чи  "своего" народа,
продавшие   его  врагу,   иноземному   завоевателю,  ироду,   извергу!  Горе
несчастным!
     Горе слепцам. Их участь страшна и черна. Старик не врет. Ему нет смысла
врать.  Ивану  много раз  говорили,  что  за  Советом  Федерации  и  Мировым
Содружеством  кто-то стоит. Он и сам временами верил в существование "тайных
пружин"  власти. Но что толку от его веры? И предадут тебя клянущиеся тебе в
верности! Кто клянется в верности?
     Друзья?  Нет!  Друзья  просто  верны,  им  нет  нужды  клясться, сорить
словами. Любимые? Здесь особая связь  сердец, это выше человеческого разума.
Нет, любимые  уходят, предавая не  только тебя, но и себя. А предают те, кто
просит тебя избрать  их на  власть над тобою,  ибо они  клянутся в  верности
именно тебе. Клянутся повсеместно, гласно, горячо, искренне, со  слезами  на
глазах и дрожью в голосе.  Клянутся и  предают. Мерзость! Низость! Подлость!
Но так устроен мир. Ивану как никогда не хотелось умирать в  этот час. А чем
еще можно назвать процесс перехода в зверочеловека?
     Только смертью! Сколько раз  его  пытались перевоплотить, отнять у него
его  собственное "я".  Он всегда  ускользал,  не  давался. И  вот теперь  он
беспомощен как младенец.
     - Вы зря печалитесь о людишках, - ни с того ни с сего начал старец. Его
глаза были опущены, теперь один из властелинов мира глядел не на  фривольную
фреску, а в прозрачный, хрустальный и вместе с тем наполненный мраком пол. -
Людишки - это не  просто  жалкие амебы, червячки, муравьишки... если  б было
так, я  печалился вместе с вами над малыми и убогими,  жалкими и ничтожными.
Но, к сожалению, это не так. Вы плохо знаете людей, вы всегда были далеки от
них. Вы парили в небесных высях, далеко от  грешной Земли. Вы - покоритель и
освоитель  Вселенной ради  людей! Вы и  не  могли их представлять  иначе как
носителей тепла, света, знаний. Духа, в конце концов. Ведь если не так, то и
покорять  да  осваивать  для  них  ничего  не  надо?! Теряется смысл  вашего
существования, всей вашей работы, борьбы, если  хотите. Вот в вашей голове и
забит гвоздем этот идеал - нелепый, ложный, смещной... но нужный вам. А все,
молодой человек, совсем не так. Людишки - это болезнь Мироздания, это хищные
и  свирепые,  разрушительные вирусы,  которые вторглись  в здоровый и  почти
беззащитный организм Вселенной. Они источают его изнутри.  Они -  обреченные
своей врожденной  патологией на вымирание, умерщвляют все  вокруг  себя. При
этом каждый  червь,  каждая  амеба -"-  это сосуд зависти, злобы,  мерзости,
эгоизма, подлости, вожделений...
     Иван не выдержал и закричал во всю глотку:
     - И  такие как вы правят миром?! Человеконенавистники?! Господи, избавь
меня от этой мерзости в мой последний час! Я не желаю слушать тебя, выродок!
     Старик пропустил ругательства мимо ушей, даже бровь не  колыхнулась, ни
один мускул на лице не дрогнул. Он смотрел в черный  пол, а мысленно нависал
над  жалкой и  обреченной Землей всевидящим оком, десницей вершителя. Старик
был самоуверен и самонадеян. И на то, судя по всему, имелись причины.
     -  Да, миром правим мы. Ибо слизни не могут править миром. Слизни могут
лишь ползать в своей мокроте и жрать друг друга. Вы не знакомы с механизмами
власти.
     Вы  наивны до трогательности.  О,  я ценю мечтателей  и идеалистов.  Их
очень много среди слизней. Это они помогают нам, это они  внушают  людишкам,
что  наверх  идут  лучшие,  что  это  отбор  -  самые  умные,   выдержанные,
человеколюбивые, блюдущие заповеди Божьи и традиции людские - они становятея
пастырями  человеческими  и ведут  невидящих,  ибо  видят.  Это  сказки  для
несмышленышей, молодой  человек.  Вот вы сказали - выродок?  А это  означает
лишь  одно  - не такой,  как  все, презревший обычаи  человеческие и  мораль
человеческую, По-вашему,  выпавшие из общества...  А по-нашему,  поднявшиеся
над ним. Чтобы править людишками надо быть выродком! Надо быть не таким  как
они! Они подлы  и мерзки?  Надо быть  в  стократ подлее, и это будет уже  не
подлость,  это будет нечто небъяснимое, сверхъестественное.  Они  жестоки  и
беспощадны? Надо быть в тысячу крат беспощадней, и ты встанешь над ними.
     Надо презреть все людское, возвыситься над ним.  И тогда то, что всегда
будет оставаться для них пороком, возвысит тебя, укрепит  и  даст власть над
ними. И  они, забыв, что  ты выродок их же общества, будут  смотреть на тебя
снизу вверх  и  боготворить  тебя!  Это  потаенные пружины  власти,  молодой
человек. Миром правят  те, кого вы называете выродками! Они выше невыродков!
Есть вещи, о которых не принято говорить, которым не обучают ни в школах, ни
в   гимназиях,  ни  в  университетах.  Но   мало-мальски   знающий   природу
человеческого общества все видит. Вы возьмите стадо  бабуинов - у  них  ведь
тоже  сложная  иерархия:  старые  самцы,  средние,  молодые,  старые  самки,
молодые,  детеныши  - каждый  знает свое место в  стаде, самцы  имеют  самок
строго по иерархии, наказывают младших по своему положению, все как у людей.
А наверху вожак - он властвует  надо всеми, он вершит расправу надо всеми. А
чтобы все  в стаде  понимали его власть,  он  не имеет  самок,  он  насилует
самцов, показывая,  что он выше их,  что и они для него самки. Он это делает
не по учебникам и не из умствований. Он  просто выродок, по вашей морали. Но
сильный  выродок,  и потому он  выше всех. Нормальные правят на уровне своей
семьи, маленькой группки. Но  чем выше - тем больше вырождения. Властитель -
всегда  выродок. Он делает то, что не осмелится сделать невыродок. И  потому
он  всегда сильнее. Для  него нет  запретов,  нет  норм,  нет заповедей, нет
морали. Он выше всей этой мишуры. И потому он чист и высок. А вся эта гнусь,
копошащаяся у него под ногами, создающая  себе нормы и заповеди и все  время
преступающая их, кающаяся, не понимающая законов Мироздания, пожирающая друг
друга, мелка, отвратительна и никому не нужна. Не налоге жалеть!
     -  Ты  подлец!  -  закричал Иван. -  И ты  сам сдохнешь,  когда  придут
негуманоиды! Сдохнешь!!!
     - Вот вы ничего  и  не  поняли,  - сокрушенно проворчал старик, отрывая
глаза от хрустального пола. - А я так старался.
     - Люди - не стадо бабуинов! И не слизни!
     -  Люди значительно  хуже  и бабуинов и  слизней. Сравнивая их с  этими
тварями, я облагораживаю их  и возвышай).  Люди - это  худшее,  что породила
Вселенная. Это раковая опухоль Космоса - человечество, будто раковые клетки,
разрастается, разбухает, все уничтожает вокруг себя, убивает. Придут врачи и
немного полечат нашу Вселенную!
     Давно пора.  Им со стороны  виднее. Для  них тридцать-сорок  миллиардов
амеб не  проблема. Ну что такое - вырезать спасительным скальпелем несколько
десятков миллиардов раковых клеток?!
     - Когда я был в Системе, - немного успокаиваясь, произнес Иван, - никто
не говорил  об излечении  нашей  больной Вселенной. Они собирались прийти  и
очистить место для себя. Что ты все врешь, гнусный старикашка!
     Иван  лежал  лицом  вверх,   весь  опутанный  шлангами   и   проводами.
Плаха-распятие  уже  начинала  слегка  нагреваться. Головоногий  суетился  у
приборов. Он не разговаривал с Иваном. Да и о чем можно говорить с куклой! В
Системе головоногий был совсем другим. Иван не видел, как в хрустальном полу
двумя кровавыми  огоньками высверкнули глаза гиргейской клыкастой рыбины. Но
он ощутил ее присутствие. Наблюдатели! Чтоб их дьявол побрал! Наблюдатели из
иного  мира, из иной Вселенной! Довзрывники или Бог их знает кто! Почему они
повсюду? Почему они  не вмешиваются? Или  они тоже считают, что "людишки" не
достойны жизни, что надо очищать от них Мироздание?!
     Нет, у бесстрастных наблюдателей не бывает таких глаз.
     Плаха  наминала  медленно  вращаться  вокруг  своей  вертикальной  оси.
Движение  было еле  заметным.  Но  для Иваиа оно  стало  знаком - это начало
конца.  Он попробовал  еще  раз  вырваться.  Мышцы  свело  от  титанического
напряжения, захрустели кости, из-под  ногтей потекла  кровь, лопнула кожа на
плече и на запястье, он чуть не свернул себе шею, но не смог ослабить пут.
     - Все форточки закрыты, комаришка, - еле слышно произнес старик. - Тебе
не улететь как в прошлый раз.
     Ивана словно током прожгло.
     - Кто ты?! - зжрал он.
     Старик сидел, тихо-тихо смеялся. Глаза его были закрыты.
     - Ты Верховник! - кричал Иван. - Я узнал тебя! Таких совпадений быть не
может! Ты уже  здесь?! -  Ивану  казалось, что разум его  помутился, что  он
снова   в  Системе,  что   Верховник,  этот  огромный,  исполинский  старец,
выкованный из  железа и рассыпающийся как глина, поднимется сейчас со своего
блистательного и непостижимого  трона, возьмет  в лапы здоровенный двуручный
меч... И он полетит, полетит сквозь уровни, ярусы, времена и пространства, а
и след ему будет грохотать старческий надменный смех, Опоздал! Он так ничего
и не успел сделать. Они пришли!!!
     -  Вы  ошибаетесь, молодой человек,  -  вяло  ответил  старик, -  я  не
верховник. И тот, кого  вы  так называете, тоже никакой не верховник.  Но он
был здесь, он был во мне своей частицей. Вы  же знаете от него, что он может
одновременно  присутствовать   в  разных   местах,  разделенных   миллионами
парсеков. Это просто один из них. Не надо быть слишком умным, чтобы понять -
насколько  они  совершеннее людишек. Они  по  праву  придут сюда  и по праву
займут место, которое занимали недостойные.
     - Ложь!  - не сдавался Иван. - У них нет  хода в нашу Вселенную! Он  не
мог быть здесь!
     -  Вот  и заблуждаетесь. Ход  давно есть. Они просто не  спешат. А  ему
помогали  наши  общие друзья. Какой же вы  недогадливый, а  еще говорят, что
перед смертью у людишек проясняются мозги. Врут все!
     Перед  Иваном  словно  из  воздуха выявилась клыкастая гадина.  Обожгла
взглядом. И  пропала. Так вот кто их "общие друзья"!  Наблюдатели? Нет! Иван
понял, что близок к разгадке. Но времени у него оставалось совсем немного.
     Распятие вращалось все быстрее. Он  чувствовал как нарастает новый слой
кожи,  как твердеют ногти, превращаясь в большие  и острые  когти. Это  пока
внешние изменения.
     "Скоро  пойдут внутренние. Значит, они уже сняли с него всю  нужную  им
информацию.   Значит,  они  решили  не  отключать  его  сознания  на   время
перехода-трансформации.
     Они решили немного помучить его перед небытием. Пусть!
     Иван не страшился мук. Ему надо  было  понять все  до конца.  Теперь он
держал  в  руках  ниточку  - надо  потянуть,  и  клубок  распутается.  Какая
трагедия! Выборная,  земная  власть, и  те,  что стоят за ее спиной, предали
землян,  предали Землю.  Они  все  знали!  Заранее!  И  вместо  того,  чтобы
организовать отпор  Вторжению,  мобилизовать  все  силы  Федерации,  России,
дружественных  миров Вселенной, Сообщества, в конце концов, они прикинули на
своих  весах,  кто сильнее  -  и встали  на  сторону  сильного.  На  сторону
негуманоидов, готовящих  уничтожение  цивилизации!  Они купили себе жизнь  и
власть над  жалкими  остатками  землян,  если вообще таковые останутся!  Они
продали всех с потрохами, продали заранее, до первого выстрела, до того, как
подошва  первого  иновселенского оккупанта  коснется темных территорий.  Это
было страшно! Иван до боли стискивал зубы: старикашка прав, он на самом деле
витал в облаках, он  идеалист, до  безумия наивный человек. А ведь он первое
время обивал пороги, бегал, стучался в кабинеты - он думал его сразу поймут,
ударят в  колокола, сделают хоть что-то. Но  его  гасили повсюду,  тормозили
повсеместно.
     Это было не просто так. Значит, кто-то дал установку  заранее?! Да!  Но
тогда выходит, что они  все знали еще раньше, чем он вернулся из Системы? Не
может быть!  Проклятые бабуины!  Выродки!! Сволочь!!! Если бы  он догадался,
кто  правит миром,  он  делал бы все иначе, он  разбудил бы человечество  от
дремотной спячки...  Поздно!  Кабы знать, где  упасть!  В оставшиеся  минуты
бытия, жуткого и мучительного, можно лишь стонать, выть, плакать,  распинать
себя на своей плахе. Все силы Зла против людей! Все сила Зла против него!
     - Будьте вы прокляты во веки веков! - вырвался хрип из его горла.
     -  Будем,  будем,  -  с  нескрываемым  злорадством проблеял  старик.  -
Прощайте, молодой, человек! Спокойной вам смерти!
     Краем глаза Иван увидал, как ушло вниз, в хрустальный пол кресло вместе
со стариком. Точно  также уходили кресла и в прошлый раз - они провалились в
черноту и прозрачность гидропола будто  по  мановению ока. Старик  ушел, ему
надоело  это представление. Наплевать! Все мельтешило перед  Иваном. Он  уже
почти не отличал  яви  от  наваждений.  Он  был в  зале  и  одновременно  во
вселенской  черной  пропасти.  Мерцающие  холодные звезды  кружились  адским
водоворотом.  И выплывали призраки,  тени. Он  ничуть не удивился, когда  из
тьмы, будто выхваченный  лучом прожектора,  высветился старенький звездолет,
кораблик  прошлых  веков...  такой знакомый,  родной.  И снова  две  фигуры,
мужская и женская, висели на железных поручнях  смотровой площадки, снова на
круглых  шлемах играли отблески  пламени. Он не видел  убийц отца и  матери,
будто их и  не было вовсе.  Он видел лишь их, обреченных, умирающих  по злой
воле чужих существ. Сколько раз он пытался заглянуть под забрала шлемов,  за
прозрачные щитки. И никогда ему не удавалось сделать этого. Он сотни раз уже
почти видел  их черты, вглядывался в родные лица... но уни ускользали. Вот и
теперь,  он не  видел  их.  Лишь кровавые  отблески  пламени.  Лишь  мука  и
невозможность помочь!
     Это  было самым страшным. Скоро он придет к  ним, в  царство мертвых, в
царство теней, и они  больше не  будут его мучить, не будут являться ему  ни
днем, ни ночью,  ни  в тйжкие предрассветные  часы. "Я  верю  - он выживет!"
Женский, высокий голос иглой вонзился в мозг, пробуравил его, пробудил.  Это
кричала она -  его умершая, зверски убитая негуманоидами мать. Он слышал ее.
И не было слов о проклятьи. БЫЛИ совсем другие слова. Но ее слова: "Я верю -
он выживет! Я верю - он выживет!! Я верю!!!"
     Водоворот превратился  в бешеный  смерч.  Мерцающие  звезды  вспыхнули,
вытесняя тьму и  мрак.  Иван  поднимался  из  бездны,  из черной  вселенской
пропасти. Он будто  выплывал  наверх из свинцового, мутного океана проклятой
планеты Гиргеи.  Он  пробуждался, возвращался в страшный  зал  со старинными
фресками.
     Когда  он очнулся, первым, что он увидел,  было знакомое круглое лицо с
широко раскрытыми глазами и перебитым носом. Ивану вспомнился  смертный сип,
вырвавшийся  и" сдавленного его руками  горла, хруст позвонков... как  давно
это было, целая вечность прошла. Значит, круглолицый выжил? Вот это встреча!


x x x


     Беглый каторжник  Иннокентий Булыгин,  опутанный  мерзкими студенистыми
нитями,  висел  над   землей  в  полуосвещенной  пещере,  уныло  глядел   на
беснующихся оборотней и нервно напевал про себя старую аранайскую песенку:
     "Сегодня в ночь, сегодня в ночь уйдем мы в  мир иной.  Но мы  не прочь,
совсем не прочь вас прихватить с собой..."  Песенка была навязчива и мрачна,
полетать настроению ветерана.
     Оборотней было много. И все они были какие-то разные. Кеше это казалось
очень  подозрительным.  Люди  похожи  на  людей.  Аранайцы,  или  араны,  на
аранайцев. Умаги на умагов. А  на  кого похожи оборотни? Каждый сам на себя?
Кеша  чуял здесь какой-то подвох. Если бы не абсолютно естественный вид всех
этих  тварей, он принял  бы  их безумный хоровод за беснования  ряженых,  за
идиотический мрачный  маскарад,  на  котором нелепыми костюмами  и масками -
сама плоть. Оборотни  были  страшны  своей схожестью  с  человеком и страшны
отличием от него. Сорок наиболее уродливых гадин, сплетя  верхние конечности
и закинув  назад омерзительнейшие головы  с  тупыми рыбьими глазами, плясали
жуткую дикарскую пляску вокруг жертвы,  завывали, хрипели, цокали, роняли на
грунт  студенистую  слюну,  вскидывали  нижние  лапы.  Они  напоминали банду
безумцев  и слепцов,  одуревших от  наркотического  пойла  и  наркотического
ритма. Не каждый смог бы долго, безотрывно смотреть на кошмарное действо, на
полупрозрачных  и  вместе с  тем покрытых  панцирными  чешуйками  обитателей
глубоководий Гиргеи. Еще сотни две или три тварей сидели под сводами пещеры,
их рыбьи глаза будто не замечали  жертвы,  висящей на  грубом каменном крюке
между верхом и низом, междуполом и потолком, этого первобытного жилища.
     Кеша  слышал   о  странностях  оборотней,   об   их  непредсказуемости,
нелогичности  их  поведения,  о  тупом безразличии и внезапно пробуждающейся
лютой злобности, он слышал и  о том, что оборотни прекрасно себя чувствуют в
воде, под  многотонным прессом свинцовой  жижи Гиргеи и на поверхности,  где
любую  глубоководную  тварь  разорвало  бы  вдрызг   собственным  внутренним
давлением. Кеше было плевать на эти особенности. Живучие, суки! - вот и весь
разговор. Кеша не любил дискуссий, он принимал все таким, каким оно было. Он
готов  был принять и  этих гадин, и пещеру,  и свое висение в липкой паутине
нитей, и  даже  свою  смерть  - только  бы поскорей, хватит  уже изгиляться!
хорош! устроили тут,  понимаешь, танцы народов мира!  Он видывал и не такое,
не удивишь и не испугаешь!
     Лишь  один раз  он невольно вздрогнул, когда  беснующие  на  миг, после
особо  гулкого удара своего  семиугольного  гонга вдруг  разом остановились,
замерли, присели, взвыли... и глаза  у каждого  прояснились, будто  какие-то
прозрачные  пленки  спали  с  них. Его обожгло пронизывающими  и  совсем  не
безумными взглядами. Но  тут  же  все стало  по-прежнему,  ритуальная пляска
продолжилась, гулко заухал гонг, глазища снова стали по-рыбьему бессмысленны
и тупы. У  Кеши  болели руки,  ныла  спина. Он с затаенной  надеждой думал о
живоходе, об Иване, который должен вот-вот прийти на выручку,  о карлике Цае
и  Гуге Хлодрике. Он верил  в сказки, но он временами грезил,  отключаясь от
кошмарного бытия.
     Грезы ушли  вместе с затихшим гонгом.  Тишина протрезвила его. Помощи и
чуда не будет. Он на адской  глубине, в чреве распроклятой и подлой  планеты
Гиргея, безоружный,  спутанный нитями, в лапах у  псевдоразумных дикарей. Он
проиграл свой последний земной бой!
     - Ну чего, суки, притихли? - просипел он себе под нос.
     И оглядел замерших, присевших на корточки оборотней.
     Он смотрел на них.
     А они глядели в землю, в корявый грунт пещеры. Они явно  чего-то ждали.
И дождались.  Из мрака, в котором все терялось  и глохло, послышались  вдруг
мерное  сопение шаги,  завывания - и  выплыли  корявые, убогие  и громоздкие
белые носилки, выточенные то ли из камня, толи из окаменевшего дерева. Несли
их  двенадцать оборотней самого  устрашающего вида, несли очень осторожно, с
почтением - даже коленки у оборотней были полусогнуты, головы полуопущены.
     - Мать ты моя! - не вытерпел Кеша. - Эта еще откуда?!
     Посреди носилок  в  ворохе белых подушек сидела большая, даже  огромная
женщина.  Вполне земная. Если бы Кеша мог, он протер бы глаза. Но руки  были
опутаны нитями, и он просто проморгался, зажмурился, снова вгляделся.
     Носилки  опустили метрах в семи от него, опустили прямо  на спины  двух
или  трех  десятков  коленопреклоненных оборотней  - и  оттого  голова  этой
"земной женщины" теперь маячила на уровне Кешиного лица. В  тусклом мерцании
светящихся полипов-рыбоглотов, распятых на стенах и сводах пещеры, в угарном
дрожании четырех вонючих, смердящих факелов он, наконец,  рассмотрел женщину
внимательнее. Жрица или владычица оборотней выглядела странно, теперь она не
казалась  земною:  полупрозрачное,  чешуйчато-волосатое  тело  восьмилапого,
хвостатого и плавникастого оборотня увенчивала  седая голова старухи-ведьмы.
Большой горбатый  нос,  глубоко  посаженные,  острые  как  нож  серые глаза,
взметнувшиеся седыми кустиками брови,  острый, выдающийся