м.  Достаточного  же
количества переправ и паромов не было. Так и пришлось нам на следующее  утро
наступать  почти  в  том  же  составе,  что  и  накануне,  причем  даже  без
достаточного  количества  боеприпасов,  что  и  не  замедлило  сказаться  на
действиях войск.
   Произведя за ночь частичную  перегруппировку,  40-я  армия  13  октября
возобновила наступление. Ему  предшествовал  15-минутный  огневой  налет  по
обороне противника.
   С первых минут  боя  стало  заметно,  что  вражеское  сопротивление  по
сравнению с первым днем значительно возросло. Сразу же после перехода  наших
войск  в  наступление  гитлеровцы  на  нескольких  направлениях  предприняли
контратаки. Ожесточенные  бои  во  многих  местах  переходили  в  рукопашные
схватки. К  15  часам  в  войсках  армии  стал  резко  ощущаться  недостаток
боеприпасов, особенно для артиллерии и минометов. Если к этому добавить, что
большая часть тяжелой артиллерии оставалась на  левом  берегу,  то  нетрудно
будет  понять,  почему  и  13  октября  мы,  как  и  другие  армии   фронта,
действовавшие на букринском плацдарме, заметного успеха не имели.
   Таков же был результат и последующих попыток, предпринимавшихся  вплоть
до  15  октября  на  фронте  от  Ржищева  до  Канева.  Наступлению   активно
противодействовал  противник,  продолжавший  непрерывно  подтягивать  свежие
войска в  район  букринской  излучины.  Поэтому  единственным  итогом  наших
четырехдневных   ожесточенных   боев   явилось   незначительное   расширение
букринского плацдарма. Эти бои показали, что удары наших войск не только  не
нарастали, но и постепенно слабели вследствие  недостаточности  введенных  в
дело сил и средств.
   В результате Ставка отменила намеченное фронтом  на  16  октября  новое
наступление,  потребовав  подготовить  новую  операцию   с   предварительным
сосредоточением необходимых сил и средств.
   Не лучше дела обстояли и на правом крыле фронта. 38-я и 60-я  армии  не
смогли разгромить киевскую группировку противника и  овладеть  городом.  Они
добились  лишь   незначительного   расширения   плацдармов   северо-западнее
Ясногородка и в районе Лютежа.
   Второе наступление, предпринятое войсками Воронежского фронта на правом
берегу Днепра 21 октября, также больших результатов не дало. Правда,  уже  к
исходу этого дня нам удалось \150\ после упорных  боев  соединить  щучинский
плацдарм с букринским и подойти  к  восточным  окраинам  населенных  пунктов
Ульяники, Липовый Рог.  Но  этим  и  исчерпывается  достигнутый  успех.  Что
касается соседней 27-й армии, то лишь правофланговые ее соединения несколько
продвинулись, овладев Ромашками. В центре и на левом фланге она  продвижения
не имела.
   Следующие два дня мы продолжали попытки наступать. Но не смогли сломить
ожесточенное сопротивление крупных сил противника, поддерживаемых  авиацией,
которая непрерывно действовала над полем боя группами по 30-40 самолетов.
   Стало очевидно, что перед нами была  прочная,  глубоко  эшелонированная
оборона. Создав ее почти за месяц боев, противник по существу  закрыл  нашим
войскам выход из букринской излучины на запад. В то же время  незначительные
размеры плацдарма  и  недостаток  переправочных  средств  не  позволяли  нам
использовать здесь основную массу артиллерии. А ее  огонь  с  левого  берега
вследствие  плохих   условий   наблюдения   оказался   малоэффективным,   не
обеспечивал достаточной поддержки стрелковых соединений. Противник же против
букринского  плацдарма  сосредоточил  десять   дивизий,   половину   которых
составляли танковые и моторизованные. Наконец, сильно пересеченная местность
крайне ограничивала использование крупных танковых соединений.
   Тем не менее командование нашего фронта, переименованного 20 октября  в
1-й Украинский, приняло решение начать в конце октября третье наступление  с
букринского плацдарма. Однако Ставка Верховного Главнокомандования, находясь
в Москве, сумела правильнее оценить все то, что было у нас перед глазами,  и
отменила наступление.
   Помню, в полдень 23 октября к нам на НП на букринском плацдарме, откуда
мы с П. С. Рыбалко и А. А. Епишевым руководили боем, подъехал Н. Ф. Ватутин.
В  то  время,  когда  мы  докладывали  ему  обстановку,  Николая  Федоровича
попросили к  аппарату  ВЧ.  Вызывал  Верховный  Главнокомандующий.  Выслушав
доклад командующего фронтом, И. В. Сталин неодобрительно отнесся к намерению
продолжать наступление с букринского плацдарма. Не  претендуя  на  дословное
воспроизведение  всего  этого  разговора,  полагаю,  однако,  целесообразным
изложить его так, как он был потом подробно передан нам Н. Ф. Ватутиным.
   - Видимо, войскам товарищей Москаленко и Рыбалко, - сказал Верховный, -
очень трудно наступать на  Киев  с  этого  плацдарма.  Местность  там  резко
пересеченная, и это мешает маневрировать большими массами танков. Противнику
это удобно. И местность у него возвышенная,  командующая  над  вашей.  Кроме
того, он подтянул крупные силы - танковые и  моторизованные  дивизии,  много
противотанковых средств и авиации.  Все  это  вы  и  сами  знаете.  Остается
сделать вывод. Он состоит в том, что ударом с юга  Киева  вам  не  взять.  А
теперь посмотрите на \151\ лютежский плацдарм, находящийся к северу от Киева
в руках 38-й армии. Он хотя и меньше, но местность там  ровная,  позволяющая
использовать крупные массы танков. Оттуда легче  будет  овладеть  Киевом.  -
Помолчав, И. В. Сталин добавил: - Предлагаю вам продумать вопрос о рокировке
3-й гвардейской танковой армии,  а  также  частей  усиления  40-й  армии  на
лютежский плацдарм. Надо  скрытно,  в  темное  время  суток,  вывести  их  с
букринского  плацдарма  на  лютежский.  40-й  и   27-й   армиям   продолжать
демонстрацию  наступления  с  прежнего  направления.  Словом,  врага   нужно
обмануть.
   Когда Николай Федорович рассказал нам о своей  беседе  с  Верховным,  я
подумал: ни нам, командармам, ни командованию фронтом, ни побывавшему у  нас
не раз маршалу Г. К. Жукову не пришла в голову  мысль  о  рокировке  ударной
группировки фронта на лютежский плацдарм.  А  ведь  мы  были  на  местности,
видели ее, тщательно изучили обстановку. Я не мог  скрыть  своего  удивления
тщательностью, с которой Ставка анализировала  боевые  действия,  и  у  меня
невольно вырвалось:
   - По каким же картам следит Верховный за нашими действиями, если  видит
больше и глубже нас? Николай Федорович улыбнулся:
   - По двух- и пятисоттысячным за фронты и по  стотысячной  -  за  каждую
армию. Главное же, на то он и Верховный, чтобы подсказывать нам,  поправлять
наши ошибки... \152\
   II
   Вслед за тем, 24 октября, из Москвы поступила следующая директива:
   "Представителю Ставки ВГК товарищу Жукову  Командующему  войсками  1-го
Украинского фронта товарищу Ватутину.
   1.  Ставка  ВГК  указывает,  что  неудача  наступления  на   букринском
плацдарме  произошла  потому,  что  не  были  своевременно  учтены   условия
местности,  затрудняющие  здесь  наступательные  действия  войск,   особенно
танковой армии. Ссылки на, недостаток боеприпасов не основательны...
   2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского
фронта с целью усиления  правого  крыла  фронта,  имея  ближайшую  задачу  -
разгром киевской группировки противника и овладение Киевом.
   Для чего:
   - 3-ю гвардейскую танковую армию Рыбалко перевести  на  участок  фронта
севернее Киева, используя ее здесь совместно с 1-м гвардейским  кавкорпусом.
Слабые в ходовом отношении танки Рыбалко оставить на  месте  для  пополнения
ими 8-го гвардейского и 10-го танковых корпусов. Поступающие  на  пополнение
фронта танки использовать в  первую  очередь  для  укомплектования  танковых
корпусов Рыбалко;
   - усилить правое крыло фронта тремя-четырьмя стрелковыми  дивизиями  за
счет левого крыла фронта;
   - использовать также для  усиления  правого  крыла  фронта  135  и  202
стрелковые дивизии, передаваемые вам из 70-й армии резерва Ставки;
   - привлечь к участию в наступлении на Киев 60-ю  и  38-ю  армии  и  3-ю
гвардейскую танковую армию.
   3. Наступательные действия на букринском  плацдарме  вести  остающимися
здесь силами, в том числе танковыми частями, с  задачей  притянуть  на  себя
возможно больше сил противника и при  благоприятных  условиях  прорвать  его
фронт и двигаться вперед.
   4. Переброску Рыбалко произвести так, чтобы она  прошла  незаметно  для
противника, используя макеты танков.
   5. Переброску Рыбалко и трех-четырех стрелковых дивизий с левого  крыла
начать немедленно и закончить сосредоточение их на правом крыле к  1-2.11.43
года.
   6. Наступление правого крыла начать  1-2.11.43  г.,  с  тем  чтобы  3-я
гвардейская танковая армия начала действовать 3-  4.11.43  г.  Левому  крылу
начать наступление не позже 2.11.43 г.
   7. Разгранлинию между Белорусским и 1-м  Украинским  фронтами  оставить
прежнюю. Из состава 61-й армии Белорусского \153\ фронта  передать  с  24.00
25.10.43 г. две левофланговые стрелковые дивизии в состав  13-й  армии  1-го
Украинского фронта.
   8. Исполнение донести.
   Ставка Верховного Главнокомандования Сталин Антонов"{90}.
   Перемены коснулись и меня. 27 октября командующий фронтом на  основании
решения Ставки приказал мне срочно сдать 40-ю армию и принять 38-ю,  которой
предстояло наносить главный удар в операции по освобождению Киева.
   Нелегко было расставаться с хорошо сработавшимся коллективом управления
40-й армии и ее героическими войсками.
   Сформированная в августе 1941 г. в составе войск Юго-Западного  фронта,
она с тех пор прошла славный боевой путь. За ее плечами были  кровопролитные
схватки со 2-й танковой группой Гудериана, рвавшейся в глубь нашей  обороны.
В 1942 г., имея  в  своем  составе  дивизии,  недостаточно  укомплектованные
современными техническими средствами борьбы, она приняла на себя удар лавины
вражеских танков и  вынуждена  была  уступить  более  мощной  силе.  Став  у
Воронежа несокрушимой  стеной,  воины  40-й  армии  сковывали  крупные  силы
противника в то время, когда решалась судьба Сталинграда и Кавказа.
   Затем наступил час расплаты.  Много  замечательных  страниц  в  историю
разгрома противника на юге вписали войска героической 40-й армии, с которыми
я прошел от Воронежа до букринского плацдарма на Днепре. За  это  время  они
осуществили  несколько  блестящих  операций,  прославивших  наше   советское
оружие. Многие воины армии пали в боях за освобождение Родины, но их  боевые
товарищи продолжали храбро и умело громить врага.
   За время войны мне довелось  в  разное  время  командовать  несколькими
армиями. И каждое расставание оставляло на сердце грусть. И тем более трудно
было прощаться с 40-й армией, которой я командовал дольше,  чем  другими,  -
свыше года. Успел привыкнуть и полюбить многих работавших здесь со мной.
   Но  приказ  звал  туда,  где  я,  видимо,  был  сейчас  нужнее.  Тепло,
по-братски распрощавшись, я убыл в 38-ю армию.  Впрочем,  с  двумя  близкими
товарищами мне, к  счастью,  не  пришлось  расставаться.  Это  были  Алексей
Алексеевич Епишев, назначенный членом  Военного  совета  38-й  армии{91},  и
Александр Григорьевич Батюня,  ставший  моим  заместителем  на  новом  месте
службы.
   За неделю до меня ушел из 40-й армии и К. В. Крайнюков. Немногим меньше
года продолжалась наша совместная боевая \154\ служба. Она началась накануне
контрнаступления под Сталинградом и  продолжалась  до  Днепра.  Трудный,  но
славный участок пути к победе прошли мы вместе. Успехи войск нашей  армии  и
неудачи  сблизили  нас,  поэтому  я  с  большим  сожалением  расставался   с
Константином Васильевичем, опытным и умным боевым комиссаром,  трудолюбивым,
настойчивым и всесторонне развитым политработником. Но наше  содружество  не
обрывалось окончательно, так как он,  уйдя  от  нас,  стал  членом  Военного
совета нашего же фронта.
   38-я армия с февраля 1943 г. являлась правым соседом 40-й армии,  и  мы
постоянно взаимодействовали в боях под Касторным и севернее  Белгорода,  под
Сумами и на Курской дуге, а последнее время - при выходе на Днепр. Ее  фронт
проходил у Киева  по  левому  берегу,  а  главные  силы  были  сосредоточены
севернее города на плацдарме. Этот плацдарм был захвачен в конце сентября, в
следующем месяце несколько расширен в ходе наступления и обладал  некоторыми
преимуществами для использования войск по сравнению с букринским плацдармом.
   Прибыв 28 октября на командный пункт 38-й армии, я познакомился здесь с
другим членом Военного совета полковником 3. Ф. Олейником, начальником штаба
генерал-майором А. П. Пилипенко, начальником оперативного отдела полковником
Н. Л. Кремниным  и  командующим  артиллерией  армии  генерал-майором  В.  М.
Лихачевым, а также с начальниками отделов и служб. На следующий день  прибыл
А. А. Епишев, а еще несколько дней спустя и А.  Г.  Батюня.  В  командовании
фронта тогда тоже произошли некоторые изменения.  31  октября  на  должность
заместителя  командующего  прибыл  генерал-полковник  А.  А.  Гречко{92},  с
которым я был знаком еще с декабря 1941 г. по совместной службе в 6-й  армии
Юго-Западного  фронта.  Знал  я,  что  он  служил  затем  на  Южном  фронте,
участвовал в битве за Кавказ, где командовал  успешно  12,  18,  47  и  56-й
армиями.
   ... Последние дни октября  были  наполнены  напряженной  подготовкой  к
наступлению  с  лютежского  плацдарма,  которое  собственно  и  должно  было
положить начало Киевской  наступательной  операции.  К  ее  подготовке  было
приковано все внимание - и наше, и командующего фронтом с его штабом.
   Первая трудность состояла в том, что потребовалось  в  крайне  короткие
сроки осуществить перегруппировку большого количества сил и средств.  Уже  в
ночь на 26 октября, когда я был еще в 40-й армии, мы начали  переправлять  с
букринского плацдарма на  левый  берег  Днепра  все  ее  средства  усиления.
Переправилась также и 3-я гвардейская танковая армия в полном составе. После
этого войска должны были совершить форсированный марш  \155\  на  расстояние
150-200 км, затем переправиться  через  Десну  и  вновь  через  Днепр  -  на
лютежский плацдарм.
   Особенно трудно было артиллеристам, которым не хватало средств  тяги  и
транспорта. Так, частям 7-го артиллерийского корпуса прорыва из-за  нехватки
тягачей пришлось перевозить свои орудия в два-три рейса. По-прежнему имелись
перебои в снабжении горючим.
   Хотя переправу войск с букринского плацдарма на левый берег  Днепра  мы
начали ночью, тем не менее  она  осуществлялась  под  активным  воздействием
артиллерии и авиации противника, что резко снизило ее темпы. На устойчивость
наведенных мостов и паромов  резко  влияли  непрерывные  взрывы  авиационных
бомб.  Были  и  прямые  попадания,  вынуждавшие  тратить  много  времени  на
восстановление переправ. В целом же перегруппировка  прошла  успешно.  Много
сделали для этого инженерные и химические войска. Первые построили  мосты  и
обеспечивали  их  эксплуатацию,  а  вторые   искусными   дымовыми   завесами
маскировали переправы от налетов авиации и ударов артиллерии противника. Это
до некоторой степени уменьшило число попаданий снарядов и бомб. Например, 28
октября, когда группа вражеских  самолетов  бомбила  переправы,  связывавшие
букринский плацдарм с левым берегом, дымовая завеса  помешала  ей  причинить
ущерб.
   Саперы, которые навели еще в период форсирования  Днепра  три  моста  -
понтонный и два деревянных, много раз восстанавливали их  после  причиненных
врагом разрушений. Мастерство наших инженерных частей вынужден был  признать
впоследствии даже бывший гитлеровский генерал Меллентин. "Русские,  -  писал
он, - навели через  Днепр  несколько  переправ,  причем  проявили  настолько
большое искусство в этой области, что сумели построить мосты  для  переправы
войск и лошадей с настилом ниже уровня воды"{93}.
   Чтобы скрыть от  противника  уход  с  букринского  плацдарма  на  север
танковой армии и артиллерии усиления, 40,  27  и  47-я  армии  изготовили  и
расставили в своих полосах  обороны  большое  количество  макетов  танков  и
орудий. Сделано это было столь мастерски, что  по  скоплениям  этих  макетов
авиация и артиллерия противника усердно наносила удары  вплоть  до  перехода
наших войск в наступление севернее Киева. До этого  момента  и  радиостанции
ушедших частей работали с прежней нагрузкой на старых местах дислокации.
   Все это позволило скрыть от противника осуществленную в  короткий  срок
большую  и  сложную  перегруппировку  войск  с  букринского   плацдарма   на
лютежский.
   Прибыв в 38-ю  армию,  я  располагал  буквально  считанными  днями  для
ознакомления с обстановкой в ее полосе.  Ибо  требовалось  \156\  немедленно
приступить к подготовке операции. И потому, не теряя времени, объехал войска
и осмотрел местность. Сопровождал меня начальник штаба  армии  генерал-майор
А. П. Пилипенко, с которым я встречался еще минувшей  зимой,  когда  он  был
начальником штаба Воронежского фронта.
   Лютежский плацдарм получил наименование от населенного пункта  Лютеж  и
по форме напоминал равнобедренный треугольник, вершиной которого  на  севере
являлось устье р. Ирпень. Боковыми сторонами треугольника были на востоке р.
Днепр, а на западе р. Ирпень. К югу  его  основанием  являлась  линия  между
населенными пунктами Мощун и Вышгород, удаленными друг от друга  на  14  км.
Расстояние с севера на юг равнялось 19- 20 км. Значительная часть  плацдарма
была покрыта лесом.
   К северу от устья р. Ирпень небольшие плацдармы удерживали войска  13-й
армии генерал-лейтенанта Н. П. Пухова и 60-й армии генерал-лейтенанта И.  Д.
Черняховского.
   Всего лишь 10  км  отделяли  от  Киева  линию  обороны  38-й  армии  на
лютежском плацдарме. Она проходила в основном в 1- 2 км западнее р. Ирпень -
от ее устья до населенного пункта Мощун, затем круто поворачивала на восток,
заканчиваясь на Днепре, у Вышгорода, который она  разделяла  на  две  части.
Здесь сосредоточились почти все силы армии:  две  стрелковые  дивизии  -  на
рубеже р. Ирпень, а шесть - фронтом на юг, против  главных  сил  противника,
прикрывавших Киев. 5-й гвардейский  Сталинградский  танковый  корпус  и  1-я
чехословацкая отдельная бригада находились  также  на  плацдарме,  в  районе
НовоПетровцы. Полосу обороны армии, тянувшуюся по восточному  берегу  Днепра
от Вышгорода до Триполья, оборонял сравнительно небольшой сводный отряд.
   К началу ноября перед войсками 1-го Украинского фронта  противник  имел
30 дивизий, из них 7 танковых  и  2  моторизованные,  более  3600  орудий  и
минометов, до 400  танков  и  штурмовых  орудий,  665  самолетов.  Из  этого
количества перед фронтом 38-й и 60-й  армий  действовало  12  пехотных  и  2
танковые дивизии. Плотность артиллерии  и  минометов  на  1  км  обороны  не
превышала 38-40 единиц. Однако оборона врага, особенно в полосе  предстоящих
действий 38-й и 3-й гвардейской танковой армий, была довольно прочной. Здесь
она имела глубину до  14-15  км  и  состояла  из  трех  полос.  Кроме  того,
непосредственно к северу от Киева  гитлеровцы  использовали  противотанковый
ров, вырытый нашими войсками еще летом 1941 г. Позиции  противника  состояли
из траншей, ходов сообщений и хорошо оборудованных огневых точек. Наибольшая
плотность инженерных сооружений была в полосе шоссе Лютеж-Киев. В глубине на
особо важных направлениях имелись оборонительные  рубежи.  Все  дороги  были
заминированы, села превращены в опорные пункты.
   Нам предстояло сокрушить оборону врага,  и  первым  условием  успешного
выполнения этой задачи была скрытность подготовки. \157\
   Благодаря принятым мерам переправа войск  с  букринского  плацдарма  на
левый берег проходила в основном незаметно для  противника.  Но  еще  важнее
было достичь такого же результата во время их марша на север и в особенности
при переброске на лютежский плацдарм.
   Легко   представить   себе,   сколько