но было  учесть  на  будущее  и  многое  другое.  Например,  ошибки,
допускавшиеся командирами ряда стрелковых дивизий и  использовании  танковых
бригад как при прорыве оборонительной полосы, так и для  развития  успеха  в
глубине обороны противника. Они были тем более  недопустимы,  что  буквально
рядом, в других дивизиях, действовали в этом отношении умело, продуманно.
 Хорошо, эффективно использовал  7-ю  танковую  бригаду  командир  411-й
стрелковой дивизии полковник М.  А.  Песочин.  Она  была  в  полном  составе
введена в бой после прорыва переднего  края  обороны  противника.  Появление
танков полковника И. А. Юрченко оказалось неожиданным для противника.  А  их
тесное \146\ взаимодействие  с  пехотой  и  артиллерией,  которая  подавляла
противотанковые средства врага, привело  к  быстрому  прорыву  всей  глубины
обороны и к стремительному преследованию врага.
 Но вот эту танковую бригаду подчинили 337-й стрелковой дивизии, и сразу
все пошло по-иному. Командир дивизии не сумел правильно использовать  ее,  и
это  привело  к  большим  потерям  танков.  Разведка   с   целью   выявления
противотанковых средств врага перед наступлением здесь  не  проводилась.  Не
выделялись артиллерийские средства для их  подавления  в  бою.  Кроме  того,
бригада вводилась в бой по  частям,  что  снижало  ее  мощь,  ударную  силу.
Наконец, совсем не использовались  маневренные  возможности  танков,  что  и
позволяло противнику, ощетинившемуся противотанковыми  орудиями,  опустошать
ряды бригады.
 Столь резкое различие  условий,  в  которых  действовала  7-я  танковая
бригада, бесспорно, являлось результатом  неодинакового  подхода  командиров
двух стрелковых дивизий к ее использованию. Что касается  полковника  М.  А.
Песочина, то он показал себя в этом вопросе, как и  в  целом  в  руководстве
411-й стрелковой дивизией, тактически  грамотным,  инициативным  командиром.
Творчески, с глубоким пониманием природы войны действовал и  командир  270-й
стрелковой дивизии полковник З. Ю. Кутлин.
 К сказанному об этих  двух  командирах  нужяо  добавить,  что  особенно
заслуживали похвалы организованные ими ночные бои при прорыве  промежуточных
рубежей в глубине обороны противника. Пусть эти строки будут  данью  светлой
памяти З. Ю. Кутлина и М. А. Песочина, стойко и самоотверженно  сражавшихся,
но не доживших до дня Победы. Оба  они  погибли  (уже  в  звании  генерала),
первый - 25 мая 1942 г., а второй - 3 мая 1945 г.
 В противоположность им неудачно  руководил  боями  6-го  кавалерийского
корпуса   генерал-майор   А.   Ф.   Бычковский.   Командуя   высокоподвижным
кавалерийским объединением, он не сумел  прорваться  в  оперативную  глубину
обороны противника. Вместо этого навязал трем кавалерийским дивизиям  бои  с
пехотой противника, укрепившейся в населенных пунктах. Атакуя врага  в  лоб,
подставил конные массы под удар авиации противника, что  привело  к  большим
потерям.
 В приказе командования Юго-Западного направления от 12 февраля 1942  г.
об этом  говорилось  следующее:  "Вместо  того  чтобы  решительно  выполнять
поставленную задачу, командование корпуса в  течение  четырех  дней  держало
корпус на  месте,  ведя  бой  с  одним  пехотным  батальоном  в  Алексеевке,
одновременно забрасывая запросами Военный совет Юго-Западного направления об
отсутствии в корпусе боеприпасов, продовольствия и  горючего.  В  результате
этой бездеятельности противник сумел подтянуть к  Шебелинка,  Верх.  Бишкин,
Берека, Ефремовка резервы, что привело к длительным кровопролитным  боям  за
них и в конечном итоге  оставлении  их  в  руках  противника.  Задача  \147\
действовать на Красноград и  в  тыл  балаклеевской  группировке  -  не  была
выполнена, вследствие чего было затруднено выполнение задачи  -  уничтожение
балаклеевской группировки частями 6-й и 38-й армий"{54}.
 Возвращаясь к рассказу  об  участии  6-й  армии  в  БарвенковоЛозовской
операции, хочу подчеркнуть, что, не выполнив полностью задачи, армия все  же
добилась  определенного  успеха.  Хотя  наступательная  операция  начала   в
последних числах января затухать и размах ее уменьшился, боевые действия  на
правом фланге армии продолжались и в феврале. К этому времени она освободила
366 населенных пунктов, в том числе г. Лозовую.
 Значение  этого  города  определялось  его  местом  в   общей   системе
оперативных   и   военно-экономических   мероприятий   противника.   Крупный
железнодорожный узел Лозовая расположен на  магистрали,  соединявшей  войска
противника в Донбассе и в Харьковском промышленном районе. Вместе с  тем  он
являлся распределительной станцией, через которую по разным направлениям шли
воинские эшелоны из  немецкого  тыла.  Там  же  были  сосредоточены  большие
склады, госпитали и различные  войсковые  учреждения  противника.  Потому-то
немецко-фашистское командование, стягивая туда резервы, стремилось  удержать
Лозовую. \148\
 В ходе наступления мы захватили крупные  трофеи.  Среди  них  было  182
орудия разных калибров, 87 минометов, 138 пулеметов, 743 легковые автомашины
и 2478 грузовых, 216 мотоциклов и много различных складов. Войска 6-й  армии
уничтожили около 6 тыс. вражеских солдат и офицеров, но в плен взяли мало  -
115 человек. Наши же безвозвратные потери были почти в  десять  раз  меньше.
Сравнительно невелико было и число раненых и обмороженных.  В  целом  потери
составляли приблизительно девятую часть численного состава войск армии.
 Одним  из  важнейших  результатов  Барвенково-Лозовской  операции   мне
представляется то, что она еще больше  настроила  по-боевому  личный  состав
рот,  эскадронов,  батарей,  батальонов  и  дивизионов.   Естественно,   уже
поражение гитлеровцев под Москвой и на Керченском Полуострове радостным эхом
отозвалось в  душе  каждого  красноармейца  и  командира.  Разгром  же  двух
немецких дивизий, осуществленный на нашем участке фронта силами  6-й  армии,
еще выше поднял боевой дух воинов. Он укрепил в них  уверенность  в  успехе,
окончательно  развеял  созданную   самими   гитлеровцами   легенду   об   их
"непобедимости".
 Бесчисленные  анекдоты,  возникавшие   на   основе   реальных   фактов,
разукрашенных своеобразным солдатским юмором, свидетельствовали о том же.  В
них обычно фигурировал закутанный в тряпье и  обутый  в  валенки  из  соломы
фашистский  вояка,  который,  дрожа  от   холода,   требует   признать   его
"сверхчеловеком", но в ответ получает пинок...
 IV
 Еще продолжались бои на правом фланге 6-й армии,  а  для  меня  настало
время попрощаться с ней. Правда, предполагалось, что я  уезжаю  ненадолго  -
выявить по поручению маршала С. К.  Тимошенко  причины  неудовлетворительных
действий 6-го кавалерийского корпуса. В пути не обошлось  без  происшествий.
Самолет По-2, на котором я  летел,  совершил  посадку  на  окраине  какой-то
деревни. Видимо, у летчика сразу же возникли сомнения. Поэтому,  хотя  мы  и
вышли из машины, мотора он не выключил. В тот же миг мы увидели, что  к  нам
по заснеженному полю бежит группа немецких  солдат.  Мы  тотчас  же  сели  в
самолет и поднялись в воздух, сопровождаемые целым фейерверком  трассирующих
пуль. К счастью, все обошлось благополучно, и следующую посадку мы совершили
уже в расположении кавалеристов.
 Мое ознакомление с боевыми действиями корпуса длилось менее  суток.  12
февраля, в самом начале проверки его состояния и  боевых  возможностей,  был
получен приказ Военного совета направления об отзыве  генерал-майора  А.  Ф.
Бычковского и о моем назначении командиром  кавалерийского  корпуса.  Только
тогда я понял, что вероятно для этого меня и послали сюда. \149\
 Кавалерийский корпус с 26 января, после  выполнения  ближайшей  задачи,
вел тяжелые изнурительные бои за населенные пункты Шебелинка, Верх.  Бишкин,
Берека, но взять их не смог, Он вел бои в пешем строю и был лишен важнейшего
своего  преимущества  -  подвижности  и  маневренности.  Снежные  заносы   и
оторванность от станции снабжения более чем на 100 км привели  к  тому,  что
было  нарушено  организованное  снабжение  боеприпасами,  продовольствием  и
фуражом. Над районом боевых действий господствовала вражеская  авиация.  Она
систематически бомбила  и  обстреливала  боевые  порядки,  наносила  немалые
потери.
 С 13 февраля корпус в составе 26-й, 28-й и 49-й кавалерийских  дивизий,
которыми соответственно командовали полковники А. А. Носков, Л. Н. Сакович и
Т. В. Дедеоглу, был выведен в резерв в район населенного пункта  Лозовенька.
Необходимо было в срочном порядке укрыть  корпус  от  воздушного  нападения,
хотя  бы  частично  пополнить  людьми  и  конским   составом,   организовать
снабжение. Для решения этих задач мы мобилизовали штабы и весь личный состав
частей. Большую помощь оказало нам местное население они расчищали  дороги,
помогали подвозить грузы,  укрывали  лошадей.  Все  работы  производились  в
темное время суток, так как днем над всем районом на низких  высотах  летали
немецкие разведчики, искавшие "исчезнувший" корпус.
 18 февраля процесс доукомплектования был прерван. Корпус получил задачу
во  взаимодействии  с  270-й  стрелковой   дивизией   разгромить   вражескую
группировку, пытавшуюся овладеть  Лозовой.  Немецко-фашистское  командование
стремилось вновь захватить этот пункт, так как Красная Армия, удерживая  его
в своих руках, разъединила харьковскую  и  донбасскую  группировки  врага  и
выходом к Днепропетровску угрожала его коммуникациям. Наступление на Лозовую
велось силами двух пехотных дивизий.
 Нам предстояло  совершить  марш  в  район  Лозовой.  Успешные  действия
зависели от быстрого маневра в сочетании с неожиданным нападением на  врага.
Решено  было  двигаться  только  в  темное  время  при   полном   соблюдении
маскировочных мероприятий.
 С наступлением сумерек  в  район  дневки  высылались  команды,  которые
подготавливали укрытия для личного состава, вооружения, лошадей,  обозов.  К
рассвету  все  было  укрыто  и  замаскировано  в  колхозных   помещениях   и
постройках, принадлежащих колхозникам. Личный  состав  нередко  размещали  в
школах и клубах. Все это делалось  для  того,  чтобы  подойти  к  противнику
незамеченными. Зато и результат был ошеломляющий: мы обрушились на  открытый
правый фланг одной из вражеских пехотных  дивизий.  Действуя  по-суворовски,
наши славные кавалеристы в течение трех дней почти полностью уничтожили  ее.
Немногие уцелевшие  фашисты  бежали  в  сторону  Павлограда.  Вместе  с  7-й
танковой  бригадой  мы  также  помогли  270-й  стрелковой  дивизии   нанести
поражение и другой пехотной дивизии врага. \150\
 Фашистское командование всполошилось. Наши стремительные действия могли
закончиться   выходом   кавалерийских    дивизий    на    железную    дорогу
Днепропетровск-Сталино (Донецк.). Поэтому  противник  поспешно  усилил  свою
группировку на этом направлении. Он  выдвинул  нам  навстречу  еще  и  298-ю
пехотную дивизию, пополненную после разгрома в районе Савинцы,  и  несколько
строительных батальонов.  Против  нас  была  срочно  брошена  также  сильная
авиационная группа, которая целыми днями  непрерывно  бомбила  и  штурмовала
боевые порядки корпуса, сосредоточения коноводов и штабы. У нас же  не  было
ни необходимых зенитных средств, ни  авиаподдержки.  В  итоге  мы  оказались
лицом к лицу с превосходящими силами противника.  Поэтому  к  1  марта  наше
продвижение было приостановлено.
 С 20 февраля по 2 марта корпус уничтожил до 3 тыс.  солдат  и  офицеров
противника, захватил 37 орудий, 31 станковый пулемет, 51 ручной, 9 минометов
и другое вооружение. У фашистов  была  отбита  охота  к  попыткам  захватить
Лозовую, но и корпус перешел к обороне на широком фронте (30-35 км).
 В это время  пришло  сообщение,  что  на  основании  приказа  Ставки  я
назначен командующим 38-й армией. Сразу же подумал: вероятно, армии ставится
задача на наступление. За последние несколько месяцев трижды получал я новые
назначения,  и  все  они  были  связаны  с   предстоявшими   наступательными
операциями. Уже как-то начинал привыкать к такому порядку вещей.
 Каждый раз самым трудным оказывалось прощанье с товарищами. Война,  как
известно, и без того была полна расставаний. Боевая обстановка необыкновенно
быстро роднила всех нас, но и в одно мгновенье вражеская пуля могла оборвать
жизнь любого. Сколько боевых друзей потерял  я  за  первые  месяцы  войны  и
сколько еще таких утрат было впереди!
 Уезжая из 6-го кавалерийского корпуса, я прощался и  с  6-й  армией,  в
полосе которой он действовал. Конечно, и  в  голову  не  приходило,  что  ей
предстоит вновь пережить  трагедию  окружения.  И  все  же  давило  какое-то
щемящее чувство - так не  хотелось  расставаться  с  армией  и  корпусом,  с
которыми сроднился п дни последних боев. Я  хорошо  узнал  все  дивизии,  их
сильные  и  слабые  стороны,  был  близко  знаком  со  многими  командирами,
политработниками и бойцами. Особенно сдружился я с  членом  Военного  совета
армии бригадным комиссаром А. И. Власовым.
 Была еще причина, привязывавшая к  6-й  армии:  ее  войска  действовали
поблизости от моих родных мест. И в дни  подготовки  к  Барвенково-Лозовской
операции, и во время ее проведения я нет-нет да отыскивал на карте  Донбасса
маленький  кружок  -   г.   Красноармейское.   Вблизи   этого   городка,   в
оккупированном врагом  районе,  подобно  множеству  других  советских  людей
томились в ожидании освобождения мои близкие. С тревогой думая о них,  я  не
раз ловил себя на мысли о том, что завидую  счастливцам,  чьи  \151\  родные
места были освобождены в ходе нашего зимнего наступления.  И  я  был  совсем
близко, примерно в 100 км от поселка, в котором родился. Но так и  не  дошел
до него. А теперь, уезжая в 38-ю армию, вновь отдалялся.
 Что ж, не в этот раз, так в следующий. С этой мыслью,  с  ненавистью  к
захватчикам, принесшим на нашу землю столько горя, и с  радостью  по  поводу
предстоящего нового наступления отправился я в Сватово, на  командный  пункт
маршала  Тимошенко.  Кстати,  вызов  был  настолько  спешным,  что  пришлось
вылететь туда  на  самолете  По-2  прямо  из  района  боевых  действий  6-го
кавалерийского корпуса.
 V
 38-я армия, как мне было известно, в конце  октября  1941  г.  оставила
Харьков и отошла на рубеж  р.  Северный  Донец.  В  течение  следующих  двух
месяцев она вела бои местного  значения,  стремясь  улучшить  свои  позиции.
Противостояла ей 6-я немецкая  армия,  которая,  казалось,  к  тому  времени
выдохлась, хотя  и  владела  несколькими  плацдармами  на  восточном  берегу
Северного Донца.
 После разгрома вражеской группировки под Ельцом и перехода инициативы в
наши руки Военный  совет  Юго-Западного  направления,  как  мы  уже  видели,
сосредоточил  свои  усилия  на  реализации  плана  освобождения  Донбасса  и
Харьковского промышленного района.  Первую  наступательную  операцию  должны
были провести совместно 21-я и 38-я армии. Маршал С. К.  Тимошенко  приказал
им овладеть Белгородом в ночь на 5 января 1942 г.
 Эта задача  не  была  выполнена.  Временно  командовавший  38-й  армией
генерал-майор  технических  войск  А.  Г.  Маслов  запоздал  с  организацией
наступления. В результате удобный для внезапного удара  момент  был  упущен.
Противник, разгадав наш замысел, укрепил Белгород и подготовился к отражению
удара.
 В наступлении войск Юго-Западного фронта, начавшемся  18  января,  38-я
армия получила задачу овладеть Харьковом  совместно  с  6-й  армией.  Однако
наступление с самого начала не получило необходимого  развития.  Части  38-й
армии овладели несколькими населенными пунктами, но дальше  продвинуться  не
смогли. Это привело к стабилизации фронта на ее правом  фланге  и  позволило
немецко-фашистскому командованию перебросить часть сил на намечаемый участок
прорыва (район Балаклеи). Встретив  возросшее  сопротивление,  левофланговые
соединения 38-й армии, взаимодействовавшие с правым флангом  6-й  армии,  не
смогли срезать балаклеевский выступ и развить удар на Харьков с юга.
 Причину  неуспеха  следует  искать  не  в  уровне  командования  или  в
характере действий войск 38-й армии,  а  в  том,  что  они  не  \152\  имели
достаточных  для  разгрома  противника  сил  и  средств.  Враг   превосходил
наступающих в артиллерии  и  танках  располагал  инженерными  сооружениями,
которые оп подготовил в ноябре - декабре 1941 г. Все это  вместе  взятое  не
могло не сказаться на ходе и исходе январской наступательной операции.
 Анализируя эти события, я сопоставлял условия в 38-й и  6-й  армиях.  В
полосе последней  командование  Юго-Западного  направления  создало  ударную
группировку, достигнув здесь таким образом известного превосходства в силах.
Ничего похожего на это не было предпринято в отношении 38-й армии в  момент,
когда ей была поставлена задача освободить Харьков  от  противника,  который
крупными силами упорно удерживал этот важный индустриальный центр.
 Если пойти еще дальше в подобных размышлениях, то нужно было бы  задать
себе  такой  вопрос:  насколько  решения   Военного   совета   Юго-Западного
направления, касавшиеся наступления в январе-феврале 1942г., соответствовали
сложившейся обстановке?  Ведь  намеченные  им  обширные  планы,  с  которыми
познакомил меня маршал Тимошенко в декабре  1941  г.,  предусматривали,  как
было отмечено, разгром противостоящих вражеских группировок и продвижение  к
1-15 февраля 1942 г. на 300-350 км к  западу.  Осуществить  же  нам  удалось
весьма немногое. Это дает основания сделать вывод, что они  были  нереальны,
что даже та их часть, которую одобрила Ставка Верховного Главнокомандования,
не учитывала действительного соотношения  сил  на  юге  советско-германского
фронта, преувеличивала наши возможности  и,  самое,  главное,  недооценивала
противника.
 Так оно и было. Спрашивается, почему же Ставка не  отклонила  полностью
предложения Военного совета Юго-Западного направления? Или  почему,  одобрив
их частично, не приняла мер к созданию  превосходящих  сил  во  всей  полосе
наступления?
 В связи  с  этими  вопросами  хотелось  бы  высказать  одну  мысль.  За
последние годы в нашей исторической литературе было сделано  немало  попыток
объяснить те или иные  временные  неудачи  войск  Красной  Армии  ошибочными
решениями  военного  и  политического  руководства  страны.  Согласно   этой
концепции, Ставка и в особенности Верховный Главнокомандующий И.  В.  Сталин
должны были  все  знать  точно  и  поступать  всегда  безошибочно.  Если  же
результат принятого ими решения оказывался  неблагоприятным,  то  это,  мол,
была их вина.
 Я уже касался этого вопроса во второй главе, когда пытался  выяснить  и
для себя, и для читателя причины тяжелого поражения,  постигшего  соединения
Юго-Западного  фронта  восточное  Киева.  Там,  как  мы  видели,  все  могло
сложиться иначе, если бы Ставка до 15  сентября  дала  разрешение  на  отвод
войск. Но означает ли это,  что  вина  за  последствия  целиком  ложится  на
Ставку? \153\
 Сказать "да", на мой взгляд, все равно, что  признаться  в  непонимании
самой природы руководства.
 Теоретизировать по этому поводу - не моя  задача.  Но  об  одной  очень
важной стороне вопроса скажу. Общеизвестно, что в основе  руководства  любым
делом, а тем более такой грандиозной войной, какую мы вели против фашизма, и
огромными войсковыми массами, действовавшими на 3-тысячекилометровом  фронте
от  Баренцева  до  Черного  морей,  всегда  лежало  определенное  количество
информации. Последняя в сущности и определяет характер принимаемых  решений.
В  какой-то  степени  тут  есть  сходство  с  современными   совершеннейшими
решающими устройствами: недостаточно информации - неточное решение.
 Нет, я ничего не хочу упрощать. И пример с электронной  машиной  -  это
всего лишь иллюстрация, помогающая нагляднее представить суть дела.
 А суть дела в том, что у Ставки Верховного Главнокомандования  как  для
отказа разрешить отвод войск Юго-Западног