предназначаете мне  роль  потенциального
спасителя планеты. Но я для нее никак не подхожу. Надеюсь, вы понимаете, что
я никакой особой властью не обладаю.
     -- Вы секретарь президента.
     -- Но  это  же не означает, что у меня есть особый доступ к нему, что я
пользуюсь его неограниченным доверием. Бывают моменты, мистер Эдвардс, когда
я  подозреваю, что многие считают меня просто лакеем, и  порой  я даже бываю
склонен с ними согласиться.
     -- Тем не менее вы видите его часто, видите в неофициальной обстановке,
видите...
     -- Да, -- нетерпеливо перебил Дженек, -- я вижу его  достаточно часто и
подолгу, а  потому  могу вас  заверить, что  президент не распорядился бы об
уничто­жении  пресловутого механического приспособления  в день празднования
Трехсотлетия.
     -- Значит, по вашему мнению, это невозможно?
     -- Я сказал другое: что он  не отдал бы такого распо­ряжения. Зачем?  С
какой  стати  президент  может  рас­порядиться  уничтожить  свое  андроидное
подобие, слу­жившее ему отличным подспорьем три с лишним года его пребывания
на  посту?  А и будь у него на  то причины,  для чего проделывать  это столь
публично -- на праздновании Трехсотлетия? Открыв таким образом существование
своего  двойника,  рискуя  вызвать  брезг­ливое  отвращение  граждан,  вдруг
узнавших, что они обменивались  рукопожатием с механическим  устройст­вом! А
дипломатические  последствия   того,  что  предста­вителей  других  регионов
Федерации иногда принимал не  он  сам? Он  же  мог  просто  приказать, чтобы
устрой­ство  демонтировали с сохранением тайны. И  никто  ничего не знал бы,
кроме нескольких высокопоставлен­ных лиц.
     -- Однако никаких нежелательных для  президента последствий  заминка не
вызвала, ведь так?
     -- Ему  пришлось отказаться  от  многих официальных  приемов.  Он менее
доступен, чем прежде...
     -- Чем прежде был робот!
     -- Ну-у... -- с некоторым смущением протянул Дже­нек. -- Пожалуй, так.
     --  В  любом  случае  президент  был  переизбран,  и,  хотя уничтожение
произошло  у всех на глазах, его популярность не  пострадала. Следовательно,
ваша ссылка на опасность публичного уничтожения -- довод не слиш­ком веский.
     --  Но он был  переизбран вопреки случившемуся! Только  потому,  что он
сразу  же  вышел  на  трибуну  и  произнес, согласитесь,  чуть  ли  не самую
замечательную  речь в  анналах  американской  истории.  Его самооблада­ние и
выдержка были великолепны. Надеюсь, вы не станете спорить?
     -- Отлично поставленный  спектакль. Можно поду­мать, что президент учел
заминку заранее.
     Дженек откинулся на спинку стула.
     -- Если я вас правильно понял, Эдвардс, вы намека­ете на интригу в духе
приключенческих романов? Так,  по-вашему,  президент распорядился уничтожить
уст­ройство  прямо  в  гуще  толпы  на праздновании  Трехсот­летия,  которое
наблюдал  весь мир,  с  единственной  целью  --  снискать  восхищение  своей
быстротой  и   вы­держкой?   По-вашему,   он   подстроил  все   это,   чтобы
продемонстрировать   неожиданную  энергию  и  силу  в  крайне  драматической
ситуации  и выиграть на выборах, уже почти  проигранных?  Мистер Эдвардс, вы
начита­лись сказок.
     --  Вы  были  бы совершенно  правы, -- сказал Эдвардс, --  утверждай  я
что-либо  подобное.  Но  ведь  я  не  говорил,  что  президент  распорядился
уничтожить  робо­та. Я просто спросил, считаете  ли вы  это  возможным, и вы
энергично запротестовали.  Чему  я  очень  рад,  так  как  полностью с  вами
согласен.
     --  Но тогда в чем  же  дело? Мне  начинает  казаться,  что вы напрасно
отнимаете у меня время.
     -- Погодите!  Вы ни  разу не  задавались вопросом,  почему этого нельзя
было  сделать  лазерным  лучом,  портативным  дезактиватором...  да   просто
кувалдой,  на­конец?  Почему  кто-то  ценой  невероятных   усилий  завла­дел
секретным  строго  охраняемым  оружием, если  су­ществовало  столько  других
возможностей? Даже ос­тавляя  в  стороне эти трудности, для  чего  рисковать
тем, что о существовании дезинтегратора узнает весь мир?
     --   Ну,   дезинтегратор   существует  только  в  ваших   теоретических
предположениях.
     -- Робот мгновенно исчез прямо у меня на глазах.  Я ведь следил за ним.
Тут  мне не нужны свидетельские  показания. Я сам очевидец.  И  неважно, как
называть  оружие. Как бы вы его ни обозначили, оно распылило робота на атомы
и необратимо их рассеяло. Зачем это потребовалось? Что это за сверхубийство?
     -- Откуда мне знать, чем руководствовался тот, кто это сделал?
     -- Да?  Но,  по-моему,  есть только одна  логическая  причина для столь
полного   уничтожения,  исключающая  применение   более   обычных   средств.
Распыление не оставило от  объекта ни малейшего следа. Ничего, что позволило
бы определить, был ли это робот или иной объект.
     -- Но ведь  вопроса  о том, что именно было уничто­жено, не встает,  --
сказал Дженек.
     -- Неужели? Я  упомянул,  что дезинтегратор  мог  быть передан  кому-то
только   по   прямому   распоряже­нию   президента.   Но,   раз  существовал
робот-двойник, какой президент отдал распоряжение о дезинтеграторе?
     --  Продолжать этот разговор бессмысленно, -- рез­ко сказал  Дженек. --
По-моему, вы сумасшедший.
     -- Но подумайте! -- умоляюще произнес Эдвардс. -- Ради бога, подумайте!
Президент  не  уничто­жал  робота.  Ваши  доводы  неопровержимы.  Это  робот
уничтожил  президента. Четвертого  июля две тысячи  семьдесят  шестого  года
президент  Уинклер  был  убит  в  толпе.  Затем  робот,  двойник  президента
Уинклера,  про­изнес  юбилейную  речь, вновь  выставил  свою кандида­туру на
выборах, победил и все еще остается президен­том Соединенных Штатов.
     -- Безумие!
     -- Я  пришел к вам,  именно  к вам,  потому что  только  вы  можете это
доказать... и исправить положение!
     --  Но  ведь  ничего  этого нетПрезидент,  он... прези­дент!  -- Дженек
приподнялся, словно давая понять, что разговор окончен.
     -- Но вы же  сами сказали, что он изменился, -- почти крикнул  Эдвардс.
-- Речь на Трехсотлетнем юби­лее произнес не прежний Уинклер. Разве вы  сами
не поражались  тому,  чего  удалось достичь  за последние два  года? Скажите
честно, разве  был Уинклер,  тот,  что  занимал  пост первый срок,  способен
сделать все это?
     -- Да, был.  Потому что второй срок этот пост зани­мает  тот  же  самый
президент, который занимал его первый срок.
     -- Вы отрицаете, что он изменился? Я  задаю вам вопрос. А решать вам. И
я приму ваше решение.
     --  Он сумел собраться, как того требовала необхо­димость. Американская
история знает другие подобные  случаи. -- Но Дженек вновь сел, и лицо у него
было встревоженное.
     -- Он не пьет, -- сказал Эдвардс.
     -- Он никогда не пил... то есть помногу.
     --  Он  больше не имеет женщин.  Вы же не отрица­ете, что в прошлом это
бывало?
     --  Президент нормальный  мужчина. Но последние  два  года  он  всецело
посвятил себя Федерации.
     --  Перемена  к  лучшему, не  спорю, -- сказал  Эдвардс. --  Однако это
перемена. Разумеется, имей он женщину, маскараду сразу  пришел  бы конец, не
так ли?
     --  Очень жаль,  что у него нет  жены. --  Это арха­ичное слово  Дженек
произнес  с некоторой неловко­стью. -- Тогда подобные нелепые домыслы вообще
не возникли бы.
     --  Это обстоятельство благоприятствовало загово­ру.  Но  он  ведь отец
двоих детей.  Если не ошибаюсь, они после Трехсотлетия  ни разу  не бывали в
Белом Доме.
     -- Ну и что? Это взрослые люди, у них своя жизнь.
     -- А их приглашали? Хочет ли президент с ними видеться?  Вы его  личный
секретарь и должны знать. Так как же?
     -- Вы напрасно тратите время, -- сказал Дженек. -- Робот не может убить
человека. Таков Первый Закон роботехники, и вы это знаете.
     -- Да, конечно. Но ведь никто не утверждает, что робот Уинклер сам убил
человека  Уинклера. Когда человек  Уинклер находился в толпе, робот  Уинклер
прятался на  трибуне, а вряд  ли дезинтегратором можно прицельно поразить  с
такого расстояния, не задев боль­ше ничего. Конечно, это не вовсе исключено,
однако более  вероятно, что у  робота Уинклера имелся сообщ­ник  -- убивала,
если я правильно помню жаргон два­дцатого века.
     Дженек нахмурился. Его полное лицо болезненно сморщилось.
     -- Вы знаете, -- сказал он, -- безумие, видимо, заразительно. Я начинаю
всерьез задумываться над ва­шим сумасшедшим предположением. К  счастью,  оно
не выдерживает критики. Для чего убивать  человека Уинклера на глазах  всего
мира?  Все доводы  против  публич­ного  уничтожения  робота  приложимы  и  к
публичному уничтожению  президента-человека.  Неужели вы не по­нимаете,  что
это перечеркивает всю вашу теорию?
     -- Но нет же... -- начал Эдвардс.
     --  Да-да!  Существование  механического  двойника  было  известно лишь
нескольким официальным лицам. Будь президент Уинклер убит тайно, робот легко
занял бы его место, не вызвав подозрений... Например, ваших.
     -- Но осталось бы  несколько осведомленных лиц, мистер Дженек. Пришлось
бы убрать и их. -- Эдвардс наклонился над столом. -- Видите ли, при  обычных
обстоятельствах  опасности  спутать  человека  с  машиной  не  существовало.
Полагаю,  робот не  был  в непрерыв­ном  употреблении, его  включали  лишь в
определенных случаях, а  о  том, где находится  президент  и что  он делает,
всегда знают люди, чьей обязанностью это является. И их, вероятно, не так уж
мало. Следователь­но, убийство можно было  совершить  только  в тот мо­мент,
когда все эти люди считали, что перед ними не президент, а робот.
     -- Не понимаю.
     --  Вот послушайте. Одной из функций робота было пожимать руки в толпе.
Обмениваться   рукопожатиями   с   избирателями.   Пока   это   происходило,
осведомленные люди знали, что проделывает это робот.
     -- Вот именно. Тут вы совершенно правы. И это был робот.
     -- С одной маленькой поправкой. Праздновалось Трехсотлетие, и президент
Уинклер не устоял перед соблазном. Да и можно ли требовать, чтобы  президент
-- а тем более такой  пустой  любитель рукоплесканий и  мелкий популист, как
Уинклер,  -- отказался упиться преклонением толпы в подобный день  и уступил
это  удовольствие машине? Не  исключено,  что  робот  всячес­ки содействовал
распалению  его  тщеславия,  с  тем  что­бы  в день  Трехсотлетия  президент
приказал  ему остать­ся  за  трибуной,  а  сам отправился  пожимать  руки  и
наслаждаться приветствиями.
     -- Тайно приказал?
     --  Естественно.  Предупреди  президент об  этом ко­го-нибудь из службы
безопасности,  или из своего окру­жения, или вас, ему бы  воспрепятствовали,
верно? После событий второй половины двадцатого века офи­циальное  отношение
к возможности покушения стало просто  параноидальным. И вот,  подталкиваемый
несо­мненно умным роботом...
     --  Вы полагаете, что робот  был  умен,  поскольку считаете,  что он  в
настоящее время занимает пост  президента.  Это  порочный круг. Если это  не
президент, то  нет  оснований  считать его умным  или  способным разработать
такой план. Кроме того, каким образом робот вообще мог планировать убийство?
Даже если  бы  убить  президента  должен был  не он,  так  ведь Первый Закон
запрещает и косвенное  содействие потере чело­веческой жизни. В нем сказано:
"Робот не может при­чинить вред человеку или своим бездействием  допу­стить,
чтобы человеку был причинен вред".
     --  Первый  Закон  не  абсолютен,  --  возразил  Эдвардс.  -- Что, если
причинение  вреда одному человеку  спасет  жизнь двух  других, или трех, или
даже трех миллиардов других? Робот мог счесть, что спасение Федерации важнее
спасения одной жизни.  Ведь это же был не обычный робот. Его сконструировали
в качестве двойника президента с точностью, рассчитанной на все­общий обман.
Предположим, он обладал способностями президента Уинклера без его слабостей,
и предполо­жим, он знал, что сумеет спасти Федерацию, а прези­дент -- нет?
     -- Это вы способны рассуждать так, но откуда вы взяли, что механическое
приспособление обладало по­добной логикой?
     -- Иного объяснения для случившегося нет.
     -- По-моему, это параноические бредни.
     --  В  таком случае,  --  сказал  Эдвардс,  --  объясни­те мне,  почему
уничтоженный объект распылили на атомы? Если не для  того, чтобы скрыть, что
уничтожен был  человек, а  не робот?  Ведь  всякий  иной способ  оставил  бы
уличающие следы. Так дайте мне альтерна­тивное объяснение!
     Дженек покраснел.
     -- Я категорически не согласен.
     -- Но вы можете доказать, что это не так. Или опровергнуть. Вот  почему
я пришел к вам, именно к вам.
     -- Как я могу доказать? Или опровергнуть, если уж на то пошло?
     --  В  силу  вашего  положения  вы видите  президента  в  неофициальной
обстановке. Семьи  у  него  нет, и  вы -- самый близкий к нему человек.  Так
понаблюдайте за ним как можно пристальнее.
     -- Да, я знаю его близко. И повторяю, он не...
     -- Вовсе нет!  Вы же  ничего не  подозревали и не обращали  внимания на
мелочи. Понаблюдайте  за ним теперь, когда вам известно, что, быть может, он
робот, и вы убедитесь!
     Дженек сказал насмешливо:
     -- Конечно, я могу оглушить его и проверить металлоискателем. Мозг даже
у андроида платиново-иридиевый.
     -- Насилия не потребуется. Просто последите за ним, и вы убедитесь, что
он совсем не тот человек, каким был, и, значит, вовсе не тот человек.
     Дженек взглянул на настенные часы-календарь.
     -- Мы разговариваем больше часа.
     --  Простите,  что  я  отнял  у  вас  столько времени,  но, надеюсь, вы
убедились, до какой степени это важно?
     -- Важно? --  повторил  Дженек, потом вскинул го­лову, и уныние  на его
лице  сменилось чем-то вроде проблеска  надежды. -- Но  так ли уж это важно?
По-настоящему важно?
     --  То  есть  как?  Президент  Соединенных   Штатов  --  робот,  и  это
по-настоящему не важно?
     -- Я  имел  в  виду другое.  Забудьте,  кто и что прези­дент Уинклер, а
подумайте вот о чем: некто, занима­ющий пост президента  Соединенных Штатов,
спас Фе­дерацию, сумел  сплотить ее, а теперь руководит Сове­том в интересах
мира и конструктивных компромиссов. Вы согласны?
     -- Да, конечно, -- ответил  Эдвардс. --  Но ведь это создает прецедент!
Робот в Белом Доме сейчас по очень хорошей причине может  через двадцать лет
обернуться роботом в Белом Доме  по очень плохой причине, а затем роботами в
Белом Доме без всякой причины, просто по  заведенному порядку. Неужели вы не
видите, как важно заглушить на первой слабой ноте  трубный звук, призывающий
к исчезновению человечества?
     -- Ну, предположим, я обнаружу, что он робот. --  Дженек пожал плечами.
-- Мы разгласим это  на  весь мир?  Вы представляете, как  это  отразится на
финансо­вой системе мира? Вы представляете...
     -- Да, представляю. Поэтому-то я и пришел к вам частным образом, вместо
того чтобы предать свои вы­воды гласности. Вам надо  произвести проверку для
окончательного  заключения.  Затем, убедившись,  что  он робот, в чем  я  не
сомневаюсь, вы должны будете уговорить его сложить с себя полномочия.
     --  И он,  учитывая  ваше толкование его  отношения  к Первому  Закону,
позаботится   убрать  меня,  поскольку  он  занят   разрешением  величайшего
всемирного кризиса двадцать первого века, а я стану ему помехой.
     Эдвардс покачал головой.
     -- Прежде  робот  действовал  втайне,  и  никто не  опровергал доводов,
которыми он убеждал себя. А вы своими  доводами сумеете вернуть его к  более
строгому  соблюдению  Первого  Закона.  В  случае  необходимости  мы  сможем
заручиться   помощью   специалиста  из  "Ю.  С.  Роботс  энд   Мекэникл  Мен
Корпорейшн", который в свое время его сконструировал. Как только он подаст в
отставку,  его  заменит вице-президент. Если  робот Уинклер повернул  мир на
правильный путь, то  вице-прези­дент, порядочная благородная женщина, сумеет
удер­жать его на этом пути. Но мы не можем  допустить,  чтобы  нами управлял
робот. Ни теперь, ни когда-либо после.
     -- А что, если президент человек?
     -- Предоставляю это вам. Вы и сами разберетесь.
     -- Я не  настолько уверен в себе, --  сказал Дже­нек. -- Что, если я не
сумею  решить?  Если  не  смогу  себя  принудить?  Если не  посмею?  Что  вы
предпримете тогда?
     В голосе Эдвардса прозвучала тяжелая усталость.
     -- Не знаю. Возможно, обращусь в "Ю. С. Роботс". Но думаю, что до этого
не дойдет. Я убежден, что теперь, когда я переложил решение проблемы на вас,
вы не успокоитесь, пока все не будет улажено. Неуже­ли вы хотите, чтобы вами
управлял робот?
     Он встал, и Дженек его не удерживал. Они не обменялись рукопожатием.

     Дженек  продолжал  сидеть в  сгущающихся  сумерках.  Он  никак  не  мог
оправиться от шока.
     Робот!
     Человек вошел вот  в эту дверь и  строго логично  начал доказывать, что
президент Соединенных Шта­тов -- робот.
     Сначала казалось, что  переубедить Эдвардса будет нетрудно.  Но хотя он
пустил в ход все аргументы, какие только сумел найти, тот остался  при своем
мнении.
     Робот  -- президент!  Эдвардс  неколебимо  уверен  в этом и  позиции не
переменит. А если настаивать, что президент человек, Эдвардс обратится в "Ю.
С. Роботс". Такой не успокоится.
     Дженек нахмурился, вспоминая двадцать восемь ме­сяцев, протекших со дня
Трехсотлетия. Вопреки веро­ятности, как хорошо все шло! А теперь?
     Он мрачно обдумывал положение.
     Дезинтегратор все  еще у него. Но, естественно, бессмысленно употребить
его против  человека,  чей  труп  и  должен  быть  человеческим.  Достаточно
поражения бесшумным лазерным лучом в уединенном месте.
     В прошлый раз добиться от президента необходимых действий удалось ценой
неимоверных усилий, но про данный случай он просто ничего не будет знать.


     2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского




        Айзек Азимов.
        Давайте объединимся

     Мир и  покой длились целое столетие, и люди  забыли, что жизнь бывает и
другой. Вряд ли они знали бы, как реагировать, если бы вдруг обнаружили, что
началась война.
     Конечно, и  Элиас Линн, глава Бюро роботехники, не знал  наверняка, как
реагировать,  когда ему  наконец стало  об этом известно. Штаб-квартира Бюро
роботех­ники  находилась в  Шайенне,  в соответствии со столет­ней традицией
децентрализации, и  Линн подозрительно уставился на молодого  офицера службы
безопасности из Вашингтона, который привез эту новость.
     Элиас  Линн   был   крупный  мужчина,   привлекательно  некрасивый,  со
светло-голубыми глазами  слегка  навы­кате. Обычно людям становилось неуютно
под  при­стальным  взглядом  его  глаз,  но  офицер  безопасности  оставался
спокойным.
     Линн решил, что его первой реакцией должно быть недоверие. Черт возьми,
да ведь он действительно не поверил этому!
     Он откинулся на спинку кресла и спросил:
     -- Насколько надежны эти сведения?
     Офицер  безопасности,  представившийся  как  Ральф  Дж.  Брекенридж   и
предъявивший  соответствующее  удостоверение  личности,  был  совсем  юн,  с
полными  губами,  пухлыми   щеками,  которые   часто  заливала  крас­ка,   и
простодушным взглядом.  Его одежда не соответствовала  погоде в Шайенне,  но
очевидно   была  уместной   в   оборудованных  кондиционерами  помещениях  в
Вашингтоне,  где,  несмотря  ни  на  что,  до  сих  пор  размеща­лась служба
безопасности.
     Брекенридж густо покраснел и ответил:
     -- В этом нет никаких сомнений.
     -- Уж вам-то, я полагаю, известно о Них все, -- сказал Линн, не скрывая
сарказма. Он не  отдавал себе отчета в  том,  что, называя  врага,  невольно
делает легкое логическое ударение:  если  бы он писал,  слово "они" было  бы
написано  с  большой  буквы.  Эта привычка  была  характерна для  людей  его
поколения, да и  предыдущего тоже. Никто не говорил "восток", или "красные",
или "Советы", или "русские".  Это было бы неточно, так как некоторы