рму обе веселые.
     - Ведь ненадолго прощаемся, Мета... Не правда ли?
     - На месяц, мама.
     "Никс так меня любит!" - подумала Мета, ища глазами мужа.
     Никс,  плотный,  цветущий,  красивый  блондин  одних  лет  с  женой,  с
решительными,  слегка  наглыми голубыми глазами,  с  подстриженной маленькой
бородкой и пушистыми,  кверху вздернутыми усами, в темно-синем вестоне{56} и
в  мягкой шляпе,  ходил по  перрону под  руку со  своим товарищем по  лицею,
старым другом и сослуживцем по министерству.
     Далеко не счастливый по виду,  молодой,  озабоченный и раздраженный, он
сдержанно-тихо говорил другу:
     - Ради самого черта, Венецкий! Сделай все... все...
     - Сделаю, Никс...
     - Не  забудь...  Не  зарежь  меня...  Завтра  же  поезжай к  Александре
Эсперовне.  Всего удобнее в  два  часа...  Прежде был  мой  час,  и  муж  на
службе... Успокой. Ври... ври, объясняя, почему я уехал, не простившись... И
скажи,  что, как вернусь из Крыма, буду у нее... А то, что обещал, пришлю из
Алупки...
     - Разве ты, Никс, и у Александры Эсперовны занял?
     - А ты думал,  что я ей дал взаймы?.. Откуда? От американского дядюшки,
что ли,  наследство?..  Или ты  мне дал?..  Одним словом,  будь чрезвычайным
послом...  И  благословляю тебя...  В  качестве  утешителя  сделайся  другом
сердца... Она...
     - Свинья ты...
     - Охотно верю...  Но, главное, уговори моих подлецов кредиторов... Я их
просил...  Верят мало...  Убеди, что получу же за женой средства... Со всеми
расплачусь.
     - Много ли берешь за женой?
     - Не  меньше  двухсот  тысяч...   Есть  пензенское  имение.  Продают...
Конечно, дурак! - раздраженно прибавил Никс.
     - На всякого мудреца довольно простоты...
     - Еще если бы был влюблен до одурения... Решил утром сегодня предложить
генеральше ультиматум...  Сколько?  И  немедленно двадцать пять  тысяч...  И
понимаешь,  какое-то  идиотство нашло...  Ни слова!..  Неловко было сказать,
что,  кроме долгов, ничего... А ведь мог бы сегодня заткнуть все дыры... Так
и  обещал подлецам...  И теперь,  если они предъявят векселя ко взысканию...
Скандал!..
     - Скажи жене...
     - Еще бы!..  Не  броситься же под поезд!..  Я  хочу жить как порядочный
человек...  Для  чего же  ты  держал сегодня над моей головой венец?..  Мета
будет прелестной женой...  Влюблена, не глупа, не terre a terre* с ревнивыми
сценами  и  записными  книжками.   Душевное  спокойствие.  Звонки  не  будут
раздражать...   Мирный  очаг  в  уютном  гнезде.  Пора  избавиться  от  моей
каторги...
     ______________
     * Заурядная (франц.).

     Вдруг Никс нахмурился и раздраженно промолвил:
     - Повернем...  Сейчас полюбуешься вот  этим  мерзавцем,  который пришел
сюда...
     "Мерзавец" в  образе почтительного швейцара подошел к  Никсу и,  снимая
фуражку с галуном, чуть слышно прошептал:
     - Когда же? Все вам отдал, Николай Иваныч!
     - Видите,  женился...  Получу... Вернусь через месяц... Все получите, -
почти тихо, чуть слышно промолвил Никс.
     И внушительно и громко прибавил, сунув швейцару золотой:
     - Так смотри же, Викентий!.. Ступай!
     Никто, разумеется, не догадался в чем дело.
     Швейцар,  по-видимому,  мало обнадеженный,  что скоро посмотрит на свои
деньги,  не особенно горячо поблагодарил и, надевши фуражку, с мрачным видом
пошел к выходу.
     - Нет!..  Это черт знает что... Скотина вообразил, что удираю из-за его
тысячи рублей...
     Пробил второй звонок.
     - Так будь другом, Венецкий... Все, что просил...
     - Постараюсь, Никс.
     - Один  месяц  пусть подождут...  Один  месяц -  и  все  до  копейки...
Телеграфируй в Алупку... Разумеется, условно...
     - Конечно...
     Друзья вернулись к вагону.
     Начались пожатия рук, объятия, поцелуи и пожелания.
     - Счастливец Никс! - говорили приятели.
     - Прелестная пара! - заметила какая-то дама.
     Все посторонились, когда пожилой господин в фетре подошел к племяннице.
     Он три раза поцеловал Мету, наскоро перекрестил ей лоб и сказал:
     - До свидания, Мета... Если удосужишься, напиши - как погода в Крыму.
     - Непременно, дядя... Будь здоров!
     - Какое тут  здоровье?  -  недовольно промолвил его превосходительство,
точно  Мета  осмелилась желать здоровья человеку,  который постоянно считает
себя нездоровым и  все-таки работает с  утра до  ночи,  удивляя по  временам
авторов восторженных статеек "железной энергией и неусыпным трудолюбием" его
превосходительства.
     - Ты,  дядя,  взял бы отпуск...  Нельзя так работать!  - с трогательным
участием проговорила Мета. - Приезжай в Крым...
     - Отдохни ты за меня, Мета! - шутливо сказал дядя.
     Мета уж была в  объятиях матери,  а пред его превосходительством словно
выплыл из-за жены Никс, почтительно наклонив обнаженную, коротко остриженную
белокурую голову.
     - Ну,  доброго  пути,  Николай  Иваныч!  -  довольно равнодушно говорил
пожилой  господин,   и   взгляд  его   стал  еще  застланнее  и,   казалось,
непроницаемее.
     Он протянул маленькую руку в  лайковой желтой перчатке и,  слегка пожав
руку нового родственника,  не внушавшего доверия ни к его способностям, ни к
его  средствам,  ни  к  его  основательности,  прибавил чуть-чуть мягче,  но
все-таки деловым тоном:
     - Благоразумно сделали,  что  везете жену в  Крым.  Отдыхать и  тратить
деньги лучше дома, чем за границей!
     Никс  согласился  и  поспешил  отойти,  чтобы  проститься с  родными  и
приятелями.
     Его превосходительство не стал ожидать третьего звонка.
     Он  сделал  общий  любезный поклон,  сделал  приветствие рукой  Мете  и
твердой, быстрой походкой направился к выходу.
     "К себе не возьму!" - бесповоротно решил он о Никсе.
     И  его превосходительство стал думать о весьма важной записке,  которая
лежала на столе в его кабинете.  Его лицо оживилось.  Он не сомневался,  что
запиской "подложит свинью" одному из своих коллег.
     С  уходом пожилого господина в  фетре почти все  провожавшие Руслановых
словно   бы   почувствовали  облегчение  от   необходимости  льстить  и   от
невозможности позлословить насчет его превосходительства.
     Тотчас же пошли сдержанные обмены впечатлений.
     Сестра  его  превосходительства,   молодящаяся  генеральша,  первая  же
шепнула дочери:
     - Я думала,  что он хоть теперь тебе даст пакет, Мета... Он ведь знает,
что мои дела не блестящи... И я не могла...
     - Скряга! - ответила Мета...
     - Эгоист был, эгоист и остался!
     Какая-то родственница Меты говорила блестящему офицеру:
     - Кажется,  мог  бы  подарить что-нибудь приличное племяннице...  А  то
скверненький браслет в сто рублей... И ведь одинок... Старый холостяк...
     - Ну, не совсем одинок, - заметила другая дама.
     - Не очень-то ему стоит эта дама.
     - Скуп!
     - И жалуется, что, кроме жалованья, ничего.
     - Знаем мы эти "ничего"... И вдруг где-то имение в триста тысяч.
     - Не мудрено. Рыцари без страха и упрека обязательно выигрывают на свой
билет двести тысяч! - проговорил какой-то статский смеясь.
     Красивый седой генерал говорил другому генералу.
     - Ты  знаешь...  Я  командовал полком,  а  он  был в  то время каким-то
незначительным "чинушей".
     Красивый генерал подернул плечами, точно был обижен и удивлен.
     - А ловкая шельма... Слышал, недавно? - ответил генерал.
     И не без завистливого смеха говорил что-то на ухо другому.
     - Неужели?
     - Все говорят.
     Пробил третий звонок. Поезд тихо тронулся.
     Мета и  Никс весело кивали из  открытого окна купе в  ответ на поднятые
шляпы мужчин и воздушные поцелуи дам.
     Генеральша, отирая слезы, крестила в воздухе дочь и воскликнула:
     - Да хранит тебя бог! Пиши, Мета!
     Разбившись на группы, провожающие пошли к выходу. Слышались замечания о
новобрачных.
     - Никс прогадал... У Меты ничего.
     - А пензенское?
     - Один из воздушных замков матери... Кругом должна.
     - А у Никса?
     - Долгов еще больше.
     - Бедная Мета... Она так любит.
     - Этого мало... Бедняга Никс!
     - Толком узнай, что получает.
     - Влюбились...
     - Никс!? Едва ли...
     - Но как они будут жить?
     - Дядя устроит... Заплатит долги Никса ради Меты...
     - Не из таких американских дядюшек.
     - Никс сам виноват. Не женись!
     - И зачем Мета пошла за нищего?


III

     Никс волновался... "Что даст ему женитьба?"
     Он прибрал к месту букеты, коробки с конфетами, саки и чехлы с зонтами.
     Мета  сняла  шляпу,  посмотрела на  себя  в  зеркало,  сняла перчатки и
взглянула на свои красивые руки с кольцами на длинных тонких пальцах.
     Оба сели рядом.
     "О делах еще рано!" - подумал Никс и поцеловал Мету.
     Мета приникла к нему. Никс не без сентиментальности гладил ее волосы.
     Мета,  казалось,  предпочла бы  более  серьезные доказательства счастия
Никса. Когда он был женихом, не гладил головы, а целовался.
     И, переполненная чувством, она почти умиленно, восторженно прошептала:
     - О, как я люблю тебя! И как я горжусь тобой. Никс.
     Что Мета,  давно желавшая семейных радостей и  считавшая флирт одним из
приятных  видов  спорта,  была  как  кошка  влюблена в  дьявольски красивого
блондина,  это  было естественно и  понятно.  Но  почему она могла гордиться
Никсом, - этого не мог понять даже и при всей своей наглости Никс.
     Кроме лица и сложения, он никакого повода для гордости не подавал.
     Но это ему было приятно, - пусть гордится мужем!
     И Мета, на которой он женился с специальной целью, ему очень нравилась.
Кроме "души",  у нее была и красота...  Двадцать семь, правда, но моложава и
свежа.  Сложена отлично.  Целуется вкусно,  -  видно,  выучилась на  флирте.
Читает даже журналы.  Умеет вести умные разговоры без  претензий bas  bleu*.
Умеет одеваться.  Влюблена и влюбится сильнее. С матерью не особенно дружна.
Генеральша слишком афиширует своего юнца любовника, невозможного балбеса.
     ______________
     * Синего чулка (франц. фигур. - ученой женщины).

     Вот все или почти все, что знает Никс о жене.
     Он подумал, что пока еще не может ею гордиться.
     Вот когда убедится, что даст пензенское имение...
     Никс не  сомневался,  что  оно "серьезно" и  Мета обеспечена...  Она не
девчонка и не дура, понимает, что порядочным людям жениться нельзя только на
влюбленных  девушках...   И   теперь  домашний  очаг   казался  Никсу  такой
прелестью...  И  Мета так мила в своем проявлении горячего порыва,  что Никс
как  будто  и  не  совсем  лживо  смягчил свой  мягкий голос  до  влюбленной
нежности, когда, крепко сжимая руку Меты в своей, говорил:
     - Любимая...  Родная...  Моя  красавица...  И  как хорошо мы  поживем в
Крыму... Море... Горы... Тепло... Прогулки... И вместе... вместе...
     И Никс прибавил:
     - В Москве остановимся. Хочешь, Мета?
     - Конечно. Я не была в Москве... Там хорошо?
     - Гостиницы недурны.  Остановимся в  "Дрездене".  Завтракать в "Большом
Московском"... Обедаем в "Эрмитаже"... Кормят хорошо... А вечером...
     Никс  сообразил,   что  в   его  словах  нет  обязательно  поэтического
настроения.  Он  говорил с  женой почти так,  как  говорил с  легкодоступной
женщиной,  когда возил такую в Москву дня на три. Он обещал роскошный номер,
обеды в "Эрмитаже" и вечер у Омона.
     И Никс понимал, что, во всяком случае, нужна "поэзия".
     И он сказал:
     - Мы будем счастливы, Мета.
     - Если ты...
     - Что?
     - Не разлюбишь скоро...
     - Тебя?
     И Никс рассмеялся. Он хотел поцеловать Мету, но в двери постучались.
     Вошел кондуктор, взял билеты и спросил, когда приготовить постели.
     - В Любани. Мне есть хочется. А тебе, Мета?
     И ей захотелось есть... Сегодня был поздний завтрак dinatoire*.
     ______________
     * Заменяющий обед (франц.).

     Когда они остались одни, Мета серьезно спросила:
     - Так не разлюбишь?
     - Нет, нет, нет...
     - Ты раньше любил, Никс?
     - Никого.
     - А эти твои дамы...
     - Ты слышала?
     - Да...
     - Ну,  так это были увлечения... Мимолетные связи... А теперь... Теперь
совсем  другое...  Понимаешь...  Тихий  домашний  очаг...  Уютное  гнездо...
Красавица,  умница жена...  Милая!..  Но отчего твой дядя недоволен,  что ты
вышла за меня замуж?
     - Он только собою доволен...  И не все ли тебе равно,  Никс?.. Мы любим
друг друга...
     - Это не мешает,  Мета, чтобы твой скряга перевел меня к себе и устроил
бы лучше, чем в моем министерстве.
     - Мама попросит... И я, Никс... Не тревожься!
     - Я не тревожусь...  Надеюсь, и без дяди мы можем жить порядочно... То,
что у меня, да твое пензенское... Прости, Мета, что говорю о такой прозе.
     И Никс прибавил "поэзии" в поцелуе.
     Напоминание  о  "пензенском"  испугало  Мету.  Она  почувствовала  себя
безмерно виновной перед Никсом и,  полная раскаяния,  мучилась, что во время
флирта с  ним как-то мимоходом сказала о "пензенском".  А мама тоже говорила
при Никсе о  продаже пензенского...  Никса обманули...  Он  верил...  Он  не
скрывал, что не имеет большого состояния...
     И Мета забыла совет матери...
     "Никс  так  любит...   Он  простит...   Надо  сию  минуту  сказать!"  -
мучительно-нетерпеливо подумала Мета  и  со  слезами на  глазах  трагическим
шепотом проговорила:
     - Никс... Милый... Хороший... Прости...
     И,  вероятно,  понимая,  как  вернее  получить  прощение,  Мета  крепче
целовала Никса в губы.
     Никс отвел губы,  чтобы удобнее было Мете говорить, а ему слушать. Он в
первую минуту не пришел в ужас от того,  что рассчитывал узнать. Его мужское
самолюбие было оскорблено, и он уже заранее примирялся с Метой.
     "Дофлиртилась к двадцати семи летам!" - подумал он.
     Снисходительно-насмешливая улыбка скользнула по его губам и, поглаживая
склоненную голову Меты, Никс ласково прошептал:
     - Не волнуйся,  Мета...  Рассказывай,  родная... что такое?.. Если бы и
роман был... Разве я, милая, не люблю тебя...
     - И тебе не стыдно, Никс?.. - с нежным упреком промолвила Мета...
     Никс продолжал гладить голову.
     Внезапно освобождая свою голову, Мета прибавила:
     - Что это у тебя за привычка гладить волосы, Никс?..
     Никс извинился и просил:
     - Так какая у тебя,  Мета,  тайна?  Она очень страшная? - шутя прибавил
Никс.
     - Она меня мучила... Хотела раньше, но...
     - Говори.
     - Милый! Пензенского имения нет!
     Никс в первую минуту, казалось, не понимал.
     И прошептал подавленным голосом:
     - Что?! Как?!
     - И ничего у меня нет...  Знай,  Никс!  И ты не разлюбишь своей Меты?..
Ведь нет?
     И Мета хотела обвить шею Никса. Он отодвинулся.
     Мета взглянула на него и... увидала совсем другое лицо.
     Оно было бледное,  злое и испуганное. Глаза горели резким блеском. Губы
искривились.  Он с  нескрываемым презрением смотрел на Мету и нервно теребил
бородку.
     "И он только что говорил о  любви?" -  подумала Мета и замерла в ужасе,
не спуская с Никса влюбленных глаз.
     Несколько секунд царило молчание.


IV

     Едва сдерживаясь, Никс проговорил:
     - Что ж вы со мной сделали,  Марья Александровна?.. Вы обманули меня?..
Вы предполагали,  что одной любви достаточно?..  Чем же мы будем жить... Как
вы предполагаете?..
     - О Никс... Этот тон... Ты говорил, что любишь...
     - Говорил...  Но  я  не  думал,  что вы вместе с  матерью так подведете
меня...   Понимаете  ли?  Положение  мое  отчаянное...  Кругом  в  долгах...
Векселя... И я обнадежил кредиторов... А теперь... Под поезд, что ли?
     Мета зарыдала.
     - Никс... Никс... Ужели ты из-за денег женился?..
     - Женился, надеясь избавиться от петли... Не первый, не последний. А вы
мне нравились.  Очень...  И мне досадно, что у такой хорошенькой женщины нет
средств. Поверьте, я был бы недурным мужем богатой жены. Это естественно. Но
не скрою...
     - Еще чего? - спросила подавленная Мета.
     - Скажи вы, что у вас ничего нет...
     - Не женились бы?
     - Разумеется...  Оттого-то  вы и  ваша maman поймали меня на пензенском
имении. Влюбились в меня... Но... ведь это не помешало бы нам отлично любить
друг друга без обряда венчания...  если бы вы без предрассудков признали эту
форму счастия. А я приискал бы девушку со средствами...
     Мета  возмущалась и  негодовала.  Ей  хотелось сказать  Никсу,  что  он
нечестный человек.
     Но она бросилась к нему и, целуя его, шептала:
     - Я люблю тебя... Прости... прости... Люби меня, Никс.
     В эту минуту постучали в двери и кондуктор сказал:
     - Любань! Три минуты!
     Никс велел кондуктору взять его вещи.
     - Это что значит? - растерянно спросила по-французски Мета.
     - Остаюсь в Любани - и в Петербург.
     - А я...
     - Как вам будет угодно. Или в Крым поезжайте... или в Москву и в тот же
вечер домой,  к maman...  Отдельный вид пришлю к генеральше. Затем развод...
Имею честь кланяться!
     Никс почтительно снял шляпу и вышел.
     - Infame!* - сказала Мета.
     ______________
     * Подлец (франц.).

     И бросилась в подушку и рыдала.


ПРИМЕЧАНИЯ

СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

     Впервые - в газете "Русские ведомости", 1902, Э 3.

     Стр.  53.  Пульмановский вагон  -  вместительный спальный или  товарный
вагон. Впервые такие вагоны стали производить заводы Джорджа Пульмана в США.
     ...были из "монда" - т.е. из высшего света (франц.).
     ...хотя  его  высокопревосходительству  не  было...   дела...   до  его
превосходительства...  -  согласно введенной Петром  I  Табели о  рангах,  к
лицам,   имевшим  чин  второго  класса  (действительным  тайным  советникам,
генералам   родов   войск,    адмиралам),    полагалось   обращаться   "ваше
высокопревосходительство";   а   чин  третьего  класса  (тайным  советникам,
генерал-лейтенантам, вице-адмиралам) - "ваше превосходительство".
     Стр. 56. Вестон - пиджак (франц.).
                                                                    П.Еремин



    Константин Михайлович Станюкович.
    Тоска



     ---------------------------------------------------------------------
     Станюкович К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 10. - М.: Правда, 1977.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 7 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


                                                   Посвящается М.И.Полованец


I

     Перед    рождественскими   праздниками   клипер   "Нырок"   стоял    на
неаполитанском рейде.
     Было холодно и неприветно. Хлестал дождь.
     По  временам налетали шквалы,  и  "Нырок" изрядно клевал носом.  Солнце
изредка показывалось, пригревало и снова скрывалось за серыми облаками.
     На клипере только что пообедали,  как в кают-компанию вошел черномазый,
красивый молодой неаполитанец Пепино.
     Вздрагивая от холода в своем довольно легкомысленном пальтишке,  Пепино
стал  просить,  умолять,  наконец требовать,  чтобы  офицеры купили  у  него
превосходные кораллы, камеи, кольца и брошки, которые он показывал, открывая
своей сухой, довольно грязной рукой небольшой ящик, полный соблазнами.
     Никто не покупал.
     Только два мичмана заглянули в ящик.
     Но, вероятно, вспомнив, что в карманах у них ни "чентезима", они нашли,
что кораллы неважные и не настоящие, и даже не спросили о цене.
     Итальянец возмутился.
     - Это не настоящие! - воскликнул он.
     И он клялся, что таких кораллов нет нигде на свете.
     И,  истощив свое красноречие,  он  быстро "отошел" и  уже  добродушно и
быстро затараторил о  том,  что не  купить чего-нибудь для "belle signore"*,
как русские, было просто безумием со стороны офицеров.
     ______________
     * "Прекрасной синьоры" (итал.).

     - Не  то,  -  возбужденно кричал  он,  -  бедные синьоры проплачут свои
глазки на своем дальнем севере оттого, что они так бессове