шинку.
     Торгессон сказал:
     - Процесс требует некоторого времени, конечно. Маленькому Ролло нужно
принять во  внимание  романтизм  этого  произведения,  слегка  архаический
стиль, ритм и так далее.
     И тут маленький черный палец нажал клавишу. Это была буква "о".
     - Он не  использует  большие  буквы,  -  сказал  ученый,  -  и  знаки
препинания  тоже,  и  у  него  бывает  много  ошибок.  Поэтому  я   обычно
перепечатываю его работу.
     Маленький Ролло коснулся клавиши "н", потом "и". Потом после  долгого
раздумья нажал на пробел.
     - Они, - прочел Хоскинс.
     Начали появляться слова:
     - они об рушивались набе  лые  рес  публики  италии  устрем  ля  лись
вадриатику как львым оря папа  вот  чаянии  взметнулр  уки  ипризвал  всех
христяьн скихры царей под зна мякреста.
     - Боже мой! - сказал Хоскинс.
     - Такое продолжение? - спросил Торгессон.
     - Клянусь любовью святого Петра! - не мог прийти в себя Хоскинс.
     - Если так, то Честертон очень хороший поэт.
     - Святой дым! - воскликнул Хоскинс.
     - Видите! - сказал Марми, массируя плечо Хоскинса. - Видите,  видите,
видите! Видите, - добавил он.
     - Будь я проклят, - сказал Хоскинс.
     - Послушайте, - сказал Марми, трепля свои волосы, пока они  не  стали
напоминать хохолок попугая, -  перейдем  к  делу.  Давайте  попробуем  мой
рассказ.
     - Да, но...
     - Это  в  пределах  возможностей  маленького  Ролло,  -  заверил  его
Торгессон.  -  Я  часто  читаю  Ролло  отрывки  из  лучших  фантастических
рассказов, включая, конечно, рассказы Марми. Удивительно,  как  улучшаются
некоторые.
     - Дело не в этом, - сказал Хоскинс.  Любая  обезьяна  может  сочинять
лучшую фантастику, чем большинство  этих  писак.  Но  в  рассказе  Таллина
тринадцать тысяч слов. Обезьяна будет печатать его целую вечность.
     - Вовсе нет, мистер Хоскинс, вовсе нет. Я прочту  ему  рассказ,  а  в
нужном месте мы позволим ему продолжить.
     Хоскинс сложил руки,
     - Валяйте. Я готов.
     - А я, - сказал Марми, - более чем готов. - И он тоже сложил руки.


     Маленький Ролло сидел,  пушистый  крошечный  клубок  каталептического
страдания, а негромкий голос доктора Торгессона поднимался и  опускался  в
периодах описания  космической  битвы  и  последующих  стремлений  пленных
землян вернуть себе свой захваченный корабль.
     Один из героев выбрался из корабля, и доктор  Торгессон  с  восторгом
следил за развитием событий. Он прочел:
     - Стенли замер в молчании вечных  звезд.  Больное  колено  рвало  его
подсознание; он ждал, чтобы чудовища услышали его стук и...
     Марми отчаянно дернул доктора Торгессона за рукав.  Торгессон  поднял
голову и отсоединил маленького Ролло.
     - Все, - сказал Марми. - Видите ли, профессор, именно  здесь  Хоскинс
запускает свои липкие пальцы в мой труд. Я продолжаю  сцену  за  пределами
корабля,  пока  Стенли  не  одерживает  победу  и  не  возвращает  корабль
землянам. Потом я начинаю объяснять. Хоскинс хочет, чтобы я прервал  сцену
снаружи, вернулся внутрь, остановил действие на  две  тысячи  слов,  потом
снова вышел наружу. Слышали когда-нибудь подобный вздор?
     - Пусть обезьяна решает, - сказал Хоскинс.
     Доктор Торгессон включил маленького Ролло, и  черный  дрожащий  палец
нерешительно  потянулся  к  клавиатуре.  Хоскинс  и   Марми   одновременно
наклонились вперед, их головы легко столкнулись над маленьким телом Ролло.
Обезьянка нажала клавишу "н".
     - Н, - подбодрил Марми и кивнул.
     - Н, - согласился Хоскинс.
     Машинка напечатала "а", потом все быстрее продолжала:
     - нача лидействовать стенли в бессиль номужасе ждалпо ка  откроютсялю
ки ипока жутся одетые в скафандрыбез жа лостные лары...
     - Слово в слово! - в восторге сказал Марми.
     - Он хорошо усвоил ваш сентиментальный стиль.
     - Мой стиль нравится читателям.
     - Не понравился бы, если бы  их  средний  коэффициент  интеллекта  не
был... - Хоскинс смолк.
     - Давайте, - сказал Марми, -  говорите.  Говорите.  Скажите,  что  их
коэффициент как у двенадцатилетнего ребенка, и я процитирую  вас  во  всех
фантастических журналах страны.
     -  Джентльмены,  -  сказал  Торгессон,  -  джентльмены.  Вы   пугаете
маленького Ролло.
     Они повернулись к машинке, которая продолжала уверенно выводить:
     - звездыдви ига лись по своим орби тама чувства стенли  наста  ивалич
то корабль не подвижен.
     Каретка отъехала, начиная новую строку.  Марми  затаил  дыхание.  Вот
здесь...
     Маленький палец протянулся и напечатал *.
     Хоскинс закричал:
     - Звездочка!
     Марми пробормотал:
     - Звездочка.
     Торгессон спросил:
     - Звездочка?
     Вслед за первой появилась целая цепочка звездочек.
     - Ну, вот и  все,  братец,  -  сказал  Хоскинс.  Он  быстро  объяснил
ситуацию  Торгессону:  -  Марми   привык   линией   звездочек   обозначать
решительную перемену действия. А это именно то, что мне нужно.
     Машинка начала абзац:
     - внутри корабля...
     - Выключите, профессор, - сказал Марми.
     Хоскинс потер руки.
     - Когда я получу переработанный текст, Марми?
     Марми холодно спросил:
     - Какой переработанный текст?
     - Вы сами сказали: версию обезьяны.
     - Сказал. я привел вас сюда, чтобы показать. Этот маленький  Ролло  -
машина; холодная логичная машина.
     - Ну и что?
     - Но дело в том, что хороший писатель не машина. Он пишет не умом,  а
сердцем. Своим сердцем. - Марми постучал себя по груди.
     Хоскинс застонал.
     - Что вы со мной делаете, Марми? Если начнете эту тягомотину о душе и
сердце писателя, меня  вырвет  прямо  перед  вами.  Давайте  останемся  на
прежней обычной основе: вы пишете, я вам плачу.
     Марми сказал: "Послушайте минутку. Маленький Ролло поправил Шекспира.
Вы сами на это указали.  Маленький  Ролло  хочет,  чтобы  Шекспир  говорил
"войско бед", и с машинной точки зрения он совершенно прав. "Море  бед"  в
данной ситуации - это смешанная  метафора.  Но  неужели  вы  думаете,  что
Шекспир не знал этого? Просто Шекспир знал, как нарушать  правила,  вот  и
все. Маленький Ролло - машина и  не  может  нарушить  правила,  а  хороший
писатель не просто может, а _о_б_я_з_а_н_. "Море бед"  производит  гораздо
большее впечатление; в этой метафоре красота и мощь. И к дьяволу  то,  что
метафора смешанная.
     -  Когда  вы  велите  мне  сменить  сцену   действия,   вы   следуете
механическим правилам привлечения внимания, и,  конечно,  маленький  Ролло
соглашается с вами. Но я знаю, что должен нарушить  правила,  чтобы  конец
произвел на читателя глубокое  эмоциональное  воздействие.  Иначе  у  меня
получится механический продукт, который может создать и компьютер.
     Хоскинс сказал:
     - Но...
     - Давайте, - сказал Марми, -  голосуйте  за  механический  подход.  В
таком случае Ролло лучший из редакторов.
     Хоскинс с дрожью в голосе сказал:
     - Хорошо, Марми, я беру ваш рассказ в прежнем виде. Нет,  не  давайте
его мне: отправьте почтой. Я сейчас поищу поблизости бар.
     Он надел шляпу и повернулся, собираясь уходить. Торгессон сказал  ему
вслед:
     - Пожалуйста, никому не говорите о маленьком Ролло.
     Прощальная реплика донеслась перед тем, как хлопнула дверь:
     - Вы думаете, я спятил?..
     Марми, убедившись, что Хоскинс ушел, потер руки.
     - Неплохо поработал, - сказал он, указывая пальцем на свой  висок.  -
Вот эта продажа мне понравилась. Никогда  с  такой  радостью  не  продавал
рассказ, профессор. - И он весело свалился на ближайший стул.
     Торгессон посадил Ролло себе на плечо. Он спросил:
     - Но, Мармадьюк, что бы вы стали  делать,  если  бы  маленький  Ролло
напечатал ваш вариант?
     На лице Марми появилось печальное выражение.
     - Черт побери, - сказал он, - я ведь и думал, что он это сделает.





                                  ПАУЗА


     Порошок находился в тонкостенной прозрачной капсуле. Капсула, в  свою
очередь, была завернута в двойную изолирующую  пленку.  В  этой  пленке  с
интервалом в шесть дюймов укреплены были и другие капсулы.
     Полоска двигалась. Каждая капсула застывала  в  металлическом  зажиме
прямо  напротив  слюдяного  окошка.  На   табло   радиационного   счетчика
появлялось число,  оно  регистрировалось  на  бумажном  цилиндре.  Капсула
передвинулась; ее место заняла следующая.
     В 1-45 отпечаталось 308. Минуту спустя 256. Минуту  спустя  391.  Еще
минуту спустя 477. Минуту спустя 202. Еще минуту 251. Минутой  позже  000.
Минутой позже 000. Минутой позже 000. Минутой позже 000.


     Вскоре после двух Александр Джоханнисон проходил мимо счетчика, краем
глаза поглядывая  на  ряды  чисел.  Пройдя  два  шага,  он  остановился  и
вернулся.
     Промотал бумажный цилиндр назад, вернул в прежнее положение и сказал:
     - С ума сойти!
     Он сказал это с яростью. Высокий, худой, с большими руками, песочного
цвета волосами, светлыми бровями, он  в  тот  момент  выглядел  усталым  и
недоумевающим.
     Джин Дамелли двигался с обычной легкой небрежностью,  которую  вносил
во все свои действия. Он смуглый, волосатый  и  низкорослый.  Нос  у  него
когда-то был сломан, и от этого Джин совсем не походил на физика-атомщика.
     Дамелли сказал:
     - Мой проклятый Гейгер не работает, и мне совсем не хочется проверять
его. Есть сигарета?
     Джоханнисон протянул пачку.
     - А другие счетчики в здании?
     - Я не пробовал, но, наверное, они в порядке.
     - Мой счетчик тоже ничего не регистрирует.
     - Не разыгрывай. Это ничего не значит. Пошли выпьем коки.
     Джоханнисон сказал с большим напряжением, чем намеревался:
     - Нет! Я иду к Джорджу Дьюку. Хочу взглянуть на его  машину.  Если  и
она...
     Дамелли потащился за ним.
     - Она будет в порядке, Алекс. Не будь глупцом.
     Джордж Дьюк  выслушал  Джоханнисона,  неодобрительно  глядя  на  него
поверх очков без оправы. Это лишенный возраста человек с малым количеством
волос и еще меньшим - терпения.
     Он сказал:
     - Я занят.
     - Слишком заняты, чтобы сказать, работает ли ваша машина?
     Дьюк встал.
     - О, дьявол, может ли человек поработать  здесь?  -  Его  линейка  со
стуком упала на пол.
     Он подошел к уставленному лабораторному столу и  снял  тяжелую  серую
свинцовую крышку  с  еще  более  тяжелого  серого  свинцового  контейнера.
Длинными щипцами достал из контейнера маленький серебристый цилиндр.
     Дьюк мрачно сказал:
     - Не подходите.
     Но Джоханнисон не нуждался в этом совете. Он держался на  расстоянии.
За прошлый месяц он не подвергался излучению, но не было смысла  подходить
ближе к "горячему" кобальту.
     По-прежнему при помощи щипцов, держа руки как можно дальше  от  тела,
Дьюк поднес  блестящий  цилиндр  с  концентрированной  радиоактивностью  к
окошку счетчика. На расстоянии в два фута счетчик  должен  был  застучать,
как бешеный. Но он этого не сделал.
     Дьюк сказал "Гм!" и выронил цилиндр. Пошарил в поисках, нашел и снова
поднес к счетчику. Ближе.
     Ни звука. Огоньки на шкале не вспыхнули. Никакие числа не показались.
     Джоханнисон сказал:
     - Нет даже фонового излучения
     Дамелли сказал:
     - Святой Юпитер!
     Дьюк положил цилиндр обратно в свинцовый контейнер, так же осторожно,
как и доставал, и остановился, глядя на них.


     Джоханнисон ворвался в кабинет Билла Эверарда, Дамелли  шел  за  ним.
Джоханнисон несколько минут возбужденно говорил, костяшки его рук, которые
он положил на стол Эверарда, побелели. Эверард слушал, его гладко выбритые
щеки покраснели, жесткий воротничок впился в шею.
      Эверард  посмотрел  на  Дамелли  и  вопросительно  ткнул  пальцем  в
Джоханнисона. Дамелли пожал плечами, поднял руки ладонями вверх и наморщил
лоб.
     Эверард сказал:
     - Не понимаю, как они могут все выйти из строя.
     - Вышли, вот и все, - настаивал Джоханнисон. -  Все  вышли  из  строя
около двух часов. Примерно час назад, и ни один не заработал  снова.  Даже
Джордж Дьюк ничего не смог сделать. Говорю вам, дело не в счетчиках.
     - Но ведь вы рассказываете о них.
     - Я говорю, что они не  работают.  Но  это  не  их  вина.  Им  нечего
показывать.
     - Что это значит?
     - Я хочу сказать, что здесь  нет  радиоактивности.  Во  всем  здании.
Нигде.
     - Я вам не верю.
     - Послушайте, если патрон с горячим кобальтом  не  регистрируется  на
счетчике, может быть, не в порядке счетчик.  Но  если  тот  же  патрон  не
разряжает простой электроскоп, если он не  отражается  на  фотопленке,  то
что-то не в порядке с патроном.
     - Ну, ладно, - сказал Эверард, - патрон неисправен. Кто-то  ошибся  и
не заполнил его.
     - Этот патрон сегодня  утром  работал,  но  неважно.  Может,  патроны
как-то подменили. Но я принес кусок урановой смолки  с  нашей  витрины  на
четвертом этаже, и он тоже никак не регистрируется.  Не  скажете  же,  что
кто-то забыл поместить в него уран.
     Эверард потер ухо.
     - А вы что думаете, Дамелли?
     Дамелли покачал головой.
     - Не знаю, босс. Хотел бы знать.
     Джоханнисон сказал:
     - Не время раздумывать. Время действовать. Звоните в Вашингтон.
     - О чем? - спросил Эверард.
     - О зарядах атомных бомб.
     - Что?
     - Возможно, в этом  ответ,  босс.  Послушайте,  кто-то  нашел  способ
останавливать радиоактивность, всю сразу. И это накрывает всю страну,  все
Штаты. Но это делается только для того, чтобы  вывести  из  строя  атомные
бомбы. Они не знают, где мы их держим, и потому накрывают  всю  страну.  И
если это так, неизбежно нападение. В любую минуту. Звоните, босс!
     Рука Эверарда потянулась к трубке. Его глаза встретились  с  взглядом
Джоханнисона.
     Он сказал в трубку:
     - Междугородный, пожалуйста.


     Было пять минут четвертого. Эверард положил трубку.
     - Это был член комиссии? - спросил Джоханнисон.
     - Да, - ответил Эверард. Он хмурился.
     - Ну, хорошо. Что он сказал?
     - Сынок, - ответил Эверард, - он спросил у меня: "А что такое атомная
бомба?"
     Джоханнисон удивленно посмотрел на него.
     - Какого дьявола это значит? "Что такое атомная бомба?" Я понял!  Уже
обнаружили выход их строя и не хотят об этом говорить. Даже  с  нами.  Что
теперь?
     - Ничего, - ответил Эверард. Он снова сел в  свое  кресло  и  сердито
посмотрел на физика. - Алекс, я знаю, у вас  трудная  работа,  поэтому  не
стану реагировать. Но меня беспокоит, как вам удалось втянуть меня во весь
этот вздор.
     Джоханнисон побледнел.
     - Это не вздор. Разве член комиссии так сказал?
     - Он сказал, что я дурак, и он прав. Какого дьявола вы приходите сюда
со своими выдумками об атомных бомбах? Что такое атомная бомба? Никогда  о
них не слышал.
     - Вы никогда не слышали об атомных бомбах? Что это?  Попытка  закрыть
информацию?
     - Никогда не слышал. Похоже на комикс.
     Джоханнисон повернулся  к  Дамелли,  чье  оливковое  лицо  стало  еще
смуглее от беспокойства.
     - Скажи ему, Джин.
     Дамелли покачал головой.
     - Не впутывай меня в это.
     - Ну, хорошо. - Джоханнисон наклонился вперед, глядя на ряд  книг  на
полке  над  головой  Эверарда.  -  Не  знаю,  к  чему  все  это,  но  пора
разобраться. Где Гласстоун?
     - Здесь, - ответил Эверард.
     - Нет.  Не  "Учебник  физической  химии".  Мне  нужен  "Курс  атомной
энергии".
     - Никогда о таком не слышал.
     - О чем это вы говорите? Он всегда стоит здесь на полке.
     - Никогда не слышал, - упрямо ответил Эверард.
     - И о "Меченых атомах в биологии" Кеймена не слышали?
     - Нет.
     Джоханнисон закричал:
     - Ну, ладно. Воспользуемся учебником Гласстоуна. Он тоже подойдет.
     Он снял толстую книгу и  пролистал  страницы.  Раз,  потом  вторично.
Нахмурился,  посмотрел  на  титул.  Третье  издание,  1956.  Страница   за
страницей пролистал первые две главы. Все  на  месте:  атомная  структура,
квантовые числа, электроны и их оболочки, перескоки электронов  -  но  нет
радиоактивности, ни слова о ней.
     Он посмотрел на таблицу элементов на  внутренней  стороне  переплета.
Потребовалось всего несколько секунд, чтобы увидеть, что перечислен только
81 элемент, восемьдесят один нерадиоактивный элемент.
     У Джоханнисона пересохло в горле. Он хрипло спросил у Эверарда:
     - Вы слышали об уране?
     - А что это такое? - холодно ответил Эверард. - Торговая марка?
     В отчаянии Джоханнисон уронил Гласстоуна и потянулся за "Справочником
по химии и физике". Заглянул  в  указатель.  Поискал  радиоактивные  ряды,
уран,  плутоний,  изотопы.  Нашел  только  изотопы.   Дрожащими   пальцами
перелистывал страницы. Перечислены только устойчивые изотопы.
     Он умоляюще сказал:
     - Хорошо. Сдаюсь.  Хватит.  Вы  подготовили  фальшивые  книги,  чтобы
разыграть меня. - И попытался улыбнуться.
     Эверард застыл.
     -  Не  будьте  глупцом,  Джоханнисон.  Лучше   отправляйтесь   домой.
Покажитесь врачу.
     - Я здоров.
     - Может,  вам  только  кажется.  Вам  необходим  отпуск,  я  вам  его
предоставляю. Дамелли, сделайте мне одолжение.  Посадите  его  в  такси  и
проследите, чтобы он уехал домой.
     Джоханнисон стоял в нерешительности. Неожиданно он закричал:
     - Тогда зачем здесь все эти счетчики? Зачем они?
     - Не знаю, что  вы  называете  счетчиками.  Если  вы  имеете  в  виду
компьютеры, то они помогают нам решать проблемы.
     Джоханнисон указал на табличку на стене.
     - Ну, ладно. Видите эти буквы? К! А! Э! Комиссия по атомной  энергии!
- Он отчетливо произнес каждое слово.
     Эверард в свою очередь произнес:
     - Комиссия по аэрокосмическим  экспериментам.  Отправьте  его  домой,
Дамелли.


     Когда  они  вышли  на  тротуар,  Джоханнисон  повернулся  к  Дамелли.
Настойчиво произнес:
     - Послушай, Джин, не действуй заодно с этим парнем. Эверард продался.
Каким-то образом они до него добрались. Представь себе, как  он  размещает
фальшивые книги, чтобы свести меня с ума.
     Дамелли ровным голосом ответил:
     - Успокойся, Алекс. Ты немного торопишься. С Эверардом все в порядке.
     - Ты сам свидетель. Никогда  не  слышал  об  атомной  бомбе.  Уран  -
торговая марка. Как он может быть в порядке?
     - Что касается этого, то я тоже  никогда  не  слышал  ни  об  атомной
бомбе, ни об уране.
     Он поднял палец.
     - Такси!
     Машина пролетела мимо.
     Джоханнисон с трудом избавлялся от головокружения.
     - Джин! Ты был со мной, когда замолчали счетчики. Ты был здесь, когда
смолкла урановая смола. Ты пошел  со  мной  к  Эверарду,  чтобы  прояснить
ситуацию.
     - Если хочешь правду, Алекс, то ты сказал,  что  тебе  нужно  кое-что
выяснить у шефа, и попросил меня идти с тобой,  вот  и  все.  Насколько  я
знаю, ничего не выходило из строя, и какого дьявола ты возишься со смолой?
Мы не используем здесь смолу... Такси!
     Машина остановилась у обочины.
     Дамелли открыл дверцу и поманил Джоханнисона. Джоханнисон сел,  потом
с покрасневшими  от  ярости  глазами  повернулся,  вырвал  дверцу  из  рук
Дамелли, захлопнул ее и крикнул шоферу адрес. Высунулся из окна, глядя  на
стоящего на тротуаре Дамелли.
     Джоханнисон закричал:
     - Скажи Эверарду, что ничего у него не выйдет. Я нормальнее всех вас.
     Он упал на обивку сидения. Дамелли слышал адрес. Неужели они опередят
его, свяжутся с ФБР раньше и  сообщат  что-нибудь  о  нервном  срыве?  Кто
поверит ему, если Эверард будет  утверждать  обратное?  Но  отказаться  от
замершей радиоактивности они не смогут. И от фальшивых книг тоже.
     Но что это ему даст? Враг вот-вот нападет, а такие люди, как  Эверард
и Дамелли... Насколько предательство охватило страну?
     Он неожиданно застыл.
     - Шофер! - воскликнул он. Потом громче: - Шофер!
     Человек за рулем не обернулся. Мимо спокойно двигались машины.
     Джоханнисон попытался приподняться, голова его