сбудется!
   Ведь Хранитель знал: последний райвенский  король  вместе  с  семьей  был
предательски убит в 4002 году найсанскими наемниками.
   И снова предрекла чародейка:
   - Пройдет время, и король райвенов вновь предъявит свои права, как гласит
древнее пророчество. Большего я открыть не могу.
   Удовлетворившись ответом, Бренд повелел войскам очистить поля сражения от
мертвых энгараков, а когда все было кончено, короли Запада  собрались  перед
городом Во Мимбр и стали держать совет. Раздавалось много голосов,  славящих
Бренда, и вскоре люди заговорили о том, что  именно  Хранитель  должен  быть
избран правителем Запада Только Мергон, посол императора Толнедры,  выдвинул
своего императора Рэн Боруна IV. Бренд отказался от предложенной чести,  все
успокоились, и среди членов Совета воцарилось согласие. Но в обмен на мир от
Толнедры потребовали выполнить одно условие. Первым громко высказался Горим,
король алгосов:
   - Во исполнение пророчества принцесса Толнедры должна  стать  женой  того
короля райвенов, который придет спасти мир. Этого требуют от нас Боги.
   Но снова запротестовал Мергон:
   - Трон райвенского короля пуст. Никто не занимал его вот уже много лет.
   Как можно обвенчать принцессу Толнедры с призраком?
   Тогда вновь заговорила женщина по имени Полгара:
   -  Король  райвенов  возвратится,  чтобы  предъявить  права  на  трон   и
потребовать свою невесту. И с этого дня каждая  принцесса  империи  Толнедра
должна  являться  в  тронный  зал   райвенского   короля   в   день   своего
шестнадцатилетия, одетая в подвенечный наряд, и провести там три дня, ожидая
появления короля. Если за это  время  король  не  придет,  принцесса  вольна
возвратиться к отцу и выходить замуж за кого он ей скажет.
   - Но вся Толнедра выступит против  такого  унижения!  -  гневно  вскричал
Мергон. - Нет! Не бывать этому! Тут снова заговорил мудрый Горим Алгосский:
   - Передай императору, что такова воля Богов. Скажи также, что в тот день,
когда Толнедра откажется выполнять это условие, весь Запад поднимется против
вас и развеет прах сынов Недры по четырем сторонам света,  и  сокрушит  мощь
империи, пока сама память о ней не будет стерта с лица земли.
   И поняв, что силы неравны, посол подчинился. Договор был подписан.
   После этого  благороднорожденные  из  раздираемого  распрями  королевства
Арендии приблизились к Бренду и сказали:
   - Король мимбратов мертв, и герцог Астурийский  тоже.  Кто  теперь  будет
править нами? Вот уже две тысячи лет длится опустошающая страну война  между
Мимбром и Астурией. Как нам снова стать единым народом?
   - Кто же наследник трона мимбратов? - спросил, подумав, Бренд.
   - Кородаллин, наследный принц, - ответили ему.
   - Остались ли в живых потомки герцогов Астурийских?
   - Мейязерана, дочь герцога.
   - Приведите их ко мне, - велел Бренд.
   И, увидев молодых людей, провозгласил правитель:
   - Кровавая распря между Мимбром и Астурией должна прекратиться.  Объявляю
свою волю: вы должны  обвенчаться,  объединив  тем  самым  два  столь  долго
враждовавших дома.
   Девушка  и  юноша  горячо  запротестовали,  поскольку  были  преисполнены
ненависти друг к другу, впитанной с  молоком  матери,  и  гордости  за  свои
древние роды. Но Белгарат отвел в сторону Кородаллина и о чем-то поговорил с
ним, а Полгара сделала то же самое с Мейязераной. Никто  никогда  так  и  не
узнал,  о  чем  беседовали  с  молодыми  людьми  чародеи,  но,   когда   все
возвратились туда, где ждал Бренд, и  Мейязерана  и  Кородаллин  согласились
обвенчаться. И на этом закончился Совет королей после битвы при Во Мимбре.
   До того как отправиться на Запад, Бренд в последний раз держал речь перед
королями и дворянами:
   - Много  славных  деяний  совершено  под  стенами  этого  города  Все  мы
объединились против энгараков и сокрушили  их.  Злобный  Торак  повержен.  И
договор, заключенный здесь, поможет подготовить  Запад  к  тому  дню,  когда
исполнится пророчество, король райвенов возвратится, а Торак  пробудится  от
векового сна и вновь попытается возвратить былую мощь  и  власть.  Именно  в
этот день нужно быть готовыми к великой и последней войне. Больше пока мы не
в силах ничего  предпринять  Но  зато  здесь,  возможно,  исцелили  мы  раны
Арендии, и распря, длившаяся более двух тысяч лет, пришла к концу. Поэтому я
удовлетворен исходом нашей встречи.
   Привет вам всем и прощайте!
   Повернув коня, Хранитель отправился на Север в сопровождении седоволосого
человека по имени Белгарат и величественной женщины, зовущейся Полгарой. Они
сели на корабль в сендарском порту Камааре и отплыли в Райве. Больше Бренд в
королевства Запада не возвратился.
   Но о его спутниках рассказывается много легенд, и какие из них  правдивы,
а какие ложны - могут знать только избранные.

Часть I

АРЕНДИЯ

Глава 1

   Во Вейкуна не существовало более. Двадцать четыре столетия прошло  с  тех
пор, как город весайтских арендов был стерт с лица  земли,  и  мрачные  леса
Северной Арендии поглотили руины. Разбитые стены обрушились и лежали  теперь
под толстым слоем зеленого мха и коричневых гниющих листьев; только лишенные
крыш  стены  некогда  гордо  возвышающихся   башен   еще   виднелись   среди
окутывающего деревья тумана, указывая то место, где  давным-давно  стоял  Во
Вейкун. Сырой снег  белым  покрывалом  окутывал  еле  виднеющиеся  в  тумане
развалины; тонкие струйки воды, как слезы, струились по древним камням.
   Гарион, плотно завернувшись в теплый шерстяной  плащ  одиноко  бродил  по
улицам погибшего города, и думы его были так же мрачны, как плачущие  камни,
окружавшие его. Ферма Фолдора, с ее залитыми солнцем зелеными  полями,  была
так далеко, что казалась сейчас давним волшебным сном,  и  мальчик  отчаянно
тосковал по дому. Он мучительно пытался припомнить все мелочи той жизни,  но
они ускользали от него и в памяти оставались лишь вкусные  запахи,  витавшие
на кухне тети Пол, да звон молота Дерника в кузнице, словно  замирающее  эхо
последнего удара колокола.
   Хуже всего, что в жизни Гариона больше не осталось ничего постоянного.
   Основой  его  существования,  скалой,  на  которой  покоилось  в  детстве
сознание собственной безопасности и благополучия, всегда была  тетя  Пол.  В
простом и понятном мирке фермы Фолдора она считалась поварихой, и все  звали
ее "мистрис Пол", но весь мир знал ее как  Полгару,  чародейку,  с  рождения
которой прошло уже четыре тысячелетия,  а  смысл  ее  деяний  был  непонятен
простым смертным.
   А господин Волк, старый бродячий сказочник! Как он изменился! Гарион знал
теперь, что давно  знакомый  приятель  детских  лет  -  на  самом  деле  его
пра-пра-пра...дедушка, а за внешностью гуляки  и  пропойцы  скрыта  мудрость
чародея  Белгарата,  снисходительно  наблюдавшего  за  людскими  пороками  и
неразумными поступками богов вот уже семь тысяч лет.
   Гарион вздохнул и вновь направился через туман, сам не зная куда.
   Даже их имена чем-то раздражали, будили  беспокойство.  Гарион  вовсе  не
желал верить ни в легенды, ни в колдовство, ни в чародейство. Подобные  вещи
казались просто неестественными,  нарушали  солидный,  установленный  веками
порядок вещей. Но слишком многое случилось за это время, и сохранять здравый
скепсис становилось все труднее. В одно потрясающее душу мгновение последние
остатки сомнений были  безжалостно  сметены,  а  ему  ничего  не  оставалось
делать, разве только ошеломленно наблюдать, как тетя Пол одним  лишь  жестом
сняла бельма с глаз ведьмы  Мартжи,  возвратив  безумной  зрение,  но  лишив
способности заглядывать в  будущее.  Гарион  вздрогнул,  вспомнив  отчаянный
вопль, Мартжи, вопль, каким-то образом отметивший минуту, начиная с  которой
мир, окружавший Гариона, стал намного менее надежным, разумным,  а  главное,
безопасным.
   Увезенный из единственного родного места, которое знал,  не  уверенный  в
двух самых близких людях и не  знающий  более  различий  между  возможным  и
невозможным,  Гариону  пришлось  волей-неволей  неизвестно  с  какой   целью
скитаться по земле. Он не имел никакого понятия о том, что они делают в этом
разрушенном городе, и совершенно  не  представлял,  куда  отправятся  потом.
Единственное, в чем был уверен Гарион, одна мрачная мысль завладела душой  -
где-то  в  этом  мире  существовал  человек,  прокравшийся  к   деревенскому
маленькому домику в предрассветный час и убивший  его  родителей,  и  Гарион
обязательно найдет врага и  уничтожит  его,  даже  если  на  это  уйдет  вся
оставшаяся жизнь И было  нечто  утешительное  в  этом  единственно  надежном
утверждении.
   Осторожно  перебравшись  через  разрушенную   стену,   Гарион   продолжал
невеселую прогулку. Терпеливое время стерло почти все, что пощадила война, а
остальное скрывали толстый снежный  покров  и  густой  туман.  Гарион  снова
вздохнул и направился к руинам башни, где они провели предыдущую ночь.
   Неподалеку он заметил тетю Пол  и  господина  Волка,  тихо  беседующих  о
чем-то. Старик надвинул на глаза капюшон  цвета  ржавчины;  тетя  Пол  зябко
куталась в синий плащ  с  грустью  оглядывая  туманные  окрестности.  Темные
длинные волосы рассыпались по плечам, а  серебряный  локон  на  лбу  казался
белее снега под ногами.
   - Вот он! - воскликнул Волк, завидев Гариона. - Где ты был?
   - Нигде, - ответил Гарион, - просто должен был подумать кое о чем.
   - Вижу, ты ухитрился промочить ноги?
   Подняв ногу, Гарион оглядел мокрые коричневые сапоги.
   - Не думал, что снег так быстро тает, - извинился он.
   - Ты что, лучше себя чувствуешь с этой штукой на боку? - спросил господин
Волк, показывая на меч, который Гарион носил теперь постоянно.
   - Все только и говорят о том, как  опасна  жизнь  в  Арендии,  -  пояснил
Гарион, - а кроме того, я должен к нему привыкнуть.
   Он  сдвинул  новый  поскрипывающий  кожаный  пояс  так,  чтобы  рукоятка,
оплетенная проволокой, не бросалась в глаза. Меч был подарком от  Бэйрека  в
день Эрастайда, одним из немногих даров,  полученных  Гарионом  на  корабле,
потому что праздник пришлось провести в море.
   - Не очень-то он вдет тебе, - неодобрительно заметил старик.
   - Оставь Гариона в покое, отец, - рассеянно вмешалась  тетя  Пол,  -  меч
его, и пусть носит, как считает нужным.
   - Пора бы уж Хеттару быть здесь, разве не так? -  спросил  Гарион,  спеша
переменить тему разговора.
   - Он мог застрять в горах Сендарии, - ответил Волк. - Хеттар  обязательно
придет. На него можно положиться.
   - Не понимаю, почему он не купил лошадей в Камааре!
   - Там они не  так  хороши,  -  пояснил  Волк,  почесывая  короткую  седую
бородку, - а мы отправляемся в дальний путь, и я не желаю,  чтобы  мой  конь
пал в дороге.
   Лучше сейчас немного задержаться, чем потом терять время.
   Гарион полез под воротник и потер шею в том  месте,  где  цепь  странного
серебряного амулета, подаренного на Эрастайд Волком  и  тетей  Пол,  натерла
кожу.
   - Не трогай цепь, дорогой, - велела тетя Пол.
   - Можно, я буду носить его  поверх  одежды?  Никто  его  под  туникой  не
увидит, - пожаловался Гарион.
   - Амулет должен соприкасаться с кожей.
   - Но это так неудобно! Конечно, он очень красивый, но иногда  холодит,  а
иногда слишком греет, кроме того, по временам бывает ужасно тяжелым. И  цепь
так натирает тело! Не привык я к украшениям!
   - Это не совсем украшение, дорогой, - ответила тетя Пол.  -  Со  временем
привыкнешь - Может, почувствуешь себя  лучше,  -  рассмеялся  Волк,  -  если
узнаешь, что твоя тетя свыклась со своим только через десять лет.  Я  просто
уставал твердить ей, что нельзя снимать амулет!
   - Не понимаю, почему нужно именно сейчас  говорить  об  этом!  -  холодно
ответила тетя Пол.
   - У тебя тоже такой есть? - с любопытством спросил старика Гарион.
   - Конечно.
   - Значит, мы все должны их носить?
   -  Это  семейная  традиция,  Гарион,  -  объявила  тетя  Пол  тоном,   не
допускающим дальнейших споров.
   Холодный влажный ветер, свистевший в руинах, чуть-чуть разогнал туман.
   Гарион вздохнул:
   - Скорей бы уж Хеттар приехал. Как  хочется  уйти  отсюда  подальше!  Это
место похоже на кладбище.
   - Оно не всегда было таким, - очень тихо сказала тетя Пол.
   - А каким же?
   - Здесь было так хорошо! Высокие стены, гордые башни...  Мы  все  думали,
город будет стоять вечно!
   Она показала на беспорядочную поросль кустов, пробивающихся сквозь камни.
   - Когда-то тут был разбит великолепный сад  с  цветочными  клумбами,  где
дамы в шелковых платьях сидели на скамейках, а молодые  люди  пели  любовные
песни, стоя под забором, окружавшим сад. Голоса юношей  были  так  нежны,  а
дамы вздыхали и бросали через стену ярко-красные розы. А в конце этой улицы,
на  выложенной  мрамором  площади,  встречались  старики,  чтобы   вспомнить
минувшие войны и покинувших этот мир соратников. За  площадью  стоял  дом  с
верандой,  где  я  часто  сидела  с  друзьями,  любуясь  звездным  небом,  а
мальчик-паж приносил  нам  охлажденные  фрукты,  и  соловьи  пели  так,  что
казалось, их сердечки вот-вот разорвутся.
   Голос ее на мгновение замер.
   - Но потом пришли астурийцы, - с каким-то  ожесточением  продолжала  тетя
Пол, - и ты поразился бы, узнав, как мало времени надо, чтобы разрушить  то,
что создавалось веками!
   - Не мучай себя, Пол, - прошептал Волк. - Такое иногда  случается,  и  мы
почти ничего не в силах сделать.
   - Я могла бы помочь, отец, - отозвалась она, по-прежнему не сводя глаз  с
развалин, - но ты ведь сам не позволил мне, помнишь?
   - Ты опять за свое, Пол? - устало спросил старик. - Мы должны мужественно
переносить потери. Весайтские аренды все равно были  обречены,  и  в  лучшем
случае ты смогла бы отдалить  неизбежное  всего  на  несколько  месяцев.  Мы
просто не имеем права пытаться исправить неисправимое  и  вставать  на  пути
неизбежного.
   - Ты и раньше это  говорил.  -  Тетя  Пол  взглянула  на  буйную  поросль
деревьев,  теряющуюся   в   тумане.   В   шепоте   проскользнула   странная,
перехватывающая горло нотка:
   - Не думала, что лес так скоро все завоюет...
   - Но прошло почти двадцать пять веков, Пол.
   - Правда? А кажется, будто все происходило в прошлом году.
   - Не думай об этом. Только зря себя  мучаешь.  Почему  бы  нам  не  войти
внутрь? Этот туман сильно действует на нервы.
   Тетя  Пол  бессознательным  жестом  обняла  Гариона  за  плечи,   и   все
направились к башне. Слезы навернулись на глаза мальчика,  когда  он  ощутил
аромат, исходящий от ее одежды, и почувствовал близость родного человека.
   Вся холодность их отношений, так возросшая за последнее  время,  исчезла,
казалось, за эти несколько мгновений Помещение в основании башни,  сложенной
из таких огромных камней, что ни время, ни упорно  проталкивающиеся  повсюду
корни деревьев были не в силах ее разрушить, оставалось относительно целым и
защищало от ветра. Широкие пологие  своды  поддерживали  низкий,  выложенный
камнем потолок, и комната из-за этого походила на пещеру.  В  дальнем  конце
между грубо отесанными плитами зияла  большая  трещина,  служившая  неплохим
дымоходом.
   Накануне, в вечер приезда, когда все ввалились сюда, мокрые и  замерзшие,
Дерник, обстоятельно  рассмотрев  дыру,  быстро  стожил  грубый,  но  вполне
пригодный очаг из булыжников.
   - Сойдет! - решил он. - Не очень красивый,  конечно,  но  несколько  дней
послужит.
   И теперь, когда Волк, Гарион и тетя Пол вошли в зал,  в  очаге  уже  ярко
горел  огонь,  отбрасывая  колеблющиеся  тени  на  низкие  своды  и  излучая
благословенное тепло. Дерник, в тунике из коричневой кожи, складывал дрова у
стены. Бэйрек, огромный, рыжебородый,  позвякивал  кольчугой,  начищая  меч.
Силк, одетый в рубашку из  неотбеленного  холста  и  черный  кожаный  жилет,
лениво растянулся на тюках, бросая от нечего делать игральные кости.
   - Хеттар не появился? - поднял глаза Бэйрек.
   - Слишком рано еще, - ответил Волк, подходя к очагу.
   - Почему бы тебе не сменить башмаки, Гарион? - предложила тетя Пол, вешая
синий плащ на колышек, вбитый Дерником в трещину на стене.
   Гарион снял узел с вещами и стал в нем рыться.
   - И носки тоже, - добавила она.
   - Туман рассеялся? - спросил Силк господина Волка.
   - Ни чуточки.
   - Если мне удастся  уговорить  вас  отодвинуться  от,  очага,  я  займусь
ужином, - неожиданно деловито объявила тетя  Пол,  вынимая  окорок,  каравай
ржаного крестьянского хлеба,  мешок  сушеного  гороха  и  с  дюжину  дряблых
морковок.
   На следующее утро после завтрака Гарион натянул камзол, подбитый  овечьим
мехом, застегнул пояс с мечом и отправился  в  затянутые  туманом  развалины
высматривать Хеттара. Такое задание он дал себе сам и был благодарен друзьям
- ведь ни один не упомянул, что в этом нет необходимости.
   Пробираясь через покрытые слякотью улицы к разрушенным  западным  воротам
города, он изо всех сил пытался  изгнать  из  головы  невеселые  мысли,  так
омрачившие вчерашний день,  поскольку  ничего  не  мог  предпринять  в  этих
обстоятельствах и только попусту изводил и мучил себя.
   Но к тому  времени,  как  Гарион  добрался  до  ворот,  он  все  же  чуть
успокоился.
   Стена немного защищала от ветра, но липкая сырость все же забиралась  под
одежду, а ноги успели замерзнуть. Дрожа  от  озноба,  Гарион  тем  не  менее
приготовился ждать. Уже в нескольких шагах  ничего  нельзя  было  разглядеть
из-за тумана; оставалось только прислушиваться. Постепенно удалось различить
звуки: шорохи в лесу за стеной, стук капель, срывающихся с деревьев,  шлепки
соскальзывающих с  ветвей  снежных  комьев,  ритмичное  постукивание  дятла,
трудившегося над сухим стволом.
   - Это моя корова! - внезапно раздался совсем близко чей-то голос.
   Гарион замер и весь обратился в слух.
   - Тогда не выпускай ее со своего пастбища, - посоветовал другой.
   - Это ты, Леммер? - спросил первый.| - Да, а ты - Деттон, так ведь?
   - Не узнал тебя! Давно не виделись!
   - Года четыре-пять, по-моему, - решил Леммер.
   - Ну как идут дела в вашей деревне? - полюбопытствовал Деттон.
   - Голодаем. Все отобрали за налоги.
   - Мы тоже. Едим древесные корни.
   - Этого мы еще не пробовали. Варим кожаные вещи пояса, башмаки.
   - Как твоя жена? - вежливо спросил Деттон.
   - Умерла в прошлом году, - глухо, бесстрастно ответил Леммер. -  Господин
наш забрал моего сына в солдаты, и вскоре в каком-то сражении он был убит.
   Говорили, что при осаде крепости мальчика облили  кипящей  смолой.  После
этого жена перестала есть и вскоре умерла.
   - Как жаль, - посочувствовал Деттон. - Такая была красавица!
   - Им же лучше, - объявил Леммер, - по крайней мере, больше не  мерзнут  и
не голодают. А какие же корни вы едите?
   - Лучше всего береза, - посоветовал Деттон. - Ель  слишком  смолистая,  а
дуб - чересчур жесткий. Кладешь в котел еще немного травы, чтобы  запах  был
приятнее.
   - Надо попробовать, - решил Леммер.
   - Ну мне пора. Господин велел расчищать просеки,  и  обязательно  выпорет
меня, если слишком задержусь, - вздохнул Деттон.
   - Может, еще увидимся.
   - Если останемся живы.
   - Прощай, Деттон.
   - Прощай, Леммер.
   Голоса затихли вдали. Гарион долго еще  стоял,  не  двигаясь,  отупев  от
потрясения; в глазах стыли слезы жалости и сострадания  к  несчастным.  Хуже
всего было то, что эти двое даже не роптали,  воспринимая  все  происходящее
как обыденную, нормальную жизнь  Ужасная  ярость  сжала  горло,  и  внезапно
захотелось напасть на кого-нибудь и бить, бить...
   Но тут в тумане вновь послышался какой-то звук. Кто-то пел высоким чистым
тенором; в песне перечислялись давно забытые обиды, а припев звал к битве. И
гнев Гариона, непонятно почему, обратился на неизвестного: дурацкие стихи  о
распрях, происходивших сотни лет назад, казались омерзительно  непристойными
по сравнению с тихим отчаянием двух крестьян; и, не успев ничего сообразить,
Гарион