рукой  Хоскинса,  который   не
соизволил даже заговорить с ней, мисс Феллоуз спустилась  по  короткой
винтовой лестнице в шахту.
     Те,  кто  до  этого  момента  находился  у  приборов  управления,
собрались  теперь  здесь.  Они  курили  и,  улыбаясь,   наблюдали   за
появившейся в главном помещении троицей. Со стороны кукольного  домика
доносилось слабое жужжание.
     - Вхождение в Стасис не представляет  ни  малейшей  опасности,  -
обратился Хоскинс к Девенею. - Я сам проделывал это множество раз.  На
какой-то миг у вас появится странное ощущение,  которое  не  оказывает
абсолютно никакого влияния на организм.
     Как бы желая продемонстрировать правильность своих слов, он вошел
в открытую дверь. Напряженно улыбаясь и почемуто сделав глубокий вдох,
за ним последовал Девеней.
     - Идите же сюда, мисс Феллоуз! - нетерпеливо воскликнул  Хоскинс,
поманив ее пальцем.
     Мисс Феллоуз кивнула и неловко переступила порог. Ей  показалось,
что тело ее потрясла какая-то внутренняя  дрожь,  но  как  только  она
очутилась внутри дома, это ощущение полностью исчезло.  В  доме  пахло
свежей древесиной и влажной почвой.
     Теперь здесь было тихо, во всяком случае, не слышно  было  больше
голоса ребенка, но зато откуда-то раздавалось шарканье  ног  и  шорох,
будто кто-то проводил рукой по дереву. Потом послышался стон.
     - Где же он? - в отчаянии воскликнула мисс Феллоуз.
     Неужели этим глупцам безразлично, что там происходит?
     Мальчик находился в спальне, или, вернее, в комнате,  где  стояла
кровать.
     Он был  совершенно  обнажен,  и  его  забрызганная  грязью  грудь
неровно  вздымалась.  Охапка  смешанной   с   грязью   жесткой   травы
рассыпалась по полу у его босых коричневых ног.
     От этой травы исходил запах земли с примесью какого-то зловония.
     Хоскинс прочел нескрываемый ужас в  ее  устремленных  на  ребенка
глазах и с раздражением произнес:
     - Не было никакой возможности, мисс Феллоуз,  вытащить  мальчишку
чистым из  такой  глубины  веков.  Мы  вынуждены  были  захватить  для
безопасности кое-что из того, что его окружало.  Может,  вы  предпочли
бы, чтоб он явился сюда без ноги или части черепа?
     - Прошу вас, не надо! - воскликнула мисс  Феллоуз,  изнемогая  от
желания прекратить этот разговор. -  Почему  мы  бездействуем?  Бедный
ребенок испуган. И он грязный.
     Она была права. Мальчик  был  покрыт  кусками  засохшей  грязи  и
какого-то жира, а его бедро пересекала воспаленная царапина.
     Когда Хоскинс приблизился к нему, ребенок, которому на  вид  было
немногим более трех лет, низко пригнулся и быстро отскочил назад.  Его
верхняя губа оттопырилась, и он издал какой-то  странный  звук,  нечто
среднее между ворчанием и кошачьим шипением.
     Хоскинс быстрым движением схватил  за  руки  и  оторвал  отчаянно
кричащего и извивающегося ребенка от пола.
     - Держите его так, - сказала мисс Феллоуз.  -  Прежде  всего  ему
необходима теплая ванна. Его нужно как  следует  отмыть.  У  вас  есть
здесь все необходимое? Если да, то попросите принести вещи сюда и хотя
бы вначале помогите мне  с  ним  управиться.  Кроме  того,  ради  всех
святых, распорядитесь, чтобы отсюда убрали всю эту грязь и мусор.
     Теперь настал ее черед отдавать  приказания,  и  чувствовала  она
себя в новой роли прекрасно. И поскольку  растерянная  наблюдательница
уступила место опытной медицинской сестре, она  взглянула  на  ребенка
уже другими глазами, с профессиональной точки зрения,  и  на  какой-то
миг замерла в замешательстве. Грязь, которой он был покрыт, его вопли,
извивающееся в тщетной борьбе тело - все это куда-то отступило.
     Она рассмотрела самого ребенка.
     Это был самый уродливый мальчуган из всех, которых ей приходилось
когда-либо видеть. Он весь был  невероятно  безобразен  -  от  макушки
бесформенной головы до изогнутых колесом ног.
     С помощью трех мужчин ей удалось выкупать мальчика.
     Остальные в это время пытались очистить помещение от мусора.  Она
работала молча, с чувством оскорбленного достоинства, раздраженная  ни
на минуту не прекращающимися криками и сопротивлением.
     Доктор Хоскинс намекнул ей, что ребенок будет некрасивым, но  кто
мог предположить, что он окажется столь уродливым. И ни мыло, ни  вода
не  в  состоянии  были  до  конца  уничтожить   исходивший   от   него
отвратительный запах, он лишь постепенно становился слабее.
     Ей  вдруг  страстно  захотелось  швырнуть  намыленного  мальчишку
Хоскинсу на руки и уйти, но  ее  удержала  от  этого  профессиональная
гордость. В конце концов ведь она сама согласилась на эту работу...  А
кроме того, она представила, какими глазами посмотрит  на  нее  доктор
Хоскинс, его холодный взгляд, в котором она прочтет неизбежный вопрос:
"Так, значит, вы все-таки любите только красивых детей, мисс Феллоуз?"
     Он стоял в некотором отдалении, с холодной  улыбкой  наблюдая  за
ними. Когда  она  встретилась  с  ним  взглядом,  ей  показалось,  что
кипевшее в ее душе чувство оскорбленного достоинства забавляет его.
     Она тут же решила, что немного повременит с  уходом.  Сейчас  это
только унизило бы ее.
     Когда кожа  ребенка  приняла,  наконец,  вполне  сносный  розовый
оттенок и запахла душистым мылом, она, несмотря  на  все  переживания,
почувствовала себя лучше. Кричать мальчик уже был не в  состоянии;  он
лишь устало скулил, в  то  время  как  его  испуганный,  настороженный
взгляд быстро перебегал с одного лица на другое, не  упуская  из  виду
никого из тех, кто находился в комнате. То, что он  был  теперь  чист,
только подчеркивало худобу его обнаженного, дрожащего от холода  после
ванны тела.
     - Дайте же, наконец, ночную рубашку для ребенка! - резко  сказала
мисс Феллоуз.
     В тот же миг откуда-то появилась ночная  рубашка.  Казалось,  что
все было подготовлено заранее, однако никто не трогался с места до  ее
приказа, как будто умышленно оставляя за ней право распоряжаться и тем
самым испытывая ее.
     - Я подержу его, мисс, - подойдя к ней, сказал Девеней. - Одна вы
не справитесь.
     - Благодарю вас.
     Прежде  чем  удалось  надеть  на  ребенка  рубашку,  им  пришлось
выдержать настоящую битву, а когда мальчик попытался сорвать ее,  мисс
Феллоуз сильно ударила его по руке.
     Ребенок покраснел, но не заплакал. Он во все глаза  уставился  на
нее, ощупывая неловкими пальцами фланель рубашки, как бы исследуя этот
неведомый ему предмет.
     "А теперь что?" - в отчаянии подумала мисс Феллоуз.
     Все они, даже уродливый мальчуган, замерли, как  бы  ожидая,  что
она будет делать дальше.
     - Вы позаботились о пище, о молоке? -  решительно  спросила  мисс
Феллоуз.
     Они  предусмотрели  и  это.   В   комнату   вкатили   специальный
передвижной агрегат, состоявший из холодильного отделения,  в  котором
стояло три кварты молока, и нагревательного устройства; в нем  имелось
также значительное количество укрепляющих средств:  витаминизированные
капли, медно-кобальтово-железистый сироп и  много  других  препаратов,
рассмотреть которые она не успела. Кроме  того,  там  находился  набор
самосогревающегося детского питания.
     Для начала она взяла одно только молоко. Электронная установка за
каких-нибудь десять секунд согрела его до  необходимой  температуры  и
автоматически выключилась. Она налила  немного  молока  в  блюдце,  не
сомневаясь в том, что уровень развития ребенка очень  низок  и  он  не
умеет обращаться с чашкой.
     Мисс Феллоуз кивнула мальчику и, обращаясь к нему, произнесла:
     - Пей, ну пей же. - Она жестом показала ему, как поднести  блюдце
ко рту. Глаза ребенка следили за ее движениями, но он не шевельнулся.
     Внезапно она решилась. Схватив мальчика за руку повыше локтя, она
опустила свою свободную руку в молоко  и  затем  провела  его  по  его
губам, так что капли жидкости потекли по его щекам и подбородку.
     Он отчаянно завопил, но, вдруг умолкнув,  начал  облизывать  свои
влажные губы. Мисс Феллоуз отступила назад.
     Мальчик приблизился к блюдцу, наклонился к нему и  затем,  быстро
оглянувшись по сторонам, как бы высматривая притаившегося врага, снова
нагнулся к молоку и начал его жадно лакать,  как  кошка,  издавая  при
этом какой-то неопределенный звук. Он  даже  не  попытался  приподнять
блюдце руками.
     Мисс Феллоуз не в силах была до конца скрыть  охватившее  ее  при
виде этого чувство, и, видимо, кое-что отразилось на ее  лице,  потому
что Девеней, взглянув на нее, произнес:
     - Доктор Хоскинс, а сестра в курсе того, что происходит?
     - В курсе чего? - поинтересовалась мисс Феллоуз.
     Девеней заколебался, но Хоскинс, по выражению лица которого снова
можно было заподозрить, что все это втайне его забавляло, сказал:
     - Ну что ж, можете ей сказать.
     - Вы, по всей вероятности,  даже  не  подозреваете,  -  обратился
Девеней к мисс Феллоуз, - что волею  случая  вы  -  первая  в  истории
цивилизованная    женщина,    которой    пришлось     ухаживать     за
ребенком-неандертальцем.
     Сдерживая  охвативший  ее  гнев,  мисс  Феллоуз   повернулась   к
Хоскинсу.
     - Вы могли бы предупредить меня заранее, доктор.
     - А зачем? Какая вам разница?
     - Речь шла о ребенке.
     - А разве это не  ребенок?  У  вас  когда-нибудь  был  щенок  или
котенок, мисс Феллоуз? Неужели в них больше человеческого? А  если  бы
это оказался детеныш шимпанзе, вы бы почувствовали к нему  отвращение?
Вы медицинская сестра, мисс Феллоуз.  Судя  по  вашим  документам,  вы
работали три года в родильном отделении. Вы когда-нибудь  отказывались
ухаживать за ребенком-уродом?
     - Вы все-таки могли бы  сказать  мне  это  раньше,  -  уже  менее
решительно произнесла она.
     - Для того чтобы вы вовремя успели отказаться от этой работы?  Не
следует ли из этого, что вы хотите это сделать теперь?
     Он холодно посмотрел ей прямо в глаза. С другого конца комнаты за
ними наблюдал Девеней, а маленький неандерталец, покончив с молоком  и
вылизав начисто блюдце, поднял к ней мокрое лицо с широко  раскрытыми,
о чем-то молящими глазами.
     Мальчик жестом указал на молоко, и вдруг из  его  рта  посыпались
все время повторяющиеся  одни  и  те  же  отрывистые  гортанные  звуки
вперемежку с искусным прищелкиванием языком.
     - А ведь он говорит! - удивленно воскликнула мисс Феллоуз.
     - Конечно,  -  сказал  Хоскинс.   -   Homo   neanderthalensis   в
действительности является не отдельным видом, а скорее  разновидностью
Homo sapiens. Так почему бы ему не уметь  говорить?  Вполне  возможно,
что он просит еще молока.
     Мисс  Феллоуз  машинально  потянулась  за  бутылкой,  но  Хоскинс
схватил ее за руку.
     - А теперь, мисс Феллоуз, прежде чем вы сделаете  еще  хоть  одно
движение, вы должны сказать, остаетесь вы или нет.
     Мисс Феллоуз раздраженно высвободила руку.
     - А если я уйду, вы что, не собираетесь  в  этом  случае  кормить
его? Я побуду с ним... некоторое время.
     Она налила ребенку молока.
     - Мы намереваемся оставить вас здесь с мальчиком, мисс Феллоуз, -
сказал Хоскинс. - Это единственный вход в Первую Секцию Стасиса. Дверь
тщательно запирается и  охраняется  снаружи.  Я  хотел  бы,  чтобы  вы
изучили систему замка, который будет, конечно, соответствующе настроен
на отпечатки ваших пальцев, так же как он настроен на  отпечатки  моих
собственных. Пространство наверху (он поднял взгляд к  несуществующему
потолку кукольного домика) охраняется тоже, и мы будем предупреждены в
любом случае, если здесь произойдет что-либо необычное.
     - Вы  хотите  сказать,  что  я  все  время  буду  находиться  под
наблюдением? - возмущенно воскликнула мисс  Феллоуз,  вдруг  вспомнив,
как она сама рассматривала с балкона внутреннюю часть помещения.
     - О нет, - серьезно заверил ее Хоскинс, - мы гарантируем, что  ни
один посторонний наблюдатель не будет свидетелем вашей частной  жизни.
Все объекты в  виде  электронных  символов  передаются  вычислительной
машине, и только она будет иметь с ними дело. Вы проведете с  ним  эту
ночь, мисс Феллоуз, а также  и  все  последующие,  впредь  до  особого
распоряжения. Мы предоставим вам несколько свободных часов  в  дневное
время  и  дадим  вам  возможность  самой  составить  их  расписание  в
соответствии с вашими личными потребностями.
     Мисс Феллоуз в недоумении окинула взглядом кукольный домик.
     - А для чего все это, доктор Хоскинс? Разве мальчик  представляет
собой какую-нибудь опасность?
     - Видите ли, мисс Феллоуз, все дело  в  энергии.  Он  никогда  не
должен покидать это помещение. Никогда. Ни на  секунду.  Ни  по  какой
причине, даже если от этого зависит его жизнь. Даже  для  того,  чтобы
спасти вашу жизнь, мисс Феллоуз. Вы поняли меня?
     Мисс Феллоуз гордо вскинула голову.
     - Я знаю, что такое приказ, доктор  Хоскинс.  Медицинская  сестра
привыкает  к  тому,  чтобы  во  имя   долга   жертвовать   собственной
безопасностью.
     - Отлично.  Вы  всегда  можете   просигнализировать,   если   вам
что-нибудь понадобится.
     И двое мужчин покинули Стасис.



                                * * *


     Обернувшись, мисс Феллоуз увидела, что мальчик, не  притрагиваясь
к молоку, по-прежнему не спускает с нее  настороженного  взгляда.  Она
попыталась жестами показать ему, как поднять  блюдце  ко  рту.  Он  не
последовал ее примеру, однако на этот раз, когда  она  прикоснулась  к
нему, он уже не закричал.
     Его испуганные глаза ни на секунду не переставали следить за ней,
подстерегая  малейшее  неверное  движение.  Она  вдруг  заметила,  что
инстинктивно пытается успокоить его, медленно  приближая  руку  к  его
волосам, стараясь, однако, чтобы рука эта была все время  в  поле  его
зрения. Тем самым она давала ему понять, что в этом жесте  не  кроется
никакой для него опасности.
     И ей удалось погладить его по голове.
     - Я хочу показать тебе, как пользоваться туалетом,  -  произнесла
она. - Как ты считаешь, сможешь ты этому научиться?
     Она говорила очень мягко и осторожно, отлично сознавая, что он не
поймет ни одного слова, однако надеясь на то, что сам звук  ее  голоса
успокаивающе повлияет на него.
     Мальчик снова защелкал языком.
     - Можно взять тебя за руку? - спросила она.
     Она протянула ему обе руки и замерла  в  ожидании.  Рука  ребенка
медленно двинулась навстречу ее руке.
     - Правильно, - кивнула она.
     Когда  рука  мальчика  была  уже  в  каком-нибудь  дюйме  от   ее
собственных рук, смелость оставила его, и он отдернул свою руку назад.
     - Ну что ж, - спокойно сказала мисс Феллоуз, - позже мы попробуем
еще раз. Не хочется  ли  тебе  посидеть?  -  она  похлопала  рукой  по
кровати.
     Медленно  текло  время,  еще  медленнее  продвигалось  воспитание
ребенка. Ей не удалось приучить его ни к туалету, ни к кровати.  Когда
мальчику явно захотелось спать, он опустился на ничем не покрытый  пол
и быстрым движением юркнул под кровать.
     Она нагнулась, чтобы взглянуть на  него,  и  из  темноты  на  нее
уставились два горящих глаза, и она услышала знакомое прищелкивание.
     - Ладно, - сказала она, - если ты чувствуешь себя там  в  большей
безопасности, можешь спать под кроватью.
     Она прикрыла дверь спальни и удалилась в самую  большую  из  трех
комнат, где для  нее  была  приготовлена  койка,  над  которой  по  ее
требованию натянули временный тент.
     "Если эти глупцы хотят, чтобы я здесь ночевала, - подумала она, -
они должны повесить  в  этой  комнате  зеркало,  заменить  шкаф  более
вместительным и оборудовать отдельный туалет".



                                * * *


     Она никак не могла заснуть,  помимо  своей  воли  напрягая  слух,
чтобы не упустить ни одного звука, который мог раздаться  из  соседней
комнаты. Она убеждала себя в том, что ребенок не в состоянии выбраться
из дома, но, несмотря на это, ее грызли сомнения.  Совершенно  гладкие
стены были, безусловно, очень высоки, ну, а  вдруг  мальчишка  лазает,
как обезьяна?
     Впрочем, Хоскинс заверил  ее,  что  за  всем  происходящим  внизу
следят специальные наблюдательные устройства.
     Неожиданно ей пришла в голову новая мысль: а  что,  если  мальчик
все-таки опасен? Опасен  в  самом  прямом  смысле  этого  слова?  Нет,
Хоскинс не скрыл бы это от нее, не оставил бы  ее  с  ним  одну,  если
бы...
     Она попыталась  разубедить  себя,  внутренне  смеясь  над  своими
страхами. Ведь это был всего лишь  трех-  или  четырехлетний  ребенок.
Однако ей, несмотря на все усилия, не удалось обрезать  ему  ногти.  А
что, если, когда она заснет, он вздумает напасть на нее, пустив в  ход
зубы и ногти...
     У нее участилось дыхание. Как странно, и все же... Она мучительно
напрягла слух, и на этот раз ей удалось уловить какой-то звук.
     Мальчик плакал.
     Не кричал от страха или злобы, не выл и не визжал, а именно  тихо
плакал, как убитый горем, глубоко несчастный одинокий ребенок.
     "Бедняжка", - подумала мисс Феллоуз, и впервые с момента  встречи
с ним сердце ее пронзила острая жалость.
     Ведь это настоящий ребенок, так какое же, по сути дела,  значение
имеет  форма  его  головы?  И  это  не  просто  ребенок,   а   ребенок
осиротевший, как ни одно дитя за всю историю человечества. Тысячи  лет
назад не только умерли его родители, но безвозвратно исчезло все,  что
его когда-то окружало. Грубо выхваченный из давно ушедшего времени, он
был теперь единственным во всем мире существом такого рода.  Последним
и единственным.
     Она  почувствовала,  как  ее  все  больше   охватывает   глубокое
сострадание и стыд  за  собственное  бессердечие.  Тщательно  поправив
ночную  рубашку,  постаравшись,  чтобы  она   по   возможности   лучше
прикрывала ей ноги (ловя себя в то же время на  совершенно  неуместной
мысли о том, что завтра же необходимо принести сюда халат), она встала
с постели и направилась в соседнюю комнату.
     - Мальчик, а мальчик! - шепотом позвала она.
     Она совсем уж было собралась  просунуть  под  кровать  руку,  но,
сообразив, что он может укусить ее, решила не делать этого.
     Она зажгла ночник и отодвинула кровать.
     Несчастный  ребенок,  прижав  колени   к   подбородку,   комочком
свернулся в углу, глядя на нее заплаканными, полными страха глазами.
     В полумраке его внешность показалась ей менее отталкивающей.
     - Ах, ты, бедняга, бедняга, - произнесла она, осторожно гладя его
по голове, чувствуя, как  мгновенно  напряглось,  а  потом  постепенно
расслабилось его тело. - Бедный мальчуган. Можно мне побыть с тобой?
     Она села рядом с ним на пол и начала медленно и ритмично  гладить
его волосы, щеку, руку, тихо напевая какую-то ласковую песенку.
     Услышав ее пение, ребенок поднял голову, пытаясь  разглядеть  при
слабом свете ночника ее губы, как бы заинтересовавшись этим совершенно
новым для него звуком.
     Воспользовавшись этим, она притянула его поближе, и ласковым,  но
решительным движением ей удалось постепенно приблизить  его  голову  к
своему плечу. Она просунула руку под  его  ноги  и  не  спеша,  плавно
подняла его к себе на колени. Снова и снова повторяя все тот  же  один
несложный куплет и не выпуская из рук ребенка, она  медленно  качалась
вперед и назад, баюкая его. Он постепенно успокоился, и вскоре по  его
ровному дыханию она поняла, что мальчик заснул.
     Очень осторожно, стараясь  не  шуметь,  она  подвинула  на  место
кровать и положила на нее  ребенка.  Укрыв  спящего,  она  внимательно
посмотрела на него. Во сне  его  лицо  казалось  таким  мирным,  таким
ребячьим, что, право же, его  безобразие  как-то  меньше  бросалось  в
глаза.
     Уже направившись на цыпочках к двери, она вдруг подумала: "А что,
если он вдруг проснется?" - и повернула назад.
     Преодолев внутреннее сопротивление и справившись с охватившими ее
разноречивыми  чувствами,  она  вздохнула  и  медленно  опустилась  на
кровать рядом с ребенком.