ии,  Эндрю,  -   сказал
Магдескью, -  но  не по тем причинам,  что могли прийти тебе в
голову. Я бы ничуть не был против, если бы ее проводили на ком
-то другом.  Мне  было страшно рисковать т в о и м позитронным
мозгом. Теперь, когда твои позитронные схемы взаимодействуют с
искусственными нервами,  может  оказаться  трудным спасти твой
мозг в целости, если с телом что-то случится.
    - Я  полностью доверял умению персонала "Ю.С.  Роботс",  -
ответил Эндрю. - И теперь я могу есть.
    - Да,   ты  можешь  пить  оливковое  масло.  Как  мы  тебе
объясняли, это будет  означать  периодическую  очистку  камеры
сгорания. По-моему, достаточно неприятная процедура.
    - Возможно.  Если бы я  не  собирался  пойти  еще  далшье.
Вполне осуществима  и  самоочистка.  Практически я уже работаю
над устройством,  которое будет перерабатывать  твержую  пищу,
содержащую несгораемые фракции - неперевариваемые,  если можно
так сказать, и которые будет необходимо удалять.
    - Тогда тебе придется предусмотреть анус.
    - Да, его эквивалент.
    - И что еще, Эндрю.
    - Все остальное.
    - И половые органы?
    - Только если он мне потребуются. Мое тело - это холст, на
котором я намереннарисовать...
    Магдескью ждал  окончания   предложения,   и   когда   ему
показалось, что его не будет, закончил сам: - Человека?
    - Посмотрим, - сказал Эндрю.
    - Все это мелкие амбиции,  Эндрю, - сказал Магдескью. - Ты
лучше, чем человек.  Ты начал спускаться вниз с того  момента,
как выбрал органику.
    - Мой мозг не пострадал.
    - Нет.  В этом я могу тебя заверить.  Но послушай,  Эндрю,
весь прорыв в производстве протезных устройств, который сделал
возможным твои  патенты,  связан  в  сознании  люджей  с твоим
именем. Ты  -  признанный  изобретатель,  которому   оказывают
почести такому,  какой ты есть. Для чего же продолжать игру со
своим телом?
    Эндрю промолчал.
    Дошла очередь и до почестей.  Он  стал  членом  нескольких
научных обществ,  включая и то,  что было посвящено основанной
им науке,  названной им робобиологией,  но коорая позднее была
переименована в протезологию.
    В стопятидесятилетнюю годовщину создания Эндрю в его честь
был устроен  обед  в  здании  "Ю.С.  Роботс".  И  если Эндрю и
усмотрел в этом парадокс, то не высказал его.
    Пенсионер Элвин Магдескью специально приехал, чтобы занять
место председателся.  Ему было девяносто четыре года, и он был
жив лишь    потому,   что   имел   протезирующие   устройства,
выполнявшие, проме всего  прочего,  функции  печени  и  почек.
Венцом обеда  стал момент,  когда Магдескью,  после короткой и
эмоциональной речи,  поднял  бокал  и  провзгласил  тост   "за
150-летнего робота".
    К этому времени сухожилия на лице  Эндрю  были  переделаны
так, что  он уже был способен выражать определенные эмоции, но
в течение всей церемонии он просидел в  мрачной неподвижности.
Ему не нравилось быть стопятидесятилетним роботом.

                              17

    Пришло время,  когда протезология вынудила Эндрю улететь с
Земли. За  десятилетия,  прошедшие  после   празднования   его
юбилея, Луна  стала  миром,  во  всех  отношениях,  кроме силы
тяжести, более  похожим  на  Землю,  чем  сама  Земля,  а   ее
подземные города были довольно плотно заселены.
    Протезирубщие устройства  там  должны  были  работать  при
меньшей гравитации, и Эндрю провел на Луне пять лет, работая с
местными протезологами   над   необходимыми   адаптациями.   В
своебодное от работы время он бродил среди роботов,  каждый из
которых относился к нему с тем же  подобострастием,  что  и  к
людям.
    Он вернулся на Землю, где по сравнению с Луной были тишь и
гладь, и посетил контору "Фейнголд и Чарни" чтобы дать знать о
своем возвращении.
    Нынешний глава фирмы,  Саймон де Лонг,  был удивлен. - Нам
сообщили, - сказал он,  - что ты возвращаешься, Эндрю (он едва
не сказал  "мистер  Мартин"),  но  мы  не  ждали  тебя  раньше
следующей недели.
    - Я стал раздаржэительным,  - резко произнес Эндрю. Ему не
терпелось высказаться.  -  На  Луне,  Саймон,   я   возглавлял
исследовательскую группу    из    двадцати    ученых.   Людей,
разумеется. Я  отдавал  распоряжения,  с  которыми  никто   не
спорил. роботы на Луне считались со мной так же, как если бы я
был человеком. Почему же, в таком случае, я не человек?
    В глазах де Донга появилась настороженность. - Мой дорогой
Эндрю, - сказал он, - ты мне только что рассказал, что и люди,
и роботы относились к тебе,  как к человеку. Следовательно, ты
и есть человек de facto.
    - Быть человеком de facto недостаточно.  Я хочу,  чтобы со
мной не только  обращались  как  с  человеком,  но  и  законно
признали таковым. Я хочу быть человеком  de jure.
    - Теперь это уже другой вопрос,  - сказал де Лонг. - Здесь
мы столкнемся с человеческой предвзятостью и с тем несомненным
фактом, что как бы ты ни напоминал человека внешне,  ты все же
н е  человек.
    - В каком смысле не человек?  - спросил Эндрю.  -  Я  имею
внешность человека  и  эквивалентные  ему  органы.  Мои органы
практически идентичны некоторым из тех,  что имеются у людей в
качестве протезов.  Я  внес  такой  же большой художественный,
литературный и научный вклад в человеческую  культуру,  как  и
любой из живущих сейчас людей. Чего же еще можно требовать?
    - Лично я ничего больше не требую.  Проблема  в  том,  что
для признания   тебя   человеком   потребуется  акт  Всемирной
легислатуры. Если честно, то я не верю, что это возможно.
    - С кем из легислатуры я могу поговорить?
    - Возможно, с председателем Комитета по науке и технике.
    - Ты можешь устроить встречу?
    - Вряд ли тебе нужен посредник.  При  твоем  положении  ты
можешь...
    - Нет.  Ее организуешь т ы.  (Ему даже не пришло в голову,
что он прямо приказывает человеку. Он привык к этому на Луне).
Я хочу,  чтобы он знал,  что фирма "Фейнголд  и  Чарни"  будет
стоять за меня до конца.
    - Однако...
    - До  конца,  Саймон.  За  173  года  я тем или иным путем
многое сделал для процветания этой фирмы.  В  прошлом  у  меня
были обязательства по отношению к индивидуальным членам фирмы.
Теперь они выполнены.  Обстоятельства изменились,  и я требую,
чтобы мне уплатили долги.
    - Я сделаю все, что смогу, - сказал де Лонг.

                              18

    Председателем Комитета  по  науке  и   технике   оказалась
женщина из   Восточной  Азии.  Ее  звали  Чи  Ли-Хсинг,  и  ее
прозрачные одеяния (лишь легкой дымкой скрывающие то,  что она
хотела скрыть)  создавали  впечатление,  будто  она обернута в
пластик.
    - Я  с  симпатией отношусь к вашему желанию обладать всеми
правами человека,  - сказала она.  - В истории  были  времена,
когда за эти права боролись целые группы населения планеты. Но
каких, однако,  прав вы можете  желать  сверх  того,  чем  уже
обладаете?
    - Такой простой вещи, как право на жизнь. Робот может быть
разобран в любой момент.
    - Но человек тоже может быть в любой момент казнен.
    - Казнб  может  состояться  только  после  приговора суда.
Чтобы меня разобрать,  никакого суда не требуется.  Для  того,
чтобы покончить  со  мной,  достаточно  лишь  слова  человека,
обладающего властью.  Кроме  того...  кроме  того...  -  Эндрю
отчаянно пытался  не высказать в голосе мольбы,  но тщательная
тренировка в  овладении  человеческими  выражениями   лица   и
оттенками голоса  оказала  ему  сейчас недобрую услугу.  - Да,
правла в том,  что я хочу быть человеком.  Я хочу этого уже  в
течение жизни шести поколений людей.
    Темные глаза Ли-Хсинг посмотрели на него с  сочувствием. -
Легислатура может принять закон,  объвляющий вас человеком - и
с такой же легкостью издать  другой  закон,  который  признает
человеком каменную   статую.  Однако  сделают  ли  они  это  в
реальности, одинаково вероятно и в первом случае, и во втором.
Конгрессмены - такие же люди,  как и все остальные,  и им тоже
присущ элемент подозрительности к роботам.
    - Даже сейчас?
    - Даже сейчас. Мы все можем признать, что вы заслужили это
право -   называться  человеком,  и  все  же  останется  страх
создания нежелательного прецендента.
    - Какого  прецендента?  Я  единственный свободный робот из
своей серии,   и   других    никогда    не    будет.    Можете
проконсультироваться в "Ю.С. Роботс".
    - "Никогда" - это очень долго,  Эндрю - или,  если вы  так
предпочитаете, мистер  Мартин  -  поскольку  я с удовольствием
удоставиваю вас своего личного посвящения в люди.  Вы увидите,
что большинство не захочет создавать прецендент, неважно каким
бы малосущественным  этот  прецендент  ни  был.  Примите   мое
сочувствие, мистер Мартин,  но я не могу вас обнадеживать. И в
самом деле...
    Она окинулась назад и наморщила лоб.  - В самом деле, если
страсти слишком  накалятся,  может   возникнуть   определенное
настроение в   пользу   той   самой  разборки,  о  которой  вы
упоминали, как в самой легислатуре,  так и вне ее.  Избавиться
от вас  может  показаться  простейшим методом решения дилеммы.
Так что  примите  это   во   внимание,   прежде   чем   начать
подталкивать события.
    - И никто не  вспомнит  о  технике  протезологии,  которая
почти полностью связана со мной? - спросил Эндрю.
    - Быть может,  это и покажется вам жестоким - никто.  Или,
если и  вспомнят,  то  направят  против  вас.  Скажут,  что вы
сделали это только для  себя.  Скажут,  что  это  было  частью
кампании по  роботизации людей или по гуманизации роботов,  то
есть зло в любом случае.  Вы  еще  никогда  не  были  объектом
кампании политической ненависти, мистер Мартин, и я скажу, что
вас будут поносить и оскорблять в такой степени, что ни вы, ни
я сейчас и представить не можем,  и что найдутся люди, которые
всему этому поверят.  Мистер Мартин,  оставьте  свою  жизнь  в
покое. -   Она  встала,  и  рядом  с  фигурой  сидящего  Эндрю
показалась маленькой, почти как ребенок.
    - Если я решу начать борьбу,  - спросил он, - вы будете на
моей стороне?
    Она подумала,  потом  сказала:  - Буду.  До тех пор,  пока
смогу. Если  в  определенный  момент  такая   позиция   станет
угрожать моему политическому будущему, возможно, я откажусь от
нее, поскольку  не  считаю,  что  она  лежит  в  основе   моих
убеждений. Я стараюсь быть честной с вами.
    - Спасибо,  и я  не  стану  просить  большего.  Я  намерен
бороться, несмотря на любые последствия,  и прошу вашей помощи
только до тех пор, пока вы сможете ее предоставлять.

                              19

    Это не  было   прямой   схваткой.   "Фейнголд   и   Чарни"
рекомендовали терпение,  и  Эндрю угрюмо пробурчал,  что этого
джобра у  него  неограниченный  запас.  Потом  юристы   начали
кампанию по сужению и ограничению поля битвы.
    Они выдвинули проект  закона,  согласно  которому  люди  с
протезом сердца освобождались от обязательств по уплате долгов
на том  основании,  что  обладание  роботизированным   органом
отрицает принадлежность  к  человечеству,  а  вместе  с  ним и
конституционные права человека.
    Они вели  борьбу  умело  и  упорно,  проигрывая  на каждом
предпринятом шагу,  но  всегда  таким  образом,  что  принятое
решение было   вынуждено  охватить  максимально  широкий  круг
последствий, а затем  удерживали  позиции  путем  апелляций  к
Всемирному суду.
    На это потребовались годы и миллионы долларов.
    Когда было  принято решение,  окончательно похоронившее их
законопроект, де Лонг подвел итоги на  торжественной вечеринке
по случаю столь знаменательного поражения.  Эндрю,  конечно же
случайно, находился в оффисе компании.
    - Мы добились двух следствий,  Эндрю,  - сказал де Лонг, -
оба из которых хороши.  Во-первых,  мы установили,  что  любое
количество посторонних  предметов внутри человеческого тела не
машает ему оставаться таковым.  Во-вторых,  мы  так  настроили
общественное мнение  в  этом  вопросе,  что  теперь люди горой
стоят за широкую интерпретацию принадлежности  к человечеству,
поскольку ни  один из ныне живущих не оставляет надежды на то,
что протезология когда-нибудь продлит им жизнь.
    - И  ты  думаешь,  что  теперь  легислатура  поддержит мою
просьбу?
    Де Лонг немного смутился.  - Что касается этого,  то тут я
не могу быть оптимистом.  Остается  еще  один  орган,  который
Всемирный суд   использует   как   критерий  принадлежности  к
человечеству. У людей органический клеточный мозг, а у роботов
- платино-иридиевый позитронный,  если он есть вообще.  У тебя
же, несомненно,  позитроный...  Эндрю,  не надо  на  меня  так
смотреть. Мы  не  знаем,  как продублировать работу клеточного
мозга в  искусственных   структурах,   содержащих   достаточно
органики, чтобы  удовлетворить  требованию  суда.  Даже  ты не
сможешь этого сделать.
    - И что же из этого следует?
    - Конечно,  надо  сделать   новую   попытку.   Конгрессмен
Ли-Хсинг и  все  большее  число других будут на аншей стороне.
Президент, несомненно,   примет   в   этом   вопросе   сторону
большинства в легислатуре.
    - А у нас есть большинство?
    - Нет,  до  этого  очень далеко.  Но оно сможет появиться,
если люди позволят перенести на тебя свое  желание  о  широкой
интерпретации принадлежности  к человечеству.  признаюсь,  что
шанс невелик,  но если ты не хочешь сдаваться,  мы  должны  на
него поставить.
    - Я не хочу сдаваться.
                              20
    Конгрессмен Ли-Хсинг сейчас была гораздо старше, чем в тот
день, когда  Эндрю впервые с ней встретился.  она давно уже не
носила прозрачной  одежды.  теперь  ее  волосы  были   коротко
подстрижены, а одежда оставляла такое впечатление,  словно она
соткана из  отрезков  коротких  трубок.   И   все   же   Эндрю
придерживался, насколько позволяли рамки разумных пристрастий,
того силя одежды,  что преобладал во времена, когда он впервые
оделся столетие назад.
    - Мы продвинулись насоколько смогли, Эндрю, - сказала она.
- Попробуем  сделать  еще  одну  попытку  после  парламентских
каникул, но  если  честно,  поражение  предопределено  и   нам
придется сдаться.  Все  мои  последние  усилия  привели лишь к
тому, что мои шансы на предстоящих выборах в  конгресс заметно
упали.
    - Знаю, - сказал Эндрю, - и это меня огорчает. Когда-то вы
сказали, что перестанете оказывать мне поддержку если случится
то, что уже произошло. Но почему вы этого не сделали?
    - Ты  ведь  знаешь,  можно  и  изменить свое решение.  Так
получилось, что отказ от тебя  стал  бы  для  меня  еще  более
дорогой ценой чем та,  которую я была бы согласна заплатить за
еще один срок в конгрессе. И вообще, я была членом легислатуры
целых четверть века. С меня хватит.
    - И мы никак не сможем переломить их отношение, Чи?
    - Мы  привлекли  на  свою  сторону всех,  кто был способен
прислушаться. А   эмоциональные    антипатии    остальных    -
большинства - изменить уже нельзя.
    - Эмоциональная антипатия - недостаточно веское основание,
чтобы голосовать так или иначе.
    - Я это знаю,  Эндрю,  но они не  выдвигают  эмоциональную
антипатию как основание для принятия решения.
    - Если  все  упирается  в  вопрос  о  мозге,  -  осторожно
произнес Эндрю,  - то не стоит ли поднять дискуссию на уровень
"клетка против  позитрона"?  Разве  нет  способы  принудить  к
признанию функциональных различий?  Не следует ли нам сказать,
что мозг сотоит из того-то и того-то?  И можем ли мы  сказать,
что мозг - это нечто,  любое нечто,  способное к определенному
уровею мышления?
    - Ничего  не  получится,  - сказала Ли-Хсинг.  - Твой мозг
изготовлен людьми,   а   человеческий   -   нет.   Твой   мозг
сконструирован, а   их   -   результат  эволюции.  Для  любого
человека, заинтересованного в сохранении барьера между  ним  и
роботом, эти различия равны стальной стене в милю толщиной и в
милю высотой.
    - Если  бы  мы  только  могли  добраться  до  источника их
антипатии - до самой главной причины...
    - Прожив столько лет,  - грустно произнесла ЛИ-Хсинг, - ты
все еще пытаешься понять человека до конца.  Бедный Эндрю,  не
сердись, но тебя толкает на это сидящий внутри тебя робот.
    - Не знаю, - отозвался Эндрю, - но если бы я смог застаить
себя...

                       1 (продолжение)

    Если бы он смог заставить себя...
    Он давно знал,  что может прийти к  такому  решению,  и  в
конце концов оказался у хирурга.  Он отыскал такого,  чью руки
достаточно умелы,  то есть хирурга-робота, потому что человеку
тут нельзя   было   доверять,   как  из-за  его  недостаточной
способности, так и из-за самого намерения сделать операцию.
    Хирург не  сделал  бы  такую  операцию  человеку,  поэтому
Эндрю, отянув  момент  принятия  решения  и  задав   несколько
печальных вопросов,   отражавших   его   внутреннее  смятение,
отбросил защиту первого закона, произнеся: - Я тоже робот.
    И затем  он  сказал  твердо,  как  научился  за  последние
десятилетия говорить даже с людьми:  - Я   п р и к а з ы в а ю
тебе сделать мне операцию.
    В отсутствие первого закона столь твердо  отданный  приказ
того, кто  выглядел  очень  похожим  на человека,  активировал
второй закон в достаточной степени, чтобы одержать победу.

                              21

    Эндрю был уверен,  что охватившая его слабость  существует
лишь в его воображении.  Он уже оправился после операции.  Тем
не менее он прислонился к стене,  попытавшись сделать это  как
можно более незаметно. Сесть означало слишком явно себя выдать.
    - Решающее голосование прроизойдет на этой  неделе, Эндрю,
- сказала Ли-Хсинг.  - Откладывать его еще раз больше уже не в
моих силах, и нам придется проиграть... Все кончится, Эндрю.
    - Я  благодарен  твоему  опыту  за эту задержку,  - сказал
Эндрю. - Она предоставила мне то время,  в котором я нуждался,
и я сделал ход, который должен был сделать.
    - Какой еще ход? - спросила Ли-Хсинг с явным беспокойством.
    - Я  не  мог расскзать о нем тебе или людям из "Фейнголд и
Чарни". Я был уверен,  что меня остановят. Послушай, если весь
спор развернулся вокруг мозга,  то разве самая большая разница
не заключена в бессмертии?  Кого  всерьез  волнует,  как  мозг
выглядит, как устроен или как он сформировался? Главное в том,
что клетки мозга умирают;  должны  умирать.  Даже  если  любой
другой орган  вживлен  или заменен,  клетки мозга,  которые не
могут быть заменены в точности такими же, и, следовательно, не
могут не убить при замене саму личность, должны иногда умирать.
    Мои позитронные схемы проработали пости два  столелия  без
ощутимых изменений,  и  способны  проработать еще века.  Разве
фундаментальный барьер не в э т о м?  Люди могут терпеть рядом
с собой бессмертного робота,  потому что им все равно, сколько
лен просуществует машина.  Но  они  не  потерпят  бессмертного
человека, поскольку  их смертность переносима лишь до тех пор,
пока она  касается  всех.  И  поэтому  они  не  признают  меня
человеком.
    - К чему ты все это говоришь, Эндрю? - спросила Ли-Хсинг.
    - Этой   проблемы   больше   нет.  Десятилетия  назад  мой
позитронный мозг был соединен с органическими  нервами. Теперь
же последняя  операция изменила эти связи так,  что потернциал
моего мозга медленно - очень медленно - начал снижаться.
    Поначалу выражение    морщинистого    лица   Ли-Хсинг   не
изменилось. Потом ее губы сжались.  - Ты хочешь  сказать,  что
теперь умрешь,  Эндрю? Но ты не можешь. Это нарушение третьего
закона.
    - Нет,  - возразил Эндрю.  - Я выбирал между смертью моего
тела и смертью моих стремлений и желаний. Позволить моему телу
жить за счет более большой смерти - вот что нарушило бы третий
закон.
    Ли-Хсинг схватила его за руку, словно собираясь встряхнуть
ее. Она остановилась.  - Эндрю,  все равно из этого ничего  не
выйдет. Переделай себя обратно.
    - Нельзя.  Нанесены  слишком  большие   повреждения.   Мне
осталось прожить год - или около то