- Это действие вряд ли могло не привести к успеху. Видите  ли  (бомба
номер один), к этому времени я уже знал, что произошло.
     Шлосс вскочил.
     - Да? Вы уверены?
     - Отправляйтесь туда сами. Сейчас это безопасно. Я  скажу  вам,  куда
посмотреть.
     Шлосс снова медленно сел. Генерал Каллнер с энтузиазмом подхватил:
     - Если правда, то отлично.
     - Правда, - сказал Блейк. Он  посмотрел  на  Сьюзан  Кэлвин,  которая
молчала.
     Блейк наслаждался ощущением  власти.  Он  взорвал  бомбу  номер  два,
сказав:
     - Кончено, виноват робот. Вы слышите, доктор Кэлвин?
     Сьюзан Кэлвин заговорила впервые.
     - Слышу. Кстати, я ожидала этого. Это единственная часть оборудования
на борту корабля, которая не была проверена на Гипербазе.
     На мгновение Блейк оторопел. Потом сказал:
     - Но вы ничего об этом не говорили.
     Доктор Кэлвин ответила:
     - Как несколько раз сказал доктор Шлосс, я не  специалист  в  области
физики эфира. Моя догадка легко могла оказаться неверной. Я не имела права
вырабатывать у вас предубеждение перед началом дела.
     - Хорошо. А вы случайно не знаете, что именно не сработало?
     - Нет, сэр.
     - Но почему, ведь робот  лучше  человека?  В  этом-то  вся  беда.  Не
странно ли, что дело в самой специфике  "Ю.С.Роботс"?  Как  я  понял,  там
делают роботов, которые лучше людей.
     Он бил ее словами, но она не клюнула на приманку.
     Напротив, она вздохнула.
     - Мой дорогой доктор Блейк. Я не отвечаю за лозунги нашего рекламного
отдела.
     Блейк снова оторопел. Нелегко иметь дело с этой женщиной, Кэлвин.  Он
сказал:
     - Ваши люди собрали робота, который должен был  заменить  человека  у
приборов "Парсека". Он должен был потянуть рычаг на себя, поместить его  в
нужное положение и дать своим рукам нагреть его, чтобы  замкнуть  контакт.
Просто, доктор Кэлвин?
     - Достаточно просто, доктор Блейк.
     - И если бы робот не был сделан лучше человека,  он  бы  справился  с
заданием. К несчастью, "Ю.С.Роботс" считает, что робот должен  быть  лучше
человека. Роботу приказали сильно потянуть рычаг на себя. Это  слово  было
повторено, усилено, подчеркнуто. И робот сделал то,  что  ему  велели.  Но
беда в одном. Он в десять  раз  сильнее  обычного  человека,  на  которого
рассчитан этот рычаг.
     - Вы хотите сказать...
     - Я говорю, что рычаг прогнулся. Он прогнулся таким образом,  что  не
доставал до контакта. Когда рука  робота  нагрела  микропару,  контакт  не
замкнулся. - Он улыбнулся. - Это не просто ошибка  одного  робота,  доктор
Кэлвин. Это символ неудачи самой идеи робота.
     - Послушайте, доктор Блейк, - ледяным голосом сказала Сьюзан  Кэлвин,
- вы пытаетесь привнести логику в психологию миссионера. Робот снабжен  не
только грубой силой, но  и  соответствующим  интеллектом.  Если  бы  люди,
дававшие ему приказ, использовали количественные оценки, а не глупое слово
"сильно", этого бы не случилось. Если бы они сказали:  "Приложи  усилие  в
пятьдесят пять фунтов", все прошло бы хорошо.
     - Вы хотите сказать, что  виноват  не  робот,  а  некомпетентность  и
неразумность людей, - сказал Блейк. - Уверяю вас, люди на Земле  посмотрят
на это иначе, они не захотят  прощать  "Ю.С.Роботс".  Вашу  фирму  ожидает
крах.
     Генерал-майор Каллнер вернувшимся  к  нему  властным  голосом  быстро
сказал:
     - Подождите, Блейк, все, что произошло, закрытая информация.
     - В сущности, - неожиданно вмешался  Шлосс,  -  ваша  теория  еще  не
проверена. Мы пошлем на корабль группу и все обследуем. Может,  совсем  не
робот виноват.
     - Вы позаботитесь, чтоб они что-нибудь обнаружили, верно? Боюсь, люди
не поверят вашей заинтересованной группе. К тому же мне еще кое-что  нужно
вам сказать. - Он подготовил бомбу  номер  три  и  сказал:  -  Я  подаю  в
отставку. Увольняюсь.
     - Почему? - спросила Сьюзан Кэлвин.
     - Потому что, как вы сказали, доктор Кэлвин, я миссионер, - улыбаясь,
ответил Блейк. - И у меня есть миссия. Я чувствую себя  обязанным  сказать
людям  Земли,  что  развитие  роботов  достигло   такого   пункта,   когда
человеческая жизнь ценится меньше  жизни  робота.  Теперь  можно  человеку
приказать идти в опасность, потому что нельзя рисковать жизнью  робота.  Я
считаю, земляне должны узнать об этом. Многие люди  не  доверяют  роботам.
"Ю.С.Роботс" еще не  получила  законного  права  использовать  роботов  на
Земле. Мне кажется, доктор Кэлвин, что то, что я скажу,  решит  все  дело.
Вы, доктор Кэлвин, и ваша компания, и  ваши  роботы  будете  выброшены  из
Солнечной системы.
     Блейк знал, что предупреждает ее; он вооружает ее, но  отказаться  от
этой сцены не мог. С того момента как он вылетел на  "Парсек",  он  жил  в
ожидании этой минуты и не мог от нее отказаться.
     Он наслаждался мгновенным блеском глаз Сьюзан Кэлвин, слабой окраской
ее щек. Подумал:
     - Ну, как вы себя чувствуете, мадам ученая?
     Каллнер сказал:
     - Вам не будет  разрешено  уйти  в  отставку,  Блейк.  Вам  не  будет
разрешено...
     - А как вы меня остановите, генерал? Я герой, разве  вы  не  слышали?
Старая мать-Земля уважает героев. Всегда уважала. Люди  захотят  услышать,
что я им скажу. И им не понравится, если мне  помешают.  По  крайней  мере
пока я еще свежий герой. Я уже поговорил  с  Ронсоном  из  "Интерпланетари
пресс", сказал, что у меня есть нечто очень важное, нечто такое, что может
покачнуть правительства и вымести всех чиновников, руководящих  наукой.  И
"Интерпланетари" первая на очереди ждет моих слов. Может, вы захотите меня
расстрелять? Думаю, после этого вам будет еще хуже.
     Месть Блейка осуществилась. Он не пропустил ни слова.  Он  ни  в  чем
себя не ограничивал. И встал, собираясь уходить.


     - Минутку, доктор Блейк, - сказала Сьюзан  Кэлвин.  Ее  низкий  голос
прозвучал властно.
     Блейк  невольно  повернулся,  как  школьник  на  голос  учителя,   но
противопоставил этому движению насмешливое замечание:
     - Вероятно, вы хотите объясниться?
     - Вовсе нет, - прямо ответила она. - Вы сами все объяснили,  и  очень
хорошо. Я выбрала вас, потому что думала, что вы  поймете,  хотя  считала,
что вы поймете скорее. Я была знакома с вами. Я знала, что  вы  не  любите
роботов и поэтому у вас не будет относительно них иллюзий. Из вашего дела,
которое я просмотрела  перед  вашим  назначением,  я  узнала.  что  вы  не
одобряете  эксперимент  с  посылкой  робота  в   гиперпространство.   Ваши
начальники ставили вам это в вину, но я подумала, что  это  пункт  в  вашу
пользу.
     - О чем это вы, доктор, если простите мне мою резкость?
     - Дело в том, что вы понимали: роботу нельзя  давать  это  поручение.
Как вы сказали? Неспособность робота должна  быть  компенсирована  умом  и
изобретательностью человека. Совершенно верно, молодой человек, совершенно
верно. Роботы не обладают изобретательностью. Их мозг ограничен, он  может
быть рассчитан до предела. В сущности, в этом и заключается моя работа.
     - Если роботу дан приказ, точный приказ, он его выполнит. Если приказ
неточен, робот не может исправить свои  ошибки  без  дальнейших  приказов.
Разве не это произошло на корабле? Как можно  посылать  робота  на  поиски
неполадок в механизме, если мы не можем дать точный  приказ:  мы  сами  не
знаем, что искать. "Найдите неисправность", - такой приказ нельзя отдавать
роботу, только человеку. Человеческий мозг,  пока  во  всяком  случае,  не
поддается расчетам.
     Блейк неожиданно сел и с отчаянием  посмотрел  на  робопсихолога.  Ее
слова проникли в самую глубину его сознания, прорвали  пелену  эмоций.  Он
обнаружил, что не может спорить с ней. Хуже того,  предчувствие  поражения
охватило его.
     Он пробормотал:
     - Вы могли бы сказать мне об этом до отлета.
     -  Могла,  -  согласилась  доктор  Кэлвин,  -  но  я  заметила   ваше
естественное беспокойство за свой рассудок. Это беспокойство могло снизить
вашу эффективность исследователя, и мне пришло в голову, что лучше  будет,
если вы сочтете  моим  единственным  побудительным  мотивом  необходимость
сберечь робота. Я решила, что это  рассердит  вас,  а  гнев,  мой  дорогой
доктор Блейк, иногда очень полезная эмоция.  Рассерженный  человек  меньше
боится. И все очень хорошо сработало, мне кажется. - Она сложила  руки  на
коленях, и на лице ее появилось впервые в жизни близкое подобие улыбки.
     Блейк сказал:
     - Чтоб я провалился!
     Сьюзан Кэлвин продолжала:
     - Послушайте моего совета, вернитесь к  своей  работе,  примите  свой
статус героя и расскажите своему другу-репортеру  все  подробности  своего
героического поступка. Пусть это и будет той большой новостью, которую  вы
ему обещали.
     Медленно, неохотно Блейк кивнул.
     Шлосс облегченно вздохнул, Каллнер широко  улыбнулся.  Они  протянули
руки. За все время, пока говорила Сьюзан Кэлвин, они молчали. Да и  сейчас
не стали говорить.
     Блейк сдержанно пожал им руки.
     - Ваше участие, доктор Кэлвин, должно быть освещено в прессе.
     Сьюзан Кэлвин холодно ответила:
     - Не будьте дураком, молодой человек. Это моя работа.





                              Айзек АЗИМОВ

                                  КЛЮЧ


     Этот рассказ  написан  при  исключительно  приятных  обстоятельствах.
Джозеф и Эдвард Ферманы, отец и сын, издатели "Журнала фэнтези  и  научной
фантастики" решили выпустить специальный посвященный мне номер.
     Я сделал вид, что меня одолевает скромность, но  на  самом  деле  это
тешило мое тщеславие и покорило меня. Когда они  сказали,  что  для  этого
номера им нужен совершенно новый рассказ, я немедленно согласился.
     И вот я сел и написал четвертый рассказ о Уэнделле Эрте, ровно  через
десять лет после третьего. Так приятно снова оказаться в  упряжи,  приятно
видеть  и  вышедший  специальный   номер.   Эд   Эмшуиллер,   несравненный
иллюстратор фантастики,  выполнил  мой  портрет  для  обложки  и  совершил
невероятный tour de force [Дело необыкновенной трудности, подвиг - (фр.)],
заставив меня на портрете выглядеть одновременно и  похожим,  и  красивым.
Если я смогу уговорить "Даблдей" поместить этот же портрет на суперобложке
этой книги, вы сами убедитесь  [Речь  идет  о  первом  издании  в  твердом
переплете. - Прим. авт.].


     Карл Дженнингс знал, что умирает. У него еще несколько часов жизни, а
сделать нужно очень много.
     Отсрочки смертного приговора  не  будет,  он  на  Луне,  и  связь  не
действует.
     Даже на Земле остается  несколько  мест,  где  без  исправного  радио
человек погибнет, и ему не поможет рука другого человека, его не  пожалеет
сердце другого человека и даже взгляд другого человека не  упадет  на  его
труп. Здесь же, на Луне, мало других мест.
     Земляне, конечно, знают, что он на Луне.  Он  участник  геологической
экспедиции   -   нет,   селенологической    экспедиции!    Странно,    как
ориентированный на Землю ум настаивает на этом "гео-".
     Работая, он с усилием  заставлял  себя  размышлять.  Он  умирает,  но
по-прежнему в мыслях его искусственно установленная ясность. Он беспокойно
осмотрелся. Ничего не видно. Он во тьме вечной тени северного  края  стены
кратера; чернота здесь изредка прерывается только вспышками  фонарика.  Он
зажигает фонарик лишь изредка, частично опасаясь  истратить  всю  энергии,
частично боясь, что его увидят.
     Слева, на юге, вдоль близкого горизонта Луны тянется полумесяц яркого
белого солнечного сияния. За горизонтом, невидимый, лежит  противоположный
край кратера. Солнце никогда не поднимается так высоко, чтобы заглянуть за
край кратера и осветить поверхность непосредственно у его ног. По  крайней
мере радиации он может не опасаться.
     Он копал старательно, но  неуклюже,  обливаясь  потом  в  космическом
скафандре. Ужасно болел бок.
     Пыль  и  обломки  не  имеют  здесь  внешности   "волшебного   замка",
характерной для тех районов Луны, где они подвержены смене света  и  тьмы,
холода и жары. Здесь,  в  вечном  холоде,  медленно  обрушивающаяся  стена
кратера просто нагромоздила груду неоднородных обломков. Частицы падали  с
характерной для Луны неторопливостью и в то же время с видимостью огромной
скорости, потому что не  было  сопротивления  воздуха,  не  было  туманной
дымки, мешающей видеть.
     Дженнингс на мгновение зажег фонарик и отбросил в сторону камень.
     У него мало времени. Он все глубже закапывался в пыль.
     Еще немного, и он сможет положить Аппарат  в  яму  и  забросать  его.
Штраус его не найдет.
     Штраус!
     Второй член экспедиции. Участник открытия. Претендент на славу.
     Если бы Штраусу нужна была только слава, Дженнингс  не  возражал  бы.
Открытие важнее любого тщеславия. Но Штраусу нужно кое-что  другое,  нечто
такое, чему Дженнингс должен помешать.
     Одно из немногих, за что Дженнингс согласен умереть.
     И он умирает.
     Они нашли это вместе. Штраус нашел корабль, вернее, обломки  корабля,
или еще  вернее,  то,  что,  возможно,  когда-то  было  обломками  чего-то
аналогичного кораблю.
     - Металл! - сказал Штраус, подбирая нечто неровное,  почти  аморфное.
Его глаза и лицо были едва видны сквозь толстое свинцовое  стекло  визора,
но резкий грубый голос ясно звучал в наушниках скафандра.
     Дженнингс тут же подплыл  со  своего  места  в  полумиле  отсюда.  Он
сказал:
     - Странно! На поверхности Луны нет свободного металла.
     - Не должно быть. Но вы  хорошо  знаете,  что  исследована  небольшая
часть поверхности Луны. Кто знает, что еще на ней можно найти?
     Дженнингс согласно хмыкнул и протянул руку в перчатке к находке.
     Да, верно, на  поверхности  Луны  можно  обнаружить  что  угодно.  Их
экспедиция первая неправительственная на Луне. До сих пор тут были  только
финансируемые правительством группы,  выполнявшие  одновременно  множество
заданий. Признак наступления  космической  эры  -  Геологическое  общество
смогло  послать  двух  человек  на   Луну   исключительно   для   изучения
селенологии.
     Штраус сказал:
     - Похоже, поверхность когда-то была полированной.
     - Вы правы, - согласился Дженнингс. - Может, есть еще что-нибудь.
     Они нашли еще три куска, два небольших и третий побольше, со  следами
шва.
     - Отнесем их на корабль, - сказал Штраус.
     Они вернулись на своей маленькой скользящей лодке к кораблю. На борту
сбросили скафандры, Дженнингс всегда радовался  этому.  Он  начал  яростно
чесать ребра и тереть щеки, пока его светлая кожа не покраснела.
     Штраус презрел такие слабости и сразу принялся  за  работу.  Лазерный
луч  выжег  в  металле  небольшое  углубление,   и   пары   отразились   в
спектрографе. В основном титановая сталь, немного кобальта и молибдена.
     - Да, он искусственный, - сказал Штраус. Его широкоскулое  лицо,  как
всегда, было суровым и жестким. Никакого оживления на нем  не  было,  хотя
сердце самого Дженнингса готово было выпрыгнуть из груди.
     Может, это возбуждение и заставило Дженнингса начать.
     - С такой находкой  стали  мы  с  вами  богаче  стали...  -  он  чуть
подчеркнул слово "стали", чтобы показать игру слов.
     Однако Штраус поглядел на Дженнингса с ледяным отвращением, и попытка
поиграть в каламбуры захлебнулась.
     Дженнингс вздохнул. У  него  она  почему-то  никогда  не  получается.
Никогда! Он вспомнил,  как  в  университете...  Ну,  неважно.  Их  находка
заслуживает гораздо  лучшего  каламбура,  чем  он  в  состоянии  сочинить,
несмотря на все спокойствие Штрауса.
     А может, Штраус не понимает ее значения. подумал Дженнингс.
     Кстати, он почти ничего не  знает  о  Штраусе,  кроме  его  репутации
селенолога. Он читал статьи Штрауса,  и  полагал,  что  Штраус  читал  его
статьи. Их пути могли пересечься еще в университете,  но  они  никогда  не
встречались, пока не приняли участие  в  конкурсе  и  не  были  утверждены
членами экспедиции.
     Всю неделю пути  Дженнингс  постоянно  сознавал  присутствие  крупной
фигуры своего спутника, его песочного цвета волос и голубых глаз, привык к
тому, как работают мышцы его челюсти, когда он ест. Сам Дженнингс, гораздо
меньше ростом и изящней, тоже голубоглазый, но темноволосый, старался уйти
подальше от тяжелых проявлений силы и настойчивости своего спутника.
     Дженнингс сказал:
     - В архивах нет упоминаний о посадке корабля в этой  части  Луны.  Ни
один корабль не разбивался здесь.
     - Если бы это были части корабля, - ответил Штраус,  -  они  были  бы
ровными и полированными. Эти подверглись эрозии, а  атмосферы  здесь  нет,
значит они многие годы бомбардировались микрометеорами.
     Итак, он все-таки видит значение. Дженнингс торжествующе сказал:
     - Это не человеческий артефакт. Неземные  создания  некогда  посещали
Луну. Кто знает, как давно?
     - Кто знает? - сухо повторил Штраус.
     - В отчете...
     - Подождите, - повелительно сказал Штраус. -  Отчет  отправим,  когда
будет в чем отчитываться. Если это корабль, то должно быть еще что-нибудь.
     Но сейчас продолжать поиски они не могут.  Они  уже  много  часов  на
ногах, нужно поесть и поспать. Заняться работой лучше со  свежими  силами,
тогда можно будет посвятить ей многие  часы.  Молча,  без  обсуждения  они
согласились на этом.
     Земля низко висела над восточным горизонтом,  почти  в  полной  фазе,
яркая и голубая. Дженнингс смотрел на нее за едой, как  всегда,  испытывая
острую тоску по дому.
     - Выглядит она так мирно, - сказал он, - но на ней  шесть  миллиардов
человек.
     Штраус оторвался от каких-то своих мыслей и ответил:
     - Шесть миллиардов человек уничтожают ее.
     Дженнингс нахмурился:
     - Надеюсь, вы не ультра?
     Штраус сказал:
     - Какого дьявола вы толкуете?
     Дженнингс почувствовал, что краснеет. Он легко краснел, при  малейшем
расстройстве или смене эмоций. И это его крайне смущало.
     Не отвечая, он продолжал есть.
     Уже целое  поколение  население  Земли  остается  постоянным.  Нельзя
позволить дальнейшее увеличение.  Это  признают  все.  Но  есть  и  такие,
которые говорят, что  просто  "не  выше"  недостаточно;  население  должно
сократиться.  Дженнингс  сам  разделял  эту  точку   зрения.   Разросшееся
человечество поглощает Земной шар живьем.
     Но  как  сократить  население?  Убеждая  сокращать  рождаемость,   но
добровольно. Однако позже начали раздаваться голоса, что нужно  не  просто
сокращение, а отбор: выжить должны лучшие, при этом самозваные лучшие сами
выбирали критерии выживаемости.
     Дженнингс подумал:
     - Я его, наверно, обидел.
     Позже, когда он уже засыпал, ему пришло в голову, что  он  ничего  не
знает о характере Штрауса. Что если  тот  собирается  сам  отправиться  на
поиски, чтобы присвоить себе всю славу и...
     Он в тревоге приподнялся на локте, но Штраус дышал  ровно;  Дженнингс
прислушивался, и тут дыхание Штрауса перешло в храп.


     Следующие три дня они упорно искали обломки. Нашли несколько.  И  еще
кое-что. Участок, покрытый слабым свечением лунных бактерий. Эти  бактерии
достаточно распространены, но никто не находил  их  в  таких  количествах,
чтобы они испускали видимый свет.
     Штраус сказал:
     - Здесь, возможно, когда-то находилось органическое существо или  его
останки. Оно погибло, но микроорганизмы в нем выжили.  И  в  конце  концов
поглотили его.
     - И, возможно, расселились, - подхватил Дженнингс. - Может быть,  это
вообще источник появления лунных бактерий. У них не лунное  происхождение,
они просто приспособились - эпохи назад.
     - Но можно сделать и другой вывод. Поскольку эти бактерии абсолютно и
фундаментально отличны от любых видов земной жизни,  значит  существо,  на
котором они паразитировали, - если оно их  источник  -  тоже  должно  было
фундаментально отличаться. Еще одно указание на неземное происхождение.
     След кончился у стены небольшого кратера.
     - Тут потребуются бо