совершенно верно
     - ...Что касается меня, то ваш договор, как вы его  называете, я считаю
не более чем пустой бумажкой и недопустимым нахальством...
     - Вы еще что-нибудь хотите добавить, мистер Барстоу?
     - Да, если вы согласны выслушать меня. Это - шантаж.
     - Ларри! - гневно выкрикнула Сара. - Ты ведь обещал!
     - Подождите, мисс Барстоу. - Я стал быстро листать страницы блокнота. -
Может, вашему брату стоит  познакомиться с  договором? Одну минуту, я сейчас
его зачитаю. - Наконец я нашел нужную страницу. - Слушайте.
     Я прочитал все,  что  продиктовал мне  Вулф. Читал  я так, как в первый
раз, когда Вулф заставил меня прочесть  его Саре Барстоу. Закончив, я закрыл
блокнот.
     -  Вот таков  этот договор. Если  мой  хозяин неизменно  держит себя  в
руках, то для меня это необязательно. Поэтому я могу время от времени давать
выход эмоциям. Если вы еще раз назовете это шантажом, последствия могут быть
крайне неприятными для вас. Если вы не способны понять, что для вас добро, а
что - зло, тогда вы из тех, кто готов оплеуху принять за комплимент.
     - Сестра, тебе лучше оставить нас одних, - распорядился Ларри.
     - Она сейчас уйдет, я не задержу  вас, - сказал  я. - Но если  договору
предстоит   быть  выброшенным   в  мусорное  ведро,   мисс   Барстоу  должна
присутствовать при  этом.  Договор вам  не по  душе, тогда скажите, зачем вы
позволили  вашей  сестре  одной  приехать  к  Ниро  Вулфу?  Он  был  бы  рад
познакомиться и с  вами тоже.  Он  предупредил  мисс  Барстоу, что  при всех
условиях расследование мы продолжим. Это наша работа, и мы до сих пор не так
плохо с ней справлялись, в чем убеждались все, кто имел с нами дело. От себя
добавлю:  есть договор, нет  его,  мы  будем  искать  того, кто  убил Питера
Оливера Барстоу. Лично я считаю,  что ваша сестра  заключила весьма выгодную
сделку.  Если у вас  иное мнение,  то на это  должны  быть  причины.  Мы  их
постараемся узнать.
     - Ларри, - промолвила мисс Барстоу голосом, который  должен был сказать
ему  все. - Ларри,  - снова повторила  она. - Казалось, она  просила его,  о
чем-то напоминала.
     - Ну  так как? - спросил я. -  Взгляды,  которые вы бросали  на меня за
столом, вам едва ли  здесь помогут. Если что-то сломается в  вашем самолете,
разве  вы орете  на  него, пинаете его  ногами?  Нет,  вы,  засучив  рукава,
пытаетесь найти поломку, не так ли?
     Ларри молчал и смотрел не на  меня,  а на сестру. Он так сильно выпятил
нижнюю губу, что  стал  похож  на  готового  расплакаться  ребенка,  или  на
мужчину, собирающегося выругаться.
     - Ладно, сестричка, - наконец  изрек он. Передо  мной он и не собирался
извиняться. Ничего, я мог подождать, время еще не настало.
     Когда  я начал засыпать его вопросами,  он довольно  легко справлялся с
ними, отвечал сразу  же  и,  насколько  я мог судить, откровенно, не пытаясь
запираться  или уходить  от  ответа.  Его не  смутил даже вопрос о  сумке  с
клюшками,  от которого  затрепетала, словно рыбка, выброшенная на берег, его
сестра.  Вопросы, видимо, не смущали его. Сумка с клюшками прибыла в фургоне
вместе  с остальными вещами, в машине же, в которой они все ехали, багажа не
было, кроме одного чемодана с вещами его матери. Фургон прибыл  в поместье в
три часа  пополудни, все вещи были тут же выгружены и внесены в дом. Сумку с
клюшками, должно быть, сразу отнесли в комнату отца, хотя  Ларри точно этого
не знал. В воскресенье за завтраком  они с отцом договорились поехать в клуб
и поиграть в гольф...
     - Кто предложил это, вы или отец?
     Ларри точно не помнил.  Когда  отец спустился к завтраку, он снес  вниз
сумку с  клюшками. Они  поехали в клуб  "Зеленые  луга" на  закрытой машине,
припарковались у  края поля. Отец сразу же пошел к стартовой  метке, а Ларри
отправился искать кэдди, мальчиков, таскавших за игроками сумки и  мячи. Ему
было  все  равно, кто будет носить за ним его сумку,  но отцу прошлым  летом
приглянулся  один паренек,  и он был доволен, что  тот  оказался  свободным.
Ларри и двое мальчишек отправились на поле и догнали Кимболлов, отца и сына,
которые  тоже шли к стартовой  метке, чтобы начать игру. Поскольку  Ларри не
видел Мануэля с  прошлого лета, они разговорились о своих планах  на лето, и
тогда-то Ларри и предложил  ему составить четверку, ибо был уверен, что отец
не  будет возражать. Когда  они  подошли к  стартовой линии,  его  отец  уже
опробовал  клюшки.  П.  О.  Барстоу, как всегда,  приветливо  поздоровался и
высказал свое удовольствие, что знакомый ему кэдди будет ему помогать, и тут
же послал его за мячами.
     Пришлось немного подождать,  когда  начнут игроки,  пришедшие раньше. А
потом они все  приготовились к старту. Первый удар по  мячу сделал  Мануэль,
затем Ларри, следующим шел  отец,  а последним -  Кимболл-старший. Ларри  не
видел,  сам  ли отец  вынул  главную  клюшку из  сумки,  или  ее  подал  ему
мальчишка. В это время он разговаривал с Мануэлем, а перед  ударом  отца сам
сделал свой удар.  Но он  хорошо помнил,  как начал игру отец,  ибо запомнил
некоторое  обстоятельство. Когда  клюшка  отца описала  полукруг в воздухе и
опустилась на мяч, в  ней что-то щелкнуло, и мяч пошел в сторону, а отец при
этом негромко вскрикнул. Лицо его было недоумевающим и испуганным, и  он тут
же стал тереть рукой низ живота. Ларри  никогда еще не видел, чтобы отец так
внезапно изменился  и потерял свой обычный полный достоинства вид. Все стали
расспрашивать, что с ним, он сказал что-то об укусе осы и начал расстегивать
сорочку. Ларри  был встревожен  состоянием и поведением  отца и сам взглянул
через расстегнутую рубаху на обнаженное тело отца. Он  увидел крохотную, еде
различимую красную точку, похожую на укол. Отец немного успокоился и сказал,
что это пустяки. Старший Кимболл в это время послал свой мяч к лунке, и  все
двинулись дальше по полю.
     Все,  что  было потом, подробно и не раз было описано в газетах. Спустя
полчаса у  четвертой лунки Барстоу  неожиданно упал. Тело  его задергалось в
конвульсиях, руками он  хватал траву. Когда к нему подбежал его кэдди и взял
за руку,  он был еще жив, но когда  же его окружили все, кто был поблизости,
он уже не двигался. Среди игроков в тот день был доктор Натаниэль  Брэдфорд,
давний друг семьи Барстоу. Мануэль побежал  за машиной и привел ее как можно
ближе. Барстоу положили на заднее сиденье. Доктор  Брэдфорд  положил  голову
друга себе на колени, Ларри сел за руль.
     Он не  помнит, что  было  с отцовской  сумкой  с клюшками, абсолютно не
помнит. Он знает  только то, что  рассказывал паренек, обслуживающий отца во
время игры. Тот сказал, что положил сумку  в машину, на переднее сиденье, но
Ларри вел машину и не помнит, чтобы хоть раз взглянул на сиденье или заметил
сумку. Все  шесть  миль он вел  машину медленно и осторожно и  лишь  приехав
домой, и то не сразу, заметил, как сильно прикусил нижнюю губу, которая была
вся  в  крови. Он лгал лучше, чем его  сестра, и в этом надо было отдать ему
должное. Если бы не промашки его  сестры, он  бы убедил меня, и я поверил бы
во  все, что он рассказывал. Я попытался прощупать его  вопросами, но он был
непроницаем.
     Тогда  я стал расспрашивать  о Кимболлах.  Он  не рассказал  мне ничего
такого,  чего бы я уже не  знал от его  сестры. Знакомство с Кимболлами было
столь поверхностным, что не стоило говорить об  этом. Другое дело  отношения
Ларри  с Мануэлем, владельцем спортивного самолета, который столь  привлекал
Ларри. В будущем, получив права, он собирался купить  себе такой же. Затем я
задал ему вопрос, который  задал миссис Барстоу, вызвавший такое волнение. Я
задал его сейчас обоим, брату и сестре, и на сей раз переполоха не было. Они
решительно  заявили, что  не  знают никого,  кто  испытывал бы ненависть или
неприязнь к  их отцу. Таких не могло быть. За  всю свою  блестящую  карьеру,
начавшуюся  десять  лет назад,  когда в сорок  шесть  лет  он стал  ректором
Холландского университета,  их отец встречался с  критикой и сопротивлением,
но всегда благополучно разрешал  все, благодаря редкому умению улаживать,  а
не  обострять  конфликты.  Его  личная  жизнь ограничивалась семьей и  домом
Ларри, как я понял, испытывал к отцу чувство  глубокого уважения и известную
сыновью привязанность. Что касается Сары, то она искренне любила отца. Итак,
они между  собой  решили, что  у их отца  врагов  не  было и не  могло быть.
Заявляя это, Сара, отлично знавшая, что я услышал из уст ее матери всего три
часа назад, смотрела на меня с вызовом и мольбой.
     Следующим объектом моего внимания  был доктор  Брэдфорд. Здесь я больше
рассчитывал на Сару, чем на ее брата. По тому, как сложилась наша  беседа, я
мог бы ожидать особенно много колебаний и уверток, но  ничего  подобного  не
было. Сара прямо и откровенно рассказала о  друге отца: они вместе учились в
колледже, и доктор Брэдфорд был всегда близким отцу и их семье человеком. Он
был  вдовцом,  и  Барстоу  считал  его  членом  своей  семьи.  Особенно  они
сближались в летние месяцы, ибо доктор жил совсем  рядом. Он был их семейным
врачом, и они возлагали все надежды на выздоровление матери только  на него,
хотя он сам, не скрывая, полагался на консультации специалистов.
     - Вам он нравится? - спросил я Сару в упор.
     - Нравится?
     - Да. Вам нравится доктор Брэдфорд?
     - Конечно. Он добрее и благороднее всех, кого когда-либо знала.
     - А вам? - спросил я, повернувшись к Ларри.
     Тот нахмурился. Видимо, он  уже устал. Он был  терпелив ко мне,  ведь я
допрашивал его целых два часа.
     - Пожалуй, да. Все, что  моя  сестра сказала о нем, правда. Но он любит
читать мораль. Сейчас,  правда, он ко мне уже  не  пристает, но когда я  был
мальчишкой, мне приходилось прятаться от него.
     - Вы приехали  в поместье в субботу  во второй половине дня.  С момента
приезда сюда в субботу и до двух пополудни в воскресенье доктор Брэдфорд был
у вас?
     - Я не знаю... О, да, он обедал у нас в субботу.
     - Как вы думаете, он мог убить вашего отца?
     Ларри застыл в испуге.
     - О, Господи! Кажется, вам хочется напугать меня, так, чтобы я сболтнул
какую-нибудь глупость?
     - А вы что думаете, мисс Барстоу?
     - Какой абсурд!
     -  Хорошо,  пусть,  по-вашему,  абсурд, но  кто-то же  упросил  доктора
Брэдфорда дать заключение,  что смерть наступила от  разрыва сердца?  Кто из
вас? Он?
     Ларри с ненавистью смотрел на меня.
     - Вы  сказали,  что  пригласили меня присутствовать при вашей беседе  с
братом для того, чтобы никто не  нарушал условий договора, - тихо промолвила
Сара Барстоу. - Что ж, мистер Гудвин, вы достаточно испытывали мое терпение.
     - Хорошо, оставим этот  разговор. - Я повернулся к ее брату. - Вы снова
раздражены, мистер Барстоу. Не стоит. Люди вашего круга не привыкли к такого
рода  дерзости,  но  поверьте,  куда  лучше сделать  вид,  что вы  ничего не
заметили.  У  меня  осталось  всего  несколько  вопросов.  Где   вы  были  в
понедельник, пятого июня, вечером, между семью и двенадцатью часами.
     Ларри все еще злился.
     - Не знаю. Как могу я помнить это?
     - Постарайтесь. Не посчитайте этот вопрос тоже за дерзость. Я спрашиваю
вас  вполне  серьезно. Понедельник,  пятого  июня.  Во вторник были похороны
вашего отца. Я спрашиваю вас, где вы были накануне вечером.
     - Я могу сказать вам, - вмешалась его сестра.
     - Я предпочитаю, чтобы ваш брат сам мне ответил.
     - Что ж,  я могу ответить, а могу и не ответить. Хорошо, отвечу,  я был
дома.
     - Весь вечер?
     - Да.
     - Кто еще был дома в это время?
     - Моя мать и сестра, прислуга и еще Робертсоны.
     - Робертсоны?
     - Да, я же сказал вам.
     Опять на помощь пришла сестра.
     -  Это наши старые друзья. Мистер и миссис  Блэйр Робертсон  и  их  две
дочери.
     - Когда они пришли к вам?
     -  Сразу  после обеда.  Мы еще не встали  из-за  стола. Около  половины
восьмого.
     - Доктор Брэдфорд тоже был?
     - Нет.
     - Вам это не кажется странным?
     -  Странным? Почему? Впрочем, у него был доклад на какой-то конференции
в Нью-Йорке.
     -  Понимаю.  Благодарю вас,  мисс  Барстоу. - Я  снова повернулся  к ее
брату. - Еще один последний вопрос, вернее, просьба. У Мануэля Кимболла есть
в ангаре телефон?
     - Да.
     - Позвоните ему,  пожалуйста, и предупредите, что я направляюсь к нему,
и не будет ли он так любезен дать мне интервью.
     - Нет. С какой стати я должен делать это? - возмутился Ларри.
     - Вы не имеете права просить об этом! - тут же вмешалась  его сестра. -
Если вы хотите видеть мистера Кимболла, это ваше личное дело.
     - Верно, - согласился я и закрыл свой блокнот. - Совершенно верно. Но я
не являюсь официальным лицом.
     Если я приеду к нему вот так, он вправе вышвырнуть меня вон. Но он друг
вашей семьи  или, по  крайней  мере, считает себя таковым.  Мне нужно, чтобы
меня представили ему.
     - Разумеется, вам нужна рекомендация, - сказал Ларри, вставая с травы и
отряхивая брюки. - Но вы ее не получите. Ваша шляпа, кажется, в доме?
     Я кивнул.
     -  Я  захвачу  ее,  когда мы  пойдем  звонить  по  телефону.  А  теперь
послушайте  меня.   Я   хочу   попросить  вас  позвонить  Мануэлю  Кимболлу,
Робертсонам и в клуб "Зеленые луга". Это все, что мне пока нужно,  остальное
потом  будет видно. Мне нужно повидаться и поговорить со всеми этими людьми,
и  чем  скорее  вы  поможете  мне в  этом,  тем будет лучше. Ниро  Вулф знал
достаточно много,  чтобы  заставить полицию  согласиться на эксгумацию.  Это
была  договоренность, но он  не  все им сказал. Неужели вы  хотите,  чтобы я
обратился к прокурору и рассказал ему столько, сколько он  потребует  за то,
чтобы дать мне разрешение всюду бывать и со всеми говорить? Он сейчас зол на
нас  с Вулфом,  потому что  знает,  что мы кое-что ему  не говорим. Я  готов
помириться с ним, если на то пошло. Я люблю заводить друзей, чего не скажешь
о вас. Если вы снова назовете это шантажом, мистер Барстоу, я готов получить
у вас мою шляпу и откланяться. А там пусть идет, как идет.
     Это был недопустимый прием, но выхода у меня не было.  Беда этих двоих,
особенно брата, была  в  том,  что они привыкли всегда  чувствовать  себя  в
полной   безопасности,   осознавать   свою   независимость  и  беречь   свое
достоинство. Они не знали, что такое страх, и теперь  приходилось напоминать
им, что он есть. Они действительно испугались, когда поняли, что я серьезен,
а если бы мне еще удалось посвятить их во все мои планы на этот день, думаю,
у них были все основания испугаться.
     Они сдались. Когда мы вернулись в дом, Сара позвонила Робертсонам, а ее
братец - в гольф-клуб "Зеленые луга" и Мануэлю Кимболлу. Я решил, что у меня
мало шансов узнать что-либо от прислуги, особенно если ее вышколил дворецкий
Смолл, поэтому, когда все телефонные звонки были сделаны, я взял свою панаму
и покинул дом. Ларри  вышел со мной  на боковую  террасу, видимо, убедиться,
что я  не проберусь тайком  обратно в  дом,  чтобы  подслушивать у  замочных
скважин. Когда мы спускались по лестнице, к дому подъехала машина.  Вышедший
из  нее  человек заставил  меня  довольно  ухмыльнуться, ибо это был  Г.  Р.
Корбетт,  тот  самый  детектив  из  прокурорской  команды,  который  пытался
вломиться в особняк на Тридцать пятой  улице.  Я тогда неплохо выполнил роль
вышибалы. Я  весело поприветствовал его и  хотел  было  пройти  мимо, но  он
окликнул меня:
     - Эй, ты!
     Я  повернулся.  Ларри, стоя  на террасе,  с любопытством  наблюдал  эту
сцену.
     - Вы зовете меня, сэр? - вежливо осведомился я.
     Корбетт, не утруждая себя ответом, сделал шаг в мою сторону.
     Я остановился, продолжая глядеть на него с улыбкой, а потом обратился к
Ларри.
     -  Мистер Барстоу, это ваш  дом. Может,  вы объясните ему, зачем  я был
здесь?
     По  лицу  Ларри  я  понял, случись так,  что  ему  пришлось бы  послать
поздравительную открытку к  Рождеству кому-либо  из нас, скорее я бы получил
ее, чем Корбетт.
     Ларри действительно объяснил ему все.
     - Мистер Гудвин был приглашен моей сестрой  для консультаций. Возможно,
мы снова пригласим его. Вы тоже ведете расследование?
     Корбетт крякнул и метнул на меня недобрый взгляд.
     -  Значит,  снова  захотелось  побывать  в  Уайт-Плейнс?  -  язвительно
промолвил он.
     - Отнюдь, нет, - покачал я  головой. - Мне не нравится сонная дыра, где
все так ленивы, что не с кем даже об заклад побиться на довольно кругленькую
сумму. - Я  повернулся, чтобы  уйти. - Пока,  Корбетт. Не буду  желать  тебе
неудачи, потому что даже при большой удаче памятник тебе не поставят.
     Не обращая внимания на брань и проклятия, несущиеся мне  вслед, я сел в
свою машину и уехал.



        10

     Прежде всего я решил навестить Робертсонов, ибо знал,  что  визит будет
коротким. Миссис Робертсон с дочерьми была дома. После звонка Сары они ждали
меня. Все  три  дамы подтвердили, что были  у  Барстоу вечером пятого  июня,
накануне  похорон. Приехали они около восьми,  а уехали в  полночь.  Они все
время были с миссис Барстоу,  Сарой и Ларри. Я еще раз уточнил, что это было
именно пятого июня, а  затем  задал еще  несколько незначительных вопросов о
семействе Барстоу,  но вскоре понял, что  нет никакого  смысла расспрашивать
дальше. Робертсоны явно  не  собирались  обсуждать своих  близких  друзей  с
каким-то   незнакомцем.   Они   категорически   отрицали   саму  возможность
какого-либо недомогания  у  миссис Барстоу, видимо,  не  зная, что  мне  все
известно.
     Было уже более пяти  вечера, когда  я  наконец  попал к  Кимболлам.  Их
поместье  показалось  мне  менее  живописным и  ухоженным,  чем поместье  их
соседей  Барстоу,  но  значительно  больше. Я проехал с полмили, прежде  чем
подъехал  к  дому.  Подъездная   аллея,  пересекая  ручьи,  тянулась   через
изрезанную каменными оградами зеленую равнину. Слева  виднелась рощица.  Дом
стоял на невысоком холме,  окруженный парком из вечнозеленых растений. Трава
на лужайке перед домом была аккуратно подстрижена, но здесь, как и  на  всем
пути  по  поместью, я не увидел  цветников. Дом  был меньше, чем у  Барстоу,
недавней постройки, деревянный, с высокой,  островерхой черепичной  крышей -
смесь  всех  стилей архитектуры, что  у меня  значилась,  как "стиль  короля
Вильяма". За домом простиралась большая ровная лужайка, куда и направил меня
толстый дворецкий в униформе, вышедший из дома, как только я подъехал. Здесь
я уже не увидел никаких каменных заборов,  трава была коротко подстрижена, и
сюда вела узкая,  усыпанная гравием дорога. Это было отличное взлетное поле.
В конце его виднелось длинное бетонное строение ангара. К  нему я и направил
свою машину, ибо тут  заканчивалась гравиевая  дорога. Рядом  с ангаром была
длинная и достаточно широкая зацементированная  площадка, на которой  стояли
два автомобиля.
     Кимболла я нашел в ангаре. Он стоял у умывальника и мыл руки. В ангаре,
почти полностью занимая его, опустившись на хвост, стоял  большой  красный с
синими крыльями аэроплан. В нем, что-то исправляя, возился механик. В ангаре
было чисто,  все  лежало и стояло на  своих местах - инструменты, канистры с
маслом  и прочее.  Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, у умывальника
на крючках висели четыре чистых полотенца.
     - Меня зовут Гудвин, - представился я.
     - Я ждал вас, - кивнул Мануэль. - Я уже освободился, и мы  можем пройти
в дом, там нам будет  удобнее. Можешь оставить все до завтра, Скиннер,  если
хочешь, - сказал Мануэль механику. - До вечера мне ничего не нужно.
     Он закончил вытирать  руки,  и мы пошли к площадке, где я также оставил
свой "родстер". Каждый из нас сел в свою машину, и мы направились к дому.
     Кимболл показался мне вежливым  и приветливым, хотя  и  был для  меня в
своем  роде иностранцем и действовал мне на нервы. Он провел меня  в большую
ком