жно, снизу?
   Они стояли у подножия скалы, похожей на башню,  откуда  начиналась  тропа
(если это нагромождение камней и можно было вообще назвать тропой),  ведущая
в Палату Ветров.
   Эфировидец покачал головой.
   - Здесь, в ущелье, ветрам слишком тесно. К тому же для ясновидения вообще
очень важна высота. Там, наверху, воздух чище, и движение его свободнее.
   Ориэлла снова посмотрела на вершину скалы и вздрогнула. Против  воли  она
вспомнила страшную участь Боана. У нее закружилась голова,  и  волшебница  в
страхе вцепилась в куртку Анвара.
   - Не могу, - прошептала она. - Мне никогда туда не подняться.
   - Однако ясно, что высота тут ни при чем, -  заметил  Анвар.  -  Вспомни,
скала в Тайбефе была куда выше, не говоря уж о Башне драконов, но ты одолела
и ту, и другую. - Он обнял ее за плечи. - Ты ведь вспоминала сейчас о Боане?
   Волшебница виновато кивнула. И все же  это  замечательно,  подумала  она,
когда тебя так хорошо понимают.
   - Ты прав, - сказала она вслух. - Конечно, подъем тут опаснее,  но,  если
бы не случай с Боаном... - Внезапно она радостно вскрикнула и обняла Анвара.
- Ну, конечно! Спасибо, любимый, ты помог мне найти  выход.  Нам  совсем  не
обязательно туда карабкаться.  -  Она  полезла  в  карман  плаща  и  достала
костяной свисток для вызова  крылатых  воинов.  Откуда-то  издалека  донесся
пронзительный крик  -  свидетельство  того,  что  сигнал  услышан,  -  затем
захлопали крылья, и оба представителя Крылатого Народа приземлились рядом  с
Ориэллой. Двое оставшихся крылатых воинов были супружеской парой. Ибис  был,
пожалуй, чересчур высок для Крылатого Народа. У него  были  белые  крылья  с
черной каймой, а глаза смотрели серьезно и задумчиво.  Ясноглазая  Фалькона,
его жена, была маленькая, с быстрыми  движениями,  а  оперение  у  нее  было
коричневым.
   - Неужели опять смута? Вам нужна помощь? - одновременно спросили они.
   - Нет, смуты пока нет, но вашей помощи я  буду  очень  рада,  -  ответила
волшебница и показала на вершину скалы-башни. - Не могли бы вы поднять  меня
туда?
   Они с легкостью исполнили ее  просьбу,  ибо  расстояние  было  небольшим.
Ориэлла даже не заметила, как  оказалась  в  Палате  Ветров  на  продуваемой
ветрами каменной площадке. Эфировидец, который уже не  раз  проделывал  этот
трудный путь, вскоре должен был присоединиться к  ней.  Крылатые  носильщики
отправились за Анваром, а Ориэлла тем временем с  любопытством  осмотрелась.
Первое, что бросилось в глаза, - ветер здесь был намного сильнее. Он  дул  с
севера - свирепый, холодный и пронизывающий, - и Ориэлле показалось, что  он
набрасывается  на  нее,  словно  какое-то  злобное   живое   существо.   Она
содрогнулась, почувствовав эту беспощадную силу стихии. Каким же должен быть
человек, способный справиться с этой дикой силой?
   И тут же Ориэлла рассердилась на себя за то, что на нее так подействовало
простое движение воздуха. "Тоже мне, волшебница  -  ветерка  испугалась",  -
подумала она и невесело рассмеялась над собственной  мрачной  шуткой.  Чтобы
отвлечься, волшебница стала рассматривать башню.  Это  странное  сооружение,
как и все, что было связано с Молдай, выглядело  не  построенным,  а  словно
выросшим из земли. Круглая каменная площадка была как будто отполирована,  а
по краям ее, на равном расстоянии  друг  от  друга,  стояли  четыре  изящные
колонны, поддерживающие сводчатый потолок. На юге  простирались  бесконечные
скалы, а на севере между  двумя  горными  отрогами  тянулось  ущелье  Чайма.
Ориэлла посмотрела на  запад  и  поспешно  отвернулась,  увидев  изувеченный
Стальной Коготь. Она снова бросила взгляд на север, туда, где  заканчивалось
ущелье и начиналось плоскогорье, и невольно поежилась:  там  стояли  лагерем
ксандимцы. Ориэлле вдруг стало страшно за Чайма и Шианната, которые не далее
как завтра окажутся среди собственного, но такого враждебного им народа. Она
так погрузилась в свои мрачные размышления, что и не заметила, как  крылатые
носильщики опустили на площадку Анвара, и, лишь когда он осторожно тронул ее
за плечо, волшебница очнулась. Взяв  его  пальцы  в  свои,  она  со  вздохом
сказала:
   - И все же мы обязательно справимся со всем этим, правда?
   - Конечно, справимся, не сомневайся. И не только мы, но  и  наши  друзья.
Теперь, когда Паррик наконец разобрался, что к чему... - Анвар улыбался,  но
чувствовалось, что он напряжен. - Вот уж от кого я меньше всего ожидал...
   - Это я виновата: я слишком долго не замечала, что его что-то  гнетет,  -
печально ответила волшебница. - Они с Форралом были очень близкими друзьями,
и, конечно, ему требовалось время, чтобы свыкнуться с  новой  ситуацией.  Но
теперь он исцелился от своей болезни.
   Тут наконец появился Чайм, тяжело дыша после изнурительного  подъема.  Он
деликатно встал в сторонке, боясь помешать  разговору,  но  Ориэлла  увидела
его.
   - Сам виноват, что отказался лететь, - ехидно заметила она.
   - Нет уж, спасибо, - хмуро ответил Чайм. - Если бы богиня хотела,  чтобы,
я летал, она дала бы мне собственные крылья.
   - А если бы она хотела, чтобы я  лазила  по  горам,  -  весело  возразила
волшебница, - то дала бы мне липкие ножки, как у мух.
   - Так-то оно так, - с серьезным видом заметил Анвар, - но у мух есть  еще
и крылья, так что вопрос не так прост, как кажется...
   - Может быть, все-таки  отложим  его  выяснение  и  займемся  ветрами?  -
предложил Чайм. Ему жаль было прерывать  эту  шутливую  болтовню,  но  время
поджимало. Обычно ясновидение требует большого напряжения сил,  а  силы  еще
понадобятся ему в ближайшие сутки.
   Ориэлла перестала улыбаться и понимающе кивнула.
   - Что мы должны делать?
   - Я не знаю ваших личных возможностей, не говоря  уже  о  границах  вашей
магии, - ответил Чайм. - Если нам повезет, вы сами увидите то же, что и я, а
если нет - я вам расскажу. По правде сказать, я очень  рад,  что  вы  здесь.
Ясновидение всегда было для меня делом трудным и пугающим.
   - Что-то вроде перемещения с помощью ветров, - лукаво спросила Ориэлла, и
Эфировидец вспомнил их совместный  полет  в  Аэриллию.  Тогда  Чайм  впервые
открыл, каким радостным  может  быть  его  дар,  и  сейчас  был  признателен
волшебнице за то, что она так вовремя напомнила ему об этом.
   Но он ничего не ответил, а вместо этого закрыл  глаза  и  сосредоточился,
чтобы собрать и подчинить себе таинственные силы,  подвластные  Эфировидцам.
Дыхание перехватило, точно он окунулся в ледяную воду, к нему пришло  Второе
зрение. Теперь Чайму было открыто многое из  того,  что  скрыто  от  обычных
глаз.
   При дневном свете образы Второго зрения отличались  от  тех,  которые  он
привык видеть  по  ночам.  Воздушные  потоки  казались  не  серебристыми,  а
матовыми или  неярко-золотистыми.  Ауры  магов  переливались  всеми  цветами
радуги. Чайму стоило больших усилий не отвлекаться, и  он  сделал  несколько
глубоких вдохов, чтобы получше  сосредоточиться.  Вытянув  руки,  Эфировидец
ухватился за светящиеся потоки воздуха, мысленно задавая  вопрос,  ответ  на
который он надеялся получить.
   Из этих золотистых потоков движущегося воздуха,  словно  из  нитей,  Чайм
соткал нечто похожее на круглое светящееся зеркало, но  когда  он  попытался
заглянуть в него, то почувствовал,  что  таинственная  сила,  заключенная  в
магическом круге, притягивает его, и он не может  противостоять  этой  силе.
Эфировидец уже словно  не  принадлежал  себе,  и  оставалась  только  власти
Второго зрения, увлекавшая его дух  в  неизвестность  в  поисках  ответа  на
заданный вопрос.
   Внезапно Чайм пришел в себя и с радостью обнаружил,  что  его  усилия  не
пропали даром. Да, он подчинился власти Второго зрения, но теперь магическое
зеркало, созданное им, кажется, само подчинилось его воле. Эфировидец  вновь
заглянул в светящийся диск и на этот раз увидел осмысленную картину.
   Два огромных коня бились на плоскогорье, один вороной, другой -  серый  в
яблоках. Внезапно один из них пошатнулся и рухнул на землю. Потекла кровь...
Видение исчезло. Чайм затаил дыхание. Кто же упал? Кто?
   Но перед глазами его  уже  возникла  новая  картина.  Зеркало  почернело,
словно наступила ночь, потом сверкнула молния. И Чайм увидел бурное  море  и
волны, бьющиеся о прибрежные камни... А в морской глубине  таились  какие-то
огромные неведомые существа. Казалось, они чего-то ждут... Потом  опять  все
заволокло тьмой, и при вспышке молнии Чайм увидел  волшебницу,  стоявшую  на
скалистом берегу. Мгновение - и она бросилась в ревущие волны...
   Чайм в ужасе закрыл глаза, а когда вновь открыл их, перед  ним  предстало
такое великолепное зрелище, что страх тут же покинул Эфировидца.  Он  увидел
Единорога, прекрасное неземное создание, словно сотканное из света. Единорог
повернул свою  точеную  голову,  насмешливо  поглядел  на  Чайма,  а  потом,
постукивая  серебристыми  копытцами,  убежал  прочь,   оставляя   за   собой
светящийся след. Проследив за его бегом, Эфировидец различил  вдали  широкую
лесистую долину. Однако долину эту окутывала неясная дымка, словно она  была
защищена какой-то необыкновенной сильной магией. Хотя картина эта тоже  была
несказанно прекрасной, Эфировидец ощутил внезапный и  необъяснимый  страх  и
едва удержался, чтобы не обратиться в бегство.  Немного  успокоившись,  Чайм
разглядел, что Единорог  остановился  у  деревянного  мостика,  ведущего  на
небольшой островок посреди неестественно спокойного озера. А на острове этом
возвышался огромный драгоценный камень, напоминающий рубин, внутри  которого
Чайм различил  неясные  очертания  большого  меча.  Лезвие  меча,  казалось,
обагрено кровью. Могучая сила заключена была в  этом  клинке,  и  Эфировидцу
показалось, что он слышит музыку - музыку  борьбы,  жертв  и  побед,  боевую
песнь меча. Эти звуки на глазах у Чайма  превращались  в  искры  и  обретали
собственную жизнь. Они тянулись к Эфировидцу, словно огненные пальцы,  и  от
них исходили сила и власть. И тогда Чайм, подчиняясь этой власти, увидел то,
чего он так боялся: гибель народа Ксандима.
   Нечеловеческий крик вырвался из груди Эфировидца, и  в  тот  же  миг  он,
охваченный ужасом, словно провалился куда-то. Он больше не думал ни  о  чем.
Душераздирающее видение, сулившее  его  народу  такую  судьбу,  окончательно
лишило его воли...

***

   - Чайм, Чайм! Да очнись же ты, будь ты  неладен!  Пожалуйста,  вернись  к
нам!
   Кто-то бил его по лицу, тряс за плечи... Кто-то  вновь  властно  требовал
его к себе. Чей-то дух.., или нет, кажется, их все-таки двое. Эта новая сила
успокаивала, поддерживала и  настойчиво  звала  обратно,  в  привычный  мир.
Сначала Чайм отчаянно сопротивлялся, еще не освободившись от слепого страха,
но потом он понял, что это маги, и с радостью доверился их  силе  и  власти.
Медленно, шаг за шагом, Ориэлла с Анваром вернули Эфировидца к жизни.

Глава 18

ПОЕДИНОК

   Приближаясь к двум  огромным,  похожим  на  диковинные  изваяния  камням,
которые у ксандимцев назывались Ворота Долины Мертвых, Чайм постепенно терял
уверенность. За Воротами, у входа в ущелье,  пестрели  разноцветные  палатки
ксандимского лагеря, а за ними  расстилалось  плоскогорье,  где  должен  был
состояться завтрашний поединок. В небе догорала  вечерняя  заря,  и  отблеск
заходящего солнца падал на копья и мечи воинов, стоящих на границе Долины.
   Чайм был еще далеко, а они уже заметили  его.  Он  услышал  глухой  ропот
толпы,  похожий  на  гудение  растревоженного   осиного   роя.   Одолеваемый
малодушным желанием  без  оглядки  бежать  от  этой  испепеляющей  ненависти
собственных  соплеменников,  Эфировидец  некоторое   время   отсиживался   в
небольшой рощице, последней перед выходом из Долины.  Теперь  он  был  очень
рад, что его сопровождают товарищи и огромная пантера (Хану остался в пещере
вместе с крылатыми воинами охранять Вульфа). Сейчас Эфировидец, как никогда,
нуждался в поддержке. Даже легендарная бабушка едва ли могла бы  в  одиночку
управиться с таким количеством напастей. Кроме того, он провел ужасную ночь,
размышляя над вчерашним видением.
   Если бы не наступил Час Вызова, маги бы вообще не разрешили ему приходить
сюда. Ориэлла устроила ему разнос за то, что  он  скрыл  от  нее,  насколько
опасны подобные сеансы, и теперь настаивала на том, чтобы он отдохнул. Хотя,
надо отдать ей должное, прежде всего она  сердилась  на  себя,  считая,  что
должна была хорошенько все выяснить заранее. К  счастью,  магам  не  удалось
увидеть то, что видел Чайм, и поэтому им пришлось целиком положиться на  его
рассказ, а он воспользовался этим и  скрыл  от  них  последнюю,  устрашающую
часть своего видения. Но сам, Эфировидец не мог забыть ее, как ни пытался.
   И вот сейчас, приближаясь к Месту Поединков, Чайм  с  особенной  остротой
ощутил весь ужас своего открытия, и перед ним встал мучительный выбор:  кому
сохранить верность. Не стоит больше себя обманывать: судьба Ксандима  в  его
руках, и нет ничего легче, чем отдать  своих  новых  друзей  на  растерзание
разъяренной толпе - достаточно наложить на Шианната такое же заклинание, как
на Фалихаса. Правда, маги и их чужеземные друзья, скорее всего, погибнут, но
что значит жизнь нескольких человек по сравнению с  судьбой  целого  народа?
Пламенеющий Меч лишится своего  хозяина,  а  ксандимцы  будут  избавлены  от
ужасной участи...
   Но, с другой стороны, а как же Темные силы? Если Ориэлла не получит  Меч,
а тем более - погибнет, то они наверняка победят - и что же  тогда  будет  с
народом Ксандима? Но Темные силы были далеко, и толком Чайм ничего  про  них
не знал, а что  касается  опасности,  исходящей  от  Меча,  -  он  видел  ее
собственными глазами.
   - Что с тобой, Чайм? - услышал Эфировидец встревоженный голос  Ориэллы  и
невольно покраснел. - Я же говорила, тебе нужно было отдохнуть, - продолжала
она, беря его под руку. - На тебе же лица нет! Почему ты не сказал мне,  что
ясновидение отнимает столько сил? Мы, знаешь ли, совсем  не  хотим  потерять
тебя. Я помню, как мы с тобой  летали  над  горами,  оседлав  ветер,  и  как
мчались верхом по  плоскогорью.  Я  рассчитываю  еще  не  раз  испытать  эти
ощущения! - Волшебница  улыбнулась  ему,  как  улыбаются  одному  из  лучших
друзей, и у Чайма перехватило дыхание. Он не мог посмотреть ей  в  глаза.  О
боги, как он осмелился даже в мыслях предать ее! Неужели бы он смог стоять и
смотреть, как она умирает? А Паррик, Анвар и Сангра? А Искальда  и  Шианнат,
которых он уже предал однажды? Разве были у него, затюканного подслеповатого
Эфировидца, когда-нибудь  такие  друзья?  Чайм  выпрямился  и  повернулся  к
Ориэлле.
   - Не беспокойся, со мной все будет хорошо, - ответил он. -  Кому  из  нас
сейчас легко? А ночью я отдохну, обещаю. Хотя мне это и не положено: мы ведь
обязаны бодрствовать...
   - Да плевать мне на это бодрствование! - проворчала волшебница. - Фалихас
и его люди ни в коем случае не увидят тебя спящим, но спать ты будешь, уж  я
об этом позабочусь. Тебе нужен отдых, и ты его получишь.
   - Только не вздумай храпеть! - с усмешкой заметил Паррик.
   - Как? - с деланным негодованием спросил Чайм. - Разве Хозяин Табунов  не
знает, что великий ксандимский Эфировидец никогда не храпит! - Теперь, когда
он принял решение, у него стало полегче на душе. - Однако нам пора  идти,  -
сказал Чайм, обращаясь к  друзьям.  -  Вот-вот  совсем  стемнеет,  и  у  нас
остается мало времени.
   Казалось, незримая граница пролегла между двумя огромными  камнями.  Там,
за этой невидимой, но непреодолимой чертой, стояли ксандимские старейшины, а
позади  них  -  вожаки  кочующих   охотников   и   главы   кланов   рыбаков,
соледобытчиков и собирателей,  которые  жили  на  побережье  и  торговали  с
жителями внутренних районов. Среди них был и Фалихас, по-прежнему  в  облике
огромного черного жеребца. Увидев Чайма, бывший Хозяин Табунов стал  яростно
рыть копытом землю.
   Вперед выступила Исалла, Первая из старейшин, высокая и худая, похожая на
старую сосну. Хотя волосы ее совсем поседели, а  лицо  покрылось  морщинами,
она все еще выглядела величественной и властной.
   - Ну, что скажешь, отступник? - заговорила она, обращаясь к Эфировидцу. -
Тьма вновь закрыла луну, а значит - наступила  Ночь  Вызова.  Собирается  ли
твой чужеземный ублюдок, которого ты привел к власти, сдержать свое слово на
этот раз? А сам ты намерен  ли,  как  обещал,  освободить  Фалихаса?  Мнение
старейшин  таково,  что  поединок,  в  котором  он  был  побежден,  является
нарушением древнего обычая, а потому Фалихас  может,  если  пожелает,  вновь
попытать счастья, но только не во власти заклятия, которое наложил  на  него
некий грязный предатель.
   Чайм содрогнулся, услышав эти слова, но тем не менее стойко  выдержал  ее
холодный взгляд.
   - Верный своей клятве, я освобожу Фалихаса, -  ответил  он  и,  подождав,
пока толпа успокоится, продолжал:
   - И кроме того, я представлю вам того, кто хотел бы  бросить  ему  вызов.
Хотя  нынешний  Хозяин  Табунов  держит  свое  слово  и  не  намерен  больше
участвовать в поединке, он имеет право назначить другого вместо себя...
   - Другого ксандимца! - выкрикнула Исалла.
   - Да, это другой ксандимец,  -  с  невозмутимым  видом  Чайм  показал  на
Шианната, который стоял радом, и тотчас  едва  не  был  оглушен  негодующими
выкриками:
   - Предатель!
   - Ты не имеешь права!
   - Это запрещено!
   - Теперь он хочет навязать нам изгоя!
   - Шианнат уже проиграл!
   - Он потерял право драться!
   Чайм поднял руку, и возмущенные крики потонули  в  вое  пронесшегося  над
толпой ветра. Наступила напряженная тишина, и он заговорил снова.
   - Позвольте вам напомнить, что Фалихас тоже проиграл поединок, однако это
не мешает вам взывать к закону, утверждая, что он может  сражаться.  Паррик,
Хозяин Табунов, желает сложить с себя бремя власти, но, согласно обычаю,  он
может назначить вместо себя любого бойца по собственному усмотрению, лишь бы
этот боец был ксандимцем. Таков закон, и вы не станете этого отрицать!
   Исалла заколебалась, но, не в состоянии опровергнуть его  слова,  наконец
отвела глаза.
   - Это так, - процедила  сквозь  зубы  Первая  из  старейшин.  -  Если  ты
освободишь Фалихаса, Шианнат получит право участвовать  в  поединке,  а  мы,
ксандимцы, клянемся признать победителя. Но послушай меня, Эфировидец!
   Если победит Фалихас, завтрашнее утро будет последним в твоей жизни,  как
и в жизни твоих поганых чужеземных сообщников, клянусь светом богини!
   - Прежде, чем давать столь опрометчивые клятвы, -  с  невозмутимым  видом
ответил Чайм, - нужно быть уверенным, что сможешь сдержать их. Я по  крайней
мере способен выполнить свое обещание. - С этими словами он  поднял  руки  и
направил поток воздуха в сторону Фалихаса. И вот там, где только  что  стоял
черный конь, возник высокий и сильный ксандимец.
   Возник - и словно безумный бросился туда, где стоял Чайм. Его схватили за
руки, но он отчаянно пытался  вырваться,  изрыгая  ругательства.  Эфировидец
молча смотрел на того, кто порывался его убить.
   Наконец вмешалась Исалла.
   - Опомнись, болван! - рявкнула она. - Ты что, хочешь все испортить?  Если
ты вступишь в Долину Мертвых, а тем более прольешь кровь накануне  поединка,
то будешь проклят и потеряешь право не только на власть, но и на жизнь.
   Фалихас немедленно подчинился, но гнев по-прежнему горел в его глазах.
   - Твои часы сочтены, Чайм! - крикнул он  Эфировидцу.  Чайм  только  пожал
плечами. Он вел себя так нарочно, чтобы позлить  Фалихаса,  которому  и  без
того предстояла очень напряженная ночь.
   - Чьи-то часы наверняка сочтены, - согласился он и,  повернувшись,  пошел
прочь.
   Ориэлла во все глаза следила за Чаймом, гордясь его выдержкой.

***

   Солнце скрылось  за  гребнем  изувеченной  горы  под  названием  Стальной
Коготь. У двух каменных глыб  готовились  к  ночному  бодрствованию  будущие
участники поединка. Для пос