Переминались  с  ноги на ногу легкие и
быстрые  пеласги в плоских шлемах-личинах, будто пред стремительным броском.
Сдерживали  нервных,  горячих коней смуглые и ясноглазые, обожженные солнцем
каменных  пустынь  хетты,  и  вился  над  ними  на  алом полотнище двуглавый
росский  орел,  хозяин  двух  частей  света. Важно и гордо, подобно каменным
исполинам,  в  дышащей жаром красной броне застыли в центуриях светлобородые
расены-этруски.  Величаво  откидывали головы в гребнистых сверкающих до рези
в  глазах  шлемах  заносчивые  и  великодушные венеты, вздымали разом вверх,
будто   приветствуя  вождя,  короткие  и  острые  мечи.  Тускло  отсвечивали
вороненой  сталью  закованные  с головы до пят тав-роскифы, ахилловы витязи,
чистой,  прозрачной  и  далекой  донской  водицей светились их серые глаза в
прорезях   шеломов.   Укрывались   красными  щитами  мускулистые,  белокурые
фракийцы,  готовые  к  бою  и  к  пиру.  Настороженно  покачивались в седлах
молчаливые  скифы в войлочных русских шапках и с верными акинаками на боках.
Переглядывались  возле  боевых  колесниц  своих златокудрые и почерневшие от
южного  солнышка  ярии,  запыленные,  будто только вернувшиеся с долин Инда.
Голые  по  пояс,  в  холщовых  штанах,  с  переплетенными  кожаными  ремнями
предплечьями   высились  словно  литые  из  мрамора  халы-кельты.  Теснюдась
ватагой  добродушные  и  огромные  вандалы,  поигрывали  тяжелыми  мечами да
булавами.  Опираясь  на  длинные  боевые  топоры,  в  длиннополых  шерстяных
плащах,  угрюмые  и  важные,  просоленные  насквозь  и  выбеленные северными
морями,  стояли  варяги, рослые и могучие русичи, хранящие сердцевину земель
росских  от дикарей-англов до франков. Горделиво держали на прямых, жилистых
шеях  обритые  головы  с  длинными  прядями  молчаливые  русы,  лес  копий с
золотыми  остриями  качался  над  ними.  Стояли  отборные  дружины киевские,
новгородские,   сурожские,   руян-ские,  полабские,  острейские,  венетские,
илионские,    палес-танские,    старгородские,    галийские,   браниборские,
владимирские,  белозерские, царьградские, микенские, псковские, ' порусские,
аркаимские, московские... стыли в грозном спо-

312

     койствии  когорты,  фаланги,  полки,  легионы, армии... тысячами бликов
отражался  свет  небесный  в  доспехах, веяли стяги и знамена над бескрайним
океаном  голов.  Неисчислимо,  непомерно, лучезарно и праведно было Воинство
Святорусское!
     Бесчисленное множество глаз взирало на Ивана.
     И  он  видел  каждую  пару,  он  впитывал  в  себя  силу,  веру, честь,
мужество,  благородство  и  чистоту,  излучаемую ими. Он вбирал в грудь свою
жар  тысяч и тысяч сердец. Он проникался их мыслями и стремлениями, он горел
их  горениями, он мучился их муками и радовался их радостью. Они были с ним.
И  они  были  в  нем.  Все до единого, плоть от плоти, кровь от крови, отцы,
деды,  прадеды...  все!  Его  глазами  они,  созданные  по Образу и Подобию,
посланные  в  жизнь  носителями  Света, одухотворенные и обладающие свободой
воли,  его глазами видели они гибель мира! И ему отдавали они все, что имели
сами  в  веках  и  тысячелетиях,  чтобы  спасти  этот мир, пока жив еще он -
один-единственный, последний из Великого Рода.
     Иван  стоял  на вершине. И ждал. Ему мало было слов волхва и этих глаз.
И  тогда  он поднял вверх руки, вскинул, ударяя друг о друга ладонями. И тут
же   взметнулся   лес   рук,   копий,  мечей,  палиц,  стягов,  знамен  -  и
оглушительный гром прокатился в поднебесьи.
     Отныне он был Повелителем Воинства, Архонтом Великих Дружин Россов.
     И  все разом смолкло, исчезло, прозрачно-призрачными струями, мириадами
струй  возносясь  к  сияющему небу. И небо это бездонное посинело до густоты
морской,  почернело,  нависло  каменной  беспросветной твердью и разразилось
ответным  раскатистым  громом, и извергло ослепительную и чистую молнию. Она
вошла  в  Ивана живительным Небесным Пламенем и вдохнула в его душу души его
предков, пожелавших в тяжкий час быть с ним. Мечом Вседержителя.
     А  потом был дождь, был ливень. Водопады очищающих струй омывали тело и
душу  Ивана.  Он сидел все там же, открытый всем ветрам и каждой хрустальной
капле  из  Небес. Рядом сидел седой волхв. Но струи не касались его и грубые
светлые одежды волхва оставались сухими.
                                                                         313

     Они  молчали долго. А когда ливень стих и снова выглянуло чистое, ясное
                                                      солнце, волхв спросил:
     - Готов ли ты к последнему бою?
     - Да! - ответил Иван.
     Волхв  печально  улыбнулся. Встал. И взяв Ивана за руку, повел его вниз
по  склону,  в  сень  густых дубрав и рощ. Тяжелая и сочная трава под ногами
шуршала,  приминалась  и  тут  же  вставала, тянулась к пробивающимся лучам.
Снизу,  из  лесного  полумрака веяло прохладой и самой жизнью. В вышине пели
беззаботные  птахи,  и  их  пению  вторили  журчащие  ручейки,  сбегающие  к
подножию. Старый Мир был прекрасен, свеж и юн.
     - Гордыня сильнее тебя, - неожиданно сказал волхв, не умеряя шага.
     - Но  почему?  -  удивился  Иван.  Он  действительно был готов хоть сию
минуту  сразиться  со всеми армадами зла. Сильнее его в Мироздании никого не
было.
     Волхв не ответил. Промолчал. И спросил сам:
     - Что  же  вознамерен  свершить  ты,  вернувшись назад? Иван замялся. У
него  еще  не было в голове четких планов, как он мог ответить... там станет
видно, по обстоятельствам и свершения будут!
     - Не  знаешь, - заключил волхв. - А в тебя верят слишком многие, в тебя
верит Он. Тебе нельзя ошибаться!
     - Да,  ты  прав,  -  согласился Иван, - я еще не готов. Но почему ты не
сказал мне об этом?
     - Последнее  слово  всегда остается за тобою. Ты сам пришел сюда. И сам
уйдешь. Ты решаешь.
     Ивану  припомнилось,  как  он  днями  и  ночами висел в железных цепях,
висел  вниз  головою  -  "дозревал". Он и здесь дозревает, но ведь так может
длиться бесконечно, ибо совершенствованию нет пределов. А Земля гибнет.
     - Тебя гнетет внешнее, - не открывая рта, произнес
     волхв. - Ты боишься его, сдерживаешь себя, будто принял обет.\
     - Обет?
     - Да,  но  ты  должен  научиться,  отрешаясь ото всего, не рвать тонких
нитей  с  верящими  в  тебя  по  ту  сторону  Осевого.  Созерцая  все миры и
оставаясь отрешенным, не стань выше ближних своих!
     Иван  подошел  к  одинокой березе, раскинувшей зеленые волосы свои пред
молодыми еще, нераздавшимися дубками.

314

     Прижался  виском к холодной коре. Нет, он ни на минуту не забывал о них
-  об  Алене,  об  их  сыне,  так  и не ставшим родным - и как тот мог стать
таковым,   ведь  Иван  не  видел  его  крохотным  и  сморщенным,  лежащим  в
колыбельке,  не  провожал его в школу, не бродил с ним по лесам... он увидел
его,  взрослого,  будто  явившегося  невесть  откуда,  да так, собственно, и
было.  И  все равно он думал о них, беспокоился, откладывал напотом... Вот и
пришел этот "потом".
     Иван   прикрыл   глаза.   Голубоватый,   матово-бледный   шар  плыл  по
Пространству,  и  стаи  звезд, будто опасаясь гиганта, огибали его, какое-то
время  скользили  рядом, отставали... так казалось, звезды были, конечно же,
далеко,  равнодушные  и  холодные.  А виделось так, потому что шар-звездолет
шел  с  непостижимой,  сверхсветовой  скоростью.  Иван  не  узнавал  рисунка
меняющихся  созвездий,  в  этой  дыре  ему  бывать  еще  не  приходилось. Но
главное,   звездолет   был  цел,  а  значит,  целы  и  они,  вырвавшиеся  из
Пристанища.  Для них не было выхода через шлюзы, через Осевое измерение, они
пробивались к Земле своим путем, в открытую, напролом!
     Семь  хищных  вытянутых  уродин  выскочили  на  пути  шара внезапно, из
подпространства.  Это  были  межзвездные  крейсера Системы, Иван сразу узнал
их.  И  похолодел  подобно  стволу  березы, к которой он прижимался. Уродины
вынырнули  на бешенной скорости, явно подстерегая добычу, не наперерез ей, а
по  ходу,  и  теперь  они  летели  стаей  гончих  за  бегущим огромным белым
медведем.  Уродины сжимали кольцо, не оставляя загнанной жертве пространства
для  маневра.  Иван  помнил  очень  хорошо  эти  хищные контуры, облепленные
шарами  ботов  и  грозными  шипами. Когда-то давным-давно Второй Межзвездный
вышвырнул  за  пределы  Вселенной один такой крейсер... золотые деньки были,
времена  его  торжества!  Кто бы мог подумать, что все так обернется! Сейчас
негуманоиды  Системы  господствовали во всех вселенных, они добивали остатки
космофлотов  Федерации,  они  разоряли станции, громили еще не разгромленные
межгалактические  города...  и  не  было ни управы на них, ни защиты от них.
Вот и теперь! На его глазах должно было свершиться страшное.
     Иван  распорол  всепроникающим  взглядом своим обшивку шара-звездолета,
прожег  переборки...  и  увидел  зал  со сводчатыми, сферическими потолками,
увидел белесый ту-
                                                                         315

     май,   вздымающийся  кверху...  и  два  легких  полупрозрачных  кресла,
удерживаемых  этим  "туманом".  Алена и его сын, сбросивший с себя заклятье,
полулежали  в этих самых креслах. Глаза их были закрыты, но лица спокойны -в
них  не  было  и  тени тревоги. Они оба были полными властелинами мерцающего
шара.  И они несомненно все видели, осознавали и управляли звездолетом - это
Иван  понял  сразу.  Он даже вздохнул с облегчением, появилась тень надежды.
Он приблизил всемогущим взором своим их лица, всмотрелся:
     у  сына  чуть  подрагивала  верхняя  губа,  и  казался он сейчас совсем
мальчишкой  -  наивным  и не заглядывающим далеко в будущее, лицо Алены было
прекрасным  и  живым,  Иван даже изумился, с ее лица спал этот привычный уже
налет   непробужденности,  ушла  тень  "спящей  красавицы",  теперь  никакой
бес-искуситель  не  посмел  бы  ее  назвать "мертвой", как это позволял себе
подлый  Авварон.  Все  хорошо!  И  слава  Богу!  Иван припал к ее губам и не
ощутил  прикосновения,  но  почувствовал тепло... Нет, так нельзя, он совсем
раскис!
     Когда  и  зал,  и  переборки,  и  обшивка вновь сомкнулись, и Иван стал
видеть  погоню,  кое-что  изменилось.  Звездолет уже не походил на шар, семь
огромных  раструбов  вытягивались  из  его  боков,  каждый  был  направлен в
сторону  своей "гончей". Становилось очевидным, что близится развязка. Более
того,  теперь  сами  шипастые  уродины  пытались  вырваться  из незримых пут
звездолета,  целые  океаны плазменного пламени вырывались из их дюз, дрожали
в   расплавленном  вакууме  черные  зеркала  отражателей,  тряслись  могучие
тела,крейсеров...  но им не удавалось ускользнуть из сети, смертной для них.
Прямо  на  глазах  уродины  становились  еще более уродливыми, сплющивались,
лопались,  раздувались,  трещали  по  швам,  выгибались  -  их  втягивало  в
раструбы,  влекло  чудовищной  силой,  которой  они не могли сопротивляться.
Наконец   они   превратились   в  пылающие,  расплавленные  шары-сгустки  и,
сопровождаемые  лиловым  мерцанием,  влились  в отверстия подобно гигантским
шарам ртути. Звездолет несся вперед, пожирая пространство, не
     снижая  скорости,  и раструбы медленно втягивались в его крутые матовые
бока.
     - Они спасут Землю! - невольно вырвалось из губ Ивана.
     От приоткрыл глаза. 316

     Волхв сидел под березой, поджав под себя ноги, и покачивал головой.
     - Они  не  спасут  Землю, - сказал волхв грустно. Иван не стал спорить.
Он сам не знал, отчего, но совсем другое бросило его в жар.
     - Скажи,  -  начал он быстро, - почему все так происходит? Ведь я был в
Свете.  Он  видел  меня  и  говорил  со  мною.  Он избрал меня. Он поверил в
меня...  И  ведь  Он - всемогущий. Он мог очистить меня Сам, мог просветить,
наделить  силой, знанием, верой, вложить в мои руки оружие возмездия - одним
словом  Своим,  прикосновением,  взглядом! Ему это ничего не стоило сделать,
ибо  выше  и  державное  Его нет ничего и никого, нигде! Почему Он не сделал
этого, почему?!
     Волхв  смотрел  в Иванову душу мудрыми, ласковыми глазами. Он ничего не
говорил.  Иван  сам  все  знал,  он и прежде отвечал себе, и нечего задавать
нелепые  вопросы. Нечего терзаться! Он всего должен достичь сам, опираясь на
себе  подобных,  на  живших в его генах и в его памяти. Он должен сам пройти
свой   крестный   путь.   Иначе   вообще  не  нужно  было  бы  ни  слов,  ни
прикосновения,  ни  дыхания  -  все  свершилось  бы без него. Иди, и да будь
благословен!  Нет,  Чуда  не  будет.  И  вмешательства Высших Сил не будет -
иначе  все впустую, все напрасно - десятки тысячелетий свободной воли людей,
их  рождения,  мучения,  подвиги,  творения  и  смерти - все зазря! Они сами
должны  поставить  точку  в конце своего пути... или продолжить путь этот! И
исполнителем их воли избран он.
     Иван   вскинул   голову,   густая  листва,  сплетения  тысяч  дрожащих,
покачивающихся  листьев  замельтешили перед глазами, навевая зеленый неясный
морок,  и  показалось  вдруг,  что выблеснули сквозь кружева тонких прожилок
два   красных,  кровяных,  налитых  ненавистью  глаза,  померещилось,  будто
толстый  лиловый  язык  облизывает синюшные губы, из-за которых проглядывают
кривые  клыки...  гиргейские  гадины!  Иван напрягся - за ним был должок, он
помнил:
     хрустальный  лед,  ядро Гиргеи, бесчисленное множество ячей... Но разве
он не расквитался с ними, погружаясь в Океан Смерти?!
     Волхв подошел незаметно, положил легкую и теплую руку на лоб.
     - Не терзайся пустыми воспоминаниями, - сказал он.
                                                                         317

     - Я  забыл,  -  с  горечью проговорил Иван, - они напомнили. Вот и все,
очень  просто.  Прошел отпущенный мне срок - стоит вернуться в новые миры, и
я   окажусь  в  их  лапах...  -  голос  Ивана  звучал  неуверенно,  но  все,
накопленное  в  жизни,  опыт,  память,  набитые  в ошибках бока твердили ему
одно:  сильнее довзрывников во Вселенной никого нет, и эта сверхцивилизация,
имевшая  на  него свои виды, не отступится, в ней нет понятий о добре и зле,
в ней господствует голый, нечеловеческий разум.
     - Когда-то  ты  был в Чертогах Избранных, помнишь? Еще бы Ивану было не
помнить  этой  мерзости  верхних  уровней  Пристанища, от таких воспоминаний
лучше держаться подальше.
     - И что ты видел там?
     - Змей   и  червей,  копошащихся  друг  в  друге,  миллионы,  миллиарды
скользких гадин! - ответил Иван.
     - Ты  зрел гадин телесных. А теперь представь себе миллиарды миллиардов
червей  незримых,  копошащихся  друг  в  друге  не в Чертогах, но в сгустках
силовых  полей.  Они  не  обманули  тебя,  Иван,  они  пережили  то,  что не
понимающие  мироустройства в гордыне своей называли Большим Взрывом и что на
деле  есть  лишь  малая  точка в тенетах многомерных пульсационных цепей. Ты
называешь   их  довзрыв-никами.  А  они  черви.  Самые  обыкновенные  черви,
возымевшие  силу  и  власть, возомнившие себя хозяевами вселенных. Они могут
многое,   они  прошли  долгий  путь.  Но  они,  для  спасения  жизней  своих
перешедшие   на   бестелесный   уровень,  утратили  души,  вложенные  в  них
изначально,   отреклись   от   них...  и  выжили  копошащимися,  скользкими,
бездушными  и  холодными гадинами. Это была ошибка Творца. Когда-то и на них
Он возлагал надежды, когда-то и им он давал шанс...
     До  Ивана  все  дошло  мгновенно.  Так  вот  в  чем дело! Они, люди, не
первые!  Они  -  лишь  немногие  из  населяющих  точки в каких-то там цепях!
Огромный,  непостижимый,  бесконечный  эксперимент идет вечность - замкнутую
вечность:   создаются   все   новые  и  новые  миры,  населяются  созданными
изначально  по  Образу  и  Подобию,  населяются  прочими,  противостоящими и
сопутствующими,  ибо  и  без  них  нельзя.  И  вот создания эти, твари Божьи
пускаются  в  жизнь,  в  тяжкое  и  смертное  плавание по Океану Мироздания,
рвутся к высям и падают в бездны, изживают себя в

318

     вырождении  и  самоубийственном  обездушивании  -  и  все  это за сотни
тысяч,  за  миллионы,  миллиарды  лет  -  и  заканчивают  свое существование
Большим  Взрывом,  очищающим  от  выродившейся  биомассы  мир, выжигающим ее
чистым  огнем.  И все начинается снова. Эксперимент бесконечен и замкнут. Он
идет  не  в  одних  временах,  в  многих пространствах и измерениях. Тенета!
Сети!  Объемная  многомерная паутина с бесчисленным множеством малых точек -
огромных,  населенных  миров, в которых рождаются, любят, мучаются, творят и
гибнут  изначально  наделенные  душами,  но  утрачивающие их, убивающие себя
сами...  И  гремят  повсюду,  то  там,  то  здесь невидимые, не слышимые для
прочих  большие  взрывы,  гибнут цивилизации, изжившие себя и не оправдавшие
веры  Творца.  Но  не опускает Он рук в этом изнурительном и вечном труде, и
на  смену  ушедшим  или  обратившим  себя в червей впускает Он в мир новых -
надежду Свою, несбыточную, страстную надежду!
     - Но  ведь  в очищающем огне взрывов, в этих апокалипсисах гибнет и вся
нечисть,  накопившаяся  за времена вырождения?! - спросил Иван, заранее зная
ответ.
     - Нет,  не  вся,  - сказал волхв,- нечисть живуча, она переходит в иные
формы  и  состояния,  она  опускается  в  темные  воды  Черного  Океана, она
множится и ждет своего часа.
     - Но почему Он не убьет ее? Почему?!
     - Все  и  во  всех мирах создано Творцом, коему нет имени и коего никто
никогда не видел...
     - Я видел! - вставил Иван.
     - Ты  был  удостоен лицезреть лишь одну из ипостасей той Силы, что выше
лицезрения,  и  тебе  было  сказано  о  том.  Слушай!  Он  создатель всего и
повсюду.  Но  Он  не  создавал  нечисти  и  сил  зла. Он впускал в миры всех
равными,  разделяя  лишь  не  имеющих душ и наделенных ими. И вот из них, из
тех  и  других,  не в подъеме к Свету, но в вырождении и зачиналась нечисть.
Все  Его  дети,  но  все  - обладающие своей волей и избиравшие свой путь. В
одних  Он  еще  верил  и  считал  их  избранниками Своими, других отвергал и
изгонял  от  Себя, но никого и никогда не убивал. Всегда и везде все, злые и
добрые,  светлые  и  темные сами решали свою судьбу. И в этом была воля Его.
Он  помогал  избранным  лишь  Любовью  Своей  и Надеждой. Поверь, это совсем
немало!
                                                                         319

     - Я  верю, - фустно сказал Иван. И уселся рядом с волхвом. - Значит, мы
обречены?
     - Мимолетные  сомнения  могут  погубить мир людей, как погубили до того
триллионы  миров. Верь и помни - когда-то цепь должна разорваться. И если мы
ее не разорвем, то кто?!
     Силу  Иван  таил в себе неисчислимую, и вера была. Теперь навалилось на
его   плечи  нечто  неосязаемое  и  непонятное,  но  давящее  всей  тяжестью
Мироздания.
     Он сам ушел от волхва. Ушел в темень Священного леса.
     Его   предки-пращуры,   герои  и  полубоги,  всегда  в  минуты  и  часы
нестроения  душевного,  в  дни,  когда  надо  было  отвлечься  от суетного и
земного,  пообщаться  с Дарователем Духа и укрепить веру свою в себя и в Род
свой,  а стало быть, веру в Него, породившего их, уходили в священные рощи и
дубравы,   растворялись  в  земном  и  божественном.  Наедине  с  Вездесущим
обретали они себя.
     В  густых лесах и на высоких горах жили отшельники, храня свое сознание
в  чистоте  и  отрешенности.  В  уединении, молитвах, постах и размышлениях.
Вдали  от  мира  суетного  и  грешного.  Вдали от копошащихся и ползающих во
прахе.  Но  видели  они  больше  прочих.  Ибо  большое видится незамутненным
взором и на расстоянии.
     Нет!  Рано  еще  было  возвращаться  в  мир. Совсем рано! Иван брел меж
деревьев,  осмысливая  то  многое,  что  вобрал  в себя... и не зная, с чего
начнет,  вернувшись  в  земные пределы. Не знал он этого пять лет назад, два
года,  год...  месяц,  не  знал  и  нын