-- Я это заметила. Но он уверяет, что для беспокойства нет причин.
     -- Конечно, нет. -- Мартанд успокоительно погладил ее  по  руке.  --  Я
ведь  сказал  вам,  что  из  такого положения есть очень простой выход. Хотя
допускаю, что Вильюкис не сразу до него додумается.
     -- До  чего  додумается?  --  3атем  мягко:  --  Почему  он  не   сразу
додумается, если вы додумались?
     -- Но  он  специалист, милая девушка. Специалисты мыслят привычными для
их специальности категориями. Им трудно от этого отрешиться. Мне  же  нельзя
быть  косным.  Демонстрируя  перед  классом  опыт,  я  почти  всегда  должен
импровизировать. Я, например, никогда еще не  работал  в  такой  школе,  где
имелся  бы миниатюрный атомный реактор; и когда мы проводили занятия в поле,
мне  пришлось  смастерить  термоэлектрический   генератор,   работающий   на
керосине.
      -- Что это такое -- керосин? -- спросила Черил.
     Мартанд, явно очень довольный, засмеялся:
     -- Вот  видите? Люди забыли. Керосин -- это такая горючая жидкость. Мне
случалось нередко пользоваться еще более примитивным способом добычи огня: с
помощью трения. Слышали о таком? Вы берете спичку...
     Черил тупо смотрела на него, и он снисходительно продолжал:
     -- Ладно, неважно. Я просто пытаюсь, объяснить, почему ваш термоядерщик
не сразу найдет выход. Я же  привык  пользоваться  примитивными  методами...
Например,  вы  знаете,  что  это? -- Он указал на смотровое окно, за которым
фактически ничего не было видно, отчего и в гостиной отсутствовал народ.
     -- Облако, пылевое облако.
     -- Да, но какое? Основное вещество, присутствующее всегда и  всюду,  --
водород.  Он,  можно  сказать,  заполняет  Вселенную,  и  на  этом  держится
навигация в глубоком космосе. Ни один корабль не  может  запастись  горючим,
необходимым  для  повторных прыжков или для того, чтобы то разгоняться почти
до скорости света, то вновь резко  замедлять  ход.  Нам  приходится  черпать
горючее из космоса.
     -- Знаете, меня всегда это удивляло. Я думала, в космосе ничего нет, он
пуст.
     -- Почти  пуст, голубушка, а "почти", как известно, не считается. Делая
сотню тысяч миль в секунду, успеваешь собрать и  сконденсировать  достаточно
водорода,  даже  если  в  каждом  кубическом  сантиметре  лишь несколько его
атомов. А  малые  количества  водорода  при  постоянно  идущей  термоядерной
реакции  дают нужную кораблю энергию, В облаках водорода обычно даже больше,
чем нужно, но примеси могут иной раз испортить все  дело.  И  сейчас  именно
такой случай.
     -- Откуда вы знаете, что здесь есть примеси?
     -- Зачем  бы  иначе  мистер Вильюкис выключил термоядерную трубу? После
водорода в космосе наиболее часто встречаются гелий, кислород и углерод. Раз
трубу выключили, значит, здесь  недостает  горючего,  то  есть  водорода,  и
имеются гибельные для сложной термоядерной системы
     вещества.  Гелий тот безвреден. Скорее всего, это гидроксильные группы,
образующиеся при соединении кислорода с водородом. Вам понятно?
     -- Пожалуй. Я проходила в школе этот общий курс  наук,  и  кое-что  мне
запомнилось.  Пыль  фактически  состоит  из гидроксильных групп плюс твердые
частицы.
     -- Собственно, гидроксил в умеренных количествах не  очень  опасен  для
термоядерной  системы,  но  вот  соединения  углерода -- другое дело. Здесь,
скорее всего, есть еще и формальдегид. Теперь понимаете?
     -- Нет, -- откровенно призналась Черил.
     -- Эти соединения не дадут термоядерной реакции. Если разогреть  их  до
нескольких сот миллионов градусов, они просто распадутся на отдельные атомы.
Но  почему  не  использовать  их  при  нормальной  температуре?  Гидроксил и
формальдегид после сжатия вступят в обычную химическую  реакцию,  и  это  не
причинит  никакого  вреда.  Во всяком случае, я уверен, хороший термоядерщик
сможет модифицировать систему и провести химическую  реакцию  при  комнатной
температуре.  Энергию,  которая  при этом выделится, можно накопить и спустя
какое-то время использовать для прыжка.
     Черил сказала:
      -- Не  понимаю,  каким  образом.  Едва  ли  химические  реакции  могут
заменить термоядерную.
     -- Вы  совершенно  правы,  дорогая.  Но нам ведь много и не надо. После
предыдущего прыжка у нас не  могло  хватить  энергии  для  нового  --  таков
порядок.  Но,  держу  пари,  ваш  приятель-термоядерщик  позаботился снизить
расход горючего до минимума. Это обычная тактика всех термоядерщиков. Теперь
нам надо лишь  восполнить  небольшой  дефицит,  тут  достаточно  и  энергии,
которую  дадут  химические  реакции.  А  потом, когда прыжок вызволит нас из
этого облака, мы попутешествуем с неделю в космосе, снова накопим водород  и
сможем спокойно продолжать путешествие. Конечно... -- Мартанд поднял брови и
пожал плечами.
     -- Да?
     -- Конечно,   если  мистер  Вильюкис  по  какой-то  причине  промедлит,
положение может стать затруднительным. Ведь с каждым днем запас  энергии  на
корабле  будет  истощаться,  и через какоето время химические реакции уже не
смогут  пополнить  его  настолько,  чтобы  можно  было  осуществить  прыжок.
Надеюсь, мистер Вильюкис не станет слишком долго тянуть.
     -- Почему бы вам не поговорить с ним? Сейчас.
     Мартанд покачал головой:
     -- Поговорить с термоядерщиком? Это невозможно, дорогая.
     -- Ну, тогда я сама с ним поговорю.
     -- О нет. Он наверняка сам до всего додумается. Я даже готов предложить
вам пари,  дорогая. Вы передадите ему в точности наш разговор и скажете, что
я уверен: он уже сам принял такое решение и включил термоядерную  трубу.  И,
конечно, если я выиграю... -- Мартанд улыбнулся.
     Черил тоже улыбнулась.
     -- Посмотрим...
     Мартанд  проводил  ее  задумчивым  взглядом, и мысли его были заняты не
только тем, как воспримет Вильюкис его идею.
     Он не удивился, когда возникший, словно из-под земли, охранник сказал:
     -- Прошу вас следовать за мной, мистер Мартанд.
     -- Спасибо, что дали мне кончить, -- спокойно  ответил  Мартанд.  --  Я
боялся,  что  и  того  не  позволят.  Прошло  больше шести часов, прежде чем
Мартанд смог побеседовать с капитаном. Это время он провел  в  изоляции,  но
заключение  не  показалось  ему слишком тягостным. И капитан, к которому его
наконец допустили, хоть и выглядел усталым, но отнесся к учителю без  особой
враждебности.
     -- Мне  доложили,  --  сказал  Хэнсен, -- что вы распространяете слухи,
порождающие панику среди пассажиров. Это серьезное обвинение. -- Я беседовал
только с одной пассажиркой, сэр. И умышленно.
     -- Мы так и поняли. Мы тут же взяли вас под  наблюдение,  и  я  получил
достаточно  полный отчет о вашей беседе с мисс Черил Уинтер. Это была вторая
беседа на данную тему. -- Да, сэр.  --  Вы  явно  желали,  чтобы  содержание
разговора было передано мистеру Вильюкису.
     -- Да, сэр.
     -- Вы не сочли нужным обратиться лично к мистеру Вильюкису?
     -- Я сомневался, что он станет меня слушать, сэр.
     -- Или ко мне.
     -- Вы,  возможно,  выслушали  бы  меня,  но  как  вы  передали  бы  эту
информацию мистеру Вильюкису? Пожалуй, вы тоже были бы вынуждены  прибегнуть
к  помощи  мисс  Уинтер.  Термоядерщики -- народ нелегкий. Капитан рассеянно
кивнул:  --  На  что  вы  рассчитывали,  сообщая  через  мисс  Уинтер   свои
соображения мистеру Вильюкису?
     -- Моя  надежда, сэр, основывалась на том, что мисс Уинтер он выслушает
с меньшим неудовольствием, чем любого другого, и не  сочтет  это  враждебным
выпадом  с ее стороны. Я надеялся, он со смехом ответит ей, что напрасно она
сообщает ему столь элементарные вещи, он сам давно до них  додумался  и  уже
запустил ковши для сбора газа. А затем он поспешит отделаться от мисс Уинтер
и  действительно  запустит  ковши,  после  чего доложит вам, сэр, о принятых
мерах, не упоминая ни обо мне, ни о мисс Уинтер. -- Вы не подумали,  что  он
может отвергнуть эту идею как несостоятельную? -- Такая возможность была, но
этого не произошло.
     -- Откуда вы знаете?
     -- В  помещении,  куда  меня  заперли,  сэр,  уже через полчаса заметно
померк свет. Я понял, что на  корабле  максимально  снизили  подачу  тока  и
Вильюкис, должно быть, старается сберечь остатки горючего, чтобы их вместе с
энергией,  полученной  от  химической  реакции,  хватило для прыжка. Капитан
нахмурился. -- Почему вы вообразили, что  сможете  найти  подход  к  мистеру
Вильюкису?  Разве вы имели когда-нибудь дело с термоядерщиками? -- Нет, но я
постоянно имею  дело  с  детьми,  сэр.  Как  учителю,  мне  знакома  детская
психология.
     Лицо капитана медленно расплылось в улыбке. -- Вы мне нравитесь, мистер
Мартанд,  --  сказал  он.  --  Но вам это не поможет. Ваши ожидания и впрямь
сбылись. Но знаете вы, что из этого следует? -- Узнаю, если вы мне  скажете.
-- Мистер  Вильюкис должен был оценить вашу идею и сразу решить, осуществима
ли она. Он должен был очень тщательно перестроить систему, чтобы  химическая
реакция  не  исключила возможности последующей термоядерной. Он должен был с
предельной  точностью  определить   надежное   соотношение   компонентов   и
количество   потребной   энергии,   а  также  оптимальный  момент  включения
двигателей, характер и вид прыжка. Все  это  надо  было  сделать  быстро,  и
никто,  кроме  термоядерщика,  с  этим  не справился бы. В сущности, даже не
каждый термоядерщик мог бы это сделать. Вильюкис -- и  среди  термоядерщиков
личность  исключительная.  Это  вам  понятно?  --  Вполне. Капитан глянул на
стенной хронометр и включил экран. Тот был черен, как все это время  --  вот
уже  вторые  сутки.  --  Мистер Вильюкис информировал меня, когда он намерен
попытаться сделать прыжок. Он надеется, что это удастся, и я вполне на  него
полагаюсь.  -- Если он промажет, -- угрюмо заметил Мартанд, -- мы окажемся в
прежнем положении, но лишимся энергии.
     -- Я сознаю это,  --  сказал  Хэнсен.  --  И  поскольку  вы,  возможно,
чувствуете  себя в какой-то мере ответственным за подсказанную термоядерщику
идею, я подумал, что вам захочется присутствовать при ожидаемом событии. Оба
умолкли, глядя на экран. Хэнсен не назвал точного срока, и Мартанд не  знал,
идет  ли  все, как положено. На лице капитана ничего нельзя было прочесть. А
затем наступило  то  странное  мгновение,  когда  кажется,  что  тебя  вдруг
пронзило током. Прыгнули!..
     -- Звезды!   --  с  глубоким  облегчением  прошептал  Хэнсен.  Это  был
счастливейший миг в жизни Мартанда. -- И с точностью до секунды,  --  сказал
Хэнсен. -- Замечательная работа. Мы лишились энергии, но через пару недель у
нас  ее  снова  будет  полно,  и все это время пассажиры смогут наслаждаться
изумительным зрелищем. Мартанд был еще слишком взволнован,  чтобы  говорить.
Капитан  повернулся  к  нему:  -- Ну вот, мистер Мартанд, ваша идея блестяще
оправдалась. Можно спорить, вы ли спасли корабль  и  всех  нас,  или  мистер
Вильюкис  достаточно  быстро  сам  додумался  бы  до этой идеи. Но споров не
будет, потому что ваша роль ни при каких  обстоятельствах  не  должна  стать
известна.  Мистер Вильюкис виртуозно выполнил задачу, и не так уж важно, что
подсказали ему решение вы. Все почести достанутся ему  одному.  --  Понимаю.
Если  хоть  чуточку  задеть  гордость  мистера  Вильюкиса,  он будет для вас
потерян, а такая потеря невосполнима. Что ж, согласен. Будь по-вашему. Всего
хорошего, капитан! -- Нет. Мы не можем на вас положиться. -- Я буду молчать.
-- Вы можете случайно проговориться. Для нас это риск. До конца  путешествия
вы останетесь под домашним арестом.
     -- За  что?  --  возмутился  Мартанд.  --  Я  спас вас, и ваш проклятый
корабль, и даже вашего термоядерщика.
     -- Именно за то, что вы  нас  спасли.  Такое  вот  дело...  --  Где  же
справедливость?  Капитан медленно покачал головой. -- Справедливость -- вещь
редкостная и, признаюсь, слишком дорогая иногда, чтобы решиться на нее.  Вам
нельзя  даже  вернуться к себе. До конца путешествия вы не увидите ни одного
человека. Мартанд задумчиво почесал подбородок! -- Но это ведь не  надо  все
же  понимать  буквально,  капитан? -- Боюсь, что именно буквально. -- А есть
ведь еще один человек... Мисс  Уинтер  тоже  может  случайно  проговориться.
Посадите   уж  и  ее  под  арест.  --  Чтобы  совершить  тем  самым  двойную
несправедливость? -- На миру и смерть красна,  --  сказал  Мартанд.  Капитан
улыбнулся.
     -- Что ж, пожалуй, вы правы...




                              АЙЗЕК АЗИМОВ
                                 ВЫБОРЫ


     Franchise - 1955
     Пер. с англ. Н. Гвоздарева - 1966

     Из всей семьи только одна десятилетняя Линда,  казалось, была рада,
что  наконец наступило утро.  Норман  Маллер  слышал  ее  беготню сквозь
дурман тяжелой дремы. (Ему наконец удалось заснуть час назад, но это был
не столько сон, сколько мучительное забытье.)
     Девочка вбежала в спальню и принялась его расталкивать:
     - Папа, папочка, проснись! Ну, проснись же!
     Он с трудом удержался от стона.
     - Оставь меня в покое, Линда.
     - Папочка,   ты  бы  посмотрел,   сколько  кругом  полицейских!   И
полицейских машин понаехало!
     Норман Маллер понял,  что сопротивляться бесполезно, и, тупо мигая,
приподнялся на  локте.  Занимался день.  За  окном едва  брезжил серый и
унылый рассвет, и так же серо и уныло было у Маллера на душе. Он слышал,
как Сара,  его жена,  возится в кухне, готовя завтрак. Его тесть, Мэтью,
яростно полоскал горло в  ванной.  Конечно,  агент Хэндли уже дожидается
его.
     Ведь наступил знаменательный день.
     День Выборов!
     Поначалу этот год был таким же,  как и все предыдущие.  Может быть,
чуть-чуть похуже,  так как предстояли выборы президента,  но,  во всяком
случае,  не  хуже  любого  другого года,  на  который приходились выборы
президента.
     Политические    деятели    разглагольствовали   о    сувер-р-ренных
избирателях и  мощном электр-р-ронном мозге,  который им служит.  Газеты
оценивали  положение  с  помощью  промышленных  вычислительных машин  (у
"Нью-Йорк таймес" и "Сенс-Луис пост диспэтч" имелись собственные машины)
и   не   скупились  на  туманные  намеки  относительно  исхода  выборов.
Комментаторы и  обозреватели состязались в определении штата и графства,
давая самые противоречивые оценки.
     Впервые Маллер почувствовал,  что этот год все-таки не  будет таким
же,  как все предыдущие,  вечером четвертого октября (ровно за  месяц до
выборов), когда его жена Сара Маллер сказала:
     - Кэнтуэлл Джонсон говорит, что штатом на этот раз будет Индиана. Я
от него четвертого это слышу. Только подумать, на этот раз наш штат!
     Из-за газеты выглянуло мясистое лицо Мэтью Хортенвейлера. Посмотрев
на дочь с кислой миной, он проворчал:
     - Этим типам платят за вранье. Нечего их слушать.
     - Но  ведь уже четверо называют Индиану,  папа,  -  кротко ответила
Сара.
     - Индиана -  действительно ключевой штат,  Мэтью,  -  также  кротко
вставил Норман, - из-за закона Хоукинса-Смита и скандала в Индианаполисе
Значит...
     Мэтью грозно нахмурился и проскрипел:
     -Никто пока еще не называл Блумингтон иди графство Монро, верно?
     - Да ведь... - начал Маллер.
     Линда,  чье  острое  личико поворачивалось от  одного собеседника к
другому, спросила тоненьким голоском:
     - В этом году ты будешь выбирать, папочка?
     Норман ласково улыбнулся:
     - Вряд ли, детка.
     Но  все-таки это  был  год президентских выборов и  октябрь,  когда
страсти разгораются все сильнее,  а Сара вела тихую жизнь,  пробуждающую
мечтательность.
     - Но ведь это было бы замечательно!
     - Если бы я голосовал?
     Норман  Маллер  носил  светлые  усики;   когда-то  их  элегантность
покорила сердце Сары, но теперь, тронутые сединой, они лишь подчеркивали
заурядность его лица.  Лоб изрезали морщины, порожденные неуверенностью,
да и,  вообще говоря,  его душе старательного приказчика была совершенно
чужда мысль,  что  он  рожден великим или  волей обстоятельств еще может
достигнуть величия.  У него была жена,  работа и дочка,  и, кроме редких
минут  радостного  возбуждения или  глубокого  уныния,  он  был  склонен
считать, что его жизнь сложилась вполне удачно.
     Поэтому его  смутила и  даже  встревожила идея,  которой загорелась
Сара.
     - Милая моя,  -  сказал он, - у нас в стране живет двести миллионов
человек. При таких шансах стоит ли тратить время на пустые выдумки?
     - Послушай,  Норман,  двести миллионов здесь ни при чем,  и  ты это
прекрасно знаешь, - ответила Сара. - Во-первых, речь идет только о людях
от двадцати до шестидесяти лет, к тому же это всегда мужчины, и, значит,
остается уже около пятидесяти миллионов против одного.  А  в случае если
это и в самом деле будет Индиана...
     - В  таком  случае  останется,  приблизительно миллион с  четвертью
против одного.  Вряд ли  бы ты обрадовалась,  если бы я  начал играть на
скачках при таких шансах, а? Давайте-ка лучше ужинать.
     Из-за газеты донеслось ворчание Мэтью:
     - Дурацкие выдумки.
     Линда задала свой вопрос еще раз:
     - В этом году ты будешь выбирать, папочка?
     Норман отрицательно покачал головой, и все пошли в столовую.
     К  двадцатому октября волнение Сары достигло предела.  За  кофе она
объявила,  что мисс Шульц -  а  ее двоюродная сестра служит секретарем у
одного члена Ассамблеи - сказала, что "Индиана - дело верное".
     - Она  говорит,  президент  Виллерс  даже  собирается  выступить  в
Индианаполисе с речью.
     Норман Маллер,  у которого в магазине выдался нелегкий день, только
поднял брови в ответ на эту новость.
     - Если Виллерс будет выступать в Индиане,  значит,  он думает,  что
Мультивак выберет  Аризону.  У  этого  болвана Виллерса духу  не  хватит
сунуться  куда-нибудь   поближе,   -   высказался  Мэтью   Хортенвейлер,
хронически недовольный Вашингтоном.
     Сара,  обычно  предпочитавшая,  когда  это  не  походило на  прямую
грубость,  пропускать  замечания  отца  мимо  ушей,  сказала,  продолжая
развивать свою мысль:
     - Не понимаю,  почему нельзя сразу объявить штат,  потом графство и
так далее. И все, кого это не касается, были бы спокойны.
     - Сделай они так,  -  заметил Норман, - и политики налетят туда как
воронье. А едва объявили бы город, как там уже на каждом углу торчало бы
по конгрессмену, а то и по два.
     Мэтью сощурился и в сердцах провел рукой по жидким седым волосам.
     - Да они и так настоящее воронье. Вот послушайте...
     Сара поспешила вмешаться:
     - Право же, папа...
     Но  Мэтью продолжал свою триаду,  не  обратив на  дочь ни малейшего
внимания:
     - Я  ведь  помню,  как  устанавливали Мультивак.  Он  положит конец
борьбе  партий,  говорили тогда.  Предвыборные кампании больше не  будут
пожирать  деньги  избирателей.   Ни  одно  ухмыляющееся  ничтожество  не
пролезет больше в  конгресс или  в  Белый дом,  так  как с  политическим
давлением и рекламной шумихой будет покончено.  А что получилось? Шумихи
еще  больше,  только действуют вслепую.  Посылают людей в  Индиану из-за
закона Хоукинса-Смита, а других - в Калифорнию, на случай если положение
с Джо Хэммером окажется более важным. А я говорю - долой всю эту чепуху!
Назад к доброму старому...
     Линда неожиданно перебила его:
     - Разве ты не хочешь, дедушка, чтобы папа голосовал в этом году?
     Мэтью сердито поглядел на внучку:
     - Не в  этом дело.  -  Он снова повернулся к Норману и Саре.  -Было
время,  когда я  голосовал.  Входил прямо в  кабину,  брался за  рычаг и
голосовал.  Ничего особенного.  Я  просто говорил:  этот кандидат мне по
душе, и я голосую за него. Вот как нужно!
     Линда спросила с восторгом:
     - Ты голосовал,  дедушка?  Ты и  вправду голосовал?  Сара поспешила
прекратить этот  диалог,  из  которого  легкое  могла  родиться  нелепая
сплетня:
     - Ты  не поняла,  Линда.  Дедушка вовсе не хочет сказать,  будто он
голосовал,  как