и  с  15-минутного  артиллерийского  налета  и  одновременного
авиационного удара, обрушив их на позиции одной из частей  237-й  стрелковой
дивизии. Затем в контратаку было брошено на этот же участок до  двух  полков
пехоты, поддерживаемых самоходной артиллерией, и до 30 танков.
   Враг наносил удар из района Васильевки вдоль западного берега р. Грунь,
стремясь отрезать  от  него  и  уничтожить  подразделения  237-й  стрелковой
дивизии.
   Своей  цели  гитлеровцы  не  достигли.   Правда,   им   удалось   ценою
значительных потерь отбросить наши части на восточный берег Груни  и  занять
расположенную на западном берегу половину дер. Капустинцы и с. Вел. Лука.
   Но ненадолго. Несколько часов спустя части 237-й, а  также  подоспевшей
42-й гвардейской стрелковых дивизий восстановили положение.  Под  прикрытием
артиллерийского огня они переправились на западный берег реки и очистили его
от противника. Район,  необходимый  нам  в  качестве  исходной  позиции  для
намечаемого удара, вновь был в наших руках.
   Таким образом,  42-ю  гвардейскую  стрелковую  дивизию,  которой  тогда
командовал генерал-майор Ф. А. Бобров, пришлись с ходу ввести  в  бой.  Зато
теперь она находилась уже на \107\  западном  берегу  р.  Грунь,  откуда  ей
предстояло наступать в составе 52-го стрелкового корпуса дальше на  запад  и
юго-запад.
   Тем временем окончился короткий сентябрьский день. Вечером, как  обещал
Н. Ф. Ватутин, мы получили директиву фронта{68}, и  я  смог  ознакомиться  с
задачами, поставленными войскам Воронежского фронта в целом.
   Задачи ставились на период до 12 сентября включительно. К  этому  сроку
войскам фронта предстояло достичь рубежа, идущего от с. Галка через  Рожицы,
Долгополовку, Коржи, Юменевку и Мазоник (38-я  армия),  Масонив,  Русановку,
Краснознаменское и Крутьки (40-я армия) до дер. Млыны (47-я армия) и  оттуда
до Вел. Сорочинцев (52-я армия), далее к Шишакам  (27-я  армия),  Михайловке
(4-я гвардейская армия) и,  наконец,  к  району  Рублевки  (6-я  гвардейская
армия) - стыку со Степным фронтом.
   Эта линия, начинавшаяся  в  районе  г.  Ромны,  овладеть  которым  было
приказано 38-й армии, заметно выдвигалась к западу в полосе  40-й  армии,  а
еще южнее все более круто уходила  на  восток.  Таким  образом,  40-й  армии
предстояло не только действовать на острие клина,  но  и  в  соответствии  с
замыслом  Н.  Ф.  Ватутина  нанести  удар   во   фланг   всей   группировке,
противостоявшей центру и левому крылу Воронежского фронта.
   С  большим  удовлетворением  узнал  я  из  содержания  директивы,   что
одновременно с нашим фланговым ударом мощное давление с фронта окажут на эту
вражескую группировку  47-я  и  52-я  армии.  Первой  из  них  приказывалось
уничтожить противника в районе г. Гадяч, второй - в районе г.  Зеньков.  Обе
армии должны были при этом выйти на р.  Псел  к  тому  моменту,  когда  40-я
армия, продвигаясь дальше на юго-запад, достигнет уже  р.  Хорол.  Слева  от
52-й армии действовала 27-я. Ей предписывалось также продвинуться  к  Пселу.
Еще левее, в районе,  расположенном  к  северо-западу  и  северо-востоку  от
Полтавы, должны были наступать 4-я и 6-я гвардейские армии.
   Так как мы еще накануне, сразу же после  убытия  командующего  фронтом,
начали подготовку к наступлению, то теперь предстояло быстро завершить ее  в
соответствии  с  принятым  мною  решением.  Оно  предусматривало   нанесение
главного удара на правом  фланге  силами  52-го  стрелкового,  2-го  и  6-го
танковых корпусов. Первый из них должен был  наступать  четырьмя  дивизиями.
Для нанесения вспомогательного удара, который, согласно  этому  же  решению,
наносился в центре армейской полосы, одну стрелковую  дивизию  выделял  47-й
стрелковый корпус. Основным же его силам предстояло  перейти  в  наступление
несколько позднее.
   Такое решение позволяло максимально  сократить  объем  подготовительных
мероприятий. Особенно важно  было  то,  что  мы  \108\  могли  обойтись  без
перегруппировки стрелковых дивизий и средств усиления,  которая  потребовала
бы прежде всего немалого времени. А его у нас было совсем немного: с момента
получения директивы фронта до начала наступления оставались один день и  две
ночи. Кроме того, любая более или менее значительная  перегруппировка  могла
привлечь внимание противника и  лишить  нас  возможности  нанести  внезапный
удар.
   Правда, предстояло вое же Перегруппировать с левого на правый фланг 2-й
танковый корпус. Но, как говорят, не было бы счастья, да несчастье  помогло.
Дело в том, что боевых машин в строю у этого  корпуса  было  тогда  немного.
Ведь его отважные воины во
   главе с командиром генерал-майором танковых войск  А.  Ф.  Поповым  уже
больше месяца почти не выходили из боя. Так что подняться с  места  им  было
нетрудно. Да и расстояние, которое  корпусу  теперь  предстояло  преодолеть,
было невелико.
   Все это вместе взятое внушало уверенность  в  том,  что  корпус  быстро
выйдет  на  исходные  позиции  для  наступления.   Что   же   касается   его
незначительных сил, то именно это  учитывал  командующий  фронтом,  принимая
решение  о  передаче  нам   6-го   танкового   корпуса   под   командованием
генерал-лейтенанта танковых войск А. Л. Гетмана.
   - У Гетмана тоже не густо, - заметил тогда Н. Ф. Ватутин, - но вместе с
Поповым это уже будет сила - почти сотня танков.
   Андрея Лаврентьевича Гетмана, тогда генерал-лейтенанта танковых  войск,
я хорошо знал как опытного боевого командира. Его корпус уже в то время имел
заслуженную славу. Он, как и 2-й танковый, длительное время вел  непрерывные
бои, прошел сквозь жестокий огонь Курской битвы, а в  дальнейшем,  во  время
наступления  наших  войск,  участвовал  в  отражении   сильного   контрудара
противника в районе Ахтырки.
   К 5 сентября, когда 6-й танковый корпус был передан в  мое  подчинение,
его материальная часть  состояла  из  20  танков  Т-34  и  32  танков  Т-70.
Действительно, не густо. Но у меня не было сомнений в том,  что  и  в  таком
составе  корпус  генерала  А.  Л.  Гетмана  \109\  мог  в  немалой   степени
содействовать выполнению задачи, поставленной 40-й армии.
   И я не ошибся.
   Кстати замечу, что к моменту передачи нам 6-го танкового корпуса он  по
приказу командующего фронтом уже сосредоточился в районе Лебедина.  Так  что
ему оставалось лишь подготовиться к совместным  наступательным  действиям  с
52-м стрелковым и 2-м танковым корпусами.
   Штабы и войска армии закончили подготовку к исходу 8  сентября.  Важную
роль в быстром и успешном ее завершении, как всегда, сыграли работники штаба
армии во главе с генерал-майором А. Г. Батюней. Хотя они  еще  до  получения
директивы  фронта  успели  проделать  большую  предварительную  работу,   им
пришлось основательно потрудиться и в ночь на 8 сентября,  и  в  последующие
сутки.
   Один из результатов нашей подготовительной работы состоял в том, что мы
нашли  возможность  наступать  более  высокими  темпами   по   сравнению   с
предусмотренными в директиве фронта. Согласно этому расчету, представленному
нами Н. Ф. Ватутину и утвержденному им, войска армии  должны  были  выйти  с
боями на указанный нам  рубеж  к  исходу  11  сентября  -  на  сутки  раньше
установленного срока{69}. Это объяснялось тем, что танковые и моторизованные
дивизии из полосы нашей армии враг оттянул к центру Воронежского фронта, где
он намеревался нанести удар.
   Возобновив наступление 9 сентября  и  взаимодействуя  с  войсками  38-й
армии, правофланговые соединения 40-й армии к исходу третьего дня не  только
выполнили  поставленную  задачу,  но  и  продвинулись  на  20  км   западнее
указанного им  рубежа.  Мы  с  ходу  форсировали  р.  Хорол  и  стремительно
продвигались к р. Сула.
   Наступление правофланговых войск 40-й армии способствовало переменам  и
в полосе 47-го стрелкового корпуса. Удары 52-го  стрелкового,  2-го  и  6-го
танковых корпусов, наносимые в юго-западном направлении,  в  первые  же  дни
наступления привели к свертыванию вражеской обороны и  перед  левым  флангом
армии. В связи с этим, а также с переходом в наступление 47-й армии  настало
время  активно  действовать  и  левофланговому  47-му  стрелковому  корпусу.
Выполняя   приказ,   его   соединения   нанесли   тяжелое   поражение   10-й
моторизованной дивизии противника и к 13 сентября продвинулись на 14 км. При
этом  они  освободили  до  50  населенных  пунктов,  в  том   числе   -   во
взаимодействии с частями 47-й армии - г. Гадяч.
   Важнейший же итог нашего удара по врагу в эти дни состоял в том, что мы
разорвали фронт его 4-й танковой армии в междуречье Псела и Хорола.  Забегая
вперед, отмечу, что ее войскам, рассеченным на две изолированные группы, так
и не удалось \110\ вновь  соединиться  в  ходе  их  дальнейшего  отступления
вплоть до Днепра.  Но  и  там,  даже  после  того  как  остатки  этих  групп
переправились на западный берег, они оказались настолько оторванными одна от
другой, что Манштейну пришлось передать, например, 24-й танковый  корпус  из
4-й танковой армии в состав действовавшей южнее 8-й армии.
   В  то  же  время  сопротивление  противника,  отступавшего  с  боями  и
цеплявшегося за каждый мало-мальски выгодный рубеж, не только не  ослабевало
под ударами наших войск, но, напротив, все более возрастало. Это объяснялось
тем,  что  противостоявшие  нам  войска  непрерывно  усиливались   за   счет
переброски подкреплений с соседних участков.
   Так было и после взятия  Лохвицы.  В  полосе  40-й  армии  и  до  этого
оборонялась значительная группировка. В  составе  ее  были  четыре  пехотные
дивизии - 88, 57, 255 и 112-я, имевшие к тому же  по  30-40  танков  каждая.
Теперь же вражеское командование, обеспокоенное глубоким проникновением 40-й
армии в юго-западном направлении, выдвинуло  против  нашего  правого  фланга
11-ю танковую дивизию и моторизованную  дивизию  "Великая  Германия",  ранее
предназначавшиеся для нанесения флангового  удара  из  района  г.  Гадяч  по
войскам 47-й и 52-й армий. Таким образом, оно было вынуждено  отказаться  от
осуществления намеченного контрудара, чего мы и добивались.
   Угроза была ликвидирована. Все армии фронта перешли в наступление.
   Провал замысла противника вновь подтвердил, что прошли  времена,  когда
немецко-фашистское командование могло уверенно  планировать  действия  своих
войск. Теперь война велась по планам советского командования, и гитлеровцам,
хотя они и обладали еще немалыми силами, приходилось думать уже о  том,  как
бы спастись от надвигавшегося разгрома.
   Мы не сидели сложа руки.  Оценив  обстановку,  открывавшую  возможности
дальнейшего развития успеха, командование армии  с  согласия  фронта  отдало
приказ продолжать наступление. И уже 13 сентября наши правофланговые  войска
на широком фронте форсировали р. Суду и освободили г. Лохвица.
   При этом отличились части 309-й стрелковой дивизии генерал-майора Д. Ф.
Дремина, в особенности 957-й стрелковый полк подполковника Г.  М.  Шевченко.
Он первым с ходу форсировал Сулу в районе дер. Лука и, заняв  рубеж  Яхинки,
Дирекивщина, перерезал таким образом дороги, ведущие из Лохвицы на  север  и
северо-запад. Удачно  маневрируя,  подразделения  957-го  стрелкового  полка
начали заходить в тыл вражескому гарнизону и отвлекли на себя его внимание.
   Этим умело воспользовался командир первого батальона 955-го стрелкового
полка  капитан  Д.  П.  Потылицын.  Дружно  ринувшись  в  атаку,  его   роты
одновременно захватили вое три моста через Сулу в районе города.  Противник,
не успевший их \111\ взорвать, попытался отбросить наших воинов за реку.  Но
батальон капитана Потылицына стойко  отбивал  атаки  гитлеровцев  и  удержал
мосты до подхода главных сил дивизии.
   Вскоре бой шел уже на западной и юго-западной окраинах города. К исходу
дня вражеский гарнизон был разгромлен. Его  остатки  бежали  в  юго-западном
направлении. В г. Лохвице наши части захватили большие трофеи.
   Эти подробности боя за Лохвицу приведены мною не  случайно.  Они  очень
характерны для действий войск 40-й  армии  в  период  очищения  Левобережной
Украины от гитлеровцев. Наши солдаты под командой своих офицеров действовали
стремительно, умело используя  боевой  опыт,  накопленный  в  предшествующих
боях.
   Приведенные  примеры  свидетельствуют  также  о   том,   что   огромный
наступательный порыв наших войск проявился не просто в продвижении вперед  с
выталкиванием гитлеровцев с занимаемой ими территории.  Нет,  он  вылился  в
искусный маневр значительных войсковых масс,  который  позволил  им  в  ходе
своего наступления перемалывать силы врага.
   Отступая, немецко-фашистские войска превращали территорию  Левобережной
Украины в выжженную пустыню. Разрушали города и села, железные дороги, мосты
и шоссейные дороги. Взрывали сотни заводов и фабрик. Поголовно  угоняли  все
взрослое население в фашистское рабство. Противник в яростной злобе  пытался
после своего ухода ничего те оставить  для  наших  войск,  рассчитывая  этим
остановить наше наступление.
   Следы фашистских зверств были на всем нашем пути к Днепру.
   Не забыть то, что мы увидели, например, после освобождения Гадяча. Там,
на  Замковой  улице,  в  здании  агрошколы  немецко-фашистское  командование
устроило  застенок,  в  котором  гитлеровские  палачи  ежедневно  умерщвляли
десятки ни в чем не повинных наших людей. Кто попадал в этот  лагерь,  живым
не возвращался. На стене камеры э 20 с болью в сердцах  читали  мы  надпись,
оставленную пленным советским солдатом Сандро Чатурия: "Опять били, бьют без
конца, сил нет больше. Я чувствую, как я умираю. Я  никогда  не  думал,  что
можно сердцем  ощущать  приближение  смерти.  Ну,  вот  и  конец.  Прощайте,
товарищи. Сандро не подвел вас и никого не выдал".
   Ногтями выковыривали узники слова гнева и ненависти к  врагу.  "К  вам,
мать и сестра, обращаюсь я, - писал  Василий  Степанов,  колхозник  из  села
Касимово Рязанской области. - Пока вы живы, мстите немцам. Я погибаю". Рядом
другая запись:  "Кажется,  очередь  доходит  и  до  меня.  Ну,  да.  Идут  -
расстрел"{70} \112\
   Десятки таких надписей на разных языках. То был зовущий к отмщению крик
сердец замученных фашистскими палачами людей.
   Невиданные зверства учинили гитлеровцы в населенном пункте Чернухи.  За
два года своего господства они сожгли 200 домов, угнали на каторжные  работы
500 человек, расстреляли 700 мирных граждан и, надругавшись над их  трупами,
сбросили в общую яму.
   Все это усиливало в  наших  солдатах  и  офицерах  жгучую  ненависть  к
фашистским захватчикам, укрепляло волю к разгрому врага.  И  каждый  из  нас
стремился сделать все для быстрейшего изгнания захватчиков с  родной  земли.
Очередным шагом к тому должен был стать наш выход к Днепру.
   Знакомясь с результатами разбоя гестаповцев над  советскими  людьми,  я
вспомнил одно из многих писем, попавших к нам вместе  с  трофеями.  Вот  его
содержание: "Сегодня мы изрядно выпили, -  писал  солдат  немецко-фашистской
армии своей жене. - Солдатская жизнь опасна и  горька.  Одно  утешение  -  в
вине. Выпив, развеселились, - наплевать  на  все.  Разговор  зашел  о  наших
предках - древних германцах. Роберт сказал, что они считали  за  честь  пить
кровь побежденного врага. Я ответил: а разве мы не такие? И мы  должны  пить
кровь русских. А выпил бы? - спросил Роберт. - И выпил бы. -  Ребята  начали
подзадоривать. Я был пьян. Побежал в сарай, вывел пленного русского солдата,
самого молодого, какой там был, и приколол его, как барана.  Я  подставил  к
груди стакан от фляги, наполнил его и выпил одним махом. Было  тошно,  но  я
сдержался, чтобы убедить всех, что это даже  приятно.  Другие  солдаты  тоже
начали выводить пленных, прикалывали их и пили кровь"{71}.
   То письмо тогда потрясло  меня.  Не  меньшее  впечатление  произвели  и
застенки Гадяча. Со стен  и  пола  камер  пыток  звучал  призыв:  не  медли,
отомсти! \113\

ГЛАВА IV. ДНЕПРОВСКАЯ ЭПОПЕЯ

I
   Устранение угрозы центру Воронежского  фронта  у  Гадяча  не  означало,
однако, что мы уже сломили сопротивление противника на пути к цели - Днепру.
Враг продолжал  поспешно  накапливать  здесь  силы  для  того,  чтобы  вновь
попытаться остановить наши наступающие войска.
   На этот  раз  все  более  опасным  становилось  положение  40-й  армии.
Прорвавшись к г. Лохвица, мы  опять  оказались  значительно  западнее  своих
соседей - 38-й армии справа и 47-й и 52-й армий слева.
   При этом левофланговые дивизии 38-й армии, которые взаимодействовали  с
нашим  52-м  стрелковым  корпусом,  после  форсирования  Суды   на   участке
Перекоповка - Новая Гребля были остановлены противником  на  рубеже  Глинск,
Ярошевка.  Рубеж,  достигнутый  47-й   армией,   был   еще   восточное.   Ее
правофланговые соединения, действуя совместно с  47-м  стрелковым  корпусом,
форсировали р. Хорол и вышли на линию  населенных  пунктов  Березовая  Лука,
Рашевка, Лысовка.
   На левом же фланге ее войска  встретили  упорное  сопротивление  частей
57-й и 255-й пехотных дивизий и успели лишь форсировать р. Псел.
   Из всего этого видно, что войска правого крыла  и  центра  Воронежского
фронта продолжали продвигаться на юго-запад уступом, как бы вгоняя в оборону
противника огромный клин. И опять  на  острие  клина  была  40-я  армия.  Ее
командованию, естественно, нужно  было  особенно  тщательно  оберегать  свои
фланги и неослабно следить за обстановкой у соседей. Тем более, что нам, как
уже отмечено, приходилось испытывать возрастающее сопротивление гитлеровцев,
что всегда сопутствовало подготовке противника к нанесению контрудара.
   Это было известно нам по опыту. Однако мы не знали, где  будет  нанесен
контрудар и какими  силами.  Между  тем  через  несколько  часов,  утром  14
сентября, нам предстояло возобновить наступление. Следовательно, в то  время
как мы начнем \114\ продвигаться вперед, затаившийся где-то враг  попытается
нанести нам удар в спину.
   Именно так действовали гитлеровцы все последние недели. Стремясь  любой
ценой остановить  дальнейшее  продвижение  наших  войск,  противник  яростно
сопротивлялся и время от времени наносил довольно сильные контрудары  своими
резервами. Этим он рассчитывал нарушить планы советского командования  и  не
дать ему в полной мере использовать стратегический успех, наметившийся после
разгрома основных группировок противника в районах Орла, Белгорода, Харькова
и в Донбассе.
   Обо всем этом думал я, возвращаясь под вечер 13 сентября  на  командный
пункт армии из только что освобожденной Лохвицы.  Там,  в  центре  армейской
полосы, а также на левом фланге ни  наземная,  ни  авиационная  разведка  не
обнаружили  признаков  подготовки   противника   к   нанесению   контрудара.
Оставалось предположить одно  из  двух:  либо  полученные  здесь  данные  не
соответствуют  действительности,  либо  на  этот  раз   гитлеровцы   готовят
контрудар по нашему правому флангу.
   На командном пункте уже ждал с докладом начальник  штаба  генерал-майор
А. Г. Батюня. Он сообщил об обострении обстановки на правом фланге в  районе
Новой Гребли.
   - Командир 52-го стрелкового  корпуса  генерал  Перхорович  доносит,  -
говорил начальник штаба,  -  что  противник  усилил  огневое  сопротивление.
Активизировалась вражеская разведка, упорно нащупывающая наш стык  с  правым
соседом. Взятые южнее Новой Гребли пленные оказались солдатами 7-й  пехотной
дивизии.
   Этой дивизии до сих пор не было среди противостоявших нам войск,  и  ее
появление здесь могло означать  лишь  одно:  фашистское  командование  опять
пыталось создать кулак для контрудара. Такого мнения придерживались и А.  Г.
Батюня, и находившийся здесь же член Военного совета армии К. В. Крайнюков.
   - Пленные показали, что их дивизия прибыла вчера вот сюда, -  продолжал
начальник штаба, отмечая на карте район к западу от Ярошевки и Новой Гребли.
Затем его карандаш скользнул чуть севернее, к