ом бою, а предательски, исподтишка, как обожают убивать чародеи...
   Сжавшись в комок, Ориэлла плакала, закрывая лицо  руками,  словно  хотела
заслониться от взгляда Форрала. Он смотрел  на  нее  со  смешанным  чувством
отвращения и холодного гнева, ужасаясь переменам, происшедшим в той доброй и
ласковой девочке, которую знал и любил.
   - Будь ты проклята! - тихо прошептал он. - Будь ты проклята!

Глава 13

ХОЗЯИН "ЕДИНОРОГА"

   После бессонной ночи Джарвас, всерьез  обеспокоенный  долгим  отсутствием
Гринца, решил, что пора отправляться на поиски. Он подозревал самое  худшее.
Джарвас единственный знал о замысле Гринца и теперь корил себя, что не сумел
отговорить парня. Надо было оглушить его и запереть - правда, Гринц  никогда
бы не простил ему этого, зато остался бы жив.
   Джарвас взвалил на себя ответственность за Гринца с тех пор,  как  поймал
его, дикого четырнадцатилетнего подростка, при  попытке  ограбить  приют.  В
самом начале правления Ваннора, когда Большой Пассаж снова открылся, а воины
гарнизона круто взялись искоренять городскую преступность, Гринц,  лишившись
единственного пристанища и средства к существованию,  бедствовал.  Налет  на
приют Джарваса он совершил не ради  себя,  а  только  чтобы  раздобыть,  чем
накормить своего пса по кличке Воин.
   Джарвас сначала узнал  в  Воине  одного  из  щенков  Бури  и  лишь  тогда
сообразил, что парнишка этот - сын Тильды. Он был немало изумлен, ибо они  с
Бензиорном были уверены, что Гринц тоже погиб во время  облавы.  И  вот  уже
шесть лег Джарвас пытался взять на себя роль отца, что было весьма  нелегко,
поскольку после смерти  матери  Гринц  привык  сам  о  себе  заботиться.  Он
по-прежнему оставался скрытным и недоверчивым, как зверек. Эми, может  быть,
и сумела бы его  приручить,  но  она  вышла  замуж  за  Яниса,  предводителя
контрабандистов, и жила далеко отсюда, в их тайной гавани.  Джарвас  слышал,
что она счастлива, но Эми уже давно не показывалась в Нексисе.  Он  не  стал
сообщать ей, что Гринц нашелся, считая, что у нее и без того хватает  забот.
Кроме того, он предполагал, что Эми уже забыла о Гринце.
   Учиться торговому делу Гринц отказался и оставался верен своей  воровской
профессии. Не помогали ни наказания, ни уговоры. Если  Джарвас,  отчаявшись,
поколачивал  его,  Гринц  просто  угрюмо  исчезал  на  несколько  недель   и
возвращался в приют только в самом крайнем случае и то, как  правило,  из-за
Воина. По натуре, впрочем, он вовсе  не  был  дурным  -  иначе  Джарвас  без
малейших колебаний забыл бы о  его  существовании.  Но  удивительно,  что  в
Гринце не было и намека на испорченность. К воровству  он  относился  как  к
обычной работе, поскольку другой не знал, и гордился  своим  мастерством,  а
также независимостью, которую оно ему давало.
   Джарвас, пожалуй, смирился бы с тяготами опеки над трудным подростком, но
ненависть его подопечного к властям вызывала у него тревогу. Когда на  смену
Ваннору пришел Пендрал,  излюбленный  образ  жизни  Гринца  стал  смертельно
опасным, а год назад  случилось  нечто  такое,  отчего  ненависть  Гринца  к
Пендралу разгорелась с необыкновенной силой. Солдаты  убили  Воина.  Патруль
узнал Гринца, была погоня, и Воин, уже  старый  десятилетний  пес,  не  смог
угнаться за хозяином.
   После этого происшествия Гринц буквально окаменел от горя. Он отказывался
от еды, не мог спать, ни с кем не хотел разговаривать.  Воин  был  для  него
всем - семьей, сообщником, защитником и товарищем. Несколько дней  Гринц  не
двигаясь просидел в своей комнате, невидящими глазами глядя перед  собой,  а
потом  исчез.  Встревоженный  Джарвас  организовал  поиски,  но   они   были
безрезультатны. Наутро Гринц так же неожиданно возвратился -  и  Джарвас  не
узнал его. От прежнего мальчика не осталось и следа. Руки его были в  крови,
а взгляд стал холодным и жестким. Он никому не сказал, что с  ним  было  той
ночью, но никто не  удивился,  узнав,  что  одного  из  стражников  нашли  в
тенистой аллее с перерезанным горлом.
   После этого Гринц стал  еще  более  нелюдимым,  редко  улыбался  и  почти
никогда не смеялся. Кражи, которые раньше были для него чем-то  вроде  игры,
теперь  превратились  в  серьезное  дело,  и  над  ним  нависла   нешуточная
опасность. Если до сих пор он воровал лишь столько, сколько требуется на еду
и одежку, то сейчас потрошил кошельки и дома богатых  купцов  с  невероятным
размахом - и к тому же начал играть  на  большие  деньги.  Поначалу  Джарвас
решил, что он копит на что-то, но на что? Что он хочет себе купить?  Друзей?
Безопасность? Новую жизнь, лишенную Нищеты и страданий?  Только  теперь  ему
стало ясно, что Гринц таким образом готовился  к  вчерашней  краже.  Пендрал
лишил парня всего, что он любил, и Гринц хотел отомстить.
   Джарвас содрогнулся. Бедный Гринц! Конечно, за ним было много грехов, но,
украв бриллианты, он перестал быть обычным  вором.  Обычных  воров  прилюдно
пороли или  отправляли  на  восстановительные  работы  в  разрушенные  части
города, однако Гринцу на это нечего было надеяться.
   За такое преступление полагалась только одна кара, и если  он  арестован,
то ему завтра же отрубят руки.
   Добравшись до гарнизона, Джарвас запыхался и обливался потом, но  не  мог
позволить себе передышку. Его уверенность в том, что Гринца схватили,  росла
с  каждой  минутой.  По  утрам  на  воротах  гарнизона   вывешивали   список
арестованных накануне преступников, и хотя Джарвас боялся увидеть среди  них
имя Гринца, неизвестность была еще тяжелее.
   У ворот уже толпились люди. Кто-то негромко плакал, другие с  безопасного
расстояния выкрикивали проклятия и  оскорбления  в  адрес  двух  стражников,
призванных следить за порядком. Джарвасу вдруг расхотелось подходить  ближе,
но, обругав себя трусом, он все же подошел к белому листку, пришпиленному  к
дубовой створке.
   Сегодня имен было мало -  и  Гринц  среди  них  не  упоминался.  Чувствуя
несказанное облегчение и слабость в усталых ногах, Джарвас выбрался из толпы
и побрел к "Невидимому единорогу". Если бы он так не  устал,  то  непременно
пустился бы в пляс.
   Таверна, как всегда, поражала опрятностью и чистотой. Чистые окна,  новые
ставни, яркие краски, тепло и уют. При прежнем владельце такого не было и  в
помине. За новенькой деревянной стойкой, приветливо улыбаясь, стоял  старина
Харгорн.
   В "Единороге", несмотря на ранний  час,  было  довольно  людно.  Утренние
завсегдатаи - купцы, ремесленники и  солдаты  из  гарнизона,  сменившиеся  с
караула, - уже вовсю лопали завтрак. Таверна была в городе одной из наиболее
популярных,  а  Харгорн,  несмотря  на  почтенный  возраст,  имел  репутацию
человека, умеющего позаботиться как о  себе,  так  и  о  посетителях.  После
исчезновения Волшебного Народа он оставил военную службу и  решил  содержать
таверну на пару - с кем бы вы думали? - с прежней кухаркой Ваннора Геббой.
   Харгорн и  Гебба  казались  абсолютно  несовместимыми  любому,  кто  хоть
мало-мальски  знал  эту  парочку.  Как  мог  здравомыслящий,  обстоятельный,
молчаливый  солдат  сговориться  с  болтливой,   вспыльчивой   и   суетливой
поварихой? Как  могла  такая  домашняя,  чистоплотная  женщина  терпеть  его
солдатские замашки? И тем не менее это, поначалу сугубо деловое, партнерство
становилось все крепче и постепенно перерастало уже в нечто совсем иное.
   Харгорн всегда пользовался любовью и  уважением  у  солдат  гарнизона  и,
кроме того, всю жизнь был большим специалистом по элю,  а  Гебба  не  только
сумела создать в таверне уютную домашнюю  обстановку,  но  еще  и  встречала
каждого посетителя с поистине материнской заботой, не говоря уж о  том,  что
блюда, которыми она их угощала, были превыше всяких  похвал.  Неудивительно,
что в городе говорили, что если где сейчас и можно встретить радушный прием,
так это в "Единороге".
   Харгорн был добрым другом Джарваса, и к тому  же  в  его  таверне  всегда
можно было  услышать  последние  сплетни  и  слухи.  Если  о  Гринце  что-то
известно, мимо ушей Харгорна это не проскользнет. Джарвас подошел к  стойке,
и в этот момент из задней двери появилась Гебба, бледная, словно только  что
увидела привидение. Ухватив Харгорна за руку, она притянула его  к  себе  и,
привстав на цыпочки, что-то зашептала ему на ухо.
   От Джарваса не ускользнуло, что лицо его друга, уже принявшее  обычное  в
такие  минуты  выражение  мужественно   переносимого   страдания,   внезапно
переменилось. Харгорн покраснел  и,  судя  по  нему,  пришел  в  неопесуемое
волнение.
   Он отшатнулся, как от удара, и Джарвас на  мгновение  даже  испугался  за
старика. Впрочем, Харгорн быстро совладал с собой,  но  выражение  дурацкого
восторга, сменившее волнение, насторожило Джарваса еще больше. Харгорн сгреб
Геббу в охапку и закружил по комнате, невзирая на  возмущенные  попискивания
поварихи. Посетители заулыбались; кто-то даже зааплодировал.  Харгорн,  сияя
как новенький золотой, осторожно поставил Геббу и повернулся к клиентам.
   - Чего уставились? - грозно спросил он, и все как один уткнулись  в  свои
тарелки. Ссориться с владельцем столь  замечательного  заведения  никому  не
хотелось.
   Когда  Харгорн  подозвал  молоденькую  служанку  и  попросил,  чтобы  она
заменила его за стойкой, Джарвас вспомнил, зачем он сюда пришел.
   - Эй, Харгорн, погоди! - крикнул он, бросаясь за ним.  Харгорн,  все  еще
обнимающий одной рукой Геббу, обернулся и нетерпеливо вздохнул.
   - Не сейчас, Джарвас. Ты разве не видишь, что я занят?
   - Но...
   - Я сказал - не сейчас! Твое дело может и  обождать.  Саллана  даст  тебе
выпить, а Гебба принесет завтрак. Я вернусь через пару минут.
   - Да пропади он пропадом, твой  завтрак!  Ты  можешь  хотя  бы  выслушать
человека? Гринц украл бриллианты господина Пендрала, и теперь парня  повсюду
ищут!
   Улыбка ветерана слегка померкла, но он, казалось, ничуть не удивился.
   - Ну что ж, я давно предполагал, что твой недоумок выкинет  что-нибудь  в
этом роде.
   - Дьявольщина, и это  все,  что  ты  мне  можешь  сказать?  -  разозлился
Джарвас.
   Улыбка опять вернулась к Харгорну.
   - То, что я могу сказать, - это одно, а  то,  что  могу  сделать,  -  это
другое. И перестань дергаться, сделай милость. Ты и так не красавец, да  еще
рожи корчишь. Закрой рот и иди за мной.
   Кипя от злости, Джарвас пошел за  Харгорном  в  маленькую  гостиную,  где
жарко пылал камин и стояли уютные кресла. Едва Джарвас переступил порог, как
его чуть не сшиб какой-то высокий человек, который стремительно  метнулся  к
двери и сжал старого солдата в могучих объятиях. Джарвас поразился тому, что
Харгорн не вышвырнул сразу же неучтивого гостя из дома,  и  совсем  обомлел,
когда высокий человек при ближайшем рассмотрении оказался женщиной, одетой в
одежду воина. И Харгорн, которого никто никогда не мог обвинить  в  излишней
чувствительности, обнимал эту женщину, смеясь и плача одновременно.

***

   - Девочка, свет моих очей, вот уж не думал, что снова тебя увижу! И Анвар
здесь! Вы знаете, я спорил с Парриком на пятьдесят монет, что вы  вернетесь,
- и оказался прав! -  При  упоминании  о  начальнике  кавалерии  Харгорн  на
мгновение погрустнел и обвел  глазами  комнату  в  надежде,  как  догадалась
Ориэлла, увидеть Мару. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Харгорн  ее
перебил:
   - Ты ужасно выглядишь, Ориэлла! - воскликнул он и  потащил  волшебницу  к
креслу перед камином. - Я имею в виду - ужасно уставшей. Давай присядь,  моя
милая. Передохни, пока я не засыпал тебя вопросами. На-ка вот моего  лучшего
в городе эля!
   Рухнув в кресло, Ориэлла вытянула ноги к огню и прикрыла  глаза.  Взяв  в
руки большую глиняную кружку с элем, она почувствовала себя моряком, который
вел корабль через бурю и вошел наконец в тихую гавань.
   Выбрались они только благодаря Гринцу. Финбарр еще не пришел  в  себя,  а
Форрал и волшебница, каждый на свой лад, переживали убийство солдат. Так что
инициативу перехватил вор. Он вывел их  из  Академии  через  канализацию,  а
потом повел своими тайными путями,  закоулками  и  пустырями,  по  крышам  и
гребням стен к Харгорну. В "Единорог" они  проникли  через  черный  ход,  до
полусмерти напугав Геббу.
   Ориэлла сделала большой глоток душистого эля.  На  другом  конце  комнаты
Гринц выслушивал нотации какого-то человека с на редкость некрасивым  лицом,
а Форрал пытался убедить своего старинного друга, что, несмотря на внешность
Анвара, он все-таки не Анвар. Волшебница  была  рада,  что  все  нашли  себе
занятие и оставили ее в покое. Она  невыразимо  устала  и  терзалась  муками
совести. Убийство в туннеле перечеркивало всю ее жизнь до этого дня. Так мог
поступить Миафан, так могла поступить Элизеф, но только не она, Ориэлла! Она
вспомнила, как убила ничего не подозревающих гарпунщиков на  корабле,  когда
те пытались загарпунить Левиафана.  В  результате  она  не  удержала  щит  и
открылась перед Миафаном.  Какая  расплата  ждет  ее  на  сей  раз?  Ориэлла
содрогнулась. Ей страшно было даже подумать об этом.
   Всего печальнее было то, как к этому отнесся Форрал, -  а  кому,  как  не
ему, опытному солдату, было понять, что она действовала вынужденно. Кто  дал
ему право ее осуждать?
   - Он еще никогда не видел, чтобы  ты  применяла  такую  ужасную  силу,  -
внезапно прозвучал у нее в голове мысленный голос Шиа.  -  Ты  старалась  не
пускать  магию  в  вашу  совместную  жизнь,  и  теперь  он  поражен.  Только
однажды... - Голос пантеры зазвучал озадаченно. -  Он  помнит  один  случай,
связанный  почему-то  с  дождем,  -  и  тогда  он  тоже  отчего-то  на  тебя
рассердился. Но сейчас он больше сердится  на  себя,  потому  что  испугался
твоей магии, хотя и знал, что ты  не  могла  поступить  иначе.  Двуногие!  -
добавила Шиа с презрением. - Живи я хоть тысячу лет, все  равно  мне  их  не
понять!
   - Погоди-ка минутку. - Ориэлла строго посмотрела на пантеру. - Откуда  ты
все это знаешь? Шиа отвела взгляд и ответила не сразу.
   - А ты как думаешь? Этот двуногий  украл  тело  Анвара  -  вместе  с  его
способностями. Этот дурак о них не догадывается - ну и, понятно,  не  знает,
как скрывать свои мысли. Удивительно, что ты их не слышишь...
   - Что? - перебила ее Ориэлла. - Ты хочешь сказать, что шпионишь за ним?
   - Да, шпионила и буду шпионить! - упрямо ответила Шиа. - Может  быть,  ты
ему веришь, но у меня свое мнение на этот счет.
   Волшебница  заглянула  в  желтые  глаза  подруги  и  поняла,  что  ее  не
переубедишь. А кроме того, может быть, Шиа не так уж и ошибается?
   - Ориэлла, а где же Мара? - прервал ее размышления голос Харгорна.
   - Она благополучно вернулась в мир вместе со  мной,  но  их  с  Д'Арваном
похитили фаэри. - Ориэлла понимала, что не стоит даже  пытаться  утаить  или
смягчить жестокую правду.
   Харгорн судорожно сглотнул.
   - Я пойду ее искать, - ровным голосом проговорил он. - Сначала  Ваннор  и
Паррик, теперь еще Мара - я просто обязан попытаться. Даже если я  не  сумею
их выручить, все равно мы будем хотя бы вместе.
   Волшебница положила руку ему на плечо.
   - Еще успеешь, - тихо сказала  она.  -  Хеллорин  не  причинит  вреда  ни
Д'Арвану, ни Маре, в этом я  уверена.  А  если  в  ближайшее  время  они  не
вернутся, я сама отправлюсь туда. Мне о многом нужно потолковать с  Владыкой
фаэри.
   Гебба не присутствовала при этих разговорах. Бросив испуганный взгляд  на
Шиа с Хану, она сразу же убежала на кухню. "Хорошо бы, - подумала Ориэлла, -
эта женщина догадалась дать нам поесть и согреть воду  для  ванны".  Она  не
знала Геббы! Повариха давно уже обо всем позаботилась.

***

   Форрал  обнаружил,  что  его  надежды  добиться  сочувствия  у   Харгорна
оказались напрасными. Пока Ориэлла нежилась в  ванной,  он  поведал  старому
воину о том, что  случилось  в  туннеле,  и  реакция  Харгорна  была  весьма
неожиданной.
   - Что бы ты там ни говорил, Форрал, - спокойно сказал он, - я  думаю,  ты
просто дурак. Честно сказать, не понимаю, чего ты так  взвился.  Ты  же  сам
говоришь, что этих солдат ни в коем случае  нельзя  было  отпускать.  Смерть
есть смерть - и какая разница, придавила их потолком Ориэлла или ты  порубил
их в капусту своим мечом?
   - Разница в том, что это магия, - втолковывал ему меченосец. - Неужели ты
не понимаешь: она лишила этих людей права защищаться.  Они  даже  не  успели
понять, чти случилось. Ориэлла ступила на скользкую дорожку.  Она  поступает
точно так же, как поступают ее враги.
   - А ты, я вижу, решил, что она  сама  об  этом  не  знает?  -  усмехнулся
Харгорн. - На  ней  лица  нет,  и,  насколько  я  знаю  Ориэллу,  она  будет
продолжать казнить себя, даже когда ты ее простишь, - Он вздохнул. - Форрал,
ты слишком долго отсутствовал. Мне сдается, что ты придумал себе некий идеал
Ориэллы, которого никогда не существовало в  действительности.  Ты  не  хуже
меня знаешь, что на войне часто приходится совершать поступки,  которыми  не
пристало гордиться. А  Ориэлла  ведет  войну  -  изнуряющую,  нечеловеческую
войну, в  которой  не  бывает  генеральных  сражений,  и  многое  происходит
незаметно для нас, смертных. Я не утверждаю, что  она  поступила  хорошо,  и
согласен, что это действительно тревожный знак. Но пока это не вошло у нее в
привычку, особенно переживать нечего. Я думаю, сегодня она получила  хороший
урок.
   Форрал было открыл рот, чтобы возразить, но Харгорн не дал  ему  и  слова
сказать:
   - А теперь послушай. Ты твердишь, что разочаровался в  Ориэлле.  Как  же,
должно быть, она разочаровалась в тебе! Когда ей бывало  плохо,  она  всегда
могла на тебя положиться.  Но  теперь  ты  вдруг  возникаешь  из  небытия  и
начинаешь ее судить, когда ей нужна помощь. Впрочем, она и без тебя  неплохо
справлялась - не это ли тебя беспокоит?
   Форрал насупился.
   - Слушай, ты...
   - Нет, это ты меня послушай! Вместо того чтобы  на  меня  рычать,  ты  бы
лучше мозгами раскинул. И ради всего святого,  прекратите  вы  эту  ссору  -
если, конечно, была ссора. Ты нужен ей, Форрал, нужен, как никогда раньше, и
будешь ей куда полезнее, если помиришься с ней.
   Форрал вздохнул:
   - Может, ты и прав. Но ответь мне, откуда в тебе, старом пивном  бочонке,
столько мудрости? Харгорн усмехнулся:
   - Набрался от Дульсины, супруги Ваннора. Пока мы  жили  в  Долине.  -  Он
печально покачал головой. - Когда  фаэри  похитили  Ваннора,  в  ней  словно
что-то сломалось. Она жила у нас с Геббой какое-то время, а потом подалась к
Ночным Пиратам. Сейчас она там. Занна о ней заботится.

***

   Когда Ориэлла,  вытирая  мокрые  волосы,  вышла  из  каморки,  где  Гебба
устроила ванну, то увидела, что Харгорн уже вполне  освоился  с  Форралом  и
привык к его новому телу. Они негромко беседовали, явно получая удовольствие
от разговора. Ориэлла улыбнулась.
   Услышав ее шаги, Форрал обернулся, Харгорн ткнул  его  локтем  в  бок,  и
меченосец, встав, протянул к Ориэлле руки.
   - Прости меня, милая, что я обвинил тебя столь поспешно, -  сказал  он  и
потупился. - Я не подумал.
   Ориэлла подошла к нему, но вместо того, чтобы обнять, просто  пожала  ему
руку.
   - Помнишь нашу первую встречу, когда ты застал меня за игрой с  огненными
шариками? Что я тебе тогда сказала? Форрал ухмыльнулся:
   - Ха, как не помнить! Ты сказала, что это был крайний случай.
   - Вот и сегодня тоже был крайний случай. Я знаю, что поступила  плохо,  -
просто не смогла придумать ничего лучше. Форрал вздохнул:
   - Я понимаю, малышка. Но пожалуйста, не спеши в другой раз повторять этот
опыт. Вспомни, что было, когда я еще раз застал тебя за той же самой игрой.
   - Да уж! - фыркнула Ориэлла. - Тебе только дай повод. - И,  почувствовав,
что на сердце у нее  становится  легче,  она  вдруг  порывисто  обняла  его.
Потихоньку она начала привыкать к  мысли,  что  возвращение  Форрала  -  это
радость, хотя и продолжала сильно скучать по Анвару.
   "Если бы только они