По  словам  счастливчиков,  которым
довелось его увидеть, движения  бойцов  были  так  стремительны,  что  почти
неразличимы.  В  пылу  борьбы  Ориэлла  потеряла  счет  времени.  И   вдруг,
неожиданно, все кончилось. Форрал оказался распростертым на песке с  острием
Коронаха у самого горла.
   Зал замер в молчании, когда Ориэлла подняла свой меч, салютуя, и  тут  же
поникла в изнеможении, едва напряжение битвы покинуло ее. Опираясь  на  меч,
она протянула руку, чтобы помочь Форралу подняться. Глаза их встретились,  и
все слова, все чувства, которые так долго таились в их сердцах, промелькнули
в одном этом взгляде. Время недомолвок и осторожности прошло. Они больше  не
играли в прятки. Поддерживая друг  друга,  они  в  обнимку  покинули  арену.
Толпа, словно освобожденная от заклятия,  вскочила  на  ноги  и  разразилась
громовыми приветствиями. Ориэлла и Форрал обменялись изумленными  взглядами.
Они совсем забыли о зрителях.
   Не говоря ни слова, они отправились  в  комнаты  Форрала,  и  прежде  чем
успела захлопнуться дверь, оказались в объятиях друг  друга.  Они  упали  на
пол, не замечая ни крови, ни пота, ни грязи.  От  прикосновений  Форрала  по
коже девушки пробегала сладкая дрожь. Он сорвал  с  нее  пропитанную  кровью
одежду, потом разделся сам. Она вскрикнула только однажды, когда он  впервые
вошел в нее, и стиснула  плечи  воина,  так,  что  остались  синяки.  Форрал
стонал, его тело напрягалось и вздрагивало. Он столько лет  мечтал  об  этом
мгновении, что не мог больше медлить. Потом он снова расслабился,  целуя  ее
глаза, шею, губы.  Ориэлла  застонала,  все  еще  напряженная,  ожидающая...
Сильные руки ласкали ее грудь, живот, бедра. Он снова вошел в нее, и на этот
раз  они  были  вместе,  а  страсть  их  была  крепкой,  жгучей  и  сильной,
подкрепленной глубокой радостью обновления старой любви.
   Они лежали в объятиях друг друга, и обыденный мир постепенно  возвращался
к ним. Ориэлла трепетала. Только что она пережила  самое  важное  событие  в
жизни женщины, и Форрал любит  ее.  И  не  как  маленькую  девочку,  которую
когда-то нашел в лесу, а как женщину. Она чувствовала, что изменилась, но  и
Форрал тоже не  остался  прежним.  Ориэлла  ощутила  безотчетную  неловкость
оттого,  что  этот  мускулистый  волосатый  человек  -  ее   любовник.   Они
повернулись друг к другу, его лицо осветилось нежностью, и он снова стал тем
Форралом, которого она всегда любила и которому доверяла.
   - О, любимая, - пробормотал он. - Если бы ты только знала...
   Ориэлла протянула руку и коснулась его лица.
   - Я знала, еще когда была  маленькой  девочкой.  И  сказала  тебе  тогда,
помнишь?
   - Ага, сказала. Правда, тогда я принял  это  за  детскую  фантазию.  Я  и
представить себе не мог, что ты такая упрямая. И ты  настоящий  боец!  Боги,
как я гордился тобой сегодня!
   - Ты же сам был моим учителем, Форрал, а теперь научил меня кое-чему еще,
- глаза ее блеснули. - Как ты думаешь, кто победил на этот раз?
   - Ведьма, - рассмеялся Форрал. - А как думаешь ты?
   - Я думаю, - счастливо пробормотала  Ориэлла,  -  это  была  ничья,  -  и
поцеловала его.
   Они смыли с себя кровь и пыль, а потом занялись  своими  ранами.  Сегодня
Ориэлле не хотелось прибегать к магии. Здесь действовали чары другого  рода,
и каждый шрам был дорог ей.
   Раны оказались пустяковыми, но теперь, когда на  них  обратили  внимание,
они заныли. Кроме того, Ориэлла сначала покрылась потом в поединке, а  потом
занималась любовью на холодном полу. Но это было неважно, потому что  Форрал
снова ласкал ее и восхищенно смотрел  ей  в  глаза.  Для  девушки  это  было
подобно  возвращению  домой  после   долгой   дороги,   казалось   настолько
естественным, чудилось, словно прежде она никогда не жила по-настоящему.
   Они уже были готовы пойти дальше, но тут их  прервал  отрывистый  стук  в
дверь. Форрал выругался и пошел открывать. За дверью никого не оказалось, но
на пороге стоял огромный  поднос,  уставленный  блюдами  и  напитками.  Воин
перенес его на стол, и Ориэлла заметила  записку,  прислоненную  к  фляге  с
вином. Форрал развернул ее и разразился смехом.
   - Я мог бы догадаться! - Он протянул записку Ориэлле, и та  сразу  узнала
убористый и аккуратный почерк Мары: "Как раз вовремя!"
   Перекусив, они решили проверить, можно ли любить  друг  друга  на  чистых
простынях.  Сумерки  застали  их  сидящими  на  постели  и   прихлебывающими
персиковый бренди, а через распахнутые окна доносился резкий  голос  Мары  -
она муштровала на парадном плацу злополучных  новобранцев.  Ориэлла  сделала
глоток золотистой жидкости, и нежное тепло разлилось по ее телу, усилив жар,
горевший внутри. Вспомнив кое о чем, девушка повернулась  к  Форралу.  Лучше
всего открыто обсудить все это сейчас.
   - Почему ты начал пить? - спросила она.
   Форрал чуть не выронил стакан. Его лицо стало виноватым.
   - Кто тебе сказал?
   - Мара. Она беспокоится, Форрал. Я тоже.
   - О боги, неужели мой заместитель должен знать все? Когда вы  вдвоем,  от
вас спасу нет.
   - Это потому, что мы тревожимся за тебя, - мягко сказала Ориэлла.
   Форрал обнял ее одной рукой.
   - Знаю, любовь моя, и прошу прощения. Мужчина огрызается, когда понимает,
что поступал как дурак. Это было просто.., ну.., это было из-за тебя.
   - Из-за меня? Он кивнул.
   - Не знаю, когда я перестал думать о тебе как о  ребенке,  но  когда  это
произошло... Знаешь, у меня раньше бывали женщины...
   - О, - в голосе Ориэллы зазвучали опасные нотки. Меньше всего ей хотелось
сейчас говорить о его бывших любовницах.
   - Но ненадолго, - поспешно прибавил Форрал, ероша  ей  волосы.  -  Ну,  в
общем, как бы там ни было, я знал, что ты чувствуешь то же самое.
   Я пытался избежать того, что случилось - для твоего же блага, - но  знал,
что причиняю тебе боль. Мне тоже было больно - вот я и начал пить.
   - Ну а почему ты мне ничего не сказал? - настаивала Ориэлла.  -  Подумай,
сколько времени мы потеряли! Форрал вздохнул.
   -  Послушай,  давай  поговорим  об  этом  в  другой  раз.  Сегодня  такой
счастливый день, и я не хочу омрачать его.
   - Нет, - упрямо сказала Ориэлла. - Я хочу знать. Ты  сам  сказал,  что  я
больше не ребенок. Это как-то связано с тем дурацким запретом? Просто я  уже
думала о нем, и меня это не  волнует.  Если  понадобится,  мы  можем  просто
уехать куда-нибудь. Миафан не правит всем миром!
   - Да нет, дело не в  Миафане,  хотя  и  с  ним  у  нас  будет  достаточно
неприятностей. Но есть кое-что, о чем ты не подумала. - Лицо  Форрала  вдруг
стало очень серьезным. - Ты волшебница, Ориэлла.  Если  тебя  не  убьют,  ты
можешь жить, сколько пожелаешь. Другое дело - я: я смертный  и  мне  уже  за
сорок. Даже если я переживу все опасности воинской жизни, то как ты думаешь,
много ли мне еще осталось? Я молчал потому, что люблю тебя и скоро  умру,  и
мне тяжело думать о том, что ты останешься одна со своим горем.
   Ориэлла похолодела.  Она  никогда  не  задумывалась  о  том,  что  Форрал
смертей. Она в ужасе смотрела  на  него,  и  вдруг  все  вокруг  исчезло,  и
скользкое щупальце леденящего ужаса вновь  коснулось  ее,  подобно  мрачному
предостережению. Черты любимого  лица  затуманились,  оно  стало  бледным  и
неподвижным, а веки сомкнулись в смертельном сне.
   -   Нет!   -   Собственный   пронзительный   крик   вернул   Ориэллу    к
действительности. Видение исчезло, и, всхлипывая, она  бросилась  в  объятия
Форрала.
   Воин крепко прижал ее к себе, и сила  его,  казалось,  передается  и  ей.
Девушка выпрямилась,  вытерла  глаза  и  привычным  жестом  упрямо  выпятила
подбородок.
   - Если горе - цена нашей любви, - сказала она, - я согласна заплатить ее.
Быть может, не с радостью, но сполна. Я люблю тебя, Форрал. Я ждала  слишком
долго, и не хочу тебя терять. Но даже Волшебный Народ не живет  вечно.  Быть
может, мы расстанемся на время, но  однажды  я  найду  тебя  в  запредельных
мирах, обещаю. И если мне все равно придется бороться с Миафаном, так почему
бы не потягаться и со смертью?
   В глазах Форрала стояли слезы, но он улыбнулся.
   - Моя воительница, - грубовато пробормотал  он.  -  Я  счастлив,  что  мы
вместе.
   - Всегда. И еще долго будем! Форрал обнял ее.
   - Не завидую тому, кто попробует встать между нами. И еще кое-что, любовь
моя. Когда я умру...
   - Не говори этого! - воскликнула Ориэлла.
   - Всего один раз, - твердо продолжал Форрал. - И прошу тебя запомнить то,
что я сейчас скажу. Ты еще не знаешь, что такое горе,  но  я  знаю,  и  хочу
предостеречь тебя. Когда я умру, ты, быть  может,  захочешь  последовать  за
мной. Не делай этого. Природа одарила тебя долголетием,  Ориэлла,  и  многим
другим в придачу. Отвергнуть эти дары - величайший грех. Я не  смогу  любить
тебя, если буду знать, что этим лишаю тебя будущего. Нет, любовь моя,  когда
я уйду, я хочу, чтобы ты нашла кого-то еще, и была счастлива.
   - Как я могу? - горько возразила Ориэлла. - И как можешь ты требовать  от
меня такого?
   - Могу, потому что я люблю тебя, и не хочу,  чтобы  ты  шла  сквозь  годы
одна. Это было бы очень глупо и несправедливо. Я  знал  людей,  которые  всю
жизнь прорыдали на могиле своих любимых.., но я  буду  с  тобой  повсюду,  я
останусь в твоем сердце. И если застукаю тебя у своей могилы, я..,  я  нашлю
на тебе дождь, вот увидишь!
   Ориэлла улыбнулась сквозь слезы, и они заговорили о более светлых  вещах.
Но девушка сохранила в сердце  слова  воина.  Теперь  она  чувствовала  себя
старше и печальнее, и вместе с тем сильнее и решительнее, чем раньше. Любовь
к Форралу стала горькой, но безгранично дорогой именно теперь, когда девушка
ощутила ее мимолетность.

***

   Весь день Миафан думал об Ориэлле, и когда она вошла к нему рука об  руку
с Форралом, он сразу понял, где она была и почему. Форрал не поклонился.
   - Владыка, - спокойно произнес он. - Мы с Ориэллой любим друг друга.
   Эти слова выскочки-смертного, как бичом,  хлестнули  Миафана.  Он  бросил
взгляд на Ориэллу: лицо ее было бледным, но взгляд - непреклонным.  И  тогда
маг обрушил свою ярость на Форрала:
   - Соблазнитель! - шипел он, и голос его дрожал  от  гнева.  -  Нарушитель
закона! Осквернитель!
   - Что? - Ориэлла вспыхнула. - Ты смеешь обвинять Форрала, когда...  -  Не
договорив, она бросила косой взгляд на воина, и Миафан заметил, что  девушка
старается взять себя в руки.
   "Ага, - подумал он. - Так значит, она ему не сказала".
   - То, что вы сделали - строжайше запрещено! - рявкнул он.
   - Ну и что? - возразила Ориэлла. - Этот запрет - еще не закон. В  Кодексе
магов его нет. Это простая рекомендация, данная из практических соображений.
Если мы с Форралом знаем, на что идем, то при чем здесь ты?
   Миафан был вне себя от гнева.
   - Это скандал на весь город! Как ты смеешь  позорить  Волшебный  Народ  и
меня?
   - Это не так, Миафан, - вмешался Форрал. - После засухи люди  смотрят  на
Ориэллу иначе, чем на остальной Волшебный Народ. Они видят  ее  со  мной,  в
гарнизоне, и  по  правде  сказать,  относятся  к  ней  куда  терпимее,  чем,
например, к тебе. Мои люди давно считают ее своей, и воины быстро покончат с
досужими разговорами. Ваннор тоже  от  нее  без  ума,  так  что  со  стороны
торговцев неприятностей не будет...
   - Так будут неприятности со стороны Волшебного Народа! - бушевал  Миафан.
- Я уничтожу тебя, Форрал. Я вышвырну тебя из Совета! Вон из города...
   Форрал холодно улыбнулся.
   - Я так не думаю.  Верховный.  Видишь  ли,  ты  больше  не  контролируешь
военный голос в Совете, и тебе, должно быть, будет интересно узнать,  что  я
уже назначил преемника, на случай, если со мной что-нибудь случится.  Знаком
ли ты с Марой, моей заместительницей? Уж не знаю  почему,  но  ее  вовсе  не
прельщает идея отдать город на откуп Волшебному Народу.  Уж  с  ней-то  тебе
придется повоевать в Совете! Ваннор ждет не дождется этого.
   - Но.., но ты не мог этого сделать! - пробормотал Миафан.
   - Почему же нет? - Форрал усмехнулся. - Ваннор поддержал мою кандидатуру,
и мы занесли ее в официальные бумаги.
   Миафан был ошеломлен. Он шагнул к Форралу, намереваясь  погрузить  его  в
вечное забвение, но Ориэлла быстро встала между ними и резко взметнула вверх
руку. Воздух заискрился, и перед Верховным вырос  магический  щит.  На  лице
девушки читалась неприкрытая ненависть.
   - Только попробуй, Миафан, -  прорычала  она.  -  Я  не  зря  была  твоей
ученицей. Посмотрим, чему ты меня научил!
   Она  говорила  всерьез.  Миафан  приблизился  к  грани,  за  которой  мог
полностью ее потерять, и все его бережно взлелеянные планы грозили  рухнуть.
Но Верховный Маг воспитал в себе  многолетнюю  привычку  к  притворству,  и,
будучи искусным интриганом, понимал, какую совершил ошибку,  когда  позволил
своей похоти выйти наружу. С чего он  взял,  что  стоит  лишь  завладеть  ее
телом, как и сердце ее будет принадлежать ему? Безмозглый дурак! Это  же  не
простая смертная девка, которую можно ослепить силой и  властью.  И  теперь,
из-за его неуклюжей поспешности, он толкнул ее прямо в руки - ив  постель  -
это грязного наемника. Ну что ж, приходится  расплачиваться  за  собственную
глупость.
   Миафан знал, что должен снова завоевать доверие Ориэллы -  и  ради  этого
ему придется поступиться своей гордостью. Дрожа от напряжения, он  справился
с собой и даже изобразил нечто похожее на раскаяние.
   - Ориэлла, пожалуйста, прости меня. Я действительно сожалею - обо всем. Я
вел себя ужасно, и я хочу искупить это.  Прими  мои  глубочайшие  извинения,
Форрал. Мне давно уже пора привыкнуть, что Ориэлла так к тебе  относится.  -
Он вздохнул. -  Не  могу  сказать,  что  одобряю  это  -  но  я  люблю  свою
воспитанницу и ценю твою службу.  Если  вы  действительно  все  взвесили,  я
должен смириться. Будьте счастливы, столько, сколько сможете.
   Он закончил, но Ориэлла по-прежнему недоверчиво смотрела  на  него  и  не
опускала щита.
   - Моя дорогая, прошу тебя, - Миафан даже пустил слезу. -  Не  будь  такой
жестокой. Я погорячился, но  я  скорее  откажусь  от  всего,  чем  соглашусь
потерять твое доброе расположение. Клянусь своей магией, я принимаю и уважаю
твое решение.
   - Благодарю тебя. Владыка. - Ответ был произнесен спокойно, но с заметным
оттенком облегчения. Ориэлла  расслабилась  и  наконец  опустила  свой  щит.
Однако если раньше она бросилась бы обнять его, то теперь осталась на месте,
положив руку Форралу на плечо.  Миафан  скрипнул  зубами,  борясь  с  волной
страстного желания, захлестнувшего его. Боги, когда он наконец  возьмет  ее,
это унижение будет оплачено сторицей...
   Ориэлла с Форралом были уже достаточно далеко, когда Верховный дал  выход
своему гневу взрывом такой силы, что башня содрогнулась до самого основания.
Он прошел по дымящемуся ковру, пинками расшвыривая во  все  стороны  обломки
мебели, и  нажал  почерневшую  панель.  Часть  стены  со  скрипом  отъехала,
открывая потайную нишу. Миафан запустил туда руку и  достал  золотой  кубок.
Усевшись на единственный уцелевший стул, он рассеянно поглядел  на  улицу  и
нежно погладил  красивый  металл,  покрытый  искусной  чеканкой.  Чаша  была
неглубокой, но широкой, с тонкой золотой ножкой и массивным основанием.
   Она гудела от внутренней силы - силы такой древней  и  мощной,  что  даже
воздух вокруг вибрировал. Миафан улыбнулся. Еще не все потеряно - в  пещере,
открытой Финбарром, он нашел этот бесценный предмет  и  тайно  похитил  его,
прежде чем чашу могли обнаружить остальные. Впрочем, никто, кроме Верховного
Мага, не знал, что это такое.
   В темные годы, наступившие вслед за Катастрофой, большая часть истории  и
преданий древнего Волшебного Народа была утрачена. От сияющей Прошлой  Эпохи
остались лишь разрозненные красочные легенды, настолько искаженные временем,
что правду невозможно было отличить  от  выдумок  менестрелей  и  бабушкиных
сказок. Однако теперь Миафан знал, что по крайней мере одна легенда не  лжет
- та, в которой говорится о  четырех  могущественных  магических  Талисманах
четырех Стихий - об Арфе Ветров, Жезле Земли, Пламенеющем Мече и Чаше Жизни.
И хотя сейчас Чаша приняла форму золотого  кубка,  Миафан  был  уверен,  что
держит в руках ее воплощение, возможно, специально измененное, чтобы сокрыть
Древний Талисман. У него не было никаких сомнений, что  в  кубке  содержится
сила Чаши и что со временем он научится повелевать ею.
   Глаза Миафана горели. Дайте только срок -  и  горе  тому,  кто  осмелился
перечить Владыке! Ориэлле, Форралу, Ваннору -  и  Анвару,  этому  проклятому
выродку, который посмел помешать ему, когда он был так близок к своей  цели.
Пусть радуются своей маленькой  победе!  Пусть  Финбарр,  как  слепой  крот,
копается в архивах и,  сам  того  не  подозревая,  снабжает  своего  Владыку
знаниями, которых ему пока недостает, чтобы подчинить весь мир  своей  воле.
Пусть  Ориэлла  жадно  совокупляется  с  этим  трижды  проклятым  похотливым
солдафоном  в  счастливом  неведении  о  судьбе,  которую  он,  Миафан,   ей
уготовил...
   Страх, подобно льдистому Клинку, кольнул сердце Миафана. Как  повторяется
история! Он подумал о Риа - такой сладкой, такой  податливой  -  и  вспомнил
отвращение, которое испытал, когда услышал, что ему  предстоит  стать  отцом
чудовища-полукровки. А вдруг это произойдет снова - с Ориэллой? Мысль о том,
что она может носить форралова ублюдка, поразила Миафана в самое сердце.  Ну
а если ребенок действительно родится чудовищем?  Это  будет  ему  только  на
руку, ибо такое создание вряд ли будет владеть магическими силами и вместе с
тем послужит живым наказанием этой парочке за их вероломство.
   Миафан сконцентрировался, кубок задрожал в его руках. Тщательно  подбирая
слова, он призвал на будущего ребенка Ориэллы великое несчастье.  Он  должен
будет принять образ  первого  зверя,  на  которого  взглянет  Ориэлла  после
рождения младенца.  Едва  Миафан  произнес  проклятье,  кубок  на  мгновение
вспыхнул холодным светом, и  раздался  звук,  напоминающий  раскат  далекого
грома. Сердце Верховного Мага победно затрепетало. Стало  быть,  эта  вещица
действительно чего-то  стоит!  Конечно,  надо  будет  еще  разобраться,  как
управлять ею, но в конце концов она принесет ему власть над миром  -  и  над
Ориэллой. А потом впереди у него будут бесконечные столетия, чтобы заставить
ее сполна заплатить за все.

Глава 12

КОНТРАБАНДИСТ

   Праздник Солнцеворота был на носу, но  Занна  считала,  что  праздничного
настроения в доме явно не хватает.
   Конечно,  во  всем  была  виновата  Сара.  Праздник  требовал  тщательной
подготовки, и  Хебба,  которая  годами  кормила  семью  Ваннора,  безупречно
рассчитала время и продумала все блюда до последнего  кусочка.  И,  конечно,
ничего удивительного, что решение Сары внести  в  меню  некоторые  изменения
вызвало у кухарки смешанное чувство ужаса,  гнева  и  растерянности.  Хозяин
дома отсутствовал. Кора недавно вышла замуж за богатого капитана и вместе  с
мужем переехала в порт Истхавена, и стало быть, расхлебывать эту  кашу,  как
всегда, пришлось Занне.
   Так как Хебба не могла доверить такое ответственное дело служанкам ("Что?
Послать туда этих вертихвосток, чтобы они проболтались там целый день?"), на
рынок пришлось отправиться  Занне  и  Дульсине,  домоправительнице,  которых
обезумевшая кухарка снабдила длинным списком деликатесов. В общем-то,  Занна
была даже рада улизнуть из дома - двое служанок уже были в слезах.  Конечно,
нельзя винить бедную Хеббу, но просто возмутительно, что  весь  дом,  и  она
сама в частности, должны прятаться по углам от разъяренной кухарки, а  Сара,
как обычно, благополучно  избежит  последствий  своей  безалаберности.  Хотя
Хебба и называла Сару за глаза "недотепой", ей совсем не хотелось  ссориться
с хозяйкой.
   Как всегда перед праздником. Большой Пассаж был забит народом, и  сначала
Занна даже обрадовалась толкотне.  Длинные