прощупывал  логово,  пытаясь  нащупать его
"мозг",  а  в  таком  доме обязательно должна была быть система управления и
"мозг".  Он  обнаружил его двумя этажами ниже, за биотитановой переборкой. И
подавил усилием воли. Пришла пора действовать наверняка, без сбоев.
     Андроиды  ворвались  в помещение бесцеремонно, переполошив сидящих. Они
увидели  Ивана,  бросились  на  него.  Шестерых  пришлось  прикончить сразу,
несколькими  молниеносными  ударами  Иван расшвырял нелюдей. Бил он сильно и
надежно,  чтобы  не  встали. Других двоих он усыпил, наведя ладонями сильные
поля на их искусственные мозги, потом бросил обоих на диван, пригодятся.
     Все  произошло  очень  быстро.  Он  ожидал  шума,  криков, паники... но
сидящие  "боги-творцы"  будто  в  каменные изваяния превратились, они просто
оцепенели  от  неожиданности,  ни один не встал со своего места. Зато дюжина
пар глаз уставилась на Ивана.
     - Все  входы-выходы  блокированы,  -  сказал  он негромко, но твердо. -
Поэтому попрошу без суеты.
     Он  прошел  сквозь  искрящиеся  лучи, дотронулся рукой до монстра - тот
был вполне осязаемым, он даже вздрогнул

394

     от прикосновения и очень тихо, нутряным рыком зарычал на Ивана.
     - Кто  вы  такой?  -  очнулся  наконец  самый смелый. Иван выразительно
поглядел  на хлипкого кудрявого человечка с белым ободом на лбу. И тот сразу
осел,  заерзал,  принялся оглядываться на других, будто ища поддержки. Но не
нашел  ее.  "Лучшие умы" были трусоваты. Даже не верилось, что такие решатся
согнать  в  холодильники  тысячи  людей,  биомассу.  Иван переводил взгляд с
одного  на  другого и поражался пустоте смышленых, подвижных, поблескивающих
неистовым   огоньком   темных  и  влажных  глаз  -  все  они  были  разными,
выпученными,   вдавленными,   широко   и   узко  поставленными,  косящими  и
близорукими...  но  все  они  были  одинаковы  разумной  живостью животного.
Двуногие!  Им  нельзя было отказать в уме, таланте, одержимости в достижении
цели  и  даже  жертвенности в погоне за ней, Иван все видел - это не люди из
толпы,  таких  мало,  совсем  мало,  недаром  именно  они нашли друг друга и
замкнулись  в своем кругу, не выходя из множества других. Вурдалаки! Это они
и   есть   сверхразумные  вурдалаки,  ненавидящие  всех  вокруг  и  желающие
выстроить  мир  под  себя. Новые расы! Новые вселенные! А прежних - в топку,
навозом  в  поля, консервантами в холодильные камеры! Прежние для них только
биомасса!  Иван  все  видел.  Эта  дюжина  пар  глаз,  невероятно  пытливых,
шустрых,  бегающих,  пылающих,  отражала  сейчас  напряженную  работу дюжины
мозгов  под  черепными  коробками.  Нет,  в  их  головах  еще не елозили, не
копошились  крохотные  вертлявые черви. Это они сами станут червями-зургами,
сами  размножат  себя  в миллионах гадин и вопьются в затылки каждому живому
существу  в  их  новой  вселенной,  в  этом  лучшем  из  миров.  А потом они
возжелают  большего...  и  преисподняя  им поможет. Она всегда помогает тем,
кто  является  в  мир людей ее тенями, она помогает созданным не по Образу и
Подобию,  потому  что  она  сама есть ад вырождения, и они ее черные демоны.
Иван  не  отрывал  глаз  от  сидящих,  теперь он видел их всех вместе, одним
многоголовым  и  многолапым  спрутом,  страшной и гадкой гидрою. Неужели и у
таких могли быть матери, жены, дети?!
     - Вы  жаждете  сверхреальности?  -  спросил  он  неожиданно. - Вы ищите
совершенства?   Что   ж,   сейчас   вы   останетесь  один  на  один  с  этим
совершенством!
                                                                         395

     Он  поднял  руку,  и  искрящиеся  галалучи  вошли в нее быстрым пучком.
Монстр  на  площадке  сразу  стал блеклым, серым и вонючим. Он вскинул лапы,
прикрывая  свои  мутные  глаза.  Потом  сделал  шаг, другой, боязливо обошел
Ивана,  будто  чуя  в нем силу большую. И еще медленнее, с опаской подошел к
ближнему из сидящих в креслах.
     - Не-ет!!! - завизжал тот.
     Вскинул  свою  уже  бесполезную трубочку. Вскочил, пытаясь ускользнуть.
Но  не  успел.  Не  обращая  ни малейшего внимания на истошные вопли жертвы,
мутноглазый  монстр,  свернул  ей  голову,  попробовал было укусить, впиться
кривыми  зубами  в плечо, но тут же отбросил обмякшее тело, наступил на него
когтистой  ногой  и  завыл,  торжествующе,  задрав  к черному обманному небу
разверзтую^на^сть.
     И  вот тут началось. Оставшиеся "боги" повскакали с мест, сгрудились за
большим  диваном,  на  котором оцепенело сидел Сихан Раджикрави, заголосили,
закричали,  заорали.  Двое  пытались поднять охранников, но те спали крепко,
не добудишься.
     - Вам что, не нравится ваш Адам, боги?! - громко спросил Иван.
     Ему  не  было  жаль  убитого.  Он давно переступил через черту жалости,
особенно  к  таким  выродкам. И если поначалу он еще сомневался, с кем имеет
дело,  то теперь все сомнения пропали. Первозурги, перепуганные, истерически
визжащие,  но ничего толком не понимающие, отталкивали друг дружку, стремясь
спрятаться  за  чужими  спинами, ругались, тряслись, плевались... Сейчас они
очень   походили   на   стаю   гнусных,  омерзительных  обезьян.  Да,  Ивану
припомнилось,  как  его  поучали  давным-давно,  как  ему  рассказывали  про
бабуинов,  про  стаю и ее законы, которые, по мнению, всезнающего серьезного
ментора,  ничем  не отличались от законов человеческих, неписанных. Бабуины!
Скоты!  Умные,  талантливые,  одержимые,  гнусные  и  подлые!  Они ничего не
поймут.  Они,и  впрямь,  невероятно  толковые и смышленые. Но они не поймут,
почему  их  надо  убивать, немедленно и беспощадно, пока они еще не заложили
Полигона,  пока  тот  существует лишь в их гниющих, пузырящихся черной пеной
мозгах...  Сначала  он  хотел  объяснить  им хотя бы перед смертью, в чем их
вина. Теперь он передумал. Чумным животным, даже если они двуногие, если

396

     они  несут  смерть всем кроме себя, ничего невозможно объяснить, с ними
надо разговаривать иным языком.
     Иван  ослабил  волевые путы, коими он сдерживал монстра. И тот бросился
на  породивших  его. Иван видел насквозь его мутный, самосовершенствующийся,
сверхразумный,  но  еще находящийся на почти нулевой стадии мозг. Там царила
ненависть  к  этим  двуногим,  издевавшимся над ним, причинявшим жуткие боли
своими    черными    трубочками.    Мутноглазый    не   понимал,   что   его
совершенствовали,  что  ему  желали  блага,  что из него творили в неистовом
экстазе  богочеловека  новой  расы  сверхлюдей,  он просто люто и беспощадно
ненавидел мучителей. И никто его не сдерживал.
     Иван  выдернул  за  руку из скопища Сихана Раджикрави. Отвел в сторону,
сам  уселся  в  кресло, наблюдая за неистовой и отвратительной бойней, а его
бросил  рядом,  на  пол,  он  не  хотел  вот так, запросто позволить монстру
уничтожить этого пока еще человека.
     - Смогут  ли  восстановить  проект  по  их схемам и наброскам другие? -
спросил он мрачно.
     - Исключено,  -  простонал сквозь слезы Сихан Раджикрави. Он сейчас сам
хотел  бы  умереть.  На  его глазах рушилось все, ради чего он жил последние
тридцать лет. Все!
     Монстр  добивал  последних  выродков. Те носились по помещению - тихие,
осипшие,  обезумевшие,  растерявшие  лоск  и  смышленность.  На какой-то миг
Ивану  стало  жалко  их,  обреченных  и беспомощных. Но перед глазами встало
измученное  лицо  Глеба  Сизова,  его  шея  с  ошейником, тысячи обреченных,
бритых, распятых, беспомощных голых людей в подземельях. И он закрыл глаза.
     Когда  все  было  кончено, Иван встал. Подошел к андро-идам, безмятежно
спящим   в   лужах  крови,  посреди  искалеченных  трупов.  Нелюди-охранники
вскочили перед ним навытяжку, будто и не было сна.
     - Этого  выпустить,  - приказал Иван, чуть кивнув головой на усталого и
растерянного  монстра,  забившегося в угол подобно дворняге и скулящего. - И
все сжечь, не оставляя следа. Все! Сами сгорите последними.
     Через  десять  минут,  уже идя темным ночным лесом, он обернулся. Сихан
Раджикрави  плелся  следом,  ссутулившись,  хромая на левую ногу и все время
оглядываясь на полыхающее позади зарево.
                                                                         397

     Иван посмотрел в упор на первозурга. И сказал:
     - Ты все знаешь. Ты сам решишь свою судьбу!
     Он  еще  долго  сидел  на  траве.  И не смотрел в ту сторону, где Сихан
Раджикрави,  уже  не  трясущийся,  спокойный  и  даже деловой, мастерил себе
петлю из разодранной блузы.
     Когда  его  тело  перестало  дергаться под низкой, дрожащей ветвью ели,
Иван  подошел  вплотную, убедился, что жизнь ушла навсегда из черного гения,
так  и  не сумевшего создать свой, лучший мир. И коснулся его груди ладонью.
Распыленные  молекулы  канули  в  черную  пропасть,  чтобы  уже  никогда  не
собраться вместе.
     Иван  вздохнул  горестно.  Олег ошибся, этот несостоявшийся бог, больше
подходящий на роль новоявленного Иуды, ^ не сумел его обмануть.
     С  Полигоном было покончено, покончено было с Пристанищем... Иван долго
смотрел  на  оплавленный  крест,  лежавший  на  его  ладони. Потом расправил
грубую  стертую  местами  веревку, повесил крест себе на шею, прижал рукой к
груди. Крест не холодил кожу, будто хранил еще сыновнее тепло.
     Сын  и Алена... было две жены, теперь ни одной. Слишком большая цена за
Пристанище.
     Земля - Система - Земля. Год 2486-й, апрель, май. Обратное время.
     Не  знает  человек  своих  сил. И в этом спасение его. Слабый тщится не
изжить  себя  прежде  времени,  рассчитывая тлеть в слабости своей вечно. Но
силы  его  уходят  неизжитыми,  нерастраченными, а вечность смеется над ним,
скаля  желтые  зубы и глядя из пустых глазниц. В бессилии рожденный уходит в
бессилие и тлен.
     Рвет  жилы и изнуряет себя сверх сил своих сильный, будто поставил себе
целью  познать,  есть  ли  предел  ему  и  властен ли он над пределом тем. И
падает,  изнуряя себя с разорванным сердцем... или бежит за окоем умирающий,
изнывающий,  все  претерпевающий  и  начинающий  постигать,  что не ему дано
мерить  силы  свои  и  не  ему определять пределы. Но упокоившись, умирает в
покое,  сытости  и  недвижении,  порождая  недоумение  и  пересуды  - истлел
изнутри несгоравший в огне да в пламени.

398

     Слаб  человек  слабый.  Слаб  человек  сильный. Из праха вышли - в прах
уйдут,  не  оставив  памяти  о  себе. Ибо непамятны слабость и сила, изжитая
втуне. Род людской пом-.:
     нит  выживших,  ибо  о них слагают предания и им поют славу. Их имена и
лики  остаются  в  книгах.  Имена  не слабых и не сильных, но выживших. И не
помнит  род  людской, кто прокладывал дорогу, кто мостил мосты и торил пути,
выжившие  проходят  по спинам погибающих героев, одолевших врага и вершивших
победу... кто помнит о тех, невыживших?! Люди? Нет. Никто кроме Бога!
     Возвращение  изнурило Ивана. Он сам не знал, сколько времени проспал на
каменном полу, уронив лицо на гудящие, большие руки.
     Служка в черном растормошил его, запричитал по-бабьи:
     - Чего  ж ты на холодном-то улегся, мил человек, вставай давай, пойдем,
там  у меня застлано на лавке, вставай! Иван долго глядел на него спросонья.
Потом пробурчал:
     - Нет уж, ты сперва меня на могилку своди. Потом греться будем.
     - Какую  еще  могилку?  -  не  понял служка. Иван махнул рукой. До него
дошло:  все  страшное,  горькое  и радостное, и сын, и его смерть, и могила,
все  прошло  в  той  жизни,  в этой никто о нем с Аленой и знать не знает, и
слыхом  не слыхивал. Ничего не поделаешь, меняя прошлое, меняешь и будущее с
настоящим.  А  ежели  прошлое  пришло из будущего, по петле, тем более. Ну и
слава  тебе,  Господи!  Алена  осталась  в своем XXXI-ом веке. Сын просто...
просто  не родился, он никак не мог умереть, значит, и печалиться не об ком.
Иван  прижал  ладонью  к сердцу оплавленный крестик. Тот был холодным, почти
ледяным.  Ну  и  пусть,  он  один  будет  помнить Олега. Этого достаточно! И
хватит  рвать  жилы!  Хватит  изводить  себя!  Покой  и  соразмерность.  Вот
главное!  Старый Мир живет в нем, как живут все миллионы пращуров, братьев и
сестер  его  Рода! Пора выходить на свет белый. Жертвы не были напрасны. Там
теперь  все иначе... можно было бы расспросить этого бородатого в черном, но
лучше  своими  глазами  увидать.  Никакой нечисти на Земле нет, и быть ее не
должно,  ибо  он  уничтожил Пристанище, не дав ему народиться, а преисподняя
может войти на Землю только из Пристанища. Господи, неужели все?!
     Он сомнамбулой поплелся к огромным дверям.
                                                                         399

     - Куда ты?!- закричал служка и ухватил Ивана за рукав.
     - К  людям,  -  ответил тот запросто. Служка вытаращил глаза, побледнел
еще больше, затряс подбородком.
     - Ты чего? - спросил Иван.
     - Нету...  нету  там  никаких  людей!  Запамятовал ты... Иван попытался
улыбнуться. Но не сумел.
     - А кто ж там тогда?
     - Ты  и  впрямь  беспамятный!  Или  больной... Демоны там трехглазые да
пауки.  Позавчера  приходил  твой безрукий с псом поганым, говорил, еще хуже
стало, дохлого урода шестипалого приволок с крыльями как у стрекозы...
     Иван  поморщился,  соображая,  что  к чему, и вновь обретая способность
видеть. Но машинально переспросил:
     - Выползня, что ли?
     - Какого  еще  выползня, не слыхал про таких. Уродца он приволок, каких
в  подземных  заводах  при прежнем еще Правителе выращивали, много их всяких
было,  разве  всех  упомнишь. Да только я обратно выкинул дохлятину, грех во
храме  эдакую  держать-то!  -  Служка  еще  долго что-то говорил, размахивал
руками, крестился, вздыхал.
     А  Иван стоял с расширенными и остекленевшими глазами. Ему не надо было
выходить  наружу,  чтобы  узнать  обо  всем.  Он видел Землю. Но не черную и
мертвую.   А   серую,   уныло-непроницаемую,  задавленную  толстенным  слоем
клубящихся,   низких,   мрачных  туч.  По  этой  неприкаянной  земле,  среди
дымящихся  развалин опустошенных, разрушенных до основания городов и селений
ходили,  шныряли,  ездили  на  уродливых  решетчатых  бронеходах трехглазые,
брыластые,  завешенные  пластинами, чешуйчатые негумано-иды - воины Системы.
Они  лезли  во все щели и дыры, в надежде разыскать уцелевших людей и тут же
предать  их  долгой и мучительной смерти. Но чаще они натыкались на уродцев,
что  выращивали генетики-экспериментаторы, на самых невероятных и диковинных
зверолюдей  и  монстров.  Оголодавшие  в  подземельях твари набрасывались на
трехглазых  сами,  схватки  были то короткими, то затяжными, но почти всегда
верх  одерживали посланцы Системы. Молодых здоровых женщин убивали и терзали
не  всех,  некоторых  запихивали в капсулы звездолетов, вывозили, Иван знал,
куда.  Других  приспосабливали  тут же, по заброшенным подвалам и подземкам,
развешивая   их  по  стенам,  подводя  морщинистые  хоботы  под  их  животы,
накачивая вся-

400

     кой  дрянью...  А  ведь  Светлана,  бедная,  несчастная, погибшая лютой
смертью  Светка,  рассказывала ему, что видела своими глазами Вечную Марту -
та  была  мертва!  да.  Вечная Марта умерла и успела превратиться в высохшую
мумию,  а  ведь ей было обещано вечное блаженство! Теперь таких март было на
самой  Земле  пруд пруди! Иван скрежетал зубами, стонал. Он уже знал, что то
же  самое творится по всем планетам, освоенным людьми, на многих было и того
хуже.  Нет  выползней,  нет студенистых гадин, нет тварей из Пристанища и их
черной  мощи,  черной силы вырождения, нет... он уже было подумал, что нет и
Черного  Блага,  но  вовремя  осек  себя.  Черное  Благо  было  и до прорыва
сквозных  каналов!  Вот  в чем разгадка. Пристанища нет. Нет тайной двери из
него  в  мир  людской.  Но  выродки  никуда  не  подевались! Они ушли в Иную
Вселенную.  Они, скрестившись с тамошними выродками, породили Систему. И они
вернулись  назад  во  плоти  трехглазых!  Только  так. А на что он надеялся?
Серая,  безнадежная  Земля!  Продолжение Большой Игры! А он... он убрал лишь
одного из игроков.
     - Очнись! Что с тобой! - служка трепал Ивана за плечо.
     - Все в порядке, - наконец выдавил тот.
     - Это  от голода, так бывает, - успокоил сам себя служка. И перекрестил
Ивана.
     - Это от слабости, - поправил его очнувшийся, - слаб человек.
     - Воистину  слаб!  Откуда  силы-то  взять?!  Иван  кивнул.  Он  не стал
объяснять  служке,  что  смертный  может  вобрать  в  себя все силы земные и
небесные,  может  повелевать  телами,  душами,  полями и материями, гасить и
зажигать  светила, но все равно - все равно! - он остается человеком, слабым
человеком!  Ибо  сила не в силе... она в чем-то ином, чему еще нет названия,
и  что  стоит за той самой Черной Чертой, незримо разделяющей в душе каждого
такие  же  незримые, но сущие миры... Разве можно вообще это объяснить! Нет!
Да  и не время. И нет повода отчаиваться, просто надо довершать начатое, так
всегда  и бывает - ни один гвоздь не становится последним, всегда после него
сама  жизнь  заставляет  забивать  еще один, и еще... Черное Благо? Выродки!
Синклит! Эх, если бы он знал расклад раньше!
                        Гуг Хлодрик встретил Ивана, будто они и не расстава-
                                                                         401

     лись - набычившись и угрюмо глядя из-под седых взлохмаченных бровей.
     - Чего  пожаловал?  -  грубо  поинтересовался  он. Иван подошел к Кеше,
обнял  его,  прижался  щекой  к  щеке.  Кешу  смерть  не брала, будто он был
заговоренным,  уж на что довзрывники считались мастаками по части "барьеров"
и   всего   прочего,   связанного   с   человеческой  тленностью,  а  и  они
обмишурились,  не  на  того  нарвались.  Жив и здоров был рецидивист, беглый
каторжник,  ветеран  тридцатилетней  Аранайской  войны Иннокентий Булыгин. И
даже вся черная и недобрая жизнь не изменила чувствительного Кешу.
     - Ты уж прости нас, - прохрипел он еле слышно прямо Ивану в ухо.
     - Нечего  за  всех каяться! - отозвался Гут. Но Иван, будто ничего и не
слышал,  подошел и к нему, сдавил в объятиях. Гут не выдержал, пустил слезу.
Раздражение и угрюмость были явно напускными.
     - Погорячились  мы,  Ваня,  -  прошептал  он,  ломая  медвежьей хваткой
Ивановы  ребра.  -  Да  теперь уж какая разница - что с тобой, что без тебя,
хана всем!
     Иван  их  с трудом отыскал. Он прощупывал небо, космос. А Гуг с Кешей и
облезлым  оборотнем  Харом,  который впал в спячку, прятались в подмосковном
бункере,  уцелевшем еще с двадцать первого века. Прятались и материли на чем
свет  стоит  сдуревшего Дила Бронкса, который на "Святого-ре" ушел в Систему
мстить  выродкам.  Их  шары  посбивали,  поуничтожали  -  еле  сами  выжили.
Трехглазые  были покруче безмозглой нечисти и воевать умели, и травить дичь,
гнать  ее  на  выстрел.  Короче, остались у Гуга с Кешей сиг-мамет на двоих,
пара  бронебоев,  парализаторы  да  старенький  списанный бронеход, много не
навоюешь.
     - Лучше  б я на каторге сдох! - тужил Гуг. - Зря ты меня, Ваня, вытащил
с  Гиргеи.  Это  мне  все  за  Параданг! Так и надо! Собаке - собачья жизнь.
Гореть мне в аду синим пламенем за безвинно загубленных!
     Иван слушал да кивал. А потом вдруг без тени улыбки сказал:
     - Хочешь искупить грех? Гуг скривился.
     - Шутить  изволишь?  Я  старый  разбойник,  Иван,  чтобы  со мной шутки
шутить. Эдакие грехи-то не искупаются,

402

     столько  душ  спровадил  я  со  свету:  и  Чарли Сая, и Кира с братьями
Лосски,  и  рыжую  Еву,  и Пера Винсента, и Бахметьева Севку, кореша... всех
помню,  по  ночам  они ко мне ходят. Только с Ливой и был просвет, пока жили
да  спали  вместе,  она  их  не  допускала  в  мой  сон, да вот померла. Бог
прибрал. А ты все шутишь, нехорошо!
     - Пускай скажет! - вклинился Кеша. Он почуял, что шутками и не пахнет.
     - Возьмем  логово  зверя,  игра сделана! - убежденно сказал Иван. -