несколько доз из инъектора, не помешает. Глеб вздрогнул, но не
проснулся.
     А  на  экранах  муравьи-киберы выползали из дыр, щелей и расщелин. Дело
они  свое  сделали.  А раз программа заданная отработана, пора и на место, в
черную    капсулу   шара-бота.   Дрожащие,   беснующиеся,   обезумевшие   от
привалившего   счастья   узники  подземелья  пропускали  шестилапых  уродцев
почтительно,  с  уважением,  расступаясь  и  умеряя  вопли. А в глазах у них
начинал  появляться страх. Уходят... бросают на произвол судьбы, на произвол
дьявольским  отродьям!  Ведь  те  придут,  выползут из потаенных дыр, забьют
плетьми, запытают! Постепенно восторг сменялся ужасом.
     Люди сбивались все плотнее, жались друг к дружке, цепенели.
     - Мать   моя!  -  не  выдержал  Кеша.  Мутная  слезинка  покатилась  из
воспаленного  глаза  по  щеке,  застряла в густой, давно не стриженной сивой
бородище  - некогда было на кладбище-то бриться. - Гад я! И сволочь! Вот так
же  людей  бросал  на каторге поганой, на Гиргее проклятущей - бил вертухаев
по  всем зонам, давил сук, а людей-то потом оставлял... Падла я! Ведь они на
меня  точно  так  же  глядели...  А  я  думал  - геро-ой! лихой малый! А они
плакали  вслед,  рыдали,  материли  сквозь  слезы, камни бросали^ А потом их
огнем  жгли  за меня, током, гады, трясли, распинали живьем! А это меня надо
было жечь-то и гвоздьми пробивать! Вот и сейчас, повторяется...
     - Заткнись!  -  неожиданно  резко,  не по-женски выкрикнула Светлана. И
так поглядела на Кешу, что тот опустил глаза, растерялся.
     А  Иван  подумал  -  точно,  не врет Булыгин, повторяется все, только в
стократ  страшнее,  не  с  отдельными  изгоями  общества,  не  с несчастными
повторяется, не с судьбою по-

152

     забытыми,  а со всеми, с миллиардами тех, кто и ведать не ведал и знать
не  хотел  о  муках  и страданиях изгоев. Это жизнь, чудовищная непостижимая
жизнь!  И  он, Иван, для того и послан в мир этот, чтобы разобраться наконец
с  ним!  Это  он  -  длань  Господня... Так чего ж он стоит, чего ж медлит?!
Очищение.  Он не прошел еще круги очищения. Но ему никто толком и не сказал,
что  это  такое  и  с  чем его едят. Но спокойно. Не надо суетиться. Не надо
дергаться!
     - Вот  он,  родимый! - просипел Кеша, узрев на экран& оборотня и выходя
из прострации.
     Хар  выпрыгнул  из  черного  "бутона" облезлой драной псиной, у которой
брюхо  к  хребту  приросло.  И,  ни  на кого не обращая внимания, бросился к
провалу. Только его и видали - мелькнул облезлый хвост, и пропал.
     Но  не  тут-то было. От слежки щупов XXVII-ro века не скроешься. Экраны
вдруг  померкли,  налились  синевой,  потом позеленели, и все увидели, как в
ледяных  подантаркти-ческих  глубинах,  за многие километры от поверхностных
наросших   за   год   льдов,   плывет,   стремительно  перебирая  мерцающими
крылами-плавниками,  вовсе  не  "зангезейская  борзая"  в красивом ошейнике,
подаренном   Таекой,   а   натуральный   гиргейский  оборотень  -  страшный,
отвратительный и вместе с тем величавый.
     - Во  дает,  Харушка,  -  прослезился  Кеша.  И присел перед экраном на
корточки. Весь его боевой запал куда-то проп"ал.
     Но   плыл   оборотень  недолго.  Неведомо  каким  нюхом  он  нащупал  в
накатившей  на него ледяной стене проход, просочился в промежуточный фильтр,
потом  в  другой...  и  вывалился  в лиловую, поросшую шевелящимися полипами
утробу.  Именно  утробу,  потому что иначе эту полость во льдах назвать было
нельзя  -  не  зал,  не  помещение,  не  каюта,  не  рубка, а именно утроба.
Вывалился  он  в  нее  каким-то  жутким  и  омерзительным  уродом,  гибридом
облезлой  борзой,  оборотня и еще чего-то гадкого. Раздулся шаром, забился в
судорогах,  задергался.  Затрясло его будто в лихорадке, заколотило, забило.
И  вырвало  с  мучительным  кашлем  и хрипом каким-то круглым, подрагивающим
сгустком - будто само брюхо вывернуло наизнанку.
     - Вот  они!  -  прошептала Светлана. Вытянула руку. Только сейчас стали
видны,  высветившиеся в утробе студенистые гадины со множеством извивающихся
щупаль-
                                                                         153

     цев.  Их  было  не  больше  трех  десятков.  Но казалось, что их сотни,
тысячи...  они  переливались, набухали, опадали, змеились, наползали друг на
друга, и выжидательно пялились выпученными глазищами без зрачков.
     - Мало  я  их  бил. Мало! - сделал вывод Кеша. А Хар в тот же миг змеей
выскользнул  наружу,  пропал в зеленой пучине. Щупы упустили его, вернувшись
в  утробу.  Ибо  главное  происходило  там.  Дрожащий  сгусток раздувался на
глазах,  становясь  все  больше  и  больше,  и  наконец  лопнул.  Дальнейшее
походило   на   кошмарный   сон.  Из  лопнувшего  сгустка  вырвались  наружу
вертлявые,   бешено   вьющиеся   вокруг   собственной  оси  крохотные  копии
студенистых  гадин. Они были переполнены какой-то чудовищной, несдерживаемой
энергией,  и  они  сами росли, раздувались, они были уже размером с детеныша
кальмара,  когда  первый,  самый отчаянный с оглушительным визгом ринулся на
офомную  гадину,  впился ей в студенистую полупрозрачную голову своим кривым
хищным  клювом,  разодрал  ме-дузьи внутренности и цепкими щупальцами выдрал
из  мозга  чудовища  крохотного  извивающегося  червячка с кровавыми злющими
глазенками.  Они  тут же упали вниз, в слизистую мякоть утробы. Схватка была
закончена   -   червячок   дернулся  последний  раз,  вытянулся  напряженной
трясущейся   стрелкой,   и   обмяк  с  прогрызенной  головкой,  выдавленными
потухшими  глазками.  Но  не  успело  свершиться  это  действо,  как примеру
маленького  смельчака последовали и прочие. Они вгрызались в головы, в мозги
студенистых  гадин с беспощадной алчью, будто их всю жизнь держали голодными
псами  на  цепи, они вырывали червей, убивали их без малейшего снисхождения.
И смотреть на это было страшно.
     Иван  щурил  глаза.  Чудовища  пожрут чудовищ! Откуда это, почему вдруг
припомнилось?  Он  поглядывал  на  Кешу, и тот смущенно улыбался, только они
вдвоем  знали,  что  происходило. Трогги! Это трогги-убийцы! Миллиарды лет в
борьбе  за  выживание.  И  всегда верх, всегда победа! Им нет равных, потому
что   они   перерождаются   во   врага  своего,  удесятеряя  силу  и  ярость
завоевателя-чужака.   Земляне  чудом  избежали  трагической  участи.  Фриада
разобралась,  что к чему... Фриада сама была получеловеком. И-эх, из огня да
в полымя!
     - Теперь на этой зоне будет тихо, - послышалось из-за спины.
     Иван обернулся.

154

     Хар  смотрел  на него преданными глазами. Он был сейчас больше похож на
измочаленного,  выжатого  как  лимон бродягу бездомного, чем на зангезейскую
борзую,  только  вислый  и драный хвост болтался между ног да клочья длинной
бороды больше походили на шерсть. И все же Хар оставался Харом.
     - На  этой  зоне,  едрит  твою!  -  проворчал Кеша. Теперь и он начинал
понимать, что извести нечисть вчистую лихими налетами и резней не удастся.
     Светлана  молча  глядела  на  мужа,  бывшего Правителя, Верховного, и в
глазах  ее  стыла  невысказанная  тоска,  перемешенная  с  мольбой-  бежать!
бежать!! бежать отсюда!!!
     Иван  покачал  головой.  До  него  наконец-то  дошло, что ^ первый круг
очищения  он  пройдет  не  раньше, чем вызволит из адского плена и тьмы всех
своих  близких, всех, кто верил ему, пошел за ним, и поплатился за это... За
это?!  Нет,  поплатились они все совсем за другое - за беспечность свою и...
простоту. Простота хуже воровства! Так говаривал ему Гук Хлодрик Буйный.
     - Ну  ладно, хватит психовать! - просипел с огромным усилием Кеша. - Мы
тут  философию  разводим, а там в Храме с голоду пухнут. Надо жратву искать,
Иван. Ведь остались же какие-то склады, стратегические запасы?!
     - Нет,  -  Иван  как  ушат  холодной  воды  вылил на ветерана и беглого
каторжника,  - не осталось никаких складов, все уничтожено. На кораблях были
припасы, но их не хватит на беженцев. Больше ничего на Земле нет.
     Кеша  сник,  съежился.  Виновато  поглядел  на  Хара. Тот был спокоен и
совсем  не обижен тем, что его подвигам не придали особого значения. Это все
неважно,  главное,  чтобы  королева была довольна - пока она довольна им, он
жив,  идет подпитка по внепространственной связующей нити. Ежели она забудет
про  него...  что  ж,  никто  не  обещает рожденным в пучинах гиргейских вод
райских кущ и вечной жизни. Хар был готов ко всему.
     Созвездие   Алой  Розы.  Армагедон.  Левая  спираль.  Время  утраченных
надежд.
     Непостижимо-огромный   и   уродливо-хищный  базовый  звездолет-носитель
Системы  неуклюже  вынырнул  из  гиблого  омута подпространства в ста сорока
тысячах верст от
                                                                         155

     пылающего  белым  неистовым  огнем Армагедона. Таких звезд во Вселенной
надо  было  поискать.  Миллионы  солнц  слились  в  бушующем  белом гиганте,
сплелись  с  миллиардами раскаленных, извергающих термоядерные языки пламени
сверхновых.   Вокруг  Армагедона  по  безумным  орбитам  сновали  отнюдь  не
холодные  планеты,  но исполинские звезды меньшей величины. И все вместе это
было  водоворотом осатаневшего огня, убийственным капканом для зазевавшегося
путника в Мироздании.
     Дил  Бронкс вывернул из последних сил. Звездолет взревел двумя тысячами
извергающих  собственные гравиполя двигателей. Рванул. И выкарабкался из лап
всеуничтожаю-щего притяжения гиганта.
     - Будь  все  проклято!  -  зарычал Дил, теряя сознание и проваливаясь в
черноту.
     Он  уже  в  седьмой  раз  выходил  из  подпространства.  И все в разных
местах.  Он  не  мог  освоить  управления этой громадиной, никак не мог, его
выбрасывало  совсем  не там, куда он стремился, куда рвалась его страдающая,
больная  душа.  На  первый  раз его вообще вышвырнуло в какую-то беззвездную
пустоту  вне  галактик  и метагалактик. Он и не знал, что такое бывает - он,
старый  космический  волк, десантник-смертник. И тогда пришлось вновь нырять
в  омут  неизвестности.  Второе  всплытие  было  удачней. Системного монстра
выбросило возле Гадры, старой знакомой планеты
     - почти  родной.  Слезы  накатили  горючие  и  светлые.  Но Дил не стал
предаваться  воспоминаниям.  Он втиснулся в самый малый шлюп, пошел вниз. Но
уже на подлете понял
     - нет  никакой  Гадры,  все  зря,  все  напрасно.  В  унынии  он сел на
поверхность.   Вышел.   И  замер.  Где  буйство  красок?  Где  великолепные,
смертельно  опасные  джунгли?!  Где  сказочный гадрианский мир?! Три часа он
бродил  среди  обугленных стволов, топтал выжженную черную траву, переступал
через  скрюченные  трупы  звероноидов. Эти несчастные полуразумные аборигены
Гадры  не  казались  сейчас  опасными,  страшными,  напротив, в их нелепых и
жалких  позах  было  что-то  трогательное,  детское.  Их  убивали  врасплох,
беспощадно!  Дилу  было  тяжело идти - разбитые, стоптанные ноги гудели, все
время  ныла  левая  рука,  оторванная  по локоть, ныла невыносимо, в кисти и
пальцах,  которых  не  было. Но Дил Бронкс терпел. Он должен был видеть все.
Развороченные деревья, в чьих необъятных внутреннос-

156

     тях  жили  звероноиды,  полудеревья-полуживотные, в симбиозе с которыми
находились  эти  алчные  и  простоватые дети природы, были мертвы. Пурпурные
полуживые    джунгли    Гадры!    Сиреневые   стены   зарослей   до   небес!
Лишайни-ки-трупоеды!  Где  они,  где  все  это?!  Планета  была  пуста.  Дил
пролетел   над   полюсами,   дважды   прошелся   на  шлюпе  вдоль  экватора.
Безжизненная изуродованная суша... Прочь! Прочь отсюда!
     Еще  трижды его выносило возле земных колоний, забрасывало к призрачной
Сельме,  потом к семиярусному искусственному Родосу, молодежному вселенскому
лагерю,   и   даже  к  позабытому  всеми,  затерянному  наотшибе  Мироздания
Цветущему  Шару, планете-труженице, дарившей роду людскому сыновей и дочерей
будто  из  прежних добрых и полусказочных времен вышедших. Лучше бы ему было
не  видеть  этих  колоний.  Разоренные,  опустошенные,  выжженные. Ни единой
живой  души.  Зато  везде  -  изуродованные,  истерзанные тела, безобразные,
выпотрошенные  трупы. Разрушенные города и села, разгромленные космодромы...
Вторжение!  Какой-то  неумолимый  рок. Непостижимость! Лишь два или три раза
ему  попадались  под  ноги  останки  трехглазых,  неузнаваемо изуродованных,
полусожженных.  Но  он  и  без  этих останков знал, чьих рук дело. Он сам не
ощущал  в  себе жизни. Он был мертв и холоден. И лишь жажда мести, гнетущая,
неутолимая,  страшная,  вела его вперед по безжизненным мирам. Теперь он был
силен.  И  он мог мстить извергам! Мог убивать их! Надо было лишь настигнуть
этих нелюдей.
     На  пятый  раз  он  всплыл,  чуть  не протаранив длинным и острым носом
известный  на  всю  Вселенную астероид Ыр-зорг. Это был единственный реликт,
переживший  Большой  Взрыв,  мало того, сам астероид был живым и живородящим
существом,  неразумным,  темным,  бессмертным,  не ощущающим себя, но живым.
Таких  больше  не  было  нигде... Но сейчас Ырзорг был мертв. Обвисшая серая
туша  огромных  размеров  истекла  заледеневшей  сумрачно  поблескивающей  в
вечной  ночи  кровью.  Глубокие  раны  дырявили  тушу  в  шахматном порядке.
Изверги  Иной  Вселенной  убили  Ыр--зорга походя, развлекаясь. Дил страдал,
сжимал  кулаки,  но ничего поделать не мог. Перед глазами стояло совсем иное
-  искаженное  болью  и  ужасом  лицо  Таеки, его маленькой, нежной, верной,
строгой и ревнивой, бесконечно любимой им Таеки.
                                                                         157

     На  шестой  раз  он  чуть  не  настиг  пару странных серебристых шаров,
перемещавшихся  именно  парой,  не  разбегавшихся  и  не  сходящихся,  будто
состыкованных  друг  с  другом жесткой мачтой. Ничего не вышло. Оба канули в
подпространство.
     И вот опять невезение!
     Очнулся  Дил  Бронкс  лишь  на  вторые  сутки. Долго не мог понять, где
находится,  словно  мозги  напрочь  отшибло.  Потом  все сразу вспомнил: как
прорвался  к  Первозургу, воспользовавшись Ивановым кодом, как с налету взял
того  за глотку, вытребовал ретранс, координаты точного выходного люка-шлюза
в  Системе  -  это  было  непросто,  Первозург  сам  заимел таковой, чуть не
свернув  своей  бессмертной шеи, заплатив за малый сквозной канал чудовищную
цену.  Он тогда долго мытарил Дила Бронса, просвечивал насквозь, проверял. И
стоило  бы Дилу хоть на малую толику отступить, ослабеть духом, растеряться,
спасовать,  не  видать  бы ему Системы как своих ушей! Помог и обрывок цепи,
точнее,  одно-единственное  уцелевшее  звено  той  самой  цепи, которой Иван
давным-давно   задушил   на   одном   из  Харха-нов,  а  может,  и  в  самом
Меж-арха-анье,   вертухая-охранни-ка,   трехглазого  гада.  Первозург  сразу
проникся...  И  вот  тогда  только  Дил  понял,  с  кем  он имел дело. Сихан
Раджикра-ви,  не  моргнув  глазом,  мог  отправить  его к праотцам, с самого
начала  -  Дил шел по лезвию бритвы. Но он прошел. Он выиграл. И он проник в
Невидимый    Спектр,    процедился   по   капле   в   связующие   Мироздание
хрустально-ледяные  нити  незримых структур. Он вошел в Систему. Вошел всего
на  один  час,  без возвратника, без надежды, желая лишь мстить. В лютом бою
уже  внутри  звездолета  он  потерял  руку  и  остатки  зубов, получил такие
травмы,  которые увели бы на тот свет любого другого. А он выстоял, выдюжил.
Он  сжег  половину  эскадры.  Он ринулся в последний бой, желая погибнуть. И
только  тогда  защитные поля Системы вышвырнули обезумевший звездолет прочь.
Вышвырнули как нашкодившего щенка!
     Позже  до  Дила  Бронкса, разучившегося улыбаться Дила Бронкса, дошло -
они,  выродки  Системы,  играли  с ним. И он так великолепно подыграл в этой
игре,  что  куда  там! Какой интерес все время убивать и гонять по Вселенной
немощных,  не  способных  к серьезному сопротивлению. И вдруг такой подарок!
Дил рвал на себе остатки седых волос.

158

     Ничего,  они  еще  узнают  его!  Они  ответят  за все, и им будет не до
игрищ!
     Каким  же  наивным  олухом  он  был  пять-шесть  лет  назад!  Иван  все
нервничал,  пытался докричаться до него, поделиться болью... а он хихикал да
вертел  пальцем  у виска - какая еще там Чужая Вселенная! какие негуманоиды!
Тогда  он  искренне верил, что Иван малость спятил от перенапряжения, ничего
не  поделаешь,  многих  поисковиков-смертников  поджидала  такая  участь, не
всякая  психика  выдержит  безумной  смены  реальностей.  Дил  жалел  Ивана,
сочувственно  кивал... и не верил. Так было. А теперь некому верить и некому
не  верить,  все утряслось, никого не осталось - за считанные годы! И теперь
все чокнутые. И он сам в первую очередь!
     Белый   пылающий   гигант   бушевал  и  ярился  за  кормой  чудовищного
звездолета.  Но  уже  ничего  не  мог  поделать, корабль вырвался из пут его
притяжения,   унося   всю   свою   громадину-платформу   с   тремя  тысячами
орудийно-ракетных  шахт,  двенадцатью гигантскими энергоагрегатами, четырьмя
сверхмощными   установками   полевого   подавления,  сотнями  излучателей  и
бессчетным   количеством   глубинных  торпед,  ракетос  нарядов,  плазменных
гипербомб  и  прочего  смертоносного  оружия.  Шестьдесят шесть боевых шаров
висели  в  гравитационных  пазах платформы, две сотни малых боевых капсул...
было  и  еще  что-то,  Дил  пока не мог разобраться, что именно - не хватало
опыта  и  знаний.  Звездолет был заблокирован. Дила спасло одно - он вошел в
эту  махину  тропой  избранных,  через  особый  "фильтр".  Он  вошел  в него
благодаря  ретрансу,  а  стало  быть,  и  Первозургу,  - прямо из Невидимого
спектра.   Он   успел  ворваться  в  рубку  управления,  перекалечив  дюжину
трехглазых  -  и  все  же  блокировка  сработала, рубка со всеми прилежащими
отсеками  замкнулась.  И  опять  он не оплошал - успел в отчаянном последнем
прыжке,   с   уже   оторванной   рукой   выбить   почти   из  самого  кресла
мыслеуправления  садящуюся  в  нее  трясущуюся  полупрозрачную  гадину.  Дил
Бронкс  был  основательным  человеком,  он  основательно  готовился  к  этой
операции.  И  потому  даже  в одной руке, облаченной в гравиперчатку, у него
было   достаточно   сил,   чтобы   раздавить   скользкий   и   мягкий  череп
отвратительной  твари.  Истекающий  кровью,  полуживой,  с рвущимся из груди
сердцем °н рухнул в кресло. И оно приняло его, замкнулось, защи-
                                                                         159

     щая   ото   всего   мира.  Двое  суток  Дил  Бронкс  зализывал  раны  и
одновременно гонял по всему звездолету трехглазых
     - гонял  беспощадно,  истребляя  их  без  малейшей  жалости.  Подлинные
хозяева Системы сослужили ему добрую службу
     - подстраховывая  себя,  а  может,  и  по иным причинам, они держали на
кораблях  своих  верных псов, тупых, безмозглых, обезличенных киберов-убийц.
Дил  хорошо  разбирался  в  подобных штуковинах, Дубль-Биг тоже был напичкан
разными  премудростями  и  всякой  всячиной.  Но  его  и  близко нельзя было
поставить  с  этим  чудо-кораблем.  Ради  интереса  Дил  приказал  одному из
киберов  на его глазах разобрать, что называется по винтикам, другого. И тот
выполнил  его  команду.  Но  ни  черта  Дил не понял - кибер последовательно
расчленялся  на  крупные  гранулы,  потом  мелкие, потом еще мельче... ни до
чего докопаться было невозможно. И Дил плюнул.
     Если  бы его не вышвырнули из Системы, добром бы он не ушел. Но ничего!
Он  и  здесь  не  даст  им  покоя! Он найдет тех, кто убил его Таеку... и он
собственными зубами будет рвать их. Рвать в клочья!
     Армагедон   удалялся,   беснуясь   и  выбрасывая  вслед  огненные  лапы
протуберанцев.  Он  был  еще  велик  и  грозен,  он занимал четверть заднего
обзорного  экрана.  Но нос корабля нацеливался на Млечный Путь. Дилу надоело
играть  в