в этом бою  только  убитыми
более тысячи своих солдат и офицеров. Гвардейцы уничтожили  здесь  также  28
фашистских  танков.  Важно  отметить,   что   наши   потери   составили   28
человек{115}.
 Небезынтересны  и  свидетельства  врага,  касающиеся  наступления   1-й
гвардейской армии в северной части  малой  излучины  Дона.  Я  имею  в  виду
признания генерал-полковника Штреккера, Он командовал  тогда  11-м  немецким
армейским корпусом,  войска  которого  испытали  на  себе  удар  гвардейцев.
Впоследствии,   в   Сталинграде,    Штреккер    даже    после    капитуляции
генерал-фельдмаршала Паулюса  требовал  от  подчиненных  сопротивляться  "до
последнего". И не приходится удивляться, что  этот  матерый  гитлеровец  был
далек от мысли отдать должное  героизму  советских  солдат  и  искусству  их
командиров.
 Тем  более  знаменательно,  что  его  воспоминания  о  наступлении  1-й
гвардейской  армии  пестрят  такими  фразами:  "положение   немецких   войск
значительно ухудшилось", "большие потери, понесенные немецкими  войсками"  и
т. п.
 Штреккер попытался объяснить  свою  неудачу  "превосходством  сил"  1-й
гвардейской армии. Но сам же невольно и опроверг этот вымысел,  заявив,  что
11-й армейский корпус имел в  своем  составе  376-ю  (с  приданным  танковым
полком) и 100-ю легкую пехотные, а также 60-ю моторизованную (ее  сменила  в
конце августа 44-я пехотная) дивизии. Далее он подчеркнул, что  эти  дивизии
не испытывали никаких затруднений в снабжении. \310\ Наконец, по его словам,
они имели полный состав, а следовательно, не уступали нашим трем дивизиям  в
численности солдат и офицеров. В отношении же танков и авиации даже Штреккер
не пытался отрицать, что тут превосходство  принадлежало  немецко-фашистским
войскам.
 И все же они  были  биты  дивизиями  1-й  гвардейской  армии.  Вот  как
рассказывал об этом тот же генерал-полковник Штреккер.
 Он говорил,  что  "после  немецкого  наступления  противник  перешел  в
контрнаступление с севера через  р.  Дон.  Немцы  вынуждены  были  отойти  и
закрепиться на высотах севернее дороги Ново-Григорьевская, Перекопка. Ключом
этой  позиции  являлась  высота   с   отметкой   238   в   7   км   западнее
Ново-Григорьевской. На ней немцам задержаться не удалось".
 Высотой овладели войска 1-й гвардейской армии, в результате чего  между
100-й легкой  пехотной  и  376-й  пехотной  дивизиями  образовалась  "брешь,
которую не удалось сразу закрыть". После этого 376-я дивизия "ввиду  больших
потерь" отступила, но  советские  войска  снова  прорвали  фронт  обороны  и
устремились на юг. Свое описание Штреккер  закончил  утверждением,  что  бои
"велись обеими сторонами с большой энергией".  Он  также  признал,  что  ему
пришлось трижды отводить свои войска, так как в  действиях  советских  войск
"обнаружилось стремление прорвать на этом участке фронт или по крайней  мере
овладеть важными высотами, необходимыми для дальнейшего наступления"{116}.
 VIII
 Как  не  хватало  нам  тогда  на  плацдарме  37-й  и  39-й  гвардейских
стрелковых дивизий! Останься они в составе  1-й  гвардейской  армии,  и  она
представляла бы собой мощную силу, способную  по  взаимодействии  с  другими
армиями фронта предотвратить прорыв к Сталинграду с запада.
 Могут сказать, что 4-я танковая армия срочно нуждалась в подкреплениях,
и потому командующий фронтом не мог не передать ей 37-ю и  39-ю  гвардейские
стрелковые дивизии.  Ответ  на  это  уже  дан  многими  советскими  военными
историками. И я с ними полностью  согласен  в  том,  что  более  эффективной
помощью 4-и танковой армии была бы передача ей  из  резерва  Сталинградского
фронта 87-й и 98-й стрелковых дивизий, тем более, что  они  как  раз  в  это
время совершали в ее полосе  марш  на  левый  фланг  62-й  армии.  Невдалеке
находились  также  214,  196-я  и  33-я  гвардейская   стрелковые   дивизии,
состоявшие в резерве Юго-Восточного фронта. Усиление этими дивизиями обороны
4-й танковой армии могло предотвратить прорыв ее  фронта  в  короткий  срок,
между \311\ тем как 37-я и 39-я гвардейские дивизии находились далеко от нее
и потому не успели вовремя прибыть к ней на усиление.
 Таким образом,  решение  командующего  фронтом  о  переподчинении  этих
дивизий резко ослабило 1-ю гвардейскую армию, не усилив в то  же  время  4-ю
танковую. Боюсь, что командование фронта намеревалось  и  дальше  продолжать
растаскивание  гвардейских  дивизий.  Этому   помешала   Ставка   Верховного
Главнокомандования после ряда настойчивых ходатайств, представленных Военным
советом армии.
 В одном из таких  обращений  мы  писали,  что  после  того  как  у  1-й
гвардейской армии отобрали две дивизии, под угрозой  оказались  те  надежды,
которые  возлагала  на  нее  Ставка.  В  связи  с  этим,  говорилось  далее,
целесообразно ее пополнить такими же соединениями, какие у нас  отобрали,  и
средствами усиления, в первую очередь танками и средствами ПВО. В  донесении
содержалась также  просьба  восполнить  потери  "бойцами  и  командирами  из
авиадесантных частей". В заключение мы подчеркнули, что  просим  об  этом  с
одной лишь целью - иметь "возможность выполнить боевые задачи, которые будут
поставлены нам, и, с другой стороны, оправдать то высокое звание гвардейцев,
которое вы нам присвоили"{117}.
 Действительно, предотвратив дальнейшее растаскивание армии,  мы  смогли
выполнить немаловажную в тот момент задачу - удержать и расширить плацдарм в
малой излучине Дона. 11-му немецкому армейскому корпусу было нанесено  такое
поражение, что он вынужден был перейти  к  обороне  и  уже  больше  не  смог
активизировать свои действия в этом районе.  Линия  фронта  на  участке  1-й
гвардейской армии так и не менялась вплоть до  перехода  советских  войск  в
контрнаступление в ноябре 1942 г.
 Известно,  что  удары  с  севера  по  наступавшей  6-й  немецкой  армии
наносились советскими  войсками  в  течение  всего  оборонительного  периода
Сталинградской битвы. Они сыграли чрезвычайно важную роль в срыве вражеского
плана захвата Сталинграда. И если в определенной  степени  это  относится  к
нашему наступлению на плацдарме в малой излучине Дона в августе,  то  в  еще
большей - к ударам по левому флангу 6-й немецкой армии в сентябре.
 Среди тех, кто наносил эти удары, вновь была 1-я гвардейская армия.
 Наше наступление в северной части малой излучины  Дона  закончилось  28
августа.  На  следующий  день  по  приказу  фронта  мы  заняли  оборону   на
достигнутых  рубежах.  Противник,  понесший   большие   потери,   также   не
предпринимал активных действий. Наступило то затишье на  фронте,  о  котором
никогда нельзя было сказать, сколько оно продлится - неделю или час. \312\
 Тишина эта не по душе пришлась гвардейцам. Они ведь с ходу, сразу же по
прибытии из-под Москвы, пошли в наступление. И за эти несколько дней  успели
как бы привыкнуть к нему, выработать в себе постоянную готовность  к  атаке.
Поэтому переход к обороне был  воспринят  воинами  армии  как  нечто  весьма
кратковременное.
 Они не ошиблись. Пробыв всего сутки в обороне,  1-я  гвардейская  армия
получила приказ на перегруппировку в междуречье Дона и  Волги,  куда  теперь
переместился центр боев.
 Еще 23 августа противник с плацдарма на левом берегу Дона вновь перешел
в наступление. Фронт обороны на стыке 4-й танковой и 62-й армий был прорван.
К 16 часам того же дня до 100 танков врага с мотопехотой  вышли  к  Волге  в
районе Акатовка,  Рынок.  Оборона  Сталинградского  фронта  была  рассечена.
Угроза захвата города усугублялась еще тем, что 4-я немецкая танковая  армия
к тому времени вновь вклинилась в нашу оборону, на этот раз на стыке 64-й  и
57-й армий, и вышла в район ст. Тингута.
 Ставка Верховного Главнокомандования  потребовала  принять  немедленные
меры для предотвращения захвата города  врагом.  "Противник,-  говорилось  в
радиограмме  от  23  августа  за  подписью  И.  В.   Сталина,   адресованной
руководству фронта,- прорвал ваш фронт  небольшими  силами.  У  вас  имеется
достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника..."{118}
 За два дня до того в район северо-западнее Сталинграда начали прибывать
войска из резервов Ставки. Их сосредоточение велось с целью создания ударной
группировки. Но 23 августа оно еще не было  закончено.  Поэтому  командующий
фронтом создал для ликвидации прорвавшегося противника две ударные группы. В
одну из них, возглавляемую генерал-майором К. А.  Коваленко,  были  включены
три стрелковые дивизии, танковый корпус и танковая бригада,  в  другую  (под
руководством генерал-лейтенанта А. Д. Штевнева) -два танковых корпуса.
 Этих сил, однако, оказалось недостаточно  для  выполнения  поставленной
задачи. Успех не был достигнут и после  включения  в  группу  генерал-майора
Коваленко прибывших из резерва Ставки 4-го и 16-го танковых корпусов,  24-й,
84-й и 315-й стрелковых дивизий.
 Одной из причин того с полным основанием считалась слабость  управления
войсками внутри групп, вызванная отсутствием в  них  специальных  органов  и
служб. Да и в целом был сделан вывод, что опыт создания  подобных  временных
войсковых формирований не  оправдал  себя.  Мне  этот  вывод  представляется
вполне обоснованным: до сих пор  помню  неимоверные  трудности,  с  которыми
пришлось столкнуться в период руководства подвижной \313\ группой под Ельцом
в 1941 г. У нас тогда тоже остро не хватало средств  связи,  плохо  обстояло
дело с материальным обеспечением.
 И вот теперь Ставка решила нанести севернее Сталинграда удар силами 1-й
гвардейской армии. Для этого было приказано  прежде  всего  перегруппировать
часть ее сил (38-ю и 41-ю гвардейские стрелковые дивизии)  в  район  Лозное.
Там надлежало включить в состав армии 39-ю гвардейскую, 24, 64, 84, 116-ю  и
315-ю  стрелковые  дивизии,  4,  7-й  и   16-й   танковые   корпуса.   После
сосредоточения 1-я гвардейская армия должна  была  наступать  в  направлении
совхоз Котлубань, Самофаловка, Гумрак с целью  соединиться  с  частями  62-й
армии.
 Получив приказ, тотчас же связались  с  21-й  армией.  После  того  как
началась передача ей нашей полосы с частью сил, я выехал  в  район  Лозного.
Туда же должен  был  вскоре  передислоцироваться  наш  штаб,  предварительно
сосредоточив 38-ю и 41-ю гвардейские дивизии в районе ст. Котлубань.
 IX
 Ночь на 1 сентября застала меня в землянке, вырытой в одной  из  балок,
которыми изрезана вся местность к  северу  от  Сталинграда.  Это  был  новый
командный пункт армии. Место для него мы выбрали  с  таким  расчетом,  чтобы
отсюда можно было \314\ управлять боевыми действиями всех соединений  армии.
К этому времени прибыл и штаб армии.
 Едва  успели  обосноваться  на  новом  месте,   как   к   нам   приехал
генерал-лейтенант В. Н. Гордов. Почти сразу  же  из  штаба  фронта  позвонил
генерал армии Г. К. Жуков. Он незадолго до этого прилетел из Москвы и теперь
собирался  вместе  с  генерал-полковником  А.  М.  Василевским  приехать  на
командный пункт 1-й гвардейской армии.
 Малая Ивановка, где находился штаб фронта, была недалеко, и  менее  чем
через час Г. К. Жуков и А. М. Василевский уже входили в землянку.
 Георгия Константиновича я знал по совместной службе в 3-м кавалерийском
корпусе, которым  тогда,  в  конце  20-х  годов,  командовал  комкор  С.  К.
Тимошенко. Г. К. Жуков в то время был командиром  кавалерийского  полка  7-й
Самарской кавалерийской  дивизии,  стоявшей  гарнизоном  в  Минске,  а  я  -
начальником штаба конно-артиллерийского полка 6-й  Чонгарской  кавалерийской
дивизии, дислоцировавшейся в  Гомеле.  Мы  встречались  главным  образом  на
корпусных сборах, занятиях и учениях,  и  там  я  узнал  его  как  командира
недюжинных способностей, чьи решения отличались оригинальностью и смелостью.
 Вскоре наши пути разошлись. Я уехал служить на Дальний Восток, а Г.  К.
Жуков принял 4-ю  Ленинградскую  кавалерийскую  дивизию.  Его  имя  получило
известность после событий на Халхин-Голе, где под его руководством в 1939 г.
была разгромлена группировка японской  Квантунской  армии.  После  этого  он
командовал войсками Киевского особого военного округа,  в  начальный  период
войны возглавлял Генеральный штаб, а  затем  командовал  войсками  Западного
фронта, разгромившими врага под Москвой.
 И вот спустя примерно полтора десятка лет мы встретились снова. Нет, не
забылись далекие годы. Но и воспоминаниями  заняться  не  было  возможности.
Мысли были  заполнены  не  прошлым,  а  настоящим  и,  пожалуй,  будущим.  А
настоящее и будущее для нас, как и  для  всего  советского  народа,  слилось
тогда в одной думе, одной цели: отстоять Родину, разгромить врага. Это  было
тогда повседневным нашим делом, и именно ради него на  командный  пункт  1-й
гвардейской армии приехали Г. К. Жуков и А. М. Василевский.
 Георгий Константинович был только что назначен заместителем  Верховного
Главнокомандующего. По поручению И. В. Сталина он прибыл  в  Сталинград  для
координации боевых действий фронтов и прежде всего - организации  контрудара
с целью предотвратить угрозу немедленного захвата города противником.
 Как сообщил ном Г. К. Жуков, удар нужно было нанести на широком  фронте
между Доном и Волгой. К участию в  наступлении  привлекались  4-я  танковая,
24-я, 1-я гвардейская и 66-я армии. \315\ Они должны были  мощным  фланговым
ударом ликвидировать разрыв между Сталинградским и  Юго-Восточным  фронтами,
уничтожить группировку противника, прорвавшуюся к Волге. Но  войска  24-й  и
66-й   армий   под   командованием   генерал-майора   Д.   Т.   Козлова    и
генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, прибывшие из резерва Ставки, по  всем
данным, могли сосредоточиться в исходном районе для наступления не раньше  5
сентября. Поэтому намечалось, не ожидая сосредоточения всех  сил,  ввести  2
сентября в сражение 1-ю гвардейскую армию, укомплектование и  сосредоточение
которой должно было к тому времени закончиться.
 Я говорю "должно было", потому, что, к сожалению,  на  деле  получилось
иначе.
 Решение Ставки о вводе 1-й гвардейской армии в сражение 2 сентября было
принято заблаговременно. Видимо, это произошло не позднее  27  августа,  так
как уже в тот вечер, по словам Г. К. Жукова, Верховный Главнокомандующий  И.
В.  Сталин  говорил  ему:  "1-я  гвардейская   армия   генерала   Москаленко
перебрасывается в район  Лозное.  С  утра  2  сентября  она  должна  нанести
контрудар по прорвавшейся группировке противника к  Волге  и  соединиться  с
62-й армией. Под прикрытием армии Москаленко  направьте  в  исходные  районы
24-ю и 66-ю  армии  и  немедля  введите  их  в  бой,  иначе  можем  потерять
Сталинград..."{119}
 К  тому  времени  в  район  севернее   Сталинграда   прибыла   довольно
значительная часть сил, включенных в состав 1-й гвардейской \316\  армии,  в
частности 24, 64, 84, 315-я стрелковые дивизии, 4-й и 16-й танковые корпуса,
действовавшие пока в составе группы генерала Коваленко, и др. Со дня на день
ожидался подход остальных соединений. Все  это  делало  вполне  обоснованным
принятое тогда Ставкой решение о вводе 1-й гвардейской армии  в  сражение  2
сентября. Тем более, что оставалось еще 5 суток, и за это время  можно  было
провести необходимую подготовку.
 А как обстояло дело в тот момент, когда Г. К. Жуков, А. М. Василевский,
В. Н. Гордов  и  я  обсуждали  на  командном  пункте  план  наступления?  Из
упомянутых пяти суток прошло уже почти четверо. Между тем только 30  августа
был получен приказ фронта о передислокации штаба  1-й  гвардейской  армии  в
район Лозное. Когда же  на  следующий  день  мы,  передав  21-й  армии  весь
плацдарм вместе с частью  стрелковых  дивизий,  занимавших  его,  прибыли  в
междуречье и приступили к приему включенных  в  состав  нашей  армии  войск,
оказалось, что оставшегося до начала наступления времени слишком мало.
 И вот почему.
 Стрелковые дивизии и танковые корпуса, до этого действовавшие в составе
группы генерала Коваленко, в результате сильного контрудара противника  были
отброшены к северу. Понеся большие потери, в особенности от ударов вражеской
авиации, они 31 августа отошли на рубеж севернее  разъезда  564-й  километр,
населенного пункта Кузьмичи,  высоты  139,7,  русла  Сухой  Мечетки.  Там  и
началось расформирование группы  генерала  Коваленко  и  передача  ее  войск
прибывшему к тому времени штабу 1-й гвардейской армии.
 Войска  эти  за  несколько  дней  непрерывных  тяжелых  боев  оказались
серьезно ослабленными. Так, 4-й и 16-й танковые корпуса к моменту передачи в
состав 1-й гвардейской армии имели так мало боевых машин,  что  их  пришлось
сосредоточить в двух сводных танковых бригадах.  Большие  потери  понесли  и
стрелковые дивизии, входившие в группу Коваленко.
 Кроме того, в соединениях было очень мало артиллерии. Например, в  39-й
гвардейской стрелковой дивизии насчитывалось всего лишь 19  орудий,  в  24-й
стрелковой - 42, в 315-й -54, причем в первых двух 45 мм  орудия  составляли
треть всего их артиллерийского парка,  а  в  последней  -  больше  половины.
Частей усиления, приданных армии, было, как говорится, раз-два и обчелся,  а
именно: 671-й артиллерийский полк, имевший 18  орудий,  и  дивизион  1158-го
артиллерийского полка (шесть орудий).
 В то же время 38-я и 41-я гвардейские стрелковые дивизии еще  совершали
марш из северной части малой излучины Дона. Остальные войска,  включенные  в
состав пашей армии, прибыли не полностью.  Например,  7-й  танковый  корпус,
начавший 30 августа 200-километровый марш своим ходом  со  ст.  Серебряково,
мог лишь к исходу 2 сентября прибыть в район сосредоточения. \317\
 Все это были факты, с которыми следовало считаться.  У  меня  сложилось
впечатление, что так думал и Г. К. Жуков. Но вместе с тем,  при  всех  своих
высоких полномочиях, он не  мог  отменить  намеченный  Ставкой  контрудар  с
севера по прорвавшемуся к Волге противнику. Этот удар нужно было нанести  во
что бы то ни стало, и чем скорее,  тем  лучше,  ибо  он  являлся  в  те  дни
жизненной  необходимостью,  без  которой   стало   бы   неминуемым   падение
Сталинграда. Следовательно, нужно было нанести  его  хотя  бы  теми  силами,
которые имелись под рукой.
 А под рукой была лишь часть войск 1-й гвардейской армии. И этими силами
предстояло наступать на широком фронте от левого фланга 4-й  танковой  армии
до Волги, т. е. там, где по плану  должны  были  действовать  три  полностью
укомплектованные армии - 1-я гвардейская, 24-я и 66-я.
 Естественно, пришлось задуматься  над  тем,  сможем  ли  мы  при  таких
условиях осуществить наступление точно в срок, назначенный Ставкой  для  1-й
гвардейской армии,-  утром  2  сентября.  Ведь  ко  всему  прочему  в  нашем
распоряжении на подготовку контрудара  оставалось  всего  лишь  сутки.  Этот
вопрос, однако, остался пока открытым. Я считал необходимым  еще  раз  лично
ознакомиться с ходом сосредоточения войск армии и уже  потом  назвать  срок,
минимально необходимый для подготовки к наступлению.
 Х
 Г. К. Жуков, А. М. Василевский и В. Н. Гордов уехали в штаб  фронта.  Я
же отправился в противоположную сторону - к рубежу разъезд  564-й  километр,
Кузьмичи, высота 139,7, русло Сухой  Мечетки,  где  находилась  часть  войск
армии.
 Машина шла на юг, в сторону пылавшего Сталинграда. С болью смотрел я на
зарево, вот уже много дней стоявшее над ним. Город подвергался  ожесточенным
бомбовым ударам с воздуха и артиллерийским обстрелам.  Враг  проник  на  его
северную окраину,  там  шли  тяжелые  кровопролитные  бои.  Туда  тянулся  и
8километровый коридор,  проложенный  вражескими  войсками  в  результате  их
выхода  к  Волге  23  августа.  На  север  от  него  были  оттеснены   тогда
левофланговые  соединения  нашей  4-й  танковой,  на  юг  -   правофланговые
соединения 62-й армий.
 Я знал, с каким нетерпением там, в Сталинграде, ждали  нашего  удара  с
севера, и эта мысль сверлила голову весь день. Но, увы, объезжая  войска,  с
каждым часом все больше поним