дя на отца.
   - Я оставил его там, внизу, - угрюмо ответил Белгарат.
   - Он мертв?
   - Нет.
   - Верни его обратно.
   - Зачем?
   - Чтобы он предстал предо мной. - Глаза ее горели.
   Старик покачал головой.
   - Нет, Пол, - сказал он. - Ты никогда никого не убивала. Давай, так будет
и дальше.
   Полгара осторожно положила тело Дерника на пол и встала, ее бледное  лицо
было искажено скорбью и каким-то безумным желанием.
   - Тогда я сама отправлюсь к нему, - заявила она  и  подняла  руки,  будто
хотела нанести удар по земле у себя под ногами.
   - Нет, - сказал Белгарат, вытягивая руку, - ты не пойдешь.
   Так они стояли друг против друга, ведя  страшную  безмолвную  борьбу.  Во
взгляде тети Пол мелькнула досада, чуть ли не злость,  на  отца.  Она  опять
подняла руку, чтобы обрушить на землю всю силу своей воли, и опять  Белгарат
вытянул вперед свою.
   - Позволь мне, отец.
   - Нет.
   Она удвоила свои усилия, извиваясь так, будто  пыталась  освободиться  от
сдерживавших ее невидимых пут.
   - Пусти меня, старик! - крикнула она.
   - Нет, не делай этого, Пол. Я не хочу причинять тебе боль.
   Она попыталась снова, на этот еще отчаяннее, но опять Белгарат подавил ее
волю своей. Лицо его ужесточилось, он стиснул челюсти.
   Сделав последнее усилие, она обрушила на возведенный им барьер  всю  силу
своего разума. Но старик  тем  не  менее  остался  непоколебим,  как  скала.
Наконец плечи ее обмякли, Полгара  отвернулась,  встала  на  колени  у  тела
Дерника и снова заплакала.
   - Прости, Пол, - нежно сказал он. - Мне никогда не хотелось  прибегать  к
этому. С тобой все в порядке?
   - Как ты  можешь  спрашивать  такое?  -  дрожащим  голосом  сказала  она,
заламывая руки над безжизненным телом.
   - Я не это имел в виду.
   Она отвернулась от него и спрятала лицо в ладони.
   - К тому же я думаю, что ты в любом случае  не  смогла  бы  добраться  до
него, - сказал старик. - Ты так же хорошо, как и я,  знаешь,  что  сделанное
одним из нас другой уничтожить не может.
   Силк, на лице которого отражалось пережитое им потрясение, спросил  тихим
голосом:
   - А что ты с ним сделал?
   - Я тащил его вниз, пока мы не достигли скальной породы, и запечатал  его
в ней.
   - А не может он выйти из-под земли так же, как это сделал ты?
   - Нет. Для него это невозможно.  Чародейство  -  это  мысль,  а  ни  один
человек не может точно повторить мысль другого. Зидар  навсегда  заключен  в
скале... или по крайней мере до тех пор, пока я не решу  освободить  его.  -
Старик скорбно посмотрел на тело Дерника. - Но не думаю, что сделаю это.
   - Он умрет, да? - спросил Силк. Белгарат покачал головой:
   - Нет, и это было частью того, что я сделал.  Он  останется  в  скале  до
скончания веков.
   - Это же чудовищно, Белгарат! - сказал Силк упавшим голосом.
   - Так же, как и это, - мрачно ответил Белгарат, показывая на Дерника.
   Гарион мог слышать, что они говорят, и мог ясно видеть их  всех,  но  ему
почему-то казалось, что на самом деле они находятся где-то в  другом  месте.
Все, кто был в подземном склепе, оказались где-то вне  его  сознания.  Мысль
Гариона сконцентрировалась на одном  существе,  находящемся  здесь,  и  этим
существом был Кол-Торак, его враг.
   Стало заметно, как дремлющий бог беспокойно вздрагивает во сне. У Гариона
особым  образом  обострилась  чувствительность,  отчасти  его   собственная,
отчасти полученная от Ока. Но главным образом обострению всех  своих  чувств
он был обязан тому бес страстному голосу, который звучал  в  его  голове.  И
благодаря этой  обостренной  чувствительности  Гарион  понял,  что  является
причиной того, что изувеченный бог вздрагивает  во  сне:  на  самом  деле  в
полудреме  Торак   корчится   от   боли.   Раненый   человек   со   временем
выздоравливает, и боль постепенно слабеет и исчезает, поскольку рана  -  это
всего лишь часть человеческого существования.
   Человек рождается, чтобы время от  времени  испытывать  боль,  и  поэтому
наделен способностью выздоравливать. Бог, напротив, неуязвим, и ему  она  не
нужна, поэтому ее и нет. Так и  случилось  с  Тораком.  Огонь,  которым  Око
поразило его, когда Торак воспользовался им, чтобы расколоть землю, все  еще
жег его плоть. И за все эти долгие века эта боль нисколько  не  уменьшилась.
Под стальной маской лицо бога-Дракона энгараков  все  еще  дымилось,  а  его
выжженный глаз все еще кипел в глазнице. Гарион содрогнулся, ощутив чуть  ли
не жалость к врагу.
   В это время Миссия вырвался из дрожащих рук Се'Недры и пересек выложенный
каменными плитами пол. Его лицо было очень сосредоточенным. Он остановился и
положил руку на плечо Дерника. Затем осторожно покачал  голову  мертвеца  из
стороны в сторону, как бы пытаясь его разбудить. На лице ребенка  отразилось
недоумение, когда кузнец не  шелохнулся.  Он  покачал  снова,  на  этот  раз
сильнее.
   - Миссия, - срывающимся голосом, позвала его Се'Недра, -  вернись.  Здесь
мы ничего не можем поделать.
   Миссия посмотрел на нее, затем снова на  Дерника,  потом  нежно  погладил
кузнеца по плечу, вздохнул и вернулся к принцессе. Она внезапно схватила его
и заплакала, пряча лицо на его маленькой  груди.  Теперь  он  так  же  нежно
погладил ее по рыжим волосам.
   Но вот из алькова  в  дальней  стене  послышался  протяжный,  скрежещущий
вздох, а затем судорожное дыхание. Гарион пристально посмотрел туда, и  рука
его сжала холодную рукоять меча. Торак повернул  голову  -  глаза  его  были
открыты. Ужасное пламя горело в левой глазнице маски, когда бог проснулся.
   Белгарат затаил дыхание,  поскольку  Торак  поднял  обуглившийся  обрубок
левой руки, как бы пытаясь стряхнуть остатки сна, в то время как правая рука
потянулась к массивной рукояти Крэг Гора, его черного меча.
   - Гарион! - вскрикнул Белгарат.
   Но Гарион, все еще под властью  воздействующих  на  него  сил,  мог  лишь
смотреть на  просыпавшегося  бога.  Какая-то  часть  его  сознания  пыталась
высвободиться, и рука дрожала от напряжения, когда он с трудом поднял меч.
   - Нет еще! - прошептал голос.
   - Гарион! - На этот раз Белгарат действительно  кричал.  Затем  в  порыве
отчаяния  старый  чародей  ринулся  мимо  застывшего  юноши,  чтобы   самому
броситься на все еще лежавшего бога Тьмы.
   Торак опустил рукоять меча, почти пренебрежительно схватил  Белгарата  за
грудки и поднял сопротивляющегося  старика,  как  малого  ребенка.  Стальная
маска исказилась в безобразной усмешке, когда бог отстранил от себя чародея.
Потом,  подобно  сильному  вихрю,  вся  сила  разума  Торака  обрушилась  на
Белгарата, разорвала на груди одежду и швырнула через всю комнату. В пальцах
Торака что-то блеснуло, и  Гарион  понял,  что  это  серебряная  цепочка  от
амулета Белгарата.
   Амулет всегда был помощником старого чародея  и  вот  теперь  оказался  в
руках его заклятого врага.
   Бог Тьмы поднялся со своего ложа, возвышаясь теперь над всеми,  с  черным
мечом Крэг-Гором в руках.
   - Гарион! - крикнула Се'Недра. - Сделай же что-нибудь!
   Подняв меч, Торак двинулся к упавшему Белгарату. Но тетя Пол вскочила  на
ноги и бросилась между ними.
   Торак медленно опустил меч и улыбнулся своей отвратительной улыбкой.
   - Моя невеста, - произнес он скрипучим голосом.
   - Нет, Торак! - заявила она.
   Он не обратил на ее слова внимания.
   - Наконец ты пришла ко  мне,  Полгара,  -  торжествовал  он,  пожирая  ее
глазами.
   - Я пришла посмотреть, как ты будешь умирать.
   - Умирать, Полгара? Я? Нет, моя невеста, ты не за этим пришла.  Моя  воля
привела тебя сюда, как это и было предсказано. Иди же ко мне, возлюбленная!
   - Нет!
   - Нет, Полгара? - Скрипучий голос бога звучал вкрадчиво. - Ты подчинишься
мне, моя невеста. Я заставлю тебя склониться перед моей волей.  Борьба  лишь
сделает мою победу еще слаще. В конце концов я буду обладать тобой.  Иди  же
сюда!
   И сила его разума настолько подавляла, что Полгара склонилась перед  ним,
как склоняется дерево при резком порыве ветра.
   - Нет! - сказала она, тяжело дыша, закрыла глаза и резко отвернулась.
   - Смотри же на меня, Полгара! - приказал он почти мурлыкающим тоном. -  Я
- твоя судьба! Мы отбросим все, что, как тебе казалось, ты любила когда  то,
и ты будешь любить только меня. Взгляни же на своего мужа!
   Она беспомощно повернула голову и  открыла  глаза,  чтобы  посмотреть  на
него.
   Ненависть и отвращение, казалось, исчезли, и ужасный страх  отразился  на
ее лице.
   - Твоя воля сломлена, возлюбленная моя! - сказал он. - Теперь иди ко мне!
   Она должна сопротивляться!  Смятение  сменилось  спокойствием,  и  Гарион
наконец понял. Именно это и  есть  настоящая  борьба.  Если  воля  тети  Пол
ослабнет, все они пропали. Все сводилось к этому!
   - Помоги ей! - сказал голос.
   - Тетя Пол! - устремил Гарион к ней свою мысль. - Вспомни Дерника!  -  Он
знал, не ведая откуда, что только это могло поддерживать ее. Гарион проникал
в ее память, вызывая в ней образы Дерника  -  сильные  руки  кузнеца...  его
серьезные глаза... спокойное звучание голоса... и прежде всего невысказанная
любовь к ней этого человека, любовь, которая  была  средоточием  всей  жизни
Дерника.
   Полгара непроизвольно напряглась, всего лишь чуть-чуть, как  бы  готовясь
сделать первый роковой шаг в ответ на всеподавляющий приказ  Торака.  И  как
только сделает этот шаг, она погибнет. Но  воспоминания  Гариона  о  Дернике
обрушились на нее подобно удару. Плечи ее, которые начали уже  опускаться  в
знак поражения,  вдруг  распрямились,  а  в  глазах  опять  зажглась  юля  к
сопротивлению.
   - Нет! - сказала она жадно поджидавшему ее богу. - Никогда  я  не  сделаю
этого!
   Лицо Торака застыло. Глаза его вспыхнули, когда он обрушил  на  чародейку
всю сокрушительную мощь своей воли, но она твердо противостояла  всему,  что
он делал, цепляясь за воспоминания о Дернике как за что-то столь важное,  от
чего ее не могла оторвать даже воля бога Тьмы.
   Лицо Торака исказилось от сознания крушения всех его надежд, когда  Торак
понял, что она никогда не уступит и что ему навсегда отказано  в  ее  любви.
Она победила, и ее победа была как нож, который медленно поворачивают внутри
раны.
   Ошарашенный, взбешенный, обезумевший от ее теперь уже непоколебимой  воли
к сопротивлению, Торак поднял лицо и  вдруг  завыл.  Это  был  пронзительный
животный вой - вопль невыносимого отчаяния и крушения всего.
   - Тогда умрите оба! - проревел он. - Умри вместе со своим отцом!  -  И  с
этими словами он снова поднял свой смертоносный меч.
   Не дрогнув смотрела тетя Пол на разъяренного бога.
   - Настало время, Белгарион! - прозвучал голос в голове Гариона.
   Око, которое оставалось до этого  холодным  и  мертвым,  вдруг  вспыхнуло
ярким пламенем,  а  меч  райвенских  королей  засветился,  и  склеп  озарило
ярко-голубым светом. Гарион устремился вперед, вытянув меч, чтобы принять на
него смертельный удар, который уже обрушивался на тетю Пол.  Таким  образом,
словно  ударили  в  огромный  колокол,  и  звон  этот  продолжительным  эхом
отразился от  железных  стен.  Меч  Торака,  отброшенный  пылающим  клинком,
ударился о каменные плиты пола и высек целый сноп  искр.  Единственный  глаз
бога широко раскрылся, когда он с первого взгляда узнал райвенского  короля,
пылающий меч и сверкающее Око Олдура. Гарион понял  по  этому  взгляду,  что
Торак уже позабыл о тете Пол и что все  внимание  изувеченного  бога  теперь
сосредоточилось только на нем.
   - Итак, ты пришел наконец, Белгарион, - мрачно приветствовал его бог. - Я
ожидал твоего прихода с самого  начала  времен.  Твоя  судьба  ожидает  тебя
здесь.
   Привет тебе,  Белгарион,  и  прощай!  -  Торак  отпрянул  назад  и  нанес
сокрушительный удар. Но Гарион, даже не успев подумать, поднял свой  меч,  и
опять склеп огласился звоном сошедшихся клинков.
   - Ты всего лишь мальчишка, Белгарион, - сказал Торак. - Разве ты  сможешь
противостоять могуществу и непобедимой воле бога? Подчинись мне, и я  пощажу
твою жизнь.
   Вся воля бога энгараков была направлена на него. Гарион полностью осознал
теперь, сколь тяжела была борьба тети Пол. Он ощущал ужасное давление.  Силы
юноши истощались, но  внезапно  из  глубины  всех  минувших  веков  на  него
обрушился хор голосов, выкрикивавших одно  единственное  слово:  "НЕТ!"  Все
предшествовавшие жизни сосредоточились в одном этом мгновении, и теперь  эти
жизни влились в него. Хотя он один держал в руке меч Райве Железной  Хватки,
Белгарион Райвенский не был одинок, и воля Торака не могла сломить его.
   Одним движением, в котором соединились вызов и отказ подчиниться,  Гарион
опять поднял свой пылающий меч.
   - Тогда да будет так! - взревел Торак. - Смерть, Белгарион!
   Сначала это показалось игрой мерцающего света, который  озарял  гробницу,
но не успела мелькнуть эта мысль, как Гарион увидел, что Торак действительно
начал расти, раздаваясь во все стороны.  Со  страшным  тоскливым  звуком  он
прорвал заржавленную железную крышу своего склепа и устремился вверх.
   И опять, не задумавшись даже на мгновение о том, как это сделать,  Гарион
тоже стал увеличиваться в объеме и тоже пробил  потолок,  раздвигая  плечами
древние развалины.
   И вот на открытом воздухе, под  вечной  тучей,  закрывающей  небо,  среди
покрытых  плесенью  руин  Города  Ночи  встретились   лицом   к   лицу   два
противника-колосса.
   - Все условия выполнены, - проговорил бесстрастный голос устами Гариона.
   - По-видимому, так, - произнес  другой,  лишенный  всяких  эмоций  голос,
говоривший стальными устами Торака.
   - Хочешь ли вовлечь в это дело других?  -  сказал  голос,  исходивший  от
Гариона.
   - Едва ли это необходимо. Эти двое  сами  способны  сделать  то,  что  им
предопределено.
   - Тогда пусть все здесь и решится.
   - Согласен.
   При этих словах Гарион почувствовал, что невидимые путы спали с него.
   Торак, также освобожденный, поднял Крэг Гор и зарычал от ненависти сквозь
плотно сжатые зубы.
   Битва была страшной. Скалы  шатались  от  неимоверной  силы  ударов.  Меч
райвенского короля плясал в голубом пламени, а Крэг-Гор, клинок Торака,  при
каждом ударе сгущал вокруг себя тьму. Без мысли, без чувств, ведомые  только
слепой ненавистью, Гарион и Торак наносили и парировали удары, сокрушая  все
вокруг себя. Над разрушенным городом пронзительно  свистел  ветер,  сверкали
молнии, земля качалась под огромной тяжестью гигантов. Гролимы,  устрашенные
битвой колоссов, разгоревшейся внезапно рядом с ними, бежали, вопя от ужаса.
   Удары Гариона были направлены  на  обожженный  бок  Торака,  и  бог  Тьмы
отступал от огня Ока при каждом ударе пылающего меча, но  и  тень  Крэг-Гора
смертельным холодом пронизывала Гариона всякий раз, когда мелькала над ним.
   Силы их оказались более равными, чем это мог к представить себе Гарион.
   Преимущество Торака исчезло, когда оба они стали необъятно  огромными,  а
неопытность Гариона уравновешивалась увечностью Торака.
   Но Гариона подвела  неровность  почвы.  Отступая  под  внезапным  шквалом
тяжелых ударов, он почувствовал,  что  наступил  на  груду  камней,  которые
рассыпались и  покатились  под  его  ногами.  И,  несмотря  на  все  попытки
сохранить равновесие, Гарион упал.
   Единственный глаз  Торака  торжествующе  сверкнул,  когда  он  замахнулся
Крэг-Гором. Но Гарион, схватив свой меч обеими руками, поднял  его  пылающий
клинок навстречу удару. Мечи сошлись, на  Гариона  обрушился  целый  водопад
искр.
   Торак опять занес Крэг-Гор, но на его стальном лице промелькнуло какое то
странное желание.
   - Уступи! - прорычал он.
   Гарион смотрел на возвышающуюся перед ним исполинскую фигуру, и мысли его
обгоняли друг друга.
   - У меня нет желания убивать тебя, мальчик,  -  сказал  ему  Торак  почти
ласково. - Уступи, и я подарю тебе жизнь.
   И тут Гарион понял. Его враг  пытался  не  убить  его,  он  всеми  силами
старался  заставить  его  уступить,  подчиниться  ему.  Тораком   руководило
стремление к власти! Именно в этом и  заключался  весь  смысл  борьбы  между
ними!
   - Отбрось свой меч, Дитя Света, и склонись передо мною, - приказал бог, и
все силы его разума обрушились на Гариона -  Я  не  стану  этого  делать,  -
выкрикнул, тяжело дыша, Гарион, изо всех сил сопротивляясь  этому  страшному
принуждению. - Ты можешь убить меня, но я не уступлю!
   Лицо Торака снова исказилось, как будто от отказа Гариона его вечная мука
еще больше усилилась.
   - Но ты должен! - Торак почти рыдал. - Ты же бессилен передо мною!
   Подчинись мне!
   - Нет! -  крикнул  Гарион  и,  воспользовавшись  замешательством  Торака,
который получил отказ, выкатился из под тени Крэг Тора и вскочил на ноги.
   Теперь все стало ясно, и теперь он наконец знал, как победить.
   - Слушай же меня, изувеченный и презираемый бог! - процедил  сквозь  зубы
Гарион. - Ты - ничто. Твой народ  боится,  но  не  любит  тебя.  Ты  пытался
обманом заставить  меня  полюбить  тебя,  ты  старался  заставить  тетю  Пол
полюбить тебя, но я отказываюсь от тебя так же, как сделала это  она.  Ты  -
бог, но ты - ничтожество. Во всей  Вселенной  нет  ни  одного  человека,  ни
одного существа, которое любило бы тебя. Ты одинок и опустошен, и даже  если
убьешь меня, все равно победителем окажусь я. Нелюбимый  и  презираемый,  ты
будешь выть над своей ничтожной жизнью до скончания веков.
   Слова Гариона подобно ударам разили изувеченного  бога,  а  Око,  как  бы
реагируя на эти слова, сверкало по-новому,  и  этим  новым  была  ненависть,
хлеставшая бога Дракона энгараков, словно бич. Это и был тот ИСХОД  которого
с самого начала времен ожидала Вселенная. И  именно  поэтому  Гарион  явился
сюда, в Ктол Мишрак, - но не для того, чтобы сразиться с  Тораком,  а  чтобы
отвергнуть его.
   С диким воем ярости и муки Дитя Тьмы поднял Крэг Тор над головой и  снова
бросился на райвенского короля. Гарион не сделал попытки  отвести  удар,  а,
держа рукоять меча обеими  руками  и  выставив  вперед  клинок,  ринулся  на
нападавшего противника.
   Все произошло просто и  легко.  Когда  меч  райвенского  короля  коснулся
внезапно напрягшегося тела бога, мощь Ока рванула вперед пылающий клинок,  и
он вошел в грудь Торака.
   Рука Торака разжалась, и Крэг-Гор, теперь уже безвредный, выпал из нее.
   Торак открыл рот, что бы закричать,  но  вместо  крови  из  него  хлынуло
голубое пламя. Торак сорвал  блестящую  стальную  маску,  открыв  тем  самым
изувеченное лицо, которое скрывалось под ней. Из глаз его  текли  слезы,  но
слезы эти тоже были пламенем, поскольку погрузившийся  в  грудь  Торака  меч
райвенского короля наполнил бога своим огнем.
   Торак отпрянул, и меч выскользнул из его тела. Но пламя,  которое  клинок
разжег в нем, не исчезло. Оно вырывалось из зияющей в груди раны, стекало по
пальцам, образуя вокруг него пылающие лужи посреди камней.
   Изуродованное лицо Торака, по которому все еще текли огненные слезы, было
искажено страданием. Он посмотрел на тяжело нависшее небо и простер  к  нему
руки. В смертельной муке поверженный бог закричал небесам: "Мать!" -  и  его
голос эхом отозвался от самых дальних звезд.
   Так он постоял, застыв, с руками, поднятыми  в  последней  мольбе,  затем
покачнулся и упал к ногам Гариона.
   На  миг  наступило  полное  молчание.  Затем  ужасный  вопль  сорвался  с
безжизненных губ Торака и устремился  в  невообразимые  дали.  Это  исчезало
темное Предначертание, унося с собой и черную тень Крэг-Гора.
   Опять наступила тишина. Проносившиеся над головой облака прекратили  свою
безумную пляску, лохмотья страшной тучи исчезли,  и  появились  звезды.  Вся
Вселенная содрогнулась - и замерла. Наступило мгновение абсолютной  темноты:
повсюду исчез свет, и прекратилось всякое движение. В  это  время  все,  что
существовало, существует и будет существовать, внезапно устремилось в  русло
одного Предначертания.
   Там, где всегда было два пути, теперь остал