под
силу подъем - но эти, самые шустрые, одолели его.
     - Назад! - закричал им Кеша. - Назад!!!
     Он  знал   заранее,  что   сейчас  произойдет.  Трогги  начнут  убивать
несчастных.  Вот этого  Кеша  ни  за что не мог допустить.  Он  вскинул свои
плазмометы.
     - Я сожгу их, - сказал он тихо, но твердо.
     - Жги! - согласился Хар.
     - Жги, это пробная партия! - согласился Загида.
     - И вам их не жаль, это же ваши... - Кеша не мог найти слов.
     -  Наши, -  Хар  не стал отпираться и  чего-то  придумывать, он говорил
прямо, - но у нас их будет много, сколько надо.
     Кеша озверел,  ему была непонятна такая  логика. Он глядел на  троггов,
которые добивали  последнего вертухая, не обращая ни  малейшего  внимания на
его мольбы о пощаде, и думал о будущем человечества.  Невеселым ему виделось
это будущее.
     - Нет,  я не буду  их  жечь,  - сказал он  вдруг.  - Я просто  отойду в
сторону.
     Первые три каторжника проскочили мимо него, даже не взглянув. У каждого
в  руке было по  гидрокайлу. Четвертый бежал с молоторубильником, страшенной
штуковиной, не приспособленной для выяснения отношений.
     - Ребята! Стой! - завопил вдруг последний. - Это же Мочила! Он сбежал!
     - Точняк, Мочила! - поддакнул другой и остановился.
     Они глядели  на  Кешиных  двойников и  ничего не могли понять - слишком
много "мочил" было перед ними.
     - Кеша, кореш! - закричал цередний каторжник. И отбросил кайло. Он  был
явно  обрадован, на лице застыла  сумасшедшая улыбка, глаза горели. Это  был
Слим Носорог, его нетрудно было узнать  по шишке  над  бровями, там застряла
пуля, и он не давал ее удалять, называл талисманом-хранителем.
     Один из троггов медленно подошел к Слиму.
     - Кеша! Хрен моржовый! Объявился! А-аа...
     Выкрик  застрял  в  глотке  у  Слима  Носорога,  а  из  пробитой  спины
фонтанчиком ударила кровь. Он медленно повалился в ноги троггу.
     За  спинами   у  первых  троих   каторжников  столпилось  уже   человек
двенадцать,   остальные  подбирались,  подползали.  Все  молчали.  Это  было
страшное  молчание.  Некоторые с опаской косились на оборотней. Но те стояли
смирно и никого не трогали, они, похоже, и не дышали.
     Первым не выдержал Чур Заводила. Кеша его тоже приметил,  такого бугая,
громилу трудно  не приметить. Он неожиданно завизжал, как ихтиогадр с Иргиза
-  пронзительным,   нечеловеческим  визгом,   и  бросился  вперед.  Шипастый
молоторубильник превратил в кровавую кашу сразу двух троггов. Но остальные в
миг разорвали Чура и кинулись вперед, на каторжников.
     Кеша  закрыл  глаза. Он знал, что  теперь  будет: смертники с подводных
рудников Гиргеи - это не трусливые и подлые  вертухаи, они бегать и  спасать
свои шкуры не будут. Он  опоздал.  Надо было стрелять раньше. Теперь в такой
гуще он перебьет больше своих.
     - Пошли! - сказал он оборотням. - Я не хочу смотреть на это.
     - Куда? - поинтересовался Хар.
     - К управляющему.
     Они  пересекли четырехсотметровый  зал, выжгли двенадцать люков один за
другим,  четыре  створа  удалось откатить.  Капсула  управляющего  оказалась
пустой.
     - Сбежал, сука! - огорчился Кеша.
     Но  оборотень Хар  уже  тащил из-за пластиконового занавеса  маленького
лысенького  человечка  с   черными  глазами  и   обвисшей  губой.  Человечек
помалкивал и тяжело сопел. Это был не управляющий, а один из его замов.
     Кеша вырвал зама из лап оборотня, повалил на пол,  наступил подошвой на
лицо, нажал. Давил, пока не выступила  кровь. Потом снял ногу и сказал тихо,
с железом в голосе:
     - Пытать не буду, тварь, убью сразу, понял?
     - Понял, - моментально ответил человечек. - Что от меня надо?
     - Почему зону не бросили?! Что здесь?!
     Человечек, судя по всему, был дошлым, он не стал строить из себя ничего
не понимающего дурачка. Он знал: искренность - это его хоть малюсенький,  но
все же шансик.
     -  Еще семь лет назад всю каторгу  продали Восьмому  Небу.  Это  теперь
частная собственность! - выпалил он.
     Кеша обомлел.
     - Как это? -  вырвалось  у него. - Ведь все исправительяо-наказательные
учреждения по всем законам Федерации и Сообщества находятся в исключительном
ведении государственных структур. Не лепи горбатого, тварь!
     Человечек задрожал,  забился  в  корчах. Но сквозь  всхлипы  и  рыдания
доносился его голосок:
     - Это правда-а! Каторга выкуплена... так давно  делают,  просто об этом
не пишут, не говорят. Восьмое Небо держит приговоренных своими рабами-и-и...
Мы  не виноваты,  неет!  Нас, всю  администрацию  и охрану, продали вместе с
каторгой,  вместе с зонами и заключенными, вместе  с рудниками-и-и...  Мы не
виноваты!
     - А как же правосудие? - в наивном остервенении выдавил из себя Кеша.
     -  На  Гиргее  правосудие  -  это  Восьмое Небо! -  замычал  человечек,
потерявший надежду. - Они хозяева тут!
     Кеша отвернулся от бьющегося  в истерике. Как жаль, что  надо улетать с
Гиргеи! Улетать теперь,  когда он узнал, откуда растут ноги, когда он  начал
кое-что понимать. Но если он промедлит, капсулу  обнаружат,  им  всем  тогда
труба.
     - Живи, тварь, - проговорил он тихо.
     И пошел к выходу.
     Оба оборотня  последовали за ним. Но Загида не  дошел до люка. Огромное
гидрокайло,  пущенное  могучей  рукой  каторжника, просвистело над  Кешей  и
вонзилось в голову оборотню. Он сразу упал бездыханным.
     На пороге  стоял  желтый  и  мокрый  от  пота Голован  матерый  убийца,
работавший  и на Синдикат, и на Зеленое Братство. Он щерился  своим беззубым
ртом, потирал ладони, плотоядно поглядывая на Хара.
     - Ты всегда был болваном! - процедил Кеша.
     И сжег убийцу на месте - плазмомет чуть фыркнул, ствол его опустился.
     - Пошли, - махнул он Хару.
     Они возвращались, перешагивая  через  трупы землян и троггов. Землян  в
переходах  и на  полу  зала лежало значительно больше.  Но  ни одного живого
трогга не было видно.
     В   боковых  креслах  центрального  зала  сидело   человек   пятнадцать
измученных, избитых, растерзанных  каторжников. Они  напряженно  глядели  на
проходящих мимо, но не вставали. Они были измождены.
     Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в  глаза каторжникам. Он знал -
они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже не убьют. Их
бросят на такую  работу, что они сдохнут за считанные дни,  сдохнут в адских
мучениях и будут в последние часы завидовать распятым.
     Он все знал. Но забрать их с собой он не мог.
     Стеноход спихнули  вниз - там его курочили те, кто не сумел  взобраться
на  верхние  ярусы.  Спускались  на  внутренней  лебедке скафа. Кеша  держал
оборотня  Хара за костяной пояс.  Хар дрожал. Оборотни  вообще почему-то все
время дрожали.
     Когда они спустились, Кеша спросил:
     - Королева не изменит своего слова?
     - Почему она должна его менять? - не понял Хар.
     - Загиду убили.
     - Нет. Не изменит. А Загиду на самом деле убили. Мы  не можем ему ничем
помочь. Поздно.
     - Ну и  ладно, - как-то повеселел Кеша. Он даже улыбнулся.  - Не так уж
непобедимы ваши трогги из спор. Как ты думаешь, приятель?
     Хар промолчал,  и Кеша так и  не  узнал, о чем  он  думает. К трапу они
подошли  окруженные молчаливой  толпой. Бот висел  там, где его и  оставили.
Внизу, прямо  под  ними  и чуть  поодаль, валялись  обломки двух  патрульных
бронелетов. Бот расправился с ними самостоятельно.
     - Молодец, - машинально похвалил его Кеша. - Так и держать.
     Он  не  глядел  на  обреченных.   Но  один,  Мотя   Глушитель,  вор  из
Сан-Франциско, скрывавшийся на Трафогоре восемь лет, крикнул жалобно:
     - Кеш, забери меня с собой! Ну чего тебе стоит!
     Он узнал Булыгина даже в скафе. Позор! Кеша налился кровью.  Он никогда
не  забудет  каторги!  Никогда  не  забудет  родной  зоны и  этого жалобного
голоска!  Он тащит с собой проклятого  оборотня, но не может взять ни одного
из корешей. Проклятье!
     Он молча шагнул на трап.
     - Забери! Забери меня из этого ада-а-а!!! - неслось в спину.
     Вон с Гиргеи! Вон! И нечего себя  винить. Ему просто повезло. Он  такой
же,  как и  все  они. Но ему повезло.  А может,  повезло  им! Хватит пускать
слезу, хватить ныть. Вон отсюда!
     Он устроился в кресле. Оглянулся на Хара. И выкрикнул:
     - Полный вперед! Курс - к капсуле! Давай, жми, друг!
     Он отключил  прозрачность,  чтобы  не  видеть,  как убегают  врассыпную
каторжники  - снаружи сейчас жарко, бот будет  раскаляться  добела, а  потом
пойдет  вверх.  Пойдет   на  предельной   скорости,  прожигая  перемычку  за
перемычкой, превращая в кипящий пар свинцовую океанскую жижу.
     Прощай, проклятая каторга! Прощай, последнее пристанище смертников!
     Прощай, подлая гадина Гиргея!!!


x x x


     Гуг бил  безжалостно и сильно.  Это был не человек, а какой-то  мамонт.
Его  пудовые  кулачищи  не  опускались.  Иван уже устал уклоняться,  нырять,
уходить  от   ударов.  Он   умел  их  держать  не  хуже  самого  заправского
профессионального боксера. Но сколько же можно -  нос разбит, бровь в крови,
ребра трещат, голова, того и гляди,  расколется как грецкий орех. Нет, всему
должна быть мера. Он ушел от прямого, присел и неожиданно резко саданул Гута
головой в живот.
     Тот  качнулся, упал на свой огромный  зад.  Но тут же вскочил и ожившим
паровым молотом набросился на Ивана.
     -  Я  тебя прибью, сукин сын! -  хрипел он. - За каждого прибью!  Потом
подниму за шкирку и еще раз прибью! Получай!
     Дил все пытался их разнять, но ему тоже досталось крепко - Гуг засветил
прямо под глаз, к распухшему,  разбитому Таекой носу прибавился еще огромный
синячище, вздувшийся прямо на виду у всех.
     - Он же спас тебя! - вопил Дил. - Болван, ты же сам  поминал его добрым
словом, Гуг, опомнись!
     - Пьяный был, - отнекивался Гуг, - вот и поминал. А сейчас убью!
     Он размахнулся  для  последнего,  всесокрушающего,  смертного  удара. И
замер.  Между ним  и  Иваном, опустившим  руки,  выросла  будто из-под земли
хрупкая и крохотная Таека. Вид у нее был грозен и свиреп.
     Этого Гуг не  выдержал.  Он закрыл лицо  своими громадными ладонями и в
голос  зарыдал,  повалился  на  сено.  Он  ослаб,  выдохся  внезапно,  будто
проколотый воздушный шарик.
     - Их есть балшой крэзи! -  отчетливо произнес в наступившей тишине Серж
Синицки, опустил наконец свои руки-грабли и ушел, топая  по коридору, словно
бегемот.
     Иван  вытер со  лба  кровь тыльной  стороной  ладони подошел  к  Таеке,
поцеловал ее в висок.
     - Спасибо, малышка! - прошептал он ей на ухо. - Ты меня спасла.
     Гуг похлопал его по спине своей черной широкой  лапой с шестью золотыми
перстнями на пальцах.
     - Ты живучий, Ваня!
     - Живучий, - согласился Иван.
     Он смотрел  на рыдающего Гута. И  понимал его. Дважды  попасть  в такие
истории и не сломаться не каждый сможет.
     Гуг  не  сломается,  Иван  знал.  Он  будет  долго   беситься.  Но   он
перебесится.
     - Я  не Бил Аскин, Гуг, - сказал он раздельно,  внятно.  - Ты зря махал
кулаками. Ребята были  обречены. Я  спас  вас четверых... пускай троих.  Без
меня вы не выбрались бы с каторги никогда!
     Сквозь рыдания Гуг просипел:
     - Крежень готовил операцию.  У него был целый  план!  И мы не последние
дураки  там!  - судороги перехватывали  его  горло,  он  сипел  отрывисто, с
всхлипами.
     - Дураки, Гуг! Самые настоящие дураки! - не давал ему пощады Иван. - Вы
законченные и обреченные дураки!
     - Ладно! - зжрал вдруг седой великан. - Хрен с тобой - дураки! Но тогда
мне  надо было  сдохнуть там, на Гиргее, вместе  с корешами! А ты сделал  из
меня последнюю суку! Я никогда не был дерьмом, Ваня!  А  ты меня превратил в
дерьмо!
     - Заткнись!  - выкрикнула Таека. У нее у самой по  крутой  скуле  текла
алмазная,  сверкающая  слезинка. Забившиеся в угол  кони глядели на  людей с
опаской, вздрагивали, поводили боками.
     - Сдохнуть  просто, Гуг! Я бы  мог  сто  раз  сдохнуть, - так же тихо и
четко долбил свое Иван, - но мне надо было тащить свой крест. И я не сдыхал,
я его тащил, понял! А теперь мне ноша не по  плечу. Я тащу  не  только  свой
крест.  И мне нужна помощь, понял?! Вот поэтому я и не дал  тебе сдохнуть. И
не дам! Не дождешься!
     - Он правду говорит, - вставил посерьезневший Дил Бронкс.
     -  Плевать мне на его  правду! Я не  верю в  это дурацкое вторжение!  -
закричал  Гуг  Хлодрик, не  вставая  с колен. -  Не  верю! Он сам спятил - и
хочет, чтоб  другие спятили, чтоб  поддакивали ему! На вот, выкуси! Я возьму
на абордаж первую же капсулу и вернусь на Гиргею, понял?!  Я  буду мстить за
ребят!
     Иван усмехнулся, покачал головой.
     - Ты будешь мстить за них здесь, на Земле! - процедил он.
     - Здесь не Земля, - поправила его серьезная и правильная Таека.
     - Земля  везде,  где есть люди, - ответил ей Иван мягко,  даже нежно. И
снова уставился на  изнемогшего викинга, сменил тон: - Крежень твой подлец и
подонок! - сказал он.
     - Чего?! - взревел Гуг. - Ты моих парней порочить?! И здесь тоже?!
     Он   бросился   на  Ивана.  И  тут  же  повалился  на  сено,  сраженный
молниеносным ударом. Иван потирал кулак и смотрел, как Гуг поднимается.
     - Крежень твой хотел убить меня, понял?!
     - Не верю!
     Гуг мотал головой -  у него явно все помутилось  в мозгу. Дил понял это
первым, он подбежал, подхватил его, подвел к стене и усадил тихонько, словно
боясь, что Гуг рассыпется на куски.
     В это  время дубовая дверь от удара чуть не влетела внутрь конюшни, она
задрожала  толстенной басовой  струной.  Все  оглянулись на  нее. И  увидели
Иннокентия Булыгина.
     Кеша стоял подбоченясь. Но лицо у него было виноватое.
     - Иван,  ты прости,  - начал он,  сбиваясь  и  запинаясь, тяжело дыша и
бледнея, - мне там на вылете, возле этой Гиргеи драной с твоей капсулы левый
рог сбили. Прямое попадание!
     -  Это  ты вон у кого прощения  проси,  -  Иван как ни  в чем не бывало
кивнул на Дила Бронкса, - он хозяин!
     Кеша посмотрел на хозяина словно на пустое место и  снова  обратился  к
Ивану.
     -  Я понимаю, эта машина бешеные  бабки стоит. Но так получилось. Ежели
смогу, расплачусь потом. А нет, - он склонил голову, - вот башка - руби!
     Гуг   Хлодрик   встал    и   побрел,   пошатываясь   и   оступаясь,   к
другу-каторжнику.
     - Кешенька, выполз из ада? - завел он по-бабьи, жалобно и с надрывом. -
Чего это ты двоишься у меня в глазах, Кеша?!
     Прямо   за   Иннокентием   Булыгиным  стояло  какое-то  гадкое  чучело,
полупрозрачное и пучеглазое. Стояло чучело очень тихо и скромно, поначалу на
него и внимания не обратили.
     - Кто такой? - вскрикнул Дил. - Откуда?!
     - Я их есть пропускаль! - пояснил вернувшийся Серж. -  Капсул есть наш,
код есть наш! Капут нельзя!
     Дил махнул рукой. Он давно  собирался выгнать бестолкового Сержа. Но не
мог - все-таки друг, свой брат-десантник, это как из сердца клок выдрать.
     - Его зовут Хар, - представил чучело  Кеша. - Он нормальный малый. Если
бы не он, капсуле труба. И нам труба! У него чутье зверское, он учуял боевой
прозрачник на две секунды раньше, чем капсульные мозги, ясно?! Секунду еще я
соображал! Мы их опередили на одну секунду. Но рог, Иван, сшибли!
     То, что Кеша упорно называл рогом, было шестиосной выносной мачтой,  на
которой крепилось две  дюжины  боевых ракет с  рассыпающимися боеголовками и
два периферийных щупа.
     - Да чего  ты заладил, рог да рог! - возмутился Дил, он не любил, когда
в нем  начинали подозревать мелочного  человека. - Новый наставим. А вот эта
образина мне совсем не нравится. Она хоть понимает по-человечески?!
     - Она  понимает, - покладисто,  с каркающим акцентом  ответил оборотень
Хар.
     Дил недовольно крякнул и  потер свой  опухший нос.  Таека  поглядела на
него  сердито  и  нахмурилась,  она  не  любила  нетактичности,  особенно  в
отношении гостей и незнакомцев.
     - Ну дай же я тебя обниму! - Гуг  наконец  добрался до Кеши, сграбастал
его,  навалился,  подмял и  уронил, рухнув сверху.  Гуг был в полуобморочном
состоянии. И не мудрено,  другого после прямого Иванова удара вообще  бы уже
не было на этом свете.
     Кеша не обиделся. Он выбрался из-под вожака, поднял  его, пошатываясь и
дрожа от напряжения.
     - Пойдемте в  зал! - опомнился вдруг Дил.  - Ну что  мы в  конюшне, как
варвары какие-то! Прошу, гости  дорогие и друзья званые! - Потом он взглянул
на  черного,  ободранного  Кешу, на  грязные  разводы у  него  под запавшими
глазами и запричитал:  - Но сначала в баньку, сначала в баньку!  С дорожки в
баньку полагается!



БЕЗДНА


     Иван пнул дубовую дверь, и  та чуть не сшибла с ног какого-то облезлого
забулдыгу в черной майке с двумя черепами. Забулдыга выхватил из-за голенища
красного  сапога  огромный  зазубренный  тесак  и исподлобья  вызверился  на
вошедшего..
     - Не сердись, приятель, - дружелюбно бросил Иван.
     И добавил уже через плечо, проходя внутрь кабака: - С меня причитается.
     Он  прошел к драной  стойке,  заказал у  жирного  малайца-бармена банку
чистой воды и полстакана  гремучего  пойла под красивым названием "ти-рекс".
Пойло двинул по стойке обалдевшему от неожиданности забулдыге.
     Банку открыл, но  пить  воду не стал,  только смочил платок и обтер  им
потное, запыленное лицо. Он страшно устал  за последние три  дня, он так  не
уставал ни на Гиргее, ни в  Пристанище. Последний раз он бывал в Новом Свете
двенадцать лет назад - три или четыре приема, полеты над городом, попойка на
крыше четырехсотэтажного небоскреба,  липкие  голые  девицы  в  сиреневых  и
розовых цепочках  вместо одежды, два  контракта  и  нудное  утро  со  старым
приятелем  с  Галарога  -  Юджином Скотчем  по прозвищу  Мотылек.  Вот и все
воспоминания. Юджин советовал ему не задерживаться в Америке. Иван и без его
советов спешил - до старта  надо было повидаться кое с кем из России,  сдать
отчеты  и  просить, просить, просить о  полном отпуске.  Как давно это было!
Теперь  он  видел Новый Свет не сверху. Теперь он бродил по земле и мысленно
материл Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного, втравившего его в долгую историю и
заставляющего  разматывать  какую-то  нелепую   нить   вместо  того,   чтобы
заниматься делом. Проклятый Лос-Анджелес!
     -  Ну  что, приятель, - он обернулся  к забулдыге,  подмигнул ему. -  В
расчете?
     Забулдыга со второго захода выглушил свой "тирекс", постоял, помолчал и
рухнул на пол. Дьявольское пойло сбивало с ног и не таких парней.
     - В расчете, - глубокомысленно ответил сам себе Иван.
     Шестилапый биороб сноровисто выскочил из темного угла притона, подбежал
к лежащему, ухватил  гибким  носовым щупальцем за  ногу  в красном сапоге  и
утащил забулдыгу под свист и завывание сидящей у столиков пьяни. Но свистели
не все. Трое трясущихся алкашей, поднявшихся из-за бокового овального стйла,
помалкивали. Средний, которого  тащили двое крайних, вообще  свесил  голову.
Допился, подумал  Иван.  Но тут же понял,  что ошибся -  из брюха у среднего
торчала рукоять кривого зангезейского кинжала. Иван хорошо знал эти кинжалы,
под  лопаткой у  него  был  старый, побелевший  от времени шрам -  памятка о
Зангезее, планете, на которой землянам делать нечего. Ивану  было плевать на
эту мразь, пусть  вытворяют что хотят,  ради  таких он  не  шевельнул  бы  и
пальцем, пускай горят  в будущей геене огненной. Но на Земле  жили и другие.
Потому-то Иван искал Гуга.
     - Шел бы ты в другое место, - неожиданно просипел малаец. Судя по этому
сипу бармен был сифилитиком с большим стажем. - У нас не любят чужих!
     Бармен все  время  перемигивался с двумя  багроволицыми  мордоворотами,
торчавшими у боковой стойки.
     Иван видел это, он знал,  чем заканчиваются такие перемигивания. Но ему
очень не хотелось привлекать внимания к своей скромной персоне. Ему хотелось
одного - поскорее убраться из этого гадюшника.