ь инструмент в покое? Если ни одна из групп  не
найдет его, тем лучше. Я не одобряю любое вмешательство в работу  мозга  и
не стал бы помогать таким попыткам.
     Дейвенпорт удержал руку Эшли, чувствуя, что тот собирается  говорить.
А сам сказал:
     - Позвольте заметить, доктор Эрт, что  вмешательство  в  деятельность
мозга  -  это  не  единственный  аспект  Аппарата.   Предположим,   земная
экспедиция на какой-то отдаленной примитивной планете потеряла старомодный
радиоприемник; предположим также, что туземцы уже знают электричество,  но
еще не открыли вакуумные лампы.
     -  Туземцы  могут   установить,   что   если   подключить   радио   к
электричеству, какие-то стеклянные  предметы  внутри  него  разгораются  и
начнут светиться, но, конечно, никакой разумной речи они не услышат; разве
что гудение и треск. Однако если они  поместят  радио  в  ванну  с  водой,
человек в ванне будет убит током.  Могут  ли  жители  этой  гипотетической
планеты заключить, что найденный ими  предмет  предназначен  исключительно
для убийства людей?
     - Я понимаю аналогию, - сказал Эрт. - Вы считаете, что взаимодействие
с мозгом - лишь побочная функция Аппарата.
     - Я в  этом  уверен,  -  энергично  ответил  Дейвенпорт.  -  Если  мы
установим  его  истинное  назначение,  земная  технология  продвинется  на
столетия.
     - Значит вы согласны с Дженнингсом,  когда  он  говорит,  -  тут  Эрт
сверился с микрофильмом, -
     - Это может быть ключ к невообразимой революции в науке?
     - Абсолютно!
     - Но все же аспект вмешательства в  мозг  присутствует,  и  он  очень
опасен. Какова бы ни была цель радио, оно может убить человека.
     - Поэтому мы и не должны позволить ультра получить его.
     - Может, правительству тоже?
     - Но я должен заметить, что есть разумный предел  осторожности.  Люди
всегда жили рядом с опасностью. Первый  кремневый  нож  в  каменном  веке;
первая деревянная дубина, которой можно  убить.  Они  позволили  подчинять
слабых  более  сильным  угрозой  насилия,  то  есть   тоже   были   формой
вмешательства в мозг. Важен не сам Аппарат, доктор Эрт, как бы  опасен  он
ни  был,  а  намерения  людей,  использующих  его.  Ультра  объявили  свое
намерение уничтожить 99,9 процента человечества. Правительство же,  в  чем
бы его ни обвиняли, не имеет таких намерений.
     - А каковы намерения правительства?
     - Научное изучение Аппарата. Даже аспект вмешательства в  мозг  может
принести  пользу.  Помогать  образованию,  дать  нам   физические   основы
деятельности сознания. Мы сможем лечить душевные болезни, сможем исправить
ультра. Человек сможет научиться развивать мозг.
     - Как мне поверить, что такой идеализм будет претворен в жизнь?
     - Я в это верю. Подумайте,  вы  рискуете,  помогая  нам,  но  гораздо
больше рискуете, не помогая нам и тем самым помогая ультра.
     Эрт задумчиво кивнул.
     - Возможно, вы правы. Но я попрошу  у  вас  одолжения.  У  меня  есть
племянница, которая меня очень любит. Она очень расстраивается из-за того,
что я не поддаюсь безумию путешествий. Она заявляет,  что  не  успокоится,
пока я не буду сопровождать ее в поездке по Европе, или Северной Каролине,
или по какой-то другой чужой местности...
     Эшли наклонился вперед, отбросив удерживающую руку Дейвенпорта.
     - Доктор Эрт, если вы поможете нам найти Аппарат и он будет работать,
заверяю вас, мы избавим вас  от  вашей  фобии  к  путешествиям  и  сможете
отправиться со своей племянницей куда угодно.
     Выпуклые глаза Эрта расширились, а сам  он,  казалось,  уменьшился  в
размерах. Он дико осмотрелся, будто попал в ловушку.
     - Нет! - выдохнул он. - Нет! Никогда!
     Голос его перешел на хриплый шепот.
     - Позвольте объяснить сущность моей платы. Если я помогу вам, если вы
отыщете Аппарат и узнаете, как он работает, если сведения  о  моей  помощи
станут известны, моя племянница набросится на правительство как фурия. Она
ужасно  упрямая  женщина,   она   организует   общественные   протесты   и
демонстрации. Ее ничто не остановит. Но вы не должны отдавать меня ей.  Не
должны! Вы должны сдержать любое давление. Я хочу, чтобы меня  оставили  в
покое, именно так, как я живу сейчас. Это  мое  абсолютное  и  минимальное
условие.
     Эшли вспыхнул.
     - Да, конечно, поскольку вы этого хотите.
     - Даете слово?
     - Даю.
     - Не забудьте, пожалуйста. Я надеюсь на вас, мистер Дейвенпорт.
     - Все будет, как вы хотите, - успокаивал его Дейвенпорт. - А  теперь,
пожалуйста, не вернуться ли к надписям?
     - К надписям? - переспросил Эрт: по-видимому, ему было  трудно  снова
сосредоточиться на листочке. - Вы имеете в виду эти значки,  икс  игрек  в
квадрате и прочее?
     - Да. Что они означают?
     - Не знаю. Ваши интерпретации не хуже любых других.
     Эшли взорвался.
     - И весь ваш разговор о помощи - вздор? Что вы тогда  тут  болтали  о
плате?
     Уэнделл Эрт выглядел растерянным и озадаченным.
     - Я бы хотел вам помочь.
     - Но вы не знаете, что значат эти надписи?
     - Не... не знаю. Но я знаю, каково значение послания.
     - Знаете? - воскликнул Дейвенпорт.
     - Конечно. Оно совершенно ясно. Я заподозрил это еще во время  вашего
рассказа. И убедился  в  этом  окончательно,  когда  прочел  реконструкцию
разговора Дженнингса со Штраусом. Вы тоже поняли бы это, джентльмены, если
бы перестали раздумывать.
     - Послушайте, - раздраженно  сказал  Эшли,  -  вы  говорите,  что  не
знаете, что означают эти знаки.
     - Нет. Я сказал, что знаю смысл послания.
     - Но ведь послание состоит из этих знаков? Это  разве  не  сообщение,
Бога ради?
     - Да, в некотором роде.
     - Вы имеете в виду невидимые чернила или что-то в этом роде?
     - Нет! Почему вам так трудно понять самим? Вы ведь на самом пороге.
     Дейвенпорт близко придвинулся к Эшли и негромко сказал:
     - Сэр, позвольте мне разговаривать.
     Эшли фыркнул и ответил:
     - Валяйте.
     - Доктор Эрт, - сказал Дейвенпорт, - не сообщите ли нам свое мнение?
     - Ага! Хорошо. - Маленький экстратерролог уселся  в  кресло  и  вытер
вспотевший лоб рукавом. - Давайте задумаемся над посланием.  Если  принять
разделенные на четыре части круг и стрелку как указание на меня,  остается
семь групп знаков. Если это действительно указание на семь кратеров, шесть
из них приведены просто  для  отвлечения,  поскольку  Аппарат  определенно
может быть только в одном  месте.  В  нем  нет  подвижных  частей,  он  не
разбирается - он сплошной.
     -  Далее,  ни  одна  группа  не  содержит  прямого  указания.  SU,  в
соответствии  с  вашей  интерпретацией,  может  означать  любое  место  на
противоположной  стороне  Луны,  что  по  площади  равна  Южной   Америке.
Опять-таки PC/2 может означать "Тихо", как говорит мистер  Эшли,  или  "на
полпути между Птолемеем и Коперником", как думает мистер Дейвенпорт,  или,
кстати, "на полпути между Платоном и Кассини (Cassini)". Разумеется, XY  в
квадрате может означать "Альфонсо" - весьма изобретательная интерпретация,
- но это может  быть  изображением  некоей  координатной  системы,  где  У
представляет собой квадрат координаты Х.  Аналогично  С-С  может  означать
"Бонд", а может  "на  полпути  между  Кассини  и  Коперником".  F-А  может
означать "Ньютон", а может "между Фабрицием и Архимедом".
     -  Короче,  эти   знаки   настолько   многозначны,   что   становятся
бессмысленными. Даже если один  из  них  имеет  значение,  его  невозможно
выделить среди остальных, так что единственное разумное предположение: все
эти знаки даны для отвлечения внимания.
     - В таком случае необходимо определить, что в этом послании абсолютно
недвусмысленно, полностью ясно. Ответ таков:  это  послание,  это  ключ  к
укрытию. Это единственное, в чем мы уверены, так?
     Дейвенпорт кивнул и осторожно сказал:
     - Мы думаем, что это так.
     - Ну,  вы  сами  назвали  это  послание  ключом  ко  всему  делу.  Вы
действовали так, словно это  важнейший  ключ.  И  Дженнингс  отзывался  об
Аппарате как о ключе. Если мы увяжем серьезность этого  дела  со  страстью
Дженнингса к игре в слова, страстью. возможно, обостренной воздействием на
его мозг Аппарата... Поэтому позвольте кое-что рассказать вам.
     - Во второй половине 16 столетия в Риме жил немецкий иезуит.  Он  был
математиком  и  известным  астрономом  м   помогал   папе   Георгию   XIII
реформировать в 1582 году календарь, он провел все гигантские  необходимые
расчеты.   Этот   астроном   восхищался   Коперником,   но    не    принял
гелиоцентрическую систему. Он склонялся к старому представлению о том, что
Земля - центр вселенной.
     - В 1650 году, почти через сорок лет после  смерти  этого  астронома,
итальянским астрономом, тоже  иезуитом,  Джованни  Баттиста  Риццоли  была
составлена карта  Луны.  Он  назвал  кратеры  именами  великих  астрономов
прошлого, и так как он тоже отвергал Коперника, самые большие  и  заметные
кратеры он назвал именами тех,  кто  помещал  Землю  в  центре  вселенной:
именами  Птолемея,  Гиппарха,  Альфонсо  Х,  Тихо  Браге.  Самый   большой
известный ему кратер он приберег для своего немецкого предшественника.
     - Этот кратер на самом деле второй по  величине  на  видимой  стороне
Луны. Больше него только кратер Бейли, но он на границе лунного  лимба,  и
поэтому с Земли его разглядеть трудно. Риццоли вообще не обратил  на  него
внимание, и он был назван в честь астронома,  жившего  столетие  спустя  и
казненного во время Французской революции.
     Эшли во время всего этого беспокойно ерзал.
     - Но какое отношение это имеет к посланию?
     - Самое прямое, - удивленно  ответил  Эрт.  -  Разве  вы  не  назвали
послание ключом ко всему делу? Разве это не главный ключ?
     - Да, конечно.
     - Есть ли какое-нибудь  сомнение,  что  мы  имеем  дело  с  ключом  к
чему-то?
     - Нет, - сказал Эшли.
     - Ну, тогда... Немецкого иезуита, о котором я говорил, звали  Кристоф
Клау. Разве вы не видите игру слов: Клау - ключ [По-английски фамилия Klau
и слово clue "ключ" похожи]?
     Все тело Эшли обвисло от разочарования.
     - Слишком натянуто, - пробормотал он.
     Дейвенпорт с тревогой сказал:
     -  Доктор  Эрт,  на  Луне,  насколько  мне  известно,  нет   объекта,
названного Клау.
     - Конечно, нет, - возбужденно ответил Эрт. - В том-то все и  дело.  В
тот период истории, во второй половине  16  столетия,  европейские  ученые
латинизировали свои имена. И Клау поступил так  же.  Вместо  "у"  он  взял
эквивалентную латинскую букву "v". Потом добавил  -ius,  что  типично  для
латинских имен, и таким образом Кристоф Клау стал Кристофером Клавиусом. Я
полагаю, всем вам известен гигантский кратер Клавдий.
     - Но... - начал Дейвенпорт.
     - Никаких "но". Позвольте  также  заметить,  что  по-латыни  "clavis"
означает "ключ". Теперь вы видите двойную, билингвистичную игру слов? Klau
- clue, Clavius - clavis - "ключ". За всю жизнь  Дженнингсу  не  удавалось
создать двойной, двуязычный каламбур. Без Аппарата он  и  не  смог  бы.  А
теперь смог, и я думаю, не была ли  его  смерть  в  таких  обстоятельствах
торжеством? И он направил вас ко мне, потому что знал,  что  я  помню  его
страсть к каламбурам и потому что сам их люблю.
     Двое из Бюро смотрели на него широко раскрытыми глазами.
     Эрт серьезно сказал:
     - Я предлагаю вам обыскать затененный район Клавдия в том пункте, где
Земля ближе всего к зениту.
     Эшли встал.
     - Где ваш видеофон?
     - В соседней комнате.
     Эшли бросился туда. Дейвенпорт задержался.
     - Вы уверены, доктор Эрт?
     - Абсолютно уверен. Но даже если я ошибаюсь, это не имеет значения.
     - Что не имеет значения?
     - Найдете вы его или нет. Если Аппарат найдут ультра, они,  вероятно,
не смогут им пользоваться.
     - Почему вы так думаете?
     - Вы спросили, был ли моим студентом Дженнингс, но  не  спрашивали  о
Штраусе, тоже геологе. Он был моим студентом через год после Дженнингса. Я
хорошо его помню.
     - Ну, и что?
     - Неприятный человек. Очень холодный. Таковы все ультра, я думаю. Они
не могут сочувствовать, иначе не говорили бы об убийстве миллионов. У  них
ледяные эмоции, они поглощены собой,  не  способны  преодолеть  расстояние
между двумя людьми.
     - Мне кажется, я понимаю.
     - Я уверен в этом. Разговор,  реконструированный  из  бреда  Штрауса,
показывает, что он  не  мог  воспользоваться  Аппаратом.  Ему  не  хватало
необходимых эмоций. Я думаю, все ультра таковы. Дженнингс, не ультра,  мог
управлять  Аппаратом.  Я  подозреваю,  что  всякий   способный   к   этому
одновременно не способен на сознательную  хладнокровную  жестокость.  Этот
человек может ударить в панике или страхе, как Дженнингс  пытался  ударить
Штрауса, но  никогда  не  сделает  этого  расчетливо,  как  Штраус  ударил
Дженнингса. Короче, если прибегнуть к банальности, я  думаю,  что  Аппарат
может приводиться в действие любовью, а не ненавистью, а ультра только  на
ненависть и способны.
     Дейвенпорт кивнул.
     -  Надеюсь,  вы  правы.  Но  тогда...  почему  вы  так  подозрительно
отнеслись  к  правительству?  Ведь  плохой  человек  не  сможет  управлять
Аппаратом.
     Эрт пожал плечами.
     - Я хотел проверить, умеете ли вы убеждать. Ведь вам  придется  иметь
дело с моей племянницей.




                           А.Азимов
                    Двухсотлетний человек

                              1

    - Благодарю   вас,   -   сказал  Эндрю  Мартин  и  сел  на
предложенный стул.  Он не выглядел как человек,  доведенный до
последней черты, но дело обстояло именно так.
    На его лице не читалось  никаких  особенных  эмоций,  лишь
спокойное безразличие,  разве что в глазах угадывалась печаль.
У него были гладкие черные волосы,  довольно густые,  на  коже
лица волос  не  было  совсем.  Он выглядел недавно и тщательно
выбритым. Одежда была явно старомодной,  но аккуратной,  в ней
преобладал бархатистый красновато-пурпурный оттенок.
    Хирург сидел за столом лицом к нему, и именная табличка на
столе содержала  полностью  идентифицирующую  его серию букв и
цифр, на которую Эндрю не обратил внимания.  Вполне достаточно
называть его "доктор".
    - Когда может быть выполнена операция,  доктор?  - спросил
он.
    Хирург ответил  мягко,  с  той  явно  отчуждающей   ноткой
уважения, которую всегда применяли роботы,  обращаясь к людям:
- Я не совсем уверен, сэр, что понял, как и на ком должна быть
выполнена подобная операция.
    Тут на  лице  хирурга   могло   бы   появиться   выражение
почтительной непреклонности,   если   бы   роботы   его  типа,
сделанные из нержавеющей стали с оттенком бронзы, могли менять
выражение лица.
    Эндрю Мартин  разглядывал  правую,  режущую  руку  робота,
которая совершенно  неподвижно  лежала  на  столе.Пальцы  были
длинные и  столь  артистически  изогнутые,  что   легко   было
представить, как   они  держат  скальпель,  который  на  время
становился с ними единым целым.
    В его  работе  не  будет неуверенности,  колебаний,  дрожи
пальцев, не  будет  ошибок.  Это,  разумеется,   приходит   со
специализацией, которую  человечество желало столь упорно, что
лишь немногие роботы  теперь  снабжались  независимым  мозгом.
Хирург, разумеется,  должен  иметь  такой мозг.  И все же этот
робот, несмотря  на  мозг,   настолько   ограничен   в   своих
способностях, что не узнал Эндрю - вероятно,  он и не слышал о
нем.
    - Тебе  никогда  не  хотелось  стать человеком?  - спросил
Эндрю.
    Хирург на  мгновение  помедлил  с  ответом,  словно вопрос
затерялся в его позитронных схемах. - Но я робот, сэр.
    - Не лучше ли было бы быть человеком?
    - Лучше,  сэр,  было бы стать более опытным хирургом. Я не
могу стать  таким,  будучи  человеком,  зато  могу стать более
усовершенствованным роботом.  Мне было бы приятно стать  более
усовершенствованным роботом.
    - А тебя не оскорбляет, что я могу тебе приказывать? Что я
могу заставить  тебя встать,  сесть,  пойти направо или налево
просто велев тебе так сделать?
    - Мне  нравится выполнять ваши пожелания,  сэр.  Если ваши
приказы помешают моему функционированию по отношению к вам или
любому другому  человеку,  я  не  стану  их выполнять.  Первый
закон, касающийся   моих   обязанностей   по    отношению    к
человеческой безопасности,   станет   преобладать  над  вторым
законом, связанным  с  подчинением.  В  любом  другом   случае
подчинение доставляет  мне удовольствие...  Но на ком я должен
провести операцию?
    - На мне, - сказал Эндрю.
    - Но это невозможно. Операция явно нанесет вам вред.
    - Это не имеет значения, - спокойно произнес Эндрю.
    - Я не должен никому наносить вреда, - сказал хирург.
    - Не должен по отношению к человеку,  - сказал Эндрю. - Но
я тоже робот.

                              2

    Эндрю выглядел гораздо больше похожим на робота, когда был
впервые... сделан. Внешне он был таким же роботом, как и любой
другой, изящно сконструирован и функционален.
    Он хорошо  справлялся  со  своими  обязанностяи в доме,  в
который был  привезен  в  те  дни,  когда  роботы  в  домашнем
хозяйстве, да и вообще на планете, были редкостью.
    В доме жили четверо:  Сэр,  Мэм,  Мисс и  Маленькая  Мисс.
Конечно, он знал их имена,  но никогда их не употреблял.  Сэра
звали Джеральд Мартин.
    Его серийный номер был NDR...,  а цифры он забыл. Конечно,
прошло много времени,  но если бы он хотел помнить свой номер,
то не смог бы его забыть. Он не хотел помнить.
    Маленькая Мисс первой назвала его  Эндрю,  потому  что  не
могла выговаривать  все  буквы.  А затем так стали поступать и
остальные.
    Маленькая Мисс...  Она  прожила  девяносто лет и давно уже
мертва. Однажды  он  попытался  назвать  ее  Мэм,  но  она  не
позволила. Она   так  и  осталась  Маленькой  Мисс  до  своего
последнего дня.
    Эндрю должен   был   выполнять   обязанности   дворецкого,
камердинера и горничной. Это были испытаттельные дни для него,
и, в  общем-то,  для  всех  роботов,  не  занятых на заводах и
исследовательских станциях Земли.
    Мартинам он очень травился, и половину времени он не был в
состоянии заниматься работой, потому что Мисс и Маленькая Мисс
хотели с ним играть.
    Мисс первая поняла,  как это можно устроить.  Она  сказала
ему: -  Мы  приказываем  тебе  играть  с  нами,  и  ты  должен
выполнять приказ.
    - Мне  очень  жаль,  Мисс,  но я уже получил от Сэра более
ранний приказ, который, несомненно, должен иметь преимущество.
    - Папа всего лишь сказал,  что надеется,  что ты займешься
уборкой, - возразила она.  - Это вовсе не приказ. А я тебе п р
и к а з ы в а ю.
    Сэр не возражал.  Сэр любил Мисс  и  Маленькую  Мисс  даже
больше, чем сама Мэм,  и Эндрю их тоже любил.  По крайней мере
эффект, который они оказывали на его действия,  был таким  же,
какой в случае человека был бы назван результатом любви. Эндрю
думал об этом,  как о любви,  потому  что  не  знал,  как  это
назвать по-другому.
    Именно для Маленькой Мисс Эндрю вырезал  деревянный кулон.
Она приказала ему его сделать.  Мисс подарили на день рождения
кулон из слоновой кости,  украшенный резьбой, а Маленькую Мисс
это по-женски  расстроило.  У  нее  был только кусочек дкрева,
который она дала Эндрю вместе с маленьким кухонным ножичком.
    Он сделал его быстро, и Маленькая Мисс сказала: - Он такой
красивый, Эндрю. Я покажу его папе.
    Сэр не поверил ни единому ее слову.  "Скажи честно, где ты
его взяла,  Мэнди?" Он так называл  Маленькую  Мисс  -  Мэнди.
Когда Маленькая  Мисс  заверила  его,  что говорит правду,  он
повернулся к Эндрю: - Это сделал ты, Эндрю?
    - Да, сэр.
    - И форму тоже сам придумал?
    - Да, сэр.
    - С какого образца ты его скопировал?
    - Это то геометрическое воплощение,  сэр, которое подходит
к структуре древесины.
    На следующий  день  Сэр  принес  ем