нату  и  усадил  в  удобное  кожаное кресло,  а затем  приказал  толстому
дворецкому принести  напитки.  Увидев,  что я осматриваюсь  вокруг,  тут  же
пояснил, что меблировкой дома  занимались они с отцом, и каждый  делал  это,
сообразуясь  со своим вкусом. В доме нет женщин,  на  чей вкус  следовало бы
полагаться, а декораторам они не доверяют.
     Я понимающе кивнул.
     - Мисс Барстоу мне говорила, что вы давно потеряли мать?
     Я сказал это просто так, без всякого умысла, не задумываясь, что делаю,
но по  привычке наблюдал, какой эффект  произведут мои слова. Я был удивлен,
как  изменилось  его лицо.  По  нему как  бы пробежала  судорога,  иначе  не
скажешь. Длилось этот лишь мгновение, однако я  представил, что творилось  у
него внутри.  И  все же я не  был уверен,  что  произошло это от того, что я
упомянул  о его  матери, возможно,  он  просто  испытал  какую-то  внезапную
физическую боль. Во всяком случае я предпочел более не касаться этой темы.
     - Насколько я понимаю, вы расследуете обстоятельства  смерти отца  мисс
Барстоу? - внезапно спросил он.
     - Да, и, в какой-то степени, по ее просьбе. Он также был отцом ее брату
и мужем миссис Барстоу, не так ли? - уточнил я.
     На его лице мелькнула улыбка, и я почувствовал на себе косой взгляд его
черных глаз.
     - Если это ваш первый вопрос, мистер Гудвин, то вы его весьма остроумно
сформулировали.  Браво.  Что ж,  отвечу. Я не могу позволить  себе  говорить
иначе об умершем, таково мое личное убеждение. Я восхищаюсь мисс Барстоу...
     - И я  тоже.  Это был  не вопрос, а  просто замечание, не относящееся к
делу.  Мой вопрос к вам следующий:  расскажите,  что  произошло у  стартовой
метки в  воскресенье в полдень. Вам, очевидно,  уже приходилось  отвечать на
этот вопрос?
     - Да, дважды. Один раз сыщика кажется, его звали Корбетт, и  второй раз
- мистеру Андерсону.
     - Следовательно, ответ вы знаете наизусть. Не повторите ли вы мне его в
третий раз?
     Держа стакан  в руке, я слушал его, не прерывая.  Я не вынул на сей раз
блокнот,  ибо  у  меня уже была запись  показаний Ларри Барстоу, теперь моей
задачей  было проверить, насколько их  рассказы  совпадают.  Мануэль Кимболл
излагал все четко и обстоятельно. Когда он закончил, вопросов у меня по сути
не было.  Оставалось уточнить один или два факта, для меня неясные, особенно
один, не совпадающий с рассказом Ларри.  Мануэль сказал, что мистер Барстоу,
после того  как воскликнул, что его укусила оса,  бросил клюшку на землю,  и
паренек,  обслуживающий  его, подобрал ее.  Ларри  же утверждал,  что  отец,
расстегивая сорочку, продолжал  в другой руке  держать  клюшку. Мануэль  был
уверен, что он прав, но не настаивал, раз Ларри так сказал. Это  было не так
уж важно,  а  главное было то, что клюшка снова  оказалась в  сумке вместе с
другими. А в остальном рассказы Ларри и Мануэля совпадали.
     Вдохновленный тем, что хозяин велел принести еще  по стаканчику виски с
содовой, я не торопил беседу, а мой собеседник тоже ничего  не  имел против.
Из его рассказов я  узнал, что его отец  имел брокерскую контору в Нью-Йорке
на  Перл-стрит  и ежедневно  ездил  на  работу  в  город.  Сам  Мануэль тоже
собирался  основать собственное дело,  построив завод  по выпуску спортивных
самолетов. Он считал себя опытным пилотом и около года работал на заводах  в
Буффало.  Отец,  хотя и  сомневался в его задумке и скептически  относился к
увлечению самолетами, готов  был ссудить его  необходимыми деньгами. Мануэль
считал, что у Ларри Барстоу настоящий талант дизайнера, и надеялся уговорить
его войти с ним в долю.
     -  Конечно, Ларри сейчас не в  том состоянии, чтобы можно  было вести с
ним разговоры об этом, но я не тороплюсь. Внезапная смерть отца, а потом это
вскрытие и столь неожиданные его  результаты...  Кстати, мистер Гудвин,  все
продолжают теряться  в догадках, как мистер Ниро Вулф -  не  так ли, это он,
если  я не  ошибаюсь? -  мог предугадать результаты  вплоть до поразительных
деталей.  Хотя Андерсон,  окружной  прокурор,  намекает  на  свои  источники
информации. Он сказал мне это не далее как вчера,  сидя вот в этом кресле, в
котором сейчас  сидите вы. Но правда  более или менее  всем уже  известна. В
клубе  "Зеленые луга"  позавчера  были лишь  две  темы  разговора: кто  убил
Барстоу и  как Ниро Вулф  узнал, что  это  убийство. Что вы  намерены делать
дальше? В один драматический момент дать ответ на оба вопроса?
     - Вполне  возможно.  Во  всяком случае,  я  надеюсь. Однако мы не будем
менять  ответы, как вы  вопросы, местами  и не дадим ответ на  второй вопрос
раньше,  чем на  первый. Нет,  спасибо, мне  больше не надо. Еще одна порция
вашего изысканного  коктейля,  и теперь  уже  я буду отвечать  на  все  ваши
вопросы.
     - В таком случае, прошу вас, выпейте еще стаканчик. Конечно, как и все,
я тоже любопытен. Ниро Вулф, должно быть, необыкновенный человек.
     - Что  ж, могу вам о нем  рассказать, - сказал  я и, запрокинув голову,
выпил  очередную  порцию  виски   с  содовой,  почувствовав,  как  вместе  с
последними каплями виски в  горло скользнули приятно  холодящие его льдинки.
Допив, вместе с  пустым стаканом я  опустил вниз и свой неумеренно задранный
подбородок.  Это  была  одна из моих маленьких  хитростей,  Я  заметил,  как
Мануэль с любопытством наблюдает за мной,  но он уже  предупредил  меня, что
его распирает любопытство. - Отрицать, что Ниро Вулф необыкновенный человек,
так  же неразумно,  как  утверждать,  что  Наполеон тянет  не выше,  чем  на
старшего сержанта.  Мне  жаль,  что  я  не могу  рассказать  вам  о всех его
хитростях и секретах. За  то мне и  платят,  чтобы  держал  язык  за зубами.
Кстати, который сейчас час? - Я взглянул на свои часы. - Время вашего обеда,
мистер Кимболл. Вы были весьма любезны, и  я вам признателен, и, разумеется,
Ниро Вулф тоже.
     -  Всегда к вашим услугам. Если вы из-за  меня, то не стоит торопиться.
Отца к обеду не будет, а я не люблю обедать один. Позже пообедаю в клубе.
     - Ваш  отец не приедет к обеду? Какая  досада.  Я  собирался перекусить
где-нибудь поблизости в Плезантвилле или Уайт-Плейнс, а потом снова  заехать
сюда и поговорить с ним. У меня просьба, предупредите его, что я заеду.
     - Сожалею.
     - Его не будет вечером?
     - Не будет. В прошлую неделю он уехал по  делам в  Чикаго. Это огорчило
не только вас, но и мистера  Андерсона.  Он и его сыщик чуть не каждый  день
присылают отцу депеши. Не знаю  зачем. Ведь он в сущности  едва был знаком с
Барстоу. Не думаю, что их телеграммы заставят отца  вернуться прежде, чем он
закончит свои дела. Он у меня такой, должен все довести до конца.
     - Когда же вы ждете его?
     - Не знаю. Как он сказал, уезжая, не ранее пятнадцатого июня.
     - Да, досадно. Это всего лишь  формальность,  но  каждый  сыщик  обязан
переговорить со всеми  из  вашей  четверки.  Но раз вы не  можете помочь мне
повидаться  с вашим  отцом, может,  вы окажете мне  другую услугу?  Это тоже
простая формальность. Скажите,  где  вы были  вечером, а понедельник, пятого
июня между  семью вечера и двенадцатью ночи? Накануне похорон Барстоу? Вы на
них присутствовали? Так вот, накануне похорон.
     Мануэль Кимболл смотрел на меня так, будто силился что-то вспомнить.
     - Я  был на похоронах,  - наконец сказал  он,  - Это  было во  вторник.
Сегодня ровно  неделя. Да,  кажется,  неделя. Скиннер должен  помнить. В это
время пятого июня я витал в облаках.
     - В облаках?
     Он кивнул.
     - Я отрабатывал  технику взлета и посадки в ночных условиях. Пару раз я
проделал это в  мае, а потом повторил в понедельник. Скиннер вам подтвердит.
Он  мне  помогал, а потом ждал, когда я вернусь, и следил, чтобы  посадочные
огни были в порядке. Полеты ночью - это совсем другие дело, чем днем.
     - Когда вы поднялись в воздух?
     - Около шести вечера. Разумеется, до девяти часов было еще светло, но я
хотел начать задолго до заката.
     - Вы летали один?
     - Совершенно один, - с улыбкой ответил Мануэль, но, как мне показалось,
глаза его не улыбались.  - Должен сказать, мистер  Гудвин, что  я достаточно
терпелив.  Но какое, черт побери, вам дело до  моих тренировок в понедельник
вечером  или в какое-либо другое время? Если бы  не  мое любопытство, я  уже
давно должен был бы рассердиться. Вам не кажется?
     - Согласен, - улыбнулся я.  -  Я на вашем месте давно бы рассердился. И
тем не менее, я премного вам обязан. Что  поделаешь, служба, мистер Кимболл,
проклятые формальности.  -  Я встал и отряхнул брюки, чтобы встали на  место
складки.
     -  Благодарю  вас,  я  очень  признателен.  Полагаю, летать ночью  куда
приятней, чем днем.
     Он тоже поднялся, держась так же вежливо.
     -  Да, приятней.  Не  стоит  благодарить.  Теперь  я  буду  знаменит  в
окрестностях тем, что имел беседу с человеком от самого Ниро Вулфа.
     Он позвонил толстому дворецкому, чтобы тот принес мою шляпу.
     Полчаса спустя на поворотах шоссе Бронкс-Ривер я все еще размышлял  над
обстоятельствами этой беседы. Учитывая, что между Кимболлом-младшим, Барстоу
и клюшкой не было прямой связи, он, видимо, не выходил у меня из головы лишь
потому, что странным образом почему-то действовал мне на  нервы.  А Вулф еще
говорит, что я не способен чувствами оценить явление, когда оно передо мной.
В  следующий  раз, как  только он  мне это скажет,  я  напомню ему  о  своих
предчувствиях относительно Мануэля Кимболла, твердо решил я. Разумеется, это
будет  в  том  случае,  если  окажется,  что  именно  он  убил Барстоу,  что
представлялось мне маловероятным.
     Когда в половине девятого вечера я приехал домой, Вулф уже отужинал. По
дороге я  позвонил,  что еду,  и Фриц  приготовил  мне  запеченную в духовке
камбалу с  его  знаменитым  горячим соусом  из лучших сортов  сыра,  зеленый
салат, помидоры и стакан вкусного охлажденного молока. Учитывая тощий ланч в
поместье  Барстоу и поздний час, я не считал свой  ужин чрезмерным и  быстро
справился с ним. По этому  поводу Фриц заметил, что мне на пользу заниматься
делом.
     - Ты прав, Фриц, черт побери. Что бы вы все делали, если бы не я?
     Он хихикнул.  Фриц единственный  человек,  чье хихиканье  не  позволяет
усомниться, что оно не к месту.
     Вулф был в кабинете. Он сидел в кресле и охотился на мух. Он их терпеть
не мог, и мало какая из них залетала в его кабинет, но две все же умудрились
и кружили теперь над столом. Несмотря на свою  нелюбовь к  ним он никогда их
не  убивал. Он говорил,  что хотя  живая  муха может довести  его  до белого
каления,  мертвая своим недостойным видом оскорбляет таинство смерти, что во
сто крат  хуже. Я же думал, что его просто мутит от  вида раздавленной мухи.
Итак,  он сидел в кресле с хлопушкой для  мух в руках и проверял, как близко
он может  подкрасться к  мухе,  прежде чем та опомнится и  улетит.  Когда  я
вошел, он  передал мне хлопушку и предоставил полную свободу расправиться на
своя манер с мухой и бросить ее в корзинку для бумаг.
     -  Спасибо, -  сказал он,  когда  я с этим  справился. - Эти  несносные
создания даже  заставили  меня  забыть о  том, что на дендробиум  хлоростеле
появились два новых бутона.
     - Неужели?
     Он довольно кивнул.
     - На той, что стоит на солнце. Остальные убраны в тень.
     - Для Хорстмана? Подарок?
     - Да. Ну, так кто убил Барстоу?
     Я улыбнулся.
     - Дайте мне шанс. Имя я вам пока не назову, но постараюсь вспомнить...
     - Надо было записать. Нет,  зажги  лампу у себя  на  столе.  Так  будет
лучше. Ты хорошо поужинал? Ну, я слушаю.
     Мой  доклад был так себе: я не мог им гордиться, но  и стыдиться причин
не было. Вулф почти не перебивал меня, а сидел в той позе, в какой он обычно
сидит,  когда  слушает  мои  подробные  донесения, -  откинувшись  на спинку
кресла, уткнувшись подбородком в грудь, положив локти на подлокотники кресла
и  сплетя пальцы  покоящихся на животе рук. Глаза его были полузакрыты, но я
постоянно чувствовал  на себе его взгляд. Однажды, на  середине,  он прервал
меня, чтобы  попросить Фрица принести пиво. Поставив стакан и две  бутылки с
пивом на край стола, он принял прежнюю  позу. Когда я закончил свой рассказ,
была уже полночь.
     Вулф тяжело  вздохнул. Я  пошел  в  кухню,  чтобы  принести себе стакан
молока.  Когда  я вернулся, он в задумчивости тянул себя за ухо. Вид у  него
был сонный.
     - Возможно, у тебя сложилось какое-то впечатление, - промолвил он.
     - Весьма смутное, размытое. Миссис Барстоу слегка не  в себе. Она могла
убить  мужа, а  может, не могла, но что  Карло  Маффеи она  не убивала,  это
точно. О мисс Барстоу вы сами можете судить,  по-моему,  это исключается. То
же самое  я  могу сказать о ее брате. Я имею в виду убийство Маффеи. У  него
прочное  алиби  на  пятое  июня,  ни  единой   задоринки.  Доктор   Брэдфорд
представляет интерес,  и  мне хотелось бы  с  ним встретиться.  Что касается
Мануэля Кимболла, то, мне кажется, у него не было возможности убить Барстоу,
но на своем аэроплане он может далеко залететь, выше ангелов Господних.
     - Почему? Он жесток? Циничен? Глаза бегают?
     - Нет. Но  вспомните его имя. И  потом он  действует мне  на нервы.  Он
похож на испанца. Не понимаю, при чем здесь фамилия Кимболл?
     - Ты ж не видел его отца.
     -  Знаю.  Очевидно,   плохая  весть,  что  пропала  сумка  с  клюшками,
расстроила меня так, что я ко всему придираюсь.
     - Плохая весть? Почему плохая?
     -  Как  почему?   Мы  собирались  пропустить  через  сито  всех  членов
загородного гольф-клуба, а теперь к ним надо прибавить  всех, кто  побывал в
доме Барстоу в университетском городке в последние девять месяцев.
     - Господь с тобой. Арчи! Ни в коем случае. Ни один из известных змеиных
ядов,  соприкоснувшись с воздухом -  а  это неизбежно, когда его  наносят на
иглу, -  не может сохранить  более двух-трех дней, а то  и нескольких часов,
свою  способность  убить  человека таким образом,  каким был  убит  Барстоу.
Главное, знать, какой яд.
     Я с удовольствием смотрел на него.
     - Это уж что-то. Что еще вы вычитали за это время?
     - Мало интересного, а больше все ненужное. Так что история с сумкой для
клюшек не  такая уж плохая новость.  Последующее ее  исчезновение интересует
нас лишь относительно,  потому что нужной нам клюшки в сумке Барстоу никогда
не  было.  Но нас интересует, кто повинен  в исчезновении сумки и почему она
исчезла.
     -  Да, конечно!  Но  вспомните,  кто  пришел  к  вам,  чтобы  попросить
отказаться от награждения,  и  почему? Нам уже известно, что  в этой семейке
имеются люди со странными идеями.
     Вулф погрозил мне пальцем.
     - По целой фразе куда легче определить стиль, чем  по  одному слову. Но
во всяком  случае исчезновение  сумки с  клюшками со  сцены  - это прямой  и
дерзкий  вызов,  а  визит  в этот  кабинет  -  поступок пусть и  смелый,  но
продиктованный отчаянием.
     - Врачи все знают о змеиных ядах? - спросил я
     -  Да.  Этот,  как  его,  доктор  Брэдфорд,  он  ведет  себя   довольно
откровенно.  Мне  трижды было сказано  сегодня,  что  он  занят и подойти  к
телефону  не  может.  Похоже,  что  так будет и дальше.  Ты  намерен  завтра
продолжить?
     Я кивнул.
     - Сначала в загородный клуб, затем к  следователю, ведущему дело, потом
вернусь  в  город и навещу  доктора Брэдфорда в его приемной. Жаль,  старший
Кимболл  в  отъезде.  Мне  хотелось бы покончить  с этой  четверкой.  Как вы
думаете, захочет Сол Пензер съездить в Чикаго?
     - Это обойдется в сто долларов.
     - Что ж, не такой уж большой кусок отвалится от куша в пятьдесят тысяч.
     Вулф осуждающе покачал головой.
     -  Ты любишь транжирить деньги,  Арчи. И чаще  понапрасну.  Давай лучше
поищем убийцу на расстоянии пригородного сообщения.
     - О'кэй. - Я встал и потянулся. - Спокойной ночи, сэр.
     - Спокойной ночи. Арчи.



        11

     На  шоссе  была  точка,  откуда хорошо  были  видны  окрестности  клуба
"Зеленые луга", но с порядочного расстояния. Чтобы добраться оттуда к клубу,
надо было свернуть  с шоссе  в рощу, а  из нее по петляющей  дороге обогнуть
ложбину.  Вблизи  клуба тоже была роща на вершине небольшого  холма  По одну
сторону ее располагались теннисные корты и плавательный бассейн, а по другую
- поля  для  гольфа,  усеянные  стартовыми  метками, лунками  разных  форм и
величины, а между ними - зеленый ковер бесчисленных лужаек. В клубе было два
поля,  по восемнадцать лунок.  Четверка Барстоу-Кимболл играла на  северном,
самом длинном поле.
     Когда  я  приехал,  тренера, обедавшего в понедельник  у  Вулфа, еще не
было, его  ждали к одиннадцати. Единственное, на что  я  мог  сослаться, был
вчерашний  звонок  Ларри  Барстоу  главному управляющему.  Тот  был  со мной
любезен  и  проводил к человеку, ведающему обслуживанием  игроков  на  поле.
Подростков,  которые  меня  интересовали, как мне  сказали, в  это время  не
бывает, ибо  занятия в школах еще не  закончились, и  в будние дни они редко
сюда заходят в эти часы. Те двое, что были, находились на поле. Я  проторчал
здесь  около часа, пытаясь найти кого-нибудь, заслуживающего быть записанным
в мой  блокнот.  То,  что  я  уже  получил  здесь, была  в сущности ненужная
информация, поэтому я сел в свой "родстер" и махнул в Уайт-Плейнс.
     Кабинет следователя находился в том же здании,  где и  служба прокурора
Андерсона. Я вспомнил, как неделю назад я безуспешно пытался заключить здесь
пари на  деньги  Вулфа.  Поэтому,  подойдя  к  двери  с табличкой  "Окружной
прокурор", я не удержался и скорчил рожу. Следователя на месте не было, но в
его  кабинете,  к   счастью,   оказался  врач,  производивший  вскрытие.  Он
подписывал бумаги.  Перед тем,  как  выехать сюда, я позвонил  Саре Барстоу,
поэтому  доктор, узнав, кто я, подтвердил, что  Лоуренс Барстоу  предупредил
его о моем визите к следователю и представил меня как доверенное лицо семьи.
Про себя я  с удовлетворением подумал,  что пока это все  закончится,  может
статься так,  что  заносчивый Ларри скоро будет  накачивать  мне  спустившие
шины.
     Однако с  доктором  я  вытянул пустой билет. Он не сообщил  мне  ничего
нового,  чего бы  я уже не знал из  газет, зато порадовал кучей  медицинских
терминов,  которые  не  решилась  бы напечатать  ни  одна  газета,  опасаясь
забастовки   наборщиков.   Я   ничего   не  имею   против   профессиональной
терминологии, потому  что без  этого никогда  не  обойтись,  но  пространные
объяснения врача с  успехом можно было свести к короткому заключению:  о яде
ничего определенного не  известно, ибо ни в одной  из лабораторий анализы не
дали ответа. Срезы  тканей были направлены также в Нью-Йоркскую лабораторию,
но  ответа  пока  нет. Игла,  как  вещественное доказательство, находится  у
прокурора округа, и ее предполагают исследовать в другом месте.
     - Во всяком случае, - уточнил я, - можно с определенностью сказать, что
он  умер  не  от  старости  или  какой-то  болезни.  А  можно  ли  с  той же
уверенностью  сказать,  что он  был  отравлен,  то есть умер  насильственной
смертью?
     Доктор утвердительно кивнул.
     - Да,  с  абсолютной  уверенностью. Смерть  от сильнодействующего  яда.
Гемолиз...
     -  Хорошо.  А  что,  вы, между нами, скажете  о враче, давшем  в данном
случае заключение о смерти в результате коронарного тромбоза?
     Доктор выпрямился и застыл, словно его хватил столбняк.
     - Я не уполномочен делать какие-либо заключения, мистер Гудвин.
     - Я не прошу вас их делать, меня интересует ваше собственное мнение.
     - У меня его нет.
     - Вы хотите сказать, что оно у вас есть,  но вы с ним не расстанетесь и
оставите  при  себе,  как  память  о  нашей  встрече. Ну, ладно. Все  равно,
спасибо.
     Покидая здание суда,  я было подумал,  а не заглянуть ли, ради шутки, к
адвокату Дервину  и попросить у него  телефон его