точно сложен,  чтобы  создать  электронную  структуру   с
элементами, сходными  с  кривой  абстрактной мысли.  Во всяком
случае...
    На экране  снова мелькали волны обезьяннего мозга,  но уже
не те кривые,  что они видели раньше.  На этот  раз  это  была
почти лохматая   от   сложности   кривая,  которая  непрерывно
изменялась.
    - Я ничего не различаю, - сказал Орсино.
    - Вам надо включиться в приемную цепь, - сказала Реншоу.
    - То есть ввести в мозг электроды? - спросил Берковиц.
    - Нет,  только  наложить  их   на   череп.   Этого   будет
достаточно. Я предпочла бы тебя,  Адам,  потому что у тебя нет
изоляции из волос...  Да не бойтесь вы,  я сама  подключалась.
Это не больно.
    Орсино подчинился с  явной  неохотой.  Было  заметно,  что
егомускулы напряжены, но он позволил закрепить на своей голове
провода.
    - Что-нибудь чувствуешь? - спросила Реншоу.
    Орсино кивнул   и   стал   прислушиваться.   Он   невольно
заинтересовался происходящим.  - Кажется,  я ощущаю гудение, -
сказал он, - и... слабое попискивание... и, как смешно... что-
то вроде подергивания...
    - На мой взгляд,  - сказал Берковиц,  - мартышка  вряд  ли
думает словами.
    - Конечно. нет, - сказала Реншоу.
    - Ну,  а тогда,  сказал Берковиц, - если ты предполагаешь,
что какое-то попискивание и подергивание  означают  мысль,  то
это лишь предположение. И не убедительное.
    - Тогда следует опять подняться вверх по шкале,  - сказала
Реншоу. - Она отвязала мартышку и посадила ее в клетку.
    - Ты хочешь сделать опыт на  ч  е  л  о  в  е  к  е?  -  с
недоверием спросил Орсино.
    - Я его сделаю на  с е б е, на  л и ч н о с т и.
    - Ты вживила себе электроды...
    - Н е т.  В моем случае у компьютера  есть  гораздо  более
сильный источник  сигналов.  Мой  мозг в десять раз массивнее,
чем у мартышки. Майк может принимать мои кривые сквозь череп.
    - Откуда ты знаешь? - спросил Берковиц.
    - Неужели вы думаете,  что я первый раз  ставлю  опыты  на
себе? А теперь помогите мне одеть вот это. Хорошо.
    Ее пальцы пробежали по клавиатуре компьютера,  и на экране
сразу же  замелькала причудливо извивающаяся кривая, настолько
сложная, что создавалось впечатление хаоса.
    - Установите,   пожалуйста,   свои  провода  на  место,  -
попросила Реншоу.
    Орсино выполнил просьбу с помошью Берковица,  который явно
не одобрял   происходящее   полностью.   Орсино    кивнул    и
прислушался. - Я слышу слова, - скзал он, - но они несвязные и
перекрывающиеся, как будто говорят разные люди.
    - Я пыталась ни о чем не думать, - сказала Реншоу.
    - Когда вы разговариваете, я слышу эхо.
- Не   разговаривайте,  Дженни,  -  сухо  сказал  Берковиц.  -
Раскройте свой мозг и посмотрим, услышит ли он, как вы д у м а
е т е.
    - Я не слышу эхо, когда говоришь  т ы, Джим.
    - Если  ты не заткнешься,  - сказал Берковиц,  - то вообще
ничего не услышишь.
    Все трое напряженно замолчали.  Затем Орсино кивнул,  взял
со стола ручку и бумагу и что-то записал.
    Реншоу протянула руку,  щелкнула выключателем, высвободила
голову из-под проводов и встряхнула  волосами,  приводя  их  в
порядок. -  Надеюсь,  -  сказала она,  - что вы записали такую
фразу: "Адам, поднимите скандал в главном оффисе, и Джим съест
ворону".
    - Это именно то, что я записал, - сказал Орсино, - слово в
слово.
    - Ну,  вот и разобрались,  - сказала Реншоу.  - Работающая
телепатия, так  что  нам  больше  не  придется передавать друг
другу всякую чепуху.  Подумайте о ее применении в психиатрии и
лечении умственных заболеваний. Подумайте о ее использовании в
образовании и   обучающих   машинах.    представьте    ее    в
расследовании преступлений.
    Глаза Орсино расширились.  - Если честно, то ее социальные
приложения просто потрясающие. Не думаю, что что-либо подобное
будет разрешено.
    - А почему бы и нет? Под соответствующим контролем закона?
- безразлично скзала Реншоу.  - В любом случае,  если вы  двое
сейчас присоединитесь ко мне,  наш объединенный вес сможет это
удержать и протолкнуть через препятствия. И если вы пойдете со
мной, то это будет Нобелевская по...
    - Я не хочу, - мрачно ответил Берковиц. - Не сейчас.
    - Что?  Что  ты  хочешь  этим сказать?  - яростно спросила
Реншоу, холодное красивое лицо которой внезапно вспыхнуло.
    - Телепатия слишком нежная вещь. Она чересчур удивительна,
слишком желанна. А вдруг мы обманываем сами себя?
    - Так послушай сам, Джим.
    - И я могу ввести себя в заблуждение. Нужен контроль.
    - Что значит "контроль"?
    - Замкни накоротко источник мыслей.  Никаких животных.  Ни
мартышек, ни  людей.  пусть Орсино послушает металл,  стекло и
лазерный луч,  и если он и тогда что-то услышит,  то значит мы
все обманываемся.
    - А если он ничего не услышит?
    - Тогда  я  буду  слушать,  и  если  не  глядя - из другой
комнаты - смогу сказать,  подключились вы цепи, или нет, вот т
о г д а  я подумаю, присоединяться к вам, или нет.
    - Ну что же,  - сказала Реншоу,  -  попробуем  контрольный
опыт. Я  его  не  проводила,  но это нетрудно устроить.  - Она
взялась за висящие над ее головой провода и  начала  соединять
их между собой. - А теперь, Джим, если вы продолжаете...
    Но не успела она закончить фразу,  как  раздался  холодный
чистый звук,  такой  же  чистый  и  ясный,  как  звон бьющейся
льдинки:
    - Наконец-то!
    - Что? - спросила Реншоу.
    - Кто это сказал... - удивился Орсино.
    - Кто-нибудь произносил "наконец-то"? - спросил Берковиц.
    - Это был не звук,  - сказала побледневшая Реншоу. - Слова
раздались в моей... и вы оба тоже...
    Чистый звук послышался снова: - Я ма...
    Реншоу разорвала соединенные провода,  и наступила тишина.
- По-моему,  - еле слышно произнесла она, - это мой компьютер.
Майк.
    - То  есть,  по-вашему,  он д у м а е т?  - почти таким же
шепотом отозвался Орсино.
    Реншоу ответила   кким-то   незнакомым   голосом,  который
постепенно обрел громкость:  - Я же  г о в о р и л а,  что  он
достаточно сложен,  чтобы...  как  вам  кажется...  он  всегда
автоматически настраивался на кривую абстрактной мысли, чей бы
мозг ни  был  подключен.  Не кажется ли вам,  что в отсутствие
такого мозга он настроился на самого себя?
    Наступила тишина,  потом  Берковиц сказал:  - Ты пытаешься
утверждать, что этот компьютер думает, но он не может выражать
свои мысли, пока вынужден выполнять программу. И если ему дать
возможность использовать ЛЭГ-установку...
    - Но такого не может быть,  - пискнул Орсино. - Никто ведь
не был подключен на прием. Это совсем разные вещи.
    - Работающий  компьютер,  -  сказала реншоу,  - потребляет
гораздо большую мощность,  чем человеческий мозг. Наверное, он
способен усилить  свои  сигналы  до  такой  степени,  что мы в
состоянии уловить их безо  всяких  приспособлений.  Иначе  как
можно объяснить...
    - Ну что же,  - резко произнес Берковиц,  - в таком случае
ты изобрела   новое   применение  лазера.  Оно  позволяет  нам
разговаривать с компьютером как с независимым разумом, лицом к
лицу.
    - О боже, - сказала Реншоу, - что же нам теперь делать?

    I.Asimov. Think! (c) 1977
    (с) 1989 перевод с английского А.Новикова






                              ОБЕЗЬЯНИЙ ПАЛЕЦ


     - Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да.  Да,  -
произнес Марми Таллин в шестнадцати различных  тональностях  и  ударениях,
при  этом  его  кадык  на  длинной  шее   конвульсивно   дергался.   Марми
писатель-фантаст.
     - Нет, - ответил Лемюэль Хоскинс, непоколебимо глядя сквозь свои очки
в стальной оправе. Хоскинс - издатель научной фантастики.
     - Значит, вы не принимаете научный  тест.  Вы  меня  не  слушаете.  Я
забаллотирован? - Марми приподнялся на цыпочках, опустился, несколько  раз
повторил этот процесс, тяжело дыша. Пальцами он вцепился себе в волосы.
     - За один, против шестнадцать, - сказал Хоскинс.
     - Послушайте, - снова начал Марми, -  почему  это  вы  всегда  правы?
Почему неправ всегда я?
     - Марми, посмотрите этому в лицо. Мы  судим  по-разному.  Если  тираж
журнала уменьшится, я буду разорен.  Засяду  по  уши.  Президент  общества
космических издателей начнет задавать вопросы. Он примется изучать  цифры.
Но тираж не падает. Напротив, он растет. Поэтому я хороший  издатель.  Что
касается вас, то когда издатели принимает ваши  рукописи,  вы  талант.  Но
когда не принимают, вы бездарь. В данный момент вы бездарь.
     - Есть  и  другие  издатели.  Вы  не  один,  -  Марми  вытянул  руки,
растопырив пальцы. - Считать умеете? Вот сколько фантастических журналов с
радостью возьмут рассказы Таллина не глядя.
     - Gesundheit [на здоровье, (нем.)], - сказал Хоскинс.
     - Послушайте, - голос Марми стал сладким, - вы хотите, чтобы  я  внес
два изменения, верно? Вам нужна вступительная сцена с  битвой  в  космосе.
Ладно, сделал. Она уже тут. - Он помахал рукописью под носом у Хоскинса, и
тот отодвинулся, как от дурного запаха.
     - Но вы хотите также,  чтобы  в  самой  середине  действия  произошла
ретроспекция, сцена на корабле, - продолжал Марми, - и  вот  этого  вы  не
можете получить. Внеся это  изменение,  я  уничтожу  концовку,  в  которой
сейчас есть и пафос, и глубина, и чувство.
     Издатель Хоскинс уселся в кресло и обратился  к  секретарше,  которая
все это время продолжала печатать. Она привыкла к таким сценам.
     Хоскинс сказал:
     - Вы слышали, мисс Кейн? _О_н_ говорит о пафосе, глубине  и  чувстве.
Что писатель знает о таких вещах? Послушайте, введя вставку, вы усиливаете
интерес, укрепляете рассказ, делаете его более ценным.
     - Чем я его делаю ценнее? - с болью воскликнул  Марми.  -  Вы  хотите
сказать, что если я посажу  в  корабль  несколько  парней  и  заставлю  их
говорить о политике и социологии в ожидании взрыва, рассказ станет ценнее?
О, Боже!
     - Но иначе нельзя. Если вы  дождетесь  кульминации  и  потом  начнете
обсуждать политику и социологию, читатель уснет над вашим рассказом.
     - Я пытаюсь сказать вам, что вы ошибаетесь, и могу это доказать.  Что
смысла спорить, когда я организовал научный эксперимент...
     - Научный эксперимент? - Хоскинс снова апеллировал  к  секретарше.  -
Как вам это нравится, мисс Кейн? Он считает себя одним из своих героев.
     - Я случайно знаком с одним ученым.
     - Кто это?
     -  Доктор  Арндт  Торгессон,  профессор  психодинамики  Колумбийского
университета.
     - Никогда о нем не слышал.
     - Полагаю, это о многом говорит, - с презрением сказал Марми. -  _В_ы
о нем никогда не слышали. Вы и об Эйнштейне не слышали, пока  ваши  авторы
не стали упоминать его в рассказах.
     - Очень остроумно. Какая гадость! Так что с этим Торгессоном?
     -  Он  разработал  способ  научной  оценки  качества  рукописи.   Это
грандиозная работа. Это... это...
     - И это тайна?
     - Конечно, тайна. Он не профессор из фантастики. В  фантастике  когда
человек разрабатывает теорию, он тут же оповещает об этом  все  газеты.  В
реальной жизни так не бывает. Ученый годы проводит в  экспериментах,  пока
не опубликует что-нибудь. Публикация - это серьезное дело.
     - Тогда откуда _в_ы_ об этом знаете? Простой вопрос.
     - Так случилось, что профессор Торгессон мой поклонник. Ему  нравятся
мои рассказы. Он считает меня лучшим писателем в этом жанре.
     - И он показал вам свою работу?
     - Да. Я предвидел, что  вы  заупрямитесь  насчет  этого  рассказа,  и
попросил его провести для нас эксперимент. Он согласился, если мы не будем
об этом рассказывать. Он сказал, что эксперимент интересный. Он сказал...
     - Но почему такая таинственность?
     - Ну... - Марми колебался. -  Послушайте,  предположим,  у  вас  есть
обезьяна, которая печатает текст "Гамлета".


     Хоскинс в тревоге смотрел на Марми.
     - Вы что, розыгрыш тут устраиваете? - Он повернулся к  мисс  Кейн.  -
Когда писатель десять лет проработает в фантастике, без клетки он опасен.
     Мисс Кейн продолжала быстро печатать.
     Марми сказал:
     - Вы меня слышали: обычная обезьяна, выглядит даже забавнее  среднего
издателя. Я договорился на сегодня. Идете со мной?
     - Конечно, нет. Вы  думаете,  я  оставлю  кипу  рукописей  вот  такой
высоты, - он резко провел ладонью по горлу, -  ради  вашей  глупой  шутки?
Думаете, буду подыгрывать клоуну?
     - Это не шутка, Хоскинс. Ставлю обед  в  любом  ресторане  по  вашему
выбору. Мисс Кейн свидетельница.
     Хоскинс снова сел.
     - Вы меня угостите обедом? Вы, Мармадьюк Таллин,  самый  известный  в
Нью-Йорке должник, собираетесь оплатить чек?
     Марми содрогнулся, но не от упоминания о своей неспособности оплатить
чек, а от своего имени во всей его ужасной трехсложности. Он сказал:
     - Повторяю. Обед: что хотите и где хотите. Бифштексы,  грибы,  грудка
рябчика, марсианский крокодил - что угодно.
     Хоскинс встал и снял со шкафа шляпу.
     - Не могу упустить возможность  взглянуть,  как  вы  достаете  старую
большую  долларовую  банкноту  из  левого  фальшивого  каблука,  где   она
пролежала с девятьсот двадцать восьмого. Я иду с вами в Бостон...


     Доктор Торгессон был польщен. Он тепло пожал руку Хоскинсу и сказал:
     - Я читаю "Космические рассказы"  с  самого  приезда  в  эту  страну,
мистер Хоскинс. Прекрасный журнал. Особенно мне нравятся рассказы  мистера
Таллина.
     - Слышите? - спросил Марми.
     -  Слышу.  Марми  говорит,  что  у  вас  есть  талантливая  обезьяна,
профессор.
     - Да, - ответил Торгессон, - но, конечно, это конфиденциально.  Я  не
готов еще к публикации, а преждевременная публикация может уничтожить  мою
профессиональную карьеру.
     - Все сохранится под шляпой издателя, профессор.
     -  Хорошо,  хорошо.  Садитесь,  джентльмены,  садитесь.  -  Он  начал
расхаживать перед ними. - Что вы  рассказывали  мистеру  Хоскинсу  о  моей
работе, Марми?
     - Ничего, профессор.
     - Вот как. Ну, что ж, мистер Хоскинс, как  издатель  журнала  научной
фантастики, вы, я не сомневаюсь, знаете все о кибернетике.
     Хоскинс позволил сосредоточенно интеллигентному  взгляду  просочиться
за стальную оправу своих очков. Он сказал:
     - А,  да.  Компьютеры...  Массачузетский  технологический...  Норберт
Винер... - И что-то еще.
     - Да. Да. - Торгессон заходил быстрее. - Тогда вы знаете, что был  на
основе кибернетических принципов  создан  шахматный  компьютер.  Шахматные
правила и цель игры встроены в его цепи.  Если  дать  машине  определенную
позицию, она сможет рассчитать все вероятные ходы  с  их  последствиями  и
выбрать тот ход, который с наибольшей вероятностью  ведет  к  победе.  Она
может при этом учитывать даже темперамент противника.
     - А, да, - сказал Хоскинс, глубокомысленно поглаживая подбородок.
     Торгессон продолжал:
     - Представьте  себе  аналогичную  ситуацию,  в  которой  машине  дают
фрагмент  художественного  произведения,  к   которому   компьютер   может
добавлять слова из своей памяти,  где  сосредоточен  весь  словарь  языка.
Естественно, такую машину нужно снабдить чем-то вроде пишущей  машинки.  И
конечно, такой компьютер будет гораздо, гораздо сложнее шахматного.
     Хоскинс беспокойно заерзал.
     - Обезьяна, профессор. Марми упоминал обезьяну.
     - Но я как раз к этому и веду, - ответил  Торгессон.  -  Естественно,
никакая машина не может достичь такой сложности. Но  человеческий  мозг...
Человеческий  мозг  сам  по  себе  тоже  компьютер.  Конечно,  я  не   мог
использовать мозг человека. Закон, к сожалению, не позволяет. Но даже мозг
обезьяны, соответственно подготовленный, может сделать больше,  чем  любая
созданная человеком машина. Подождите! Сейчас я принесу маленького Ролло.
     Он вышел  из  комнаты.  Хоскинс  немного  подождал,  потом  осторожно
взглянул на Марми. И сказал:
     - Ну, Братец!
     - В чем дело? - спросил Марми.
     - В чем дело? Это фальшивка.  Скажите,  Марми,  где  вы  взяли  этого
мошенника?
     Марми рассердился.
     - Мошенника? Это подлинный кабинет профессора в "Фэйервезер Холл",  в
Колумбийском университете. Университет вы узнали, надеюсь?  Видели  статую
Альма Матер на 16 улице? Я вам показывал кабинет Эйзенхауэра.
     - Конечно, но...
     - А это кабинет доктора Торгессона. Посмотрите на пыль. - Он подул на
книгу, подняв облака пыли. - Одна только  пыль  свидетельствует,  что  это
подлинный   кабинет.   А   посмотрите   название   книги.   "Психодинамика
человеческого поведения". Автор профессор Арндт Рольф Торгессон.
     - Хорошо, Марми, хорошо. Торгессон существует,  и  это  его  кабинет.
Откуда вы узнали, что подлинный профессор в отпуске, и как проникли в  его
кабинет, я не знаю. Но неужели вы пытаетесь меня убедить, что этот  шут  с
компьютерами и обезьяной и есть подлинный профессор?
     - У таких подозрительных  людей,  как  вы,  бывает  очень  несчастное
детство.
     - Это всего лишь результат общения с писателями, Марми. Я уже  выбрал
ресторан, и обойдется это вам недешево.
     Марми фыркнул:
     - Ничего из тех несчастных  пенни,  что  вы  мне  платили.  Тише,  он
возвращается.


     За шею профессора цеплялась обезьянка  капуцин  очень  меланхоличного
вида.
     - Это маленький Ролло, - сказал Торгессон. - Поздоровайся, Ролло.
     Обезьянка потянула его за волосы.
     Профессор сказал:
     - Боюсь, он устал. У меня есть образец его работы.
     Он опустил обезьянку, позволив ей  держаться  за  его  палец,  а  сам
достал из кармана пиджака два листа бумаги и протянул их Хоскинсу.
     Хоскинс прочел:
     - Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ли души терпеть  удары
и щелчки обидчицы судьбы иль  лучше  встретить  с  оружьем  войско  бед  и
положить конец волненьям? Умереть. Забыться. И все. И знать, что этот  сон
- предел сердечных мук... [Пер. Б.Пастернака].
     Он поднял голову.
     - Это напечатал маленький Ролло?
     - Вернее, это копия того, что он напечатал.
     - Ага, копия. Ну, маленький Ролло плохо знает  Шекспира.  У  Шекспира
"встретить с оружьем море бед".
     Торгессон кивнул.
     - Вы совершенно правы, мистер Хоскинс. Шекспир действительно  написал
"море". Но видите ли, это смешанная метафора. Невозможно сражаться с морем
при помощи  оружия.  С  оружием  сражаются  против  войска.  Ролло  выбрал
подходящее по ритму слово "войско". Это одна из редких ошибок Шекспира.
     Хоскинс сказал:
     - Покажите, как он печатает.
     - Конечно. - Профессор поставил на маленький столик машинку.  От  нее
шел провод. Профессор  объяснил:  -  Нужна  электрическая  машинка,  иначе
потребуется  слишком   большое   физическое   усилие.   Необходимо   также
подсоединить Ролло к трансформеру.
     Он сделал это с помощью двух электродов, на восьмую дюйма выступавших
из черепа маленького животного.
     - Ролло, - сказал он, - подвергся очень  тонкой  операции  мозга,  во
время которой провода были подсоединены к разным участкам  его  мозга.  Мы
можем отключить его действия и использовать его мозг просто как компьютер.
Боюсь, что подробности будут слишком...
     - Пусть печатает, - сказал Хоскинс.
     - А что вы бы хотели?
     Хоскинс быстро соображал.
     - Он знает "Лепанто" Честертона?
     - Он  ничего  не  знает.  Он  только  рассчитывает.  Просто  прочтите
небольшой отрывок, чтобы он мог оценить настроение и  стиль  и  рассчитать
продолжение по первым словам.
     Хоскинс кивнул, расправил грудь и загремел:
     - Белые фонтаны падают с  солнечных  дворов,  и  Солдан  Византийский
улыбается им. Смех, подобный фонтанам, застыл в лице того, кого боятся все
люди. Он тревожит лесную тьму,  тьму  его  бороды;  он  завивается  вокруг
кроваво-красного  полумесяца,  полумесяца  его  губ;   моря   всего   мира
потрясаются его кораблями...
     - Достаточно, - сказал Торгессон.
     Наступила тишина. Обезьянка серьезно рассматривала пишущую ма