му ему все равно  не совладать, надо  срочно
проворачивать  "операцию"... надо  только  начать, надо ввязаться в  дело, в
драку. А там разберемся!
     Что-то неосознанное несло Ивана  в Париж, в незримый центр  Сообщества,
неофициальную столицу все тех же незримых сил, что управляли по меньшей мере
половиной мира.  Он еще сам не знал,  что ему там нужно, но  чутье не  могло
обмануть его. До  отлета оставалось два-три  часа, так он сам наметил, так и
надо было  держаться.  Локоть  оттягиваема  внушительная торба.  Иван еще не
успел разобраться с Гуговым наследством: ни инструкций, ни  перечней-скисков
не было.  Седой Говард  по кличке Крежень очень  коротко рассказал о  каждой
штуковине  -  в  два-три   слова.  Иван   видел,  что  седому  страшно  жаль
расставаться  с  этим  добром  - на старушке Земле  нет таких  сокровищ,  за
которые все это можно приобрести, но Крежень не решался нарушить волю босса,
он знал, что Буйный оставил и еще коекому кое-какие  инструкции. И он  знал,
что раздумывать исполнители не  будут. Ивану  не надо  было обладать  особой
проницательностью, чтобы понять  это. Кроме того Крежекь уважал босса. Ну да
ладно.  Хуже было с координатами... или  осведомители дали в банду неточные,
неполные сведения, или Гуга и  впрямь запихнули в самый ад, на самое дно, не
определив ему там конкретного места. Иван знал, что такое Гиргея и что такое
"дно".  Но  лучше  всего  он  знал,  что  любая массовка, любая  "операция",
планируемая бандой, неминуемо провалится - на гиргейскую каторгу нельзя идти
скопом, нельзя идти в налет, это  не нью-йоркская центральная тюрьма, это не
гренландский концбокс.  Гиргею  на  гоп-стоп,  с  пушками,  гиканьем,  ором,
пальбой, лихими виражами не  возьмешь.  На Гиргею можно  войти тихо. И  уйти
тихо. Иначе - труба!
     Иван выпрыгнул из дисколета  над пляс Эгалите. Антигравы мягко опустили
его  возле   старого  накренившегося  каштана,  рядом  с  чугунно-деревянной
лавочкой  четырехвековой давности, явно  вытащенной  городскими чудаками  из
музейных  запасников. На  такую  лавку было страшно  садиться - антиквариат,
ага, вот и табличка: "Изготовлена в 1914  году... простояла  до 1998 года...
на этом самом месте..." Чудеса!  Иван остановился. Надо прислушаться к себе,
надо услышать. Он стоял долго, минут десять. Прохожие оглядывались на  него,
какой-то  болван обозвал наркоманом паршивым.  Иван не  слышал. Он определял
направление  - прямо, не менее  восьмисот  шагов,  нет, шестьсот пятьдесят -
там,  что-то  нужное ему  происходит  там. Он  встряхнул  головой, перекинул
Гугову торбу на другую руку. И пошел.
     На  огромной  резной  желтой деревянной  двери красовался  черный грубо
выпиленный из куска  металла  квадрат.  Черный квадрат! И  ничего более. Его
влекло туда, за дверь.  Но одновременно чутье подсказывало, что туда идти не
следует, там опасность! еще неизвестно какая, но опасность! не ходи! не надо
рисковать перед отлетом! можно все испортить!
     Иван рванул на себя дверь. Вошел в мрачное парадное.
     -  Вход с  другой стороны, -  прошипело  ему  в ухо  из-за  спины. - Вы
ошиблись дверью, месье.
     - Нет, мне надо сюда, - решительно заявил Иван.
     - Ваш знак?
     Иван промолчал.
     - Вы не приобщены, как я вижу?
     - Я жажду приобщения, - произнес Иван с нажимом.
     - И  за вас  некому  поручиться?  Вы  оттуда? -  бледное  испитое  лицо
вопрошавшего поднялось кверху.
     - Да, я оттуда. И у меня никого нет на Земле, - Иван импровизировал, он
не мог уйти, не  солоно хлебавши, у него  оставалось слишком мало времени. -
Перед смертью, на Агаде, мой напарник говорил мне про вас...
     - Что он говорил вам про нас?
     - Он сказал только одно - там приют для ищущих. И дал адрес.
     - Он вас обманул, месье. Уходите. Здесь частное владение.
     Иван  понял, что дальнейший  разговор  не  принесет  успеха.  Он  резко
выбросил руку к бледному испитому лицу стража  дверей - что-то хрустнуло под
нижней челюстью, там, где  череп  крепится  к шее. Все! Он  будет  спать  не
меньше  часа. Эх, надо было  оставить торбу  в какой-нибудь камере хранения!
Поздно.
     Иван машинально  выставил кулак  - и  почувствовал, что на  него кто-то
напоролся. Следующее движение было молниеносным  - нападавший из тьмы рухнул
на ворсистый ковер под завешенное черной вуалью настенное зеркало. С охраной
у них  плоховато, подумал Иван, взбегая вверх по мраморной лестнице - он шел
на  мерный, ритмичный  гул. Где-то в  глубине  здания  что-то происходило. И
голос  подсказывал ему - он на верном пути, это опасно, очень опасно, но это
именно то, что нужно!
     Двери  в полутемный  зал были  приотворены. Смутные  фигуры,  мерцающие
огоньки виднелись за ними. Дворцовые, старинные двери в  три роста человека,
высоченные своды...  здесь была церковь, кирха  или католический костел!  Но
почему темень, почему эта гнетущая музыка? Что тут происходит? Иван тихонько
подошел  к  дверям, скользнул за  них. Месса!  Черная месса!  Они никого  не
боятся,  они  служат почти  в открытую  - те, что  у дверей, не охрана,  это
формальность. Иван пожалел, что  пришел на этот спектакль.  Не время, совсем
не время!
     Огромный,  перевернутый крест. Пылающие  рубиновые  пятиконечные звезды
рогами  вверх.   Одуряющий  дух  наркотических  зелий,  горящие  фитили  над
шестигранными,  рогатыми  лампадами дьявола. И сам он - черный,  изломанный,
неестественно  огромный, восседающий на черном, устланном крепом пьедестале.
И сверкающий узкий меч,  вонзенный в подножие, в  наложенные одна на  другую
желтую гексаграмму и  кроваво-алую пентограмму... Надо уходить немедленно, с
дьяволопоклонниками  еще  успеется,  ну  их!  У  Ивана  душа  выворачивалась
наизнанку, его  тошнило от  самого духа  черной  мессы. Он даже  не вникал в
слова, они  монотонно протекали через его уши, лились глухо и ровно,  ложась
на гнетущие аккорды невесть где таящегося органа.
     В  мрачном зале стояло,  сидело, лежало не меньше трех сотен людей. Все
они были в черных накидках-плащах. Маскарад! Ивану было не до маскарадов.
     - ...властитель миров  Вельзевул уже снами,  только незрячие  не  видят
этого, только глухие не слышат. Близится эра освобождения мира от света, эра
всепроникающей и  всевластной  Тьмы.  И вы - лучи  этого Черного  Света,  вы
посланцы  Вельзевула, приобщенные  к его свите.  Вам  откроется истина. И вы
понесете ее по всей земле.
     Нет! Хватит! Надо выбираться! Иван потихоньку,  спипой стал отступать к
дверям. Он знал,  сейчас будет  много всякого:  и  вой, и  крики,  и  черные
клятвы,  и  кровавые  жертвоприношения,  и  поклонения  чучелу  этого  черта
рогатого,  и дичайшая  оргия, и полное наркотическое  одурение - до утра они
будут  тешить  себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Ему некогда, он
не праздный бездельник.
     Пора на Гиргею!
     Он  уже  был  за  дверью,  когда  в  спину ударили  тихие,  заглушаемые
сатанинской музыкой слова:
     -  Черное  Благо грядет  в мир  наш. Сорок миллионов  лет  носившие его
бродили в пределах потусторонних, храня веру и силу нашего Черного  Господа!
Сорок  миллионов  лет  в  безводных  пустынях  Мироздания блуждали  посланцы
истины. Тяжел  и непостижим был путь их. Пронеся в себе Черное  Благо, стали
они,  как  исчисленно, Хозяевами  Предначертаний,  несущими Вселенной и миру
Всевоплощение во Отце нашем я в цепи вечных  воплощений. Сорок миллионов лет
длился Велцкпн Исход -  пришел час торжества и мщения.  Близится его начало.
Слушьте  слышащие, зрите зрящие - идет эра наша, и отдает наш Господь в руки
наши  для  большого мщения  жертвы наши, коим несть  ни числа ни  счета, кои
порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью  своей.
Услышьте сердцами своими - час наступит, и отверзнутся Врата в Мироздание. И
приидет время наше!


     Часть первая

ОБРЕЧЕННЫЙ


     Неприкаян есть человек, утративший дом свой, гол, бос и сир - даже если
живет в достатке и богатстве. Вдвойне  неприкаян и обречен тот, кого изгнали
из  дома его.  Но хуже всех извлеченному из норы  своей и брошенному вопреки
воле  его и  смыслу  в нору чужую.  Рожденный при свете  падает в темень,  и
окружает  его  зло,  и  нет  ему друга  и  брата,  есть лишь одни мучители и
терзатели его. Достойны жалости и сострадания прошедшие лагерями и  тюрьмами
земными,  каторгами  и  острогами. И  достойны зависти они - черной, слепой,
ненасытной  зависти,  ибо дышали они земным  воздухом, ходили по  земле, ели
пусть и  скудные,  но плоды  земные. Счастливцы! Избранники Божий! Участь их
легка и  светла, ибо каторга их в доме их земном, и сами себе они мучители и
палачи, жертвы и истязуемые.
     Каторга!
     Страшное и непонятное слово, пришедшее из глубин и далей. Каждым слогом
своим  ты бьешь  в  виски.  Не избыть  тебя во  веки веков роду людскому, не
пройти сквозь тебя, не перейти поверху, не обойти  стороною. Стоны и  плачи,
слезы  и  вой.  Но  хуже всего исступленное,  безутешное молчание.  Молчание
обреченных, утративших  веру и  надежду. В молчании кандалы  звенят громче и
безумней стучит плененное сердце..
     Подводная Гиргейская каторга!
     Пристанище обреченных на смерть. Сотни тысяч истерзанных  и замученных,
задавленных  непосильной  работой  в  подводных  рудниках.  Один  Господь  и
мучители ваши знают, о чем молили вы слезно, валяясь по полу, биясь головами
о стены - там, еще на Земле, - а молили вы о смерти: о расстреле, повешении,
сожжении на костре или электрическом стуле, четвертовании... молили  о любой
земной казни!
     Но  не  дали  вам  спокойной  и быстрой  смерти.  А  дали  вам  смерть,
растянутую   на  годы.  На  десяти  планетах-каторгах  держала  Земля  своих
непослушных  сыновей. И одной из них была  планета Гиргея в созвездии Белого
Удава - левой спиральной ветви галактики Уга-ХН.
     Семь лет геизировали  Гиргею.  Семь лет бились  десантники-смертники  с
чуждым миром.  Семь лет пожирали лучших из лучших псевдоразумные  гиргейские
оборотни.
     Черный, бездонный,  свинцовый океан.  Ни  островка,  ни клочка суши, ни
льдинки на черной мертвенистой  поверхности. Лишь угрюмые ядовитые  волны да
черные смертные  валы,  бушующие  фонтаны-извержения да  белесые  искрящиеся
водовороты-пропасти...  и  страшнее  всего  -  таящая  ужас  гладь.  Сколько
доверчивых  и любопытных  нашли  себе  в  ней могилу!  Гиргея.  Планета,  не
предназначавшаяся Господом  Богом  для  чад  своих,  для слабых и  мятущихся
духом,  беззащитных пред Пространством  людишек.  Тайна  за семью  печатями.
Первые  поисковики не  верили глазам  своим,  сходили  с  ума, погружаясь  в
многокилометровые глубины, это  был непомерный  сказочный, колдовской  океан
без дна. Это было нечто непостижимое: переплетения изъеденных  дырявых стен,
лабиринты, норы, переходы, залы, гроты, подводные города в скалах, выеденных
или  вырубленных - и так до  бесконечности,  на  многие  километры,  десятки
километров, сотни километров  вниз - уже было  непонятно, где низ, где верх,
где лево, где право - переходы, провалы, лабиринты, пропасти,  пики... и так
везде и всюду. Много позже стало известно, что  планета чудовищно стара, что
ей  четыреста шестьдесят  миллардов  лет,  что  когда-то  она  была  обычной
планетой, плотной, круглой, тяжелой, каменистой, с раскаленным жидким ядром.
Но  потом кто-то,  добывая  неизвестно  что,  изрыл ее  за сотни  тысяч  лет
миллионами,  миллиардами ходов, продырявил  шахтами, стволами, лазами, изъел
все ее тело. Что  это была за цивилизация, что за мир - никто не знал. Никто
не знал и откуда взялась вода, точнее, ядовитая черная жидкость, триллионами
кубокилометров  залившая  все  изъеденные внутренности планеты, покрывшая ее
непроницаемой, бушующей гладью сверху. Загадка оставалась неразрешимой.
     Поначалу    думали   на   жутких   обитателей    Тиргеи   -   подводных
чудовищ-оборотней.  Но   выяснилось,  что  это  тупиковая  псевдоцивилизация
свирепейших негуманоидов, не  способных к  длительному  и упорному  труду. А
потом на Гиргее нашли ридориум.  Его было  мало. Совсем мало, крохи.  Но это
был    настоящий   ридориум    -    бесценнейшее   сокровище,    наполнитель
гипертороидов-переходников.  Геизацию сразу  же  прервали. В мире,  где есть
ридориум,  не должны жить  люди. Никто!  Кроме тех,  кто его добывает.  А по
законам Федерации ридориум  должны добывать  только смертники, исключительно
смертники.  Гиргея стала каторгой - адом для тех несчастных,  что не  успели
наложить на  себя  руки в  земных следственных  изоляторах. Были  каторги  и
пожестче, и  покруче, но гиргейская каторга  была самой  гиблой каторгой  во
Вселенной.


x x x


     Ивану  снилось,  что  эти ублюдки догнали  его. Ах,  как хорошо, просто
здорово!  ему  давно поднадоало  уходить  от  них,  заметать  следы.  Сейчас
потолкуем! Он развернулся и, преодолевая сопротивление воды, прыгнул вперед.
Левый взмыл на доннике вверх - черное брюхо  проплыло  над  головой. Но Иван
успел  ухватить его за  ногу,  сдернуть с  управляемой  торпеды.  Правого он
осадил в лоб, сбил его хорошим прямым ударом. От тишины ломило в ушах, удары
были беззвучны, движения  замедленны.  Сфероиды ушли  далеко вперед и теперь
возвращались к цели - к нему, они должны были  пропороть его скафандр, убить
его.  Как бы  не  так. Иван  выдрал из  ила приземистую  фигуру  без плечей,
заслонился ею... пузыри воздуха рванули вверх, разваливающийся скафандр стал
похож на жалкие обломки  скорлупы, выскользнула  черная  тень  -  маленькая,
горбатая, уродливая. Этого не могло быть. Иван еде успел пригнуться - второй
сфероид  рассек  кремниевостеклотановуго  заглушку над  виском, чудом  броня
уцелела.  Тень!  Иван бросился  вслед... его  остановили глаза  обернувшейся
горбатой  фигурки  - непостижимо-живой под чудовищным  гнетом  воды  - глаза
черные,  прожигающие.  Это   были  глаза  Авварона  Зурр-бан  Турга...  Сон!
Проклятый сон! Он мучил его много ночей подряд, все всегда было  по-разному,
все  менялось,  но  глаза  оставались теми же,  глазами  колдуна-оборотня из
Пристанища. Надо догнать... Иван рванулся вслед за тенью. И проснулся.
     Гуг Хлодрик стоял над ним и укоризненно улыбался.
     - Ты кричал во сне, Ваня. Вот я и пришел.
     Иван  приподиялся  в   кресле,  и  оно  тут  же  приняло  новую  форму,
подлаживаясь  под сидящего. Голова  была ясной.  Он  спал  ровно два  часа -
преступно долго. Времени оставалось в  обрез. Но Иван не знал, что делать, с
чего  начать.  Он  действовал  по  четкому, продуманному плану  -  он  тихо,
осторожно внедрился на планету, преодолевая преграды,  достиг ее дна. Он мог
бы так же тихо и незаметно выдаться наружу.  Но Гуг  спутал  ему все карты -
вместо того, чтобы  как  положено  добропорядочному каторжнику, махать своим
виброкайлом под  присмотром  биоандроида-надзирателя, он устроил дикую бучу,
перебаломутил  половину Гиргеи, подставил себя, всю  свою банду, сколоченную
здесь  же, подставил всех, в  том  числе и его,  Ивана. Безумец!  Воистину -
Буйный!
     - Можешь  не  говорить, Ваня, я  все  понял,  -  пробасил  Гуг  Хлодрик
ворчливо, - грех так  глядеть на лучшего  друга  и  старого собутыльника. Ты
думаешь, я сам в петлю башку сунул? Как бы не так! Они меня вынудили, Ваня!
     -  Вынудили?!   -  в  голосе  Ивана  было  столько  сарказма,  что  Гуг
побагровел.
     - Вот именно!  -  взревел он. - Я ушел из-под ножа. Ты  ведь знаешь, до
чего додумались эти  падлы,  эти  гнусные  подонки!  Каторжан поступает  все
меньше, а рук не хватает. Наш брат недолговечен. Вот и смекай.
     Иван ничего не понял. Гуг нес какую-то ахинею.
     -  Эти сволочи  пересаживают наши  мозги  в  своих многолапых киберов с
повышенной устойчивостью. Ты понимаешь, Ванюша, что это?
     -  Что?  -  спросил  Иван,  начиная  потихоньку  доходить   до   смысла
сказанного.
     -  Смертник  мотает в  этом  аду срок два-три года, кому  повезет,  тот
загинается за год! Я не хочу быть вечным смертником, Ваня! И никто не хочет!
Я  видал этих  парней. Им  не  позавидуешь. Почему моя  башка должна  быть в
двенадцатиногом крабе. Да, он лучше вкалывает, выдает  больше ридориума! Да,
он  почти  вечен, он будет  колупать  эту  планетенку  пока  не  проколупает
насквозь. Но я, Ваня, не подписывался на вечную каторгу, понял?!
     - Все это не имеет никакого значения, - проговорил вдруг Иван обреченно
и тихо.
     - Почему? - Гуг вытер со лба холодную испарину.
     - Вторжение может начаться со дня на день. Счет идет на часы!
     - Это клиника, Ваня!  По тебе  плачет сумасшедший  дом. Но  меня в него
никто не пустят, понял? Меня даже не казнят за  все грехи мои смертные! Меня
впихнут в этого монстра...
     - Сколько у тебя человек? - оборвал Гуга Иван.
     - Тридцать семь здесь плюс два андроида и три  киборга, да еще на Земле
три сотни,  - Гуг отвечал  прилежно,  как школьник на уроке,  весь  пыл  его
куда-то пропал сразу.
     -  Они  погибнут, Буйный! - тихо сказал Иван. - Ты  что, не знал, с кем
имеешь дело? Зачем ты впутал других... тридцать семь душ.
     - Тридцать семь каторжников-смертников,  готовых  идти грудью на таран,
готовых сдохнуть, Ваня! Тут тебе не детский сад и не земная зона!
     Иван все  не решался  спросить о главном.  Он  поглядывал на  крохотную
сиреневую звездочку, украшавшую лоб Хлодрика, -  шрам был  почти  незаметен.
Еще три таких же должны были быть на затылке.  Под черепную коробку  каждого
смертника вживляли четыре серебристых  микрокапсулы - можно было бы обойтись
и двумя, но на всякий  случай приемодатчики  дублировались. Каторжника могли
убить   мгновенно,   одним  сигналом,   могли  помучить,  могли  довести  до
исступления, умопомешательства - с непокорными не церемонились.
     - Почему они не вырубили вас?
     Гуг расхохотался,  похлопывая себя обеими ручищами по огромному животу.
Он был явно доволен вопросу.
     - Рубильник  у них еще  не вырос, Ваня!  Шучу!  -  Гуг ударил кунаком в
черную  настенную  панель.  -  Сейчас,  Ваня,  я  тебя  познакомлю  с  одним
человечком. Ты  только не  упади  в  обморок.  Пока он с  нами,  ни хрена не
случится. Эти болваны додумались запихнуть в нашу зону мастерюгу, который ее
работал.
     - Исключено! - отрезал Иван. - Ни один "мозг" не пропустит.
     -  Нет,  не  здесь! Он  писал  программу  на  Земле,  понимаешь.  И  он
закладывал  еще  там всякие,  знаешь,  тупички  и ходики,  прямо  говоря, не
предусмотренные проектом. Он получил  от Синдиката мешок денег. И  еще мешок
ему должны были дать потом. Но он сгорел, Ваня... Синдикат уже присылал сюда
двоих - непостижимо, их трупы валяются в  тупиках, их даже  не ищут, про них
даже не знают, Ваня! Вот он идет.
     Панель въехала в переборку,  и в комнату через  круглый лаз протиснулся
кособокий,    криворукий,    весь    какой-то   перекореженный    карлик   в
термопластиконовом ребристом гидрокостюме.
     - Он его  никогда не снимает!  -  коротко бросил Гуг. И тут же махнул в
сторону  Ивана ручищей.  - Гляди, -  давний мой  кореш, асс-звездопроходчик,
сейчас такие повывелись. Ну чего притихли, знакомьтесь!
     Карлик  протянул   Ивану  трехпалую  уродливую   руку,   поморщился  от
осторожного пожатия, представился:
     - Цай ван Дау, потомок императорской фамилии в тридцать восьмом колене,
имею честь!
     - Очень приятно,  - ответил Иван машинально. Он не мог оторвать глаз от
чудовищного  лица карлика,  едва  достигавшего  огромной бритой головой  его
груди. - Иван...
     -  Мне о  вас  много  рассказывал Гуг-Игунфельд. Вы  мне представлялись
значительно  старше.  И  когда  вы  только успели покорить столько  звездных
миров? - карлик Цай ван Дау приветливо улыбнулся, отчего  лицо его стало еще
уродливее:  ощерились  мелкие острые зубы,  выпученные, закрытые  наполовину
белесыми  бельмами  глаза  подернулись  кровью,  в   ноздрях  -   совершенно
нечеловеческих, рваных,  открытых - что-то зат