гу ведь,  наверное,  выбрасывали,  когда  прочитают.  А  на  нашем
телеэкране прошло, должно быть, миллион книг, и пройдет еще столько же. Уж
экран-то я ни за что не выброшу.
     - Я тоже, - сказала Марджи. Ей было одиннадцать  лет,  и  она  видела
гораздо меньше телекниг, чем Томми. Ему было тринадцать.
     - Где ты ее нашел? - спросила она.
     - В нашем доме. - Он показал рукой, не поднимая глаз, потому что  был
погружен в чтение. - На чердаке.
     - А про что она?
     - Про школу.
     - Про школу? -  с  презрением  сказала  Марджи.  -  А  чего  про  нее
писать-то? Ненавижу школу.
     Марджи всегда ненавидела школу, а  теперь  ненавидела,  как  никогда.
Механический учитель давал ей по географии контрольную за  контрольной,  и
Марджи делала их все хуже и хуже, и тогда мама грустно покачала головой  и
послала за Районным Инспектором.
     Это был маленький круглый человек с  красным  лицом  и  целым  ящиком
инструментов с циферблатами и проволоками. Он улыбнулся Марджи  и  дал  ей
яблоко, а затем разобрал учителя на части. Марджи  надеялась,  что  он  не
сумеет собрать его снова, но он сумел, и через час или около этого учитель
был готов, огромный, и черный, и гадкий, с большим экраном, на котором  он
показывал все уроки и задавал вопросы. Экран был еще ничего. Больше  всего
Марджи ненавидела щель, куда ей приходилось всовывать домашние  задания  и
контрольные  работы.  Она  должна  была  писать  их  перфораторным  кодом,
которому ее научили, еще когда ей было шесть лет, и механический учитель в
один миг высчитывал отметки.
     Закончив работу, Инспектор улыбнулся и погладил Марджи по голове.  Он
сказал маме: "Девочка здесь ни  при  чем,  миссис  Джонс.  Видимо,  сектор
географии был несколько ускорен. Иногда это  бывает.  Я  замедлил  его  до
нормального десятилетнего уровня. А общий  показатель  ее  успехов  вполне
удовлетворительный". И он снова погладил Марджи по голове.
     Марджи была разочарована. Она надеялась, что учителя заберут  совсем.
Учителя Томми однажды забрали почти на  целый  месяц,  потому  что  в  нем
полностью выключился сектор истории.
     Вот почему она сказала Томми:
     - С какой стати кто-нибудь станет писать о школе?
     Томми с видом превосходства взглянул на нее.
     - Потому что это не такая школа,  как  у  нас,  дурочка.  Это  старая
школа, какая была сотни и сотни лет назад.
     Марджи почувствовала себя задетой.
     - Откуда мне знать, какие у них там были школы?..
     Некоторое время она читала через его плечо, затем сказала:
     - Ага, учитель у них был!
     - Конечно, был. Только это был не настоящий учитель. Это был человек.
     - Человек? Как же человек может быть учителем?
     - А что тут такого? Он просто рассказывал ребятам и девчонкам,  давал
им домашние задания, спрашивал.
     - Человек бы с этим не справился.
     - Еще как бы справился. Мой отец знает не меньше, чем учитель.
     - Не может этого  быть.  Человек  не  может  знать  столько,  сколько
учитель.
     - Спорим на что хочешь, он знает почти столько же. - Марджи  не  была
подготовлена к пререканиям на эту тему.
     - А мне бы не хотелось, чтобы у нас  в  доме  жил  чужой  человек,  -
заявила она.
     Томми покатился со смеху.
     - Ты же ничего не знаешь, Марджи! Учителя не жили в доме у  ребят.  У
них было специальное здание, и все ребята ходили туда.
     - И все ребята учили одно и то же?
     - Конечно, если они были одних лет.
     - А мама говорит, что учитель должен  быть  настроен  на  ум  каждого
мальчика или девочки и что каждого ребенка нужно учить отдельно.
     - Значит, в те времена так не делалось. И если тебе это не  нравится,
можешь не читать.
     - Я не говорю, что мне не нравится, -  поспешно  сказала  Марджи.  Ей
хотелось почитать об этих странных школах.
     Они не дочитали и до половины, когда мама Марджи позвала:
     - Марджи! Школа!
     Марджи оглянулась.
     - Еще немножко, мамочка.
     - Немедленно, - сказала миссис Джонс. -  Томми,  вероятно,  тоже  уже
пора.
     Марджи сказала, обращаясь к Томми:
     - Можно, после школы я еще немножко почитаю с тобой?
     - Там видно будет, - безразлично сказал Томми и ушел, посвистывая,  с
пыльной старой книгой под мышкой.
     Марджи отправилась в школьную комнату. Школьная комната была рядом со
спальней, и механический учитель уже стоял на готове  и  ждал  Марджи.  Он
всегда стоял наготове в одно и то же время каждый день,  кроме  субботы  и
воскресенья, потому что мама  говорила,  будто  маленькие  девочки  учатся
лучше, если занимаются регулярно.
     Экран светился, и на нем появились слова: "Сегодня по  арифметике  мы
будем проходить сложение правильных  дробей.  Пожалуйста,  опусти  в  щель
вчерашнее домашнее задание".
     Марджи со вздохом повиновалась. Она думала о старых  школах,  которые
были в те времена, когда дедушкин дедушка  был  маленьким  мальчиком.  Все
дети со всей округи кричали и смеялись на школьном дворе, вместе сидели  в
классах, а в конце дня вместе отправлялись домой. Они все учили одно и  то
же и могли помогать друг другу делать домашние задания и говорить о них.
     И учителя были людьми...
     Механический учитель писал на экране: "Когда мы складываем дроби  1/2
и 1/4 -..."
     Марджи думала о том, как, должно быть, дети любили тогда  школу.  Она
думала о том, как им было весело.



                             Айзек АЗИМОВ

                         УРОДЛИВЫЙ МАЛЬЧУГАН



     Как всегда, прежде чем открыть  тщательно  запертую  дверь,  Эдит
Феллоуз поправила свой рабочий халат и только после этого  переступила
ту невидимую линию, что отделяла реальный мир от несуществующего.  При
ней были ее записная книжка и авторучка, хотя она с некоторого времени
не вела больше систематических записей, прибегая к ним только в случае
крайней необходимости.
     На этот раз она несла с собой чемодан. "Это игры для  мальчиков".
- улыбнувшись,  объяснила  она  охраннику,  который  давным-давно  уже
перестал задавать ей какие бы то ни было вопросы и лишь махнул  рукой,
пропуская ее.
     Как  всегда,  уродливый  мальчуган  сразу  же   почувствовал   ее
присутствие и, плача, бросился ей навстречу.
     - Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз,  -  бормотал  он,  произнося  слова
мягко и слегка невнятно, в свойственной одному ему манере.
     - Что случилось, Тимми? - спросила  она,  проводя  рукой  по  его
бесформенной головке, поросшей густыми коричневыми космами.
     - Джерри вернется, чтобы опять играть со мной? Мне очень совестно
за то, что произошло.
     - Не думай больше об этом, Тимми. Из-за этого ты и плачешь?
     Он отвернулся.
     - Не совсем, мисс Феллоуз. Дело в том, что я снова видел сон.
     - Опять тот же сон? - Мисс Феллоуз стиснула зубы.
     Конечно же, эта история с Джерри должна была вызвать  у  мальчика
старое сновидение.
     Он  кивнул,  пытаясь  улыбнуться,  и  его  широко  растянувшиеся,
выдающиеся вперед губы обнажили слишком большие зубы.
     - Когда же я, наконец, достаточно подрасту, чтобы  выйти  отсюда,
мисс Феллоуз?
     - Скоро, - мягко ответила она, чувствуя, как сжимается ее сердце,
- скоро.
     Мисс Феллоуз позволила Тимми взять себя за руку и с удовольствием
ощутила теплое прикосновение грубой сухой кожи его ладони. Он повел ее
через комнаты, которые  составляли  Первую  Секцию  Стасиса,  комнаты,
несомненно достаточно комфортабельные, но тем не менее являвшиеся  для
семилетнего (семилетнего ли?) уродца местом вечного заключения.
     Он  подвел  ее  к  одному  из  окон,  выходившему   на   покрытую
низкорослым кустарником лесистую местность (скрытую сейчас  от  взоров
ночной мглой). Прикрепленные к забору специальные объявления запрещали
кому бы то ни было находиться поблизости без особого на то разрешения.
     Он прижался носом к оконному стеклу.
     - Я смогу выйти туда, мисс Феллоуз?
     - Ты увидишь места гораздо лучше, красивее, чем  это,  -  грустно
ответила она, глядя на несчастное лицо маленького заключенного.
     На его низкий  скошенный  лоб  пучками  свисали  спутанные  пряди
волос. Затылочная часть черепа  образовывала  большой  выступ,  голова
ребенка казалась непомерно тяжелой, склоняясь вперед,  заставляла  его
сутулиться. Уже начали разрастаться, растягивая кожу, надбровные дуги.
Его  массивный  рот  гораздо  больше  выдавался  вперед,  чем  широкий
приплюснутый нос, а подбородка не было и в  помине,  только  челюстная
кость, мягко уходившая вниз. Он был слишком мал для  своего  возраста,
неуклюж и кривоног.
     Это был невероятно уродливый мальчик, и Эдит Феллоуз очень любила
его.
     Губы ее  задрожали  -  она  могла  позволить  себе  сейчас  такую
роскошь, ее собственное лицо находилось вне поля зрения ребенка.
     Нет, они не убьют его. Она пойдет на все, чтобы воспрепятствовать
этому. На все. Она открыла чемодан и начала вынимать оттуда одежду для
мальчика.

     Эдит Феллоуз  впервые  переступила  порог  акционерного  общества
"Стасис Инкорпорейтэд" немногим более трех лет назад. Тогда у  нее  не
было ни малейшего представления о том, что крылось за этим  названием.
Впрочем, этого в то время не знал никто, за исключением тех,  кто  там
работал. И действительно, ошеломляющее известие потрясло мир только на
следующий день после ее поступления, А незадолго  до  этого  они  дали
лишь лаконичное объявление, в котором приглашали  на  работу  женщину,
обладающую знаниями в области физиологии, опытом в медицинской химии и
любящую детей. Эдит Феллоуз работала сестрой в родильном  отделении  и
посему пришла к выводу, что отвечает всем этим требованиям.
     Джеральд Хоскинс, доктор физических наук, о чем свидетельствовала
укрепленная  на  его  письменном  столе  пластинка  с  соответствующей
надписью,  потер  щеку  большим  пальцем  и  принялся  внимательно  ее
разглядывать.
     Инстинктивно сжавшись, мисс  Феллоуз  почувствовала,  что  у  нее
начинает подергиваться лицо.
     Сам-то он отнюдь не красавец,  с  обидой  подумала  она,  лысеет,
начинает полнеть, да вдобавок выражение губ у него  какое-то  угрюмое,
замкнутое... Но так  как  сумма,  предложенная  за  работу,  оказалась
значительно выше той, на которую она рассчитывала, мисс Феллоуз решила
не торопиться с выводами...
     - Итак, значит вы действительно любите детей? - спросил Хоскинс.
     - В противном случае я не стала бы притворяться.
     - А может  быть,  вы  любите  только  хорошеньких  детей?  Этаких
прелестных сюсюкающих херувимчиков с крошечными носиками?
     - Дети всегда остаются детьми, доктор Хоскинс,  -  ответила  мисс
Феллоуз, - и случается,  что  именно  некрасивые  дети  больше  других
нуждаются в поддержке.
     - Предположим, что мы возьмем вас...
     - Вы хотите сказать, что согласны нанять меня?
     На его широком лице мелькнула улыбка, придав ему на какой-то  миг
странную привлекательность.
     - Я быстро принимаю решения, - сказал он. - Пока что я еще ничего
не предлагаю вам и вполне могу отпустить вас ни с чем.  А  сами-то  вы
готовы принять мое предложение?
     Стиснув руками  сумочку,  мисс  Феллоуз  со  всей  быстротой,  на
которую она была способна, стала подсчитывать в уме те выгоды, которые
сулила ей новая работа, но, повинуясь внезапному  импульсу,  отбросила
вдруг все расчеты.
     - Да.
     - Прекрасно, Сегодня вечером мы собираемся пустить Стасис в  ход,
и я думаю, что вам следует присутствовать при  этом,  чтобы  сразу  же
приступить к своим обязанностям. Это произойдет в восемь часов вечера,
и я надеюсь, что увижу вас здесь в семь тридцать.
     - Но, что...
     - Ладно, ладно. Пока все.
     По сигналу вошла  улыбающаяся  секретарша  и  выпроводила  ее  из
кабинета.
     Выйдя, мисс Феллоуз какое-то время  молча  смотрела  на  закрытую
дверь, за которой остался мистер  Хоскинс.  Что  такое  Стасис?  Какое
отношение к детям  имеет  это  огромное,  напоминающее  сарай  здание,
служащие с  прикрепленными  к  одежде  непонятными  значками,  длинные
коридоры и та характерная атмосфера технического производства, которую
невозможно ни с чем спутать?
     Она спрашивала себя, стоит ли ей возвращаться сюда вечером или же
лучше не приходить совсем, проучив тем самым  этого  человека  за  его
высокомерную снисходительность. Но в то же время она  не  сомневалась,
что  вернется,  хотя   бы   только   из   чувства   неудовлетворенного
любопытства. Она должна выяснить, при чем же здесь все-таки дети.
     Когда ровно в половине восьмого она снова пришла туда, она  сразу
обратила внимание  на  то,  что  ей  не  понадобилось  ничего  о  себе
сообщать. Все, кто попадался ей на пути, как мужчины, так  и  женщины,
казалось, отлично знали не только, кто она, но и характер  ее  будущей
работы. Ее немедленно провели внутрь здания.
     Она увидела доктора Хоскинса, но он, рассеянно взглянув на нее  и
невнятно произнеся ее имя, даже не предложил ей сесть.
     Она сама спокойно пододвинула стул к перилам и села.
     Они находились на балконе, с которого открывался вид на  обширную
шахту,  заполненную  какими-то  приборами,  представлявшими  собой  на
первый взгляд нечто  среднее  между  пультом  управления  космического
корабля и контрольной панелью электронной счетной машины.
     В другой части шахты высились перегородки, служившие стенами  для
лишенной потолка квартиры. Это был как бы гигантский кукольный  домик,
внутреннее убранство которого просматривалось как  на  ладони  с  того
места, где сидела мисс Феллоуз.
     Ей ясно были видны стоявшие в одной из комнат электронная плита и
холодильная установка и расположенное в другом помещении  оборудование
ванной. А предмет, который ей удалось рассмотреть в  третьей  комнате,
мог быть только частью кровати, маленькой кровати...
     Хоскинс разговаривал с каким-то мужчиной. Вместе с  мисс  Феллоуз
на балконе их было трое. Хоскинс не представил ей незнакомца,  и  мисс
Феллоуз оставалось лишь исподтишка разглядывать  его.  Это  был  худой
мужчина  средних  лет,  довольно  приятной  наружности,  у  него  были
меленькие усики и живые глаза, казалось, ничего не упускающие из виду.
     - Я отнюдь не собираюсь, доктор Хоскинс, делать вид, что мне  все
это понятно, - говорил он. - Я хочу сказать, что понимаю кое-что  лишь
в  тех   пределах,   которые   доступны   достаточно   интеллигентному
неспециалисту. Но, даже учитывая  границы  моей  компетенции,  я  хочу
заметить, что одна сторона проблемы мне менее ясна, чем другая. Я имею
в виду выборочность. Вы в состоянии проникнуть очень далеко; допустим,
это  можно  понять.  Чем  дальше  вы  продвигаетесь,   тем   туманнее,
расплывчатее  становятся  объекты,  а  это  требует  большей   затраты
энергии. Хорошо. Но в то же время вы не можете достичь более  близкого
объекта. Вот что является загадкой для меня.
     - Если вы позволите мне  воспользоваться  аналогией,  Девеней,  я
постараюсь представить вам проблему в таком свете, чтобы она  казалась
менее парадоксальной.
     Проскользнувшее  в  разговоре  имя  незнакомца  помимо  ее   воли
произвело на мисс Феллоуз впечатление, и ей тут же стало ясно, кто он.
Это, видимо,  был  сам  Кандид  Девеней,  писавший  для  телевизионных
новостей  очерки  на  научные  темы,  тот   Кандид   Девеней,   личным
присутствием которого были отмечены все крупнейшие события  в  научном
мире. Теперь его лицо даже показалось ей  знакомым.  Конечно  же,  это
именно его видела она на экране, когда объявили о посадке космического
корабля на Марс. А если это действительно тот самый  Девеней,  то  это
могло  означать  только  то,  что  доктор  Хоскинс  собирается  сейчас
продемонстрировать нечто очень важное.
     - Если вы считаете, что это  поможет,  то  почему  бы  вам  и  не
воспользоваться аналогией? - спросил Девеней.
     - Ну, хорошо. Итак, вам, конечно, известно, что вы не в состоянии
читать книгу со шрифтом обычного формата, если эта книга находится  от
вас на расстоянии шести футов, но это сразу же  становится  возможным,
как только расстояние между вашими  глазами  и  книгой  сократится  до
одного фута. Как вы видите, в данном случае пока действует  правило  -
чем ближе, тем лучше. Но если вы приблизите книгу настолько, что между
нею и  вашими  глазами  останется  всего  лишь  один  дюйм,  вы  снова
потеряете способность читать ее. Отсюда  вам  должно  быть  ясно,  что
существует такое препятствие, как слишком большая близость.
     - Хм, - произнес Девеней.
     - А вот вам другой пример. Расстояние от вашего правого плеча  до
кончика указательного пальца правой руки составляет примерно  тридцать
дюймов, и вы можете свободно коснуться  этим  пальцем  правого  плеча.
Расстояние же от вашего правого локтя до кончика указательного  пальца
той же руки вполовину  меньше,  и  если  руководствоваться  простейшей
логикой, то получается,  что  коснуться  правым  указательным  пальцем
правого локтя легче, чем правого плеча, однако же вы этого сделать  не
можете. И снова мешает та же слишком большая близость.
     - Вы разрешите использовать  эти  аналогии  в  моем  рассказе?  -
спросил Девеней.
     - Пожалуйста. Я только буду рад, ведь  я  достаточно  долго  ждал
кого-нибудь вроде вас, кто написал  бы  о  нашей  работе.  Я  дам  все
необходимые вам сведения. Наконец-то наступило время, когда  мы  можем
разрешить всему миру заглянуть через наше плечо. И мир кое-что увидит.
     (Мисс Феллоуз поймала  себя  на  том,  что  вопреки  собственному
желанию восхищается его спокойствием и уверенностью. В нем угадывалась
огромная сила.)
     - Каков предел ваших возможностей? - спросил Девеней.
     - Сорок тысяч лет.
     У мисс Феллоуз перехватило дыхание.
     - Лет?!
     Казалось,  сам  воздух  застыл  в  напряжении.  Люди  у  приборов
управления почти не двигались.  Кто-то  монотонно  бросал  в  микрофон
короткие фразы, смысл которых мисс Феллоуз не могла уловить.
     Перегнувшись   через   перила   балкона,   Девеней    внимательно
всматривался в то, что происходило внизу.
     - Мы увидим что-нибудь, доктор Хоскинс? - спросил он.
     - Что вы сказали? Нет, мы ничего не увидим до тех пор,  пока  все
не свершится. Мы обнаруживаем объект  косвенно,  как  бы  по  принципу
радарной установки с той разницей, что  вместо  электромагнитных  волн
предпочитаем  пользоваться  мезонами.  При   наличии   соответствующих
условий мезоны возвращаются, причем некоторая часть их  отражается  от
какихлибо объектов, и наша задача  состоит  в  исследовании  характера
этих отражений.
     - Должно быть, это довольно трудная задача.
     На лице Хоскинса промелькнула его обычная улыбка.
     - Перед вами результат пятидесяти лет упорных  исканий.  Лично  я
занялся этой проблемой десять лет назад.  Да,  все  это  действительно
очень нелегко.
     Человек у микрофона поднял руку.
     - Уже несколько недель мы  фиксируем  один  определенный  момент,
удаленный от нас во времени. Предварительно рассчитав наши собственные
перемещения во времени, мы  то  прекращаем  опыт,  то  воссоздаем  его
заново,  еще  и  еще  раз  проверяя  нашу  способность  с  достаточной
точностью ориентироваться во  времени.  Теперь  это  должно  сработать
безотказно.
     Но лоб его блестел от пота.
     Эдит Феллоуз вдруг заметила, что  она  машинально  оставила  свой
стул и тоже стоит у перил, но смотреть пока было не на что.
     - Сейчас, - спокойно произнес человек у микрофона.
     Наступила тишина, продолжавшаяся ровно столько, сколько требуется
времени на один вздох, и из кукольного домика  раздался  пронзительный
вопль смертельно испуганного ребенка.
     - Ужас! Непередаваемый ужас!
     Мисс Феллоуз резко повернула  голову  в  направлении  крика.  Она
забыла, что во всем этом был замешан ребенок.
     А Хоскинс, стукнув кулаком по перилам,  голосом,  изменившимся  и
дрожащим от торжества, произнес:
     - Сработало.
     Подталкиваемая  в  спину  твердой