ем движении.
   Постепенно Ориэлла полюбила эти уроки и уже не  представляла  себе  жизни
без них. Она упорно  тренировалась,  страдала  и  терпела,  трудом  и  потом
добиваясь своей цели, и когда ей исполнилось  двенадцать,  уже  могла  выйти
против воина в два раза старше и тяжелее ее и одержать победу. Ориэлла росла
не по дням, а по часам, и это облегчало ей задачу, но  когда  у  нее  начали
появляться груди, она  забеспокоилась:  они  постоянно  ей  мешали.  Девочка
пожаловалась Форралу, тот смущенно поворчал, но сшил ей специальную  кожаную
куртку, на манер тех, что так любили женщины-воины.  Она  плотно  обтягивала
фигуру и прекрасно держала эти странные штуки.
   Приближался ее тринадцатый день рождения. Форрал  отправился  куда-то  по
своим делам, и Ориэлла затосковала - ей очень недоставало друга. У нее  даже
появился соблазн снова вернуться к фокусам с огненными шариками, но  девочка
твердо решила сдержать свою клятву. Чтобы  отвлечься,  она  попросила  Эйлин
показать ей кое-что из магии Земли.
   - Ага, теперь, когда этот бездельник уехал, у тебя нашлось  время  и  для
матери, - пряча улыбку, добродушие проворчала волшебница.
   Благодаря присутствию Форрала  мать  и  дочь  теперь  ладили  значительно
лучше, и за несколько недель Ориэлла почувствовала, что ей приятно  общество
матери. Фея нашла время и не только научила дочь  новым  заклинаниям,  но  и
объяснила, что должно произойти с ее взрослеющим организмом,  и  рассказала,
как с этим справляются маги. И конечно же,  Ориэлла  не  забывала  ежедневно
тренироваться, надеясь преподнести воину сюрприз, когда тот вернется.
   Возвращение Форрала с лихвой возместило его отсутствие. Он привез Ориэлле
королевский подарок  ко  дню  рождения  -  настоящий  меч.  У  девочки  даже
перехватило дыхание, когда она развернула пакет  и  с  металлическим  звоном
извлекла длинный, отточенный клинок из черных с серебром ножен.
   - Спасибо, - только и смогла она произнести.  Меч  сиял  голубовато-белым
блеском в бледном зимнем свете, который, подобно холодному пламени, пробегал
по острому как бритва лезвию.  В  рукоятку  был  вделан  единственный  белый
камень, а клинок был  уже,  чем  огромный,  широкий  меч  Форрала.  Сильный,
изящный и смертоносный. Ориэлла никогда не видела ничего прекраснее.
   Но когда она попробовала испытать его в схватке, ей показалось,  что  они
снова вернулись к самому началу. Меч достался ей как бы  на  вырост:  она  с
трудом могла поднять тяжелый клинок, не говоря уж о том, чтобы взмахнуть им.
Но девочка была упряма, и, стиснув зубы, принялась  тренировать  мускулы.  В
конце каждого урока у нее отчаянно болели руки и  поясница,  а  кроме  того,
Ориэлла обнаружила, что фехтование настоящим мечом требует абсолютно  другой
техники, совершенно непохожей на ту, к которой она привыкла,  фехтуя  легким
деревянным клинком, и ей пришлось переучиваться. В последнее  время  Ориэлла
малость задрала нос, уже воображая себя великой  фехтовальщицей,  но  теперь
она поняла, что до этого еще далеко,  и  старалась  соблюдать  осторожность:
ведь отныне они с Форралом  использовали  смертоносные  стальные  клинки,  и
возникла угроза, что они могут  серьезно  ранить  друг  друга.  Если  раньше
девочка воспринимала их занятия как веселую  игру,  то  теперь  ей  пришлось
понять, что это не шутки.
   Казалось, она будет привыкать к новому  оружию  бесконечно,  но  в  конце
концов,  когда  миновали  весна  и  лето,  Ориэлла  начала  делать   успехи.
Наконец-то  клинок  шел  туда,  куда  она  хотела.   Отличным,   великолепно
сбалансированным  мечом  было  приятно  сражаться.  Форрал  научил  ее,  как
ухаживать за ним, и теперь она неизменно держала клинок  и  ножны  тщательно
вычищенными и смазанными. Меч сверкал на  солнце  и  пел,  рассекая  воздух.
Именно поэтому Ориэлла назвала  его  Коронах,  что  значит  "Песня  Смерти".
Вопреки ожиданиям, Форрал не стал смеяться над ее прихотью.
   - Хороший клинок заслуживает хорошего имени, - серьезно согласился он.
   Несчастье случилось на  исходе  года,  когда  первый  снег  покрыл  землю
сияющей белизной. Возможно, Форрал поторопился и дал ей меч слишком рано, а,
может быть,  Ориэлла  стала  слишком  самоуверенной.  Как  бы  то  ни  было,
произошла трагедия: они с Форралом фехтовали на своем обычном  месте,  когда
девочка решила испробовать  новый  удар,  который  придумала  сама.  Немного
отступив  назад,  она  пригнулась  и  сделала  шаг  в  сторону,  намереваясь
парировать, а  затем  нанести  удар  снизу  и,  пробив  оборону  противника,
приставить ему клинок к горлу. Но все вышло не так,  как  она  предполагала.
Шагнув, Ориэлла поскользнулась на снегу, потеряла равновесие,  и  ее  клинок
отклонился в сторону, оставив хозяйку беззащитной перед смертоносным рубящим
ударом Форрала. Вскрикнув, тот попытался отвести удар, но сила инерции  была
слишком велика, и огромный меч с хрустом вонзился в левое плечо Ориэллы.
   Перепуганная отчаянными криками Форрала,  Эйлин  с  грохотом  слетела  по
лестнице и замерла на последней ступеньке.  Ее  лицо  стало  пепельно-серым.
Форрал, с размазанными по щекам слезами, держал  неподвижное  тело  Ориэллы,
завернутое в пропитавшийся кровью плащ. Кровавые следы вели к двери  у  него
за спиной.
   - О боги, - с искаженным от бессильной ярости лицом рыдал он. - Эйлин,  я
убил ее.
   Эйлин взяла Ориэллу у воина и уложила ее на кухонный  стол.  Он  услышал,
как вскрикнула фея, увидев ужасную рану, и отвернулся. Эйлин нащупала  пульс
на шее дочери.
   - Благодарение богам, она еще жива,  -  пробормотала  она.  Только  тогда
Форрал решился взглянуть. Его меч глубоко вошел в плечо,  рассек  ключицу  и
чуть не отрубил руку. Лицо девочки посерело от шока и потери  крови.  Форрал
зашатался, и комната поплыла у  него  перед  глазами.  Воину  слишком  часто
доводилось видеть своих друзей мертвыми и покалеченными, а в сражениях он не
моргнув глазом не раз наносил врагам куда более  страшные  раны,  но  сейчас
перед ним была маленькая девочка, которую он любил больше жизни, и этого  он
вынести не мог.
   - Прости, во всем виноват только я...
   - Тихо, - прикрикнула Эйлин, и, положив  руки  на  рану,  закрыла  глаза,
сосредоточиваясь на исцелении. - Жаль, что я так  мало  знаю  о  лечении,  -
беспомощно пробормотала она, но на глазах у Форрала, который следил за  ней,
затаив дыхание, поток крови превратился в тоненький ручеек, а потом и  вовсе
иссяк. Эйлин выпрямилась и с пылающими глазами повернулась к  воину.  Форрал
рухнул на колени.
   - Эйлин, это был несчастный случай...
   - Прекрати! Скачи в Нексис, Форрал.  Привези  целительницу  из  Академии!
Торопись! Иначе мы потеряем ее!
   Чувствуя облегчение от того, что может сделать хоть что-то  полезное,  он
выбежал из башни,  бросив  последний  взгляд  на  бледное,  измученное  лицо
Ориэллы.
   Его конь отчаянно заржал, не узнав своего хозяина в этом безумце с дикими
глазами, со всей силы обрушившим седло ему на спину. Форрал с размаху ударил
его по носу, одним рывком затянул подпругу и, вскочив в  седло,  рванулся  в
снежную круговерть, надеясь оказаться за пределами  кратера  до  наступления
сумерек. Верхом до Нексиса было пять дней. Форрал рассчитывал проделать этот
путь за двое суток.

Глава 3

СЫН ПЕКАРЯ

   Шевелись там! - Анвар хлопнул  поводьями,  подгоняя  дряхлого  мерина  по
изрытой дороге, ведущей вверх от мельницы у реки. Лентяй  вскинул  голову  и
заржал, протестуя против того, что приходится  тащить  тяжеленную  телегу  с
мукой по такому крутому склону.
   - Прекрати, - сказал коню Анвар. - Тебе по крайней мере  тепло,  а  когда
доберемся до дома, я накормлю тебя  до  отвала.  -  Он  подышал  на  руки  и
похлопал себя по бокам, пытаясь отогреть  застывшие  пальцы.  Предрассветный
холодок пробирал до костей, и  гудящий  огонь  на  мельнице,  казалось,  уже
остался за тысячи миль отсюда. Но огонь иного рода пробежал по жилам Анвара,
когда он вспомнил улыбку хорошенькой дочки мельника, Сары.
   Город Нексис процветал благодаря  богатым  торговцам,  высокопоставленным
воинам гарнизона и надменному Волшебному Народу. Простому  люду  приходилось
куда тяжелее: мастеровым и портным, слугам, рабочим, лавочникам,  паромщикам
и фонарщикам, поддерживающим жизнь города  своим  скромным,  но  необходимым
трудом, жилось не очень-то вольготно. Чуть ли не  с  младенчества  на  детей
поневоле  взваливали  часть   работы,   вот   и   отец   Анвара,   городской
мастер-хлебопек, едва только мальчик смог править  телегой,  поручил  своему
старшему сыну ежедневно возить с мельницы муку. Дорога по  суше  была  вдвое
длиннее, а зимой приходилось особенно нелегко, зато  не  надо  было  платить
разорительную пошлину речным паромщикам.
   После первой же поездки светловолосая, похожая на эльфа Сара стала лучшим
другом Анвара. Когда они были детьми, то  все  норовили  улизнуть  из  дому,
чтобы поиграть на просторе, и встречались на узкой тропинке, которая  бежала
вдоль реки к городу.
   Теперь им обоим было уже по пятнадцать, и их игры приобрели совсем другой
характер. Анвар был влюблен и не сомневался, что  и  Сара  чувствует  то  же
самое. Родители весьма снисходительно поглядывали на их отношения:  и  Торл,
отец Анвара, и мельник Джард видели определенные преимущества в том,  что  в
один прекрасный день их хозяйства соединятся, а матерей, конечно,  никто  не
спрашивал.
   По-прежнему думая о Саре, Анвар  добрался  до  гребня  холма  и  повернул
скрипучую телегу  на  большую  дорогу.  Ледяной  туман,  окутавший  лесистую
низину, скрывал город, и только мерцающие  белые  башни  и  купол  Академии,
расположенной  на  высоком  скалистом   мысе   над   городом,   торчали   из
молочно-белой дымки. При виде их Анвар нахмурился, и улыбка  сбежала  с  его
лица. Должно быть, там еще спят, подумалось ему. Храпят на лебяжьих перинах,
а честным людям приходится затемно приниматься за работу! Его отец  именовал
Волшебный Народ надменными паразитами и  воспринимал  их  существование  как
личное оскорбление. Среди простых  людей  это  была  такая  распространенная
точка зрения, что мальчик даже никогда не задумывался, справедлива  ли  она,
хотя и замечал, что, говоря об этом, люди в пивных понижали голос  и  нервно
поглядывали по сторонам.
   Неожиданно Анвару пришлось очнуться от  своих  грез  наяву:  старый  конь
вздрогнул и навострил уши.
   Послышался стук копыт: кто-то догонял их, скача  по  обледеневшей  дороге
звонким галопом. Юноша, очнувшись от своих мыслей,  вздохнул  и  свернул  на
обочину. Если это курьер, спешащий в гарнизон, в Академию или  в  Купеческую
Гильдию, то лучше не нарываться.
   Всадник с грохотом пронесся мимо, и Анвар мельком увидел покрытые потом и
кровью бока животного и услышал крепкие проклятия его хозяина,  который  изо
всех сил  хлестал  коня  концами  поводьев.  Свинья!  Анвар  вскипел,  такое
бессердечное обращение с лошадью вывело его из  себя.  Он  мягко  подстегнул
Лентяя,  словно  своей  добротой  мог  как-то  загладить   ту,   жестокость,
свидетелем которой  ему  пришлось  стать.  Внезапно  затихающий  звон  копыт
оборвался,  и  послышался  грохот  упавшего  тела,  сопровождаемый   потоком
ругательств.
   За поворотом Анвар увидел павшую лошадь, от  которой  все  еще  шел  пар.
Огромный мерзавец стоял над тушей без  единой  царапины  и  сотрясал  воздух
проклятиями. Анвара охватила  ярость.  Не  задумываясь  о  последствиях,  он
соскочил с телеги и накинулся на бородатого гиганта.
   - Сволочь! - кричал он. - Грязная свинья! Человек не обратил на  него  ни
малейшего внимания. Его взгляд неожиданно остановился на телеге, и, небрежно
отшвырнув Анвара, он кинулся к  повозке  и  достал  из  ножен  кинжал,  явно
намереваясь обрезать постромки, держащие старого мерина в оглоблях.
   Анвар выбрался из  кустов,  ошеломленный  результатами  своего  безумного
порыва.
   - Нет! - он бросился вперед, чтобы остановить руку безумца, но  очередной
удар заставил его несколько раз перекувырнуться в воздухе. Великан  отбросил
остатки упряжи, обрезал волочившиеся  по  земле  концы  длинных  поводьев  и
вскочил на спину лошади. Лентяй прянул, выкатив глаза, и незнакомец отчаянно
стегнул его поводьями. Со  слезами  на  глазах  Анвар  поднялся  и  отчаянно
вцепился в перепачканный плащ всадника.
   - Пожалуйста, господин, - взмолился он.  -  Конь  уже  старый,  и  ты  не
сможешь...
   Словно впервые заметив юношу, незнакомец повернулся, и мрачное  выражение
его лица вдруг смягчилось, уступив место жалости и состраданию.
   - Мне действительно очень жаль, приятель. - мягко сказал  он.  -  Но  это
срочно. На карту поставлена жизнь девочки,  и  я  как  можно  скорее  должен
добраться до целителышцы. Попытайся  понять.  Я  оставлю  коня  в  Академии.
Скажешь им, что тебя послал Форрал. -  Он  порывисто  сжал  плечо  Анвара  и
ускакал прочь.
   Анвар долго смотрел ему вслед, потом повернулся и печально оглядел телегу
вместе с ее бесценным грузом. Сегодня утром муки не будет, и Торл не  сможет
начать работу. О боги, сколько же денег они на этом потеряют! Отец будет вне
себя. Анвар вздохнул и поплелся обратно  на  мельницу,  чтобы  одолжить  там
лошадь.

***

   Семейство мельника ютилось в северной части Нексиса, в  тесном  лабиринте
узеньких улочек, жавшихся друг к другу  внутри  городских  стен  на  верхних
холмах широкой долины.  Далеко  внизу  раскинулись  восхитительные  каменные
проспекты, неподражаемые дворцы с  пышными  колоннадами,  чудесные  рынки  и
магазины, а чуть в стороне,  где  плато  слегка  выравнивалось,  прежде  чем
продолжить  спуск,  высился   огромный,   похожий   на   крепость   ансамбль
легендарного гарнизона. Вдоль  северного  берега  реки,  у  подножия  долины
располагались склады и торговые  пристани  С  неизбежными  обитателями  всех
портов в мире: крысами, нищими, карманниками и шлюхами. Тут  и  там  широкий
поток пересекали, изящные  мосты,  соединяя  рабочие  кварталы  на  северном
берегу с южным, берегом, где шла совсем, другая жизнь.
   К югу от реки долина поднималась вверх  ступенями  аккуратных  деревянных
террас. Подобно драгоценностям,  среди  деревьев  были  рассыпаны  роскошные
особняки купцов с ровными газонами и буйно цветущими садами. Душными летними
вечерами там зажигались разноцветные фонарики, а воздух был наполнен  густым
ароматом диковинных цветов. На полпути по городу река делала резкий  поворот
к северу, а потом поворачивала снова, чтобы опять устремиться к морю. Именно
эта петля и образовывала высокий, скалистый мыс, почти остров,  связанный  с
южным берегом лишь узкой  полоской  земли,  которую  перегораживали  высокие
белые ворота. На вершине этого мыса, а самой высокой точке города,  взлетали
в небо белоснежные башни Академии,  где  в  надменном  уединении  к  роскоши
обитал Волшебный Народ, Утро уже подходило к концу, когда  Анвар  на  лошади
мельника въехал наконец в северные ворота  города  и  углубился  в  лабиринт
узеньких улочек. Дома и мастерские в этой части  города  представляли  собой
незатейливые,  но  прочные  сооружения  из  дерева,   кирпича   или   глины.
Большинство из них имели ухоженный вид, а  мощеные  улицы  поддерживались  в
чистоте. Анвар слыхал, что в маленьких городах люди выбрасывают мусор  прямо
из окон, превращая улицы в сточные канавы, но в Нексисе, жемчужине городов и
обители Волшебного Народа, такие вещи были просто немыслимы.  Около  двухсот
лет назад Бавордан, непревзойденный мастер  магии  Воды,  создал  сложную  и
надежную систему подземных стоков,  охватывающую  весь  город,  и  Волшебный
Народ (который не слишком-то благоволил к смертному населению Нексиса) раз и
навсегда взял на себя заботу по поддержанию канализации в  должном  порядке,
не гнушаясь использовать для этой цели все свое искусство.
   Семья Анвара  жила  на  втором  этаже,  а  внизу,  в  пекарне,  ежедневно
готовились хлеб, пирожные  и  пироги  для  продажи  на  маленьком  рынке  на
соседней площади. Обычно уже с раннего утра  аромат  свежеиспеченного  хлеба
наполнял улицу, но сегодня все было иначе. Приближаясь к дому, Анвар услышал
сердитый  голос  отца  и  закусил  губу:  сомнений  нет,  его  ждут  крупные
неприятности. Юноша осторожно направил телегу за угол,  по  узкому  проезду,
ведущему к конюшне, примыкавшей к пекарне. Анвар  заботливо  устроил  лошадь
Джарда в стойле Лентяя и поспешил в дом. Не было  никакого  смысла  медлить:
чем позже он явится, тем злее будет папаша. Расправив плечи,  Анвар  пересек
двор и, поеживаясь, вошел в пекарню. Он надеялся, что отец хотя бы даст  ему
время объясниться.
   Но Торл не был расположен выслушивать оправдания.
   - Я не виноват! - лепетал Анвар. - Он просто сбил меня  с  ног  и  забрал
лошадь...
   - И ты так запросто позволил ему это сделать! Этот конь -  наш  кормилец,
идиот! Ты понимаешь, что ты  наделал?  Понимаешь?  -  Торл  поднял  огромный
кулак, потемневший от многолетнего общения с мукой и  густым  тестом.  Анвар
увернулся, но удар пришелся ему в плечо, и юноша кубарем перелетел через всю
комнату и с грохотом повалился на кучу пустых хлебных противней.
   - Безрукий болван, - отец навис над ним, подобно  зловещей  тени,  рывком
поставил его на ноги и снова ударил. - Стой прямо, подлец.  -  Пекарь  начал
расстегивать ремень.
   - Оставь его в покое, Торл. Мальчик не виноват. -  Голос  деда  бы  полон
спокойной властности, и Анвар, почувствовав нежданную поддержку,  облегченно
перевел дух. Старик был  единственным  человеком,  который  мог  утихомирить
сына, когда  Торл  бывал  в  подобном  настроении,  а  кроме  того,  он  был
поверенным, учителем, защитником и другом Анвара.
   Высокий, с густой гривой седых волос, добрым лицом и  щетинистыми  усами,
дед был искусным столяром, и его грубые пальцы могли творить чудеса: изящные
хрупкие статуэтки, вырезанные им, пользовались огромным спросом и  могли  бы
приносить солидный доход, но, к вящему неудовольствию Торла, дед не  столько
продавал, сколько  раздавал  свои  поделки.  По  натуре  крестьянин,  старик
переселился к сыну после трагически ранней кончины своей жены, замечательной
поварихи. Это именно она научила Торла его ремеслу, которым  он  теперь  так
кичился. Долгие годы дед пытался работой заглушить свое горе, но сейчас,  на
старости лет, он был рад отдохнуть и порадоваться  внукам,  которым  пытался
привить нехитрые идеалы своей юности. В Анваре он нашел прилежного  ученика,
а вот младший,  Берн,  пошел  весь  в  папашу  и  унаследовал  его  суровый,
замкнутый характер и неутолимую страсть к деньгам.
   Торл нахмурился и, отпустив Анвара, повернулся к деду.
   - Это тебя не касается, старик!
   - Может быть, Торл, но только не на  этот  раз.  -  Дед  втиснулся  между
рассерженным пекарем и его жертвой. - Ты слишком суров с парнишкой.
   - А ты его портишь, ты и его мать! Неудивительно, что мальчишка ни на что
не годен!
   - Он сгодится для множества дел, если ты дашь ему возможность,  -  твердо
ответил дед. - Чем набрасываться на него, ты бы лучше отправился в  Академию
и выяснил, что там стало с твоей лошадью?
   - Что? Тащиться через весь город, а потом еще и забираться на эту гору? Я
гляжу, ты и последние мозги растерял?
   Хватит с меня и того, что благодаря этому идиоту целый день пропал даром!
   - Чепуха, Торл. Тебе никто не мешает взять лошадь Джарда, и,  как  знать,
может, путешествие будет не напрасным. В  Академии,  знаешь  ли,  тоже  едят
хлеб, и тебе не повредит, если твое имя станет там известно, а мы пока можем
начать печь. А вдруг этот Форрал возместит тебе убытки? По рассказам Анвара,
он кажется благородным человеком, и если он действительно спешил, то что  же
ему оставалось делать? Ты и сам поступил бы точно так  же,  если  бы  что-то
случилось с Берном.
   Все еще хмурясь, Торл начал сдаваться.
   - Да пусть эти подлецы передохнут с голоду прежде,  чем  продам  им  хоть
крошку хлеба. Кроме