется, выжил, - выдохнул Пафнутьев.
   - Не сомневайся, Паша. Ты выжил. Меня  всегда  удивляла,  Паша,  твоя
потрясающая способность произнести тост не  просто  уместный,  а  новый,
свежий, дерзкий. Давай выпьем, Паша. Чтоб мы выжили!
   -  А  меня  просто  потрясала  твоя  способность  все,  что   угодно,
превращать в тосты.
   -  Вперед,  Паша!  -  и  Халандовский  бестрепетной  рукой   наполнил
крутобокие стопки, в каждую из которых наверняка помещалось не менее ста
граммов водки.
   Рюмки  тут  же  окутались  влажной  дымкой,   покрылись   мельчайшими
капельками, один вид которых в душе  усталой  и  разочарованной  рождает
надежды и возвращает к жизни.
   Друзья чокнулись. Звук получился сильным и содержательным. Не было